Обзор зарубежных СМИ

Американский политолог, историк, издатель и генеральный директор американского «The National Interest» выступает на страницах журнала со статьей о необходимости «перезагрузки» внешней политики США. Автор дает подробный исторический анализ миропорядка последних десятилетий, напоминая о том, что не стоит забывать уроки прошлого, дабы не оказаться «на неправильной стороне истории».

The National Interest: Почему Америке нужна перезагрузка внешней политики

Автор: DimitriK. Simes

Сегодня США сталкиваются с реальной геополитической опасностью, и ни команда Байдена, ни внешнеполитический истеблишмент США не осознают серьезности ситуации. Избранный президент Джо Байден и его советники любят говорить не только о обновленном американском руководстве, но также о восстановлении либерального международного порядка и способности Америки одновременно действовать как революционная сила и сохранять мир. На самом деле опасность ядерного противостояния нарастает. Эту неприятную истину редко признают, но не из-за отсутствия предупреждений. Скорее, в американских дебатах о внешней политике возникла новая норма, в которой опасные последствия политики США преуменьшаются, так что стремление к американской гегемонии может продолжаться без всяких сомнений, без какого-либо значимого контроля со стороны Конгресса или тех политических дебатов, которые существовали во время холодной войны. Но в мировой политике благородные намерения не гарантируют безнаказанности.

В то же время Соединенным Штатам противостоят осмелевшие и озлобленные противники, такие как Китай и Россия, и им мешают запутанные и ненадежные союзы, начиная с НАТО, которые, похоже, существуют не столько как инструменты внешней политики США, сколько как священные символы западной добродетели. Помимо этих противников и ненадежных союзов, наблюдается также растущая фрагментация мировой политики, не имеющая аналогов со времен Первой мировой войны. Эта фрагментация делает бесполезным термин «международное сообщество». Организация Объединенных Наций слишком часто действует как форум для международных дебатов, а не как эффективный регулирующий механизм.

Этот кризис международного сообщества проходит параллельно с кризисом американского экспертного сообщества, которое - в контексте растущей политической поляризации и упадка национальных интересов как руководящего принципа - заметно отказалось от своего прежнего морального и интеллектуального авторитета. Президент Джон Ф. Кеннеди однажды сказал американцам: «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас; спросите, что вы можете сделать для своей страны». Вместо того чтобы ответить на этот призыв, сегодня эксперты часто действуют как еще одна эгоистичная группа, редко готовая говорить правду властям. В своих мемуарах Генри Киссинджер описывает встречу 1955 года между специальным помощником по иностранным делам тогдашнего президента Дуайта Эйзенхауэра Нельсоном Рокфеллером и группой ученых. Стремясь дать совет относительно внутриполитических преимуществ различных внешнеполитических подходов, ученые были поражены, когда Рокфеллер упрекнул их. «Я привел вас сюда, господа, не для того, чтобы рассказывать мне, как вести себя в Вашингтоне - это моя работа, - сказал Рокфеллер - ваша работа - говорить мне, что правильно».

Глядя на то, что сегодня считается экспертным анализом внешней политики, я часто чувствую, что меня перенесли обратно в Советский Союз Леонида Брежнева, где нужно было использовать обязательные термины и демонстрировать приверженность политической ортодоксии, чтобы меня воспринимали всерьез. Такие термины, как «демократия», «либеральный международный порядок», «союзы», «агрессия» и «дезинформация» обычно используются не как аналитические инструменты, помогающие интерпретировать мир, а скорее как модные словечки, призванные показать, что тот, кто их использует, готов играть по правилам.

Этот недостаток аналитической хладнокровности особенно очевиден в диалоге по НАТО. НАТО обычно изображается как неоспоримый краеугольный камень внешней политики США. По иронии судьбы, необходимость этих иностранных союзов не была очевидной для первого президента США Джорджа Вашингтона, который в своем прощальном обращении предупредил об опасности постоянных конфликтов, особенно в Европе. Он предупредил, что «союзы способствуют иллюзии воображаемого общего интереса в тех случаях, когда реального общего интереса не существует». Ближе к нашему времени Джордж Ф. Кеннан дальновидно предостерег от расширения НАТО, предсказывая, что это отравит отношения между США и Россией и неизбежно поставит две страны на курс столкновения. «Конечно, со стороны России будет негативная реакция, - сказал Кеннан The New York Times в 1998 году. - Сторонники расширения НАТО скажут, что - «мы всегда говорили вам, что русские такие», но это просто неправильно». Факт остается фактом: Россия внесла ключевой вклад в окончательный распад Советского Союза и действовала осторожно в 1990-е годы - до того, как расширение НАТО перешло через бывшие границы СССР, - чтобы не встать на курс противостояния с Соединенными Штатами. Фактически, никакого военного вмешательства России против соседних стран не происходило до конфликта между Россией и Грузией в 2008 году, когда грузинские силы, следуя принципу «око за око» атаковали российских миротворцев в Южной Осетии.

Сторонники расширения НАТО редко удосуживаются взглянуть на историю Восточной Европы перед тем, как сделать поспешные суждения о стратегическом и моральном императиве вмешательства США в регионе, практически всегда на стороне российских соседей, спорящих с Москвой. Рассмотрим страны Балтии. У них не было истории государственности до тех пор, пока в 1917-1918 годах их не спонсировали немецкие оккупационные силы. Они сохраняли свою независимость до 1940 года, когда они снова были присоединены к Советскому Союзу в рамках пакта Молотова-Риббентропа. Михаил Горбачев отказался от применения силы, когда страны Балтии начали требовать независимости после распада Советского Союза в конце 1980-х годов. Борис Ельцин отвергал военные действия даже больше, чем Горбачев. Новая Россия быстро признала страны Балтии независимыми государствами, не требуя территориальных уступок. Следовательно, нет никаких доказательств какой-либо российской агрессии против прибалтийских государств, которая могла бы оправдать их более позднее вступление в НАТО - расширение, которое фактически перенесло альянс в пригород Санкт-Петербурга. Более того, чтобы сделать возможным расширение НАТО, Латвия и Эстония лишили гражданских прав своих граждан русского происхождения. Как эти два государства смогли удовлетворить демократические требования НАТО, никогда не было ни адекватно объяснено, ни серьезно обсуждено. Внедрение новой военной инфраструктуры в странах Балтии только спровоцировало рост российской военной активности, и становится все труднее выяснить, кто кого первым спровоцировал. Никто не хочет ядерной войны, но если страны Балтии рассматривают статью 5 НАТО, как обеспечивающую им безнаказанность против ответных мер России за их попытки настроить НАТО и ЕС против России, они могут играть с огнем. Этот потенциальный ядерный пожар может легко распространиться на Европу и даже на Соединенные Штаты.

Помимо иллюзорной безопасности, обеспечиваемой альянсами, существует также широко распространенное заблуждение относительно вызовов, исходящих от предполагаемых противников США, особенно Китая и России. Обе страны на данном этапе явно являются противниками - хотя бы по той причине, что Соединенные Штаты определили, что они являются враждебными державами и должны рассматриваться как таковые. Ни Пекин, ни Москва не настроены сдаваться, и каждый по-своему предпринял действия, которые отрицательно сказываются на безопасности Америки. Является ли такое положение дел неизбежным (и отвечает ли оно американским интересам) - это совершенно другой вопрос.

Китай действительно представляет собой беспрецедентный вызов американской глобальной гегемонии, уже превзойдя Соединенные Штаты с точки зрения покупательной способности, увеличивая свои военные расходы намного быстрее, чем Соединенные Штаты, осваивая новые сложные технологии и устанавливая политические и экономические отношения по всему миру. Но эти события вызывают два важных вопроса. Во-первых: в какой степени неоспоримая глобальная гегемония, которой Соединенные Штаты пользуются с момента победы в холодной войне, возможна в эту новую эпоху и необходима для безопасности США? И второе: какова точная природа китайских амбиций, и включают ли эти амбиции, стремление Китая заменить Америку в качестве мирового лидера?

Такие клише, как «Коммунистическая партия Китая», «геноцид» против уйгуров в Синьцзяне и обвинение в «китайском вирусе» несут в себе некоторую долю правды, но они также вводят в заблуждение. КПК действительно превратила Китай в авторитарное государство, но в Китае также есть рыночная экономика, которая дает значительные интеллектуальные и личные свободы. Что еще более важно, Китай не является идеологически воинственным государством, которое стремится навязать свои доктрины за рубежом. Недавние протесты в Гонконге, если привести один пример, отражают не только авторитарный контроль Китая, но и сложную историю Гонконга с Пекином, которому Соединенное Королевство предоставило полномочия управлять Гонконгом в определенных пределах. Такое сочетание особых обстоятельств делает отношение Китая к Гонконгу определенно достойным сожаления, но оно наносит больший ущерб финансовым рынкам Гонконга, чем национальным интересам США. Что касается военных действий Китая в Южно-Китайском море, в этом случае Соединенные Штаты правы, когда им противостоят, но они также должны быть реалистичными. Америка не ратифицировала Конвенцию по морскому праву, которая обеспечивает правовую основу для оспаривания действий Китая в этой области, а большинство пострадавших соседних государств, кроме того, уже ослабили градус своих отношений с Китаем.

Китайская угроза огромна, но также сложна и должна быть серьезно проанализирована, без опасного чрезмерного упрощения. Это, безусловно, требует поддержания и повышения военного потенциала США в Азиатско-Тихоокеанском регионе и защиты американского производства и ноу-хау. Но погружение в новую холодную или даже горячую войну с Пекином идет вразрез с американскими национальными интересами.

Угроза России находится в другой категории. Что касается экономики, то Россия не в той же лиге, что и Америка. Однако Владимир Путин не хочет соглашаться с представлением о том, что Соединенные Штаты вместе со своими союзниками имеют право управлять миром, включая российскую периферию. Особенно, он не создает впечатление, что уступит американскому давлению. Но Москва тоже не стремится к перманентной конфронтации с США и НАТО. Напротив, она ясно дала понять, что даже если подвергается периодическим санкциям и осуждению, она остается открытым для сотрудничества во многих областях, от контроля над вооружениями и изменения климата до урегулирования конфликтов. В отсутствие российской военной агрессии против НАТО или значимого вмешательства России в политический процесс США назначение России главным противником может нанести неоправданный ущерб интересам Америки. Такие чрезмерные преувеличения не только мешают Соединенным Штатам сосредоточиться на других приоритетах - в первую очередь, на Китае, - но также без необходимости стремятся к балансированию на грани ядерной войны с экономически слабой, но мощной в военном отношении державой.

Существуют три основные опасности, связанные с нынешней американской - и в более широком смысле - западной политикой в ​​отношении России. Во-первых, существует реальная и опасная возможность эскалации конфликта в тех районах, где американские и российские силы стоят лицом к лицу, например, в Сирии или в открытом море. Растущее число инцидентов с участием военнослужащих обеих стран, делает все более очевидным, что российским войскам было дано указание действовать более решительно, и требуется лишь малейший просчет, чтобы один из этих инцидентов вышел из-под контроля. Во-вторых: появляется все больше свидетельств раздражения российской элиты подходом Путина «стратегическое терпение», а также растущей настойчивости в том, что единственный способ изменить негативную динамику отношений с Западом - это эскалация и использование военной силы, что не оставляет сомнений в том, что Россия готова и способна играть жестко. И последнее, но не менее важное: существует реальная возможность китайско-российского тактического союза. Китай и Россия явно предпочли бы иметь нормальные отношения с Соединенными Штатами, а не строить альянс против них. Тем не менее, история полна примеров странных соратников, имевших важные внешнеполитические последствия - наиболее ярким тому примером является пакт Молотова-Риббентропа 1939 года. По мере того как китайская и российская элиты все больше разочаровываются в Америке, соблазн «укротить» Соединенные Штаты совместными китайско-российскими усилиями только нарастает. Даже в отсутствие такого альянса дать Пекину понять, что он может рассчитывать на поддержку Москвы, не в американских интересах.

Понимание сложности действий Китая и России не означает, что Пекин и Москва могут стать друзьями Америки. Признание опасности безрассудного злоупотребления НАТО также не означает, что мы должны полностью отказаться от НАТО и отказаться от очевидных преимуществ глобальной сети альянсов. Вместо этого мы должны признать, что мировые дела редко бывают черно-белыми, что союзы должны служить инструментами политики США, а не самоцелью, и что - нравится вам это или нет - история, как мы всегда знали, повторяется. Те, кто сопротивляется принятию этого важного факта, рискуют оказаться на неправильной стороне истории.

Источник: https://nationalinterest.org/feature/why-american-needs-foreign-policy-reset-174684

Пандемический кризис, настигнувший мир, заставил все государства мобилизироваться и скоординироваться. Каждая страна дала и продолжает давать свой ответ на вызовы Covid-19. Но что ответит на вызовы пандемии капитализм, который стал для многих единственной вдохновляющей и обнадеживающей экономической системой?

Time: Капитализм «давал обещания» и столкнулся с расплатой в 2020 году

Автор: Ryan Tracy and John D. McKinnon

13 декабря Detroit Free Press разместила видео в своем Твиттере. Я не ожидал, что у меня возникнут какие-то эмоции при просмотре. В ролике, снятом кем-то, кто держал в руках смартфон, были полуприцепы UPS и FedEx с первыми дозами вакцины против COVID-19, выезжающие со стоянки завода Pfizer в Каламазу, штат Мичиган, свернувшие на Portage Road. Там горстка зевак приветствовала маленький караван и помахала рукой. Водитель FedEx помахал в ответ.

По мере того, как этот год подходит к концу, трудно вспомнить период, когда деловой мир играл такую ​​важную роль в жизни нации, особенно на фоне неспособности федерального правительства мобилизовать критически важный скоординированный национальный ответ на пандемию. В то время как многие губернаторы, мэры и местные чиновники здравоохранения выступили превосходно, и первоначально Конгресс и Федеральная резервная система действительно оказали чрезвычайную помощь в серии шагов, которым приписывают сокращение самых тяжелых экономических потерь, корпоративный мир выделялся, принося масштаб, технологии, логистический опыт и быстрые инновации, которые позволили экономике продолжать функционировать. Фармацевтическая промышленность, которая в начале года была обременена уничижительной ситуацией с Big Pharma за ее роль в опиоидном кризисе и агрессивном ценообразовании на лекарства, дала миру шанс выбраться из этого темного туннеля с потрясающе быстрой  - разработкой вакцин против COVID-19. Безусловно, и федеральные гранты, и исследования, проведенные государственными учеными и организациями, помогли «проложить» путь для вакцин; операция администрации Трампа «Warp Speed» предоставила финансирование и поддержку исследований. Но тестирование и производство в основном являются делом частного сектора. Если первые признаки эффективности и безопасности подтвердятся, быстрая разработка вакцин станет одним из великих триумфов частной промышленности.

Конечно, не все корпорации оказались на высоте. Согласно данным Food and Environment Reporting Network, в мясоперерабатывающей промышленности на 564 предприятиях произошли вспышки COVID-19, в результате которых было зарегистрировано более 51000 случаев заболевания и не менее 347 смертей. Facebook стал общественным врагом номер один из-за своей роли по дезинформации и распространении теорий заговора, несмотря на усилия компании по борьбе с вредоносным распространением лжи. Даже у его рекламного агентства есть сомнения по поводу дальнейшего восстановления имиджа социальной сети.

Но в разгар пандемии, в апреле, когда Gallup обнаружил, что более 50% работников работали исключительно из дома, именно частный сектор способствовал этому удивительно плавному переходу и общему ускорению цифровизации экономики. Компании, занимающиеся облачными вычислениями, такие как Amazon и Microsoft, помогли предприятиям быстро расширить платформы, которые позволили многим белым воротничкам входить в систему из дома, проводить встречи через платформу Microsoft Teams или конкурента Zoom. Стриминговые сервисы, такие как Netflix и Disney +, отвлекали внимание нации, получая миллионы подписчиков. Amazon, компания, которую все ненавидят за ее влияние на мелких ритейлеров и отношение к своим работникам, стала важным спасательным кругом для миллионов американцев. Ее посылки были доставлены теми же коричневыми грузовиками UPS и белыми грузовиками FedEx, которые сейчас перевозят вакцины. Компания Waste Management, крупнейший в стране сборщик и переработчик мусора, заявила, что в разгар пандемии количество мусора, собираемого из домов страны, увеличилось почти на 25%.

В этом году также наблюдается растущее признание, даже среди ярых капиталистов, того, что система глубоко ущербна. Хотя капитализм хорош в создании богатства, он не так хорош в том, чтобы справедливо распределять его и защищать тех, кто находится на дне экономической лестницы. Рыночная экономика создает неустойчивое неравенство доходов и разрыв в благосостоянии, который резко увеличился во время пандемии. Согласно отчету Inequality.org, 24 ноября состояние 650 миллиардеров США приблизилось к 4 триллионам долларов, а с марта 2020 года рост составил более 1 триллиона долларов. Однако существует неловкая реальность, многие из крупнейших компаний в США были прибыльными и в то же время увольняли людей. В самой богатой стране на планете до конца года нехватку продовольствия может испытывать до 50 миллионов человек, в том числе каждый четвертый ребенок. А 11,7% наших сограждан живут за чертой бедности. Растет согласие с тем, что более высокие корпоративные и индивидуальные налоги необходимы для финансирования правительства, которое может предоставить своим гражданам такие базовые услуги, как хорошее образование, здравоохранение и сеть социальной защиты.

Был также и другой расчет - осознание того, что экономическая система, которая так хороша для создания миллиардеров, предоставляет структурные возможности для белых людей и препятствия для женщин и цветных людей. В этом году крупные корпорации взяли на себя множество обещаний и обязательств, чтобы сделать доступ к рабочим местам, продвижению по службе и капиталу более справедливым. Но потребуются годы, чтобы понять, приведут ли эти усилия к чему-то большему, чем перформативный пиар.

Тем не менее, в год, наполненный потерями и болью, когда нормы были нарушены и основы нашей демократии пошатнулись, компании по-прежнему поставляли продукты питания, одежду, телекоммуникации, медицинские инновации и развлечения, которые помогли многим пережить 2020 год. Причина, по которой мое сердце бешено колотилось при виде этих грузовиков UPS и FedEx, доставляющих вакцины Pfizer: клип давал надежду на более многообещающий 2021 год.

Источник: https://time.com/5922494/capitalism-covid-19/

Авторитетный научный журнал публикует материал о вакцине против коронавируса. Когда-то получивший звание «журнал столетия», в 2020-ом году издание дает общественно-научный взгляд на появление вакцин в лучших политических традициях – однобоко. В статье говорится о том, как научное сообщество работало над созданием вакцин, не подтвердивших свою безопасность, при этом, не упоминая российские, одна из которых имеет 92% эффективности. Автор статьи заключает, что обезопасить мир от подобного рода пандемий можно только с помощью «прочных основ фундаментальной науки», но как они могут сформироваться, будучи политически ангажированными?

Nature: Молниеносное открытие вакцин против COVID - и что это значит для других болезней

Когда в начале 2020 года ученые начали поиск вакцины от коронавируса SARS-CoV-2, они были осторожны, чтобы не обещать быстрого успеха. Самая быстрая вакцина против эпидемического паротита (свинка), которая была разработана ранее, от взятия образцов вируса до утверждения, в 1960-е годы длилась четыре года. Надеяться на вакцину от COVID-19 даже к лету 2021 года казалось весьма оптимистичным.

Но к началу декабря разработчики нескольких вакцин объявили об отличных результатах крупных испытаний, и многие из них были многообещающими. А 2 декабря вакцина, созданная фармацевтическим гигантом Pfizer совместно с немецкой биотехнологической фирмой BioNTech, стала первой полностью протестированной вакциной, одобренной для использования в экстренных случаях.

Такая скорость продвижения «бросает вызов всей нашей парадигме возможного при разработке вакцины», - говорит Натали Дин, биостатист из Университета Флориды в Гейнсвилле. Заманчиво надеяться, что теперь можно будет производить другие вакцины в сопоставимые сроки. Они крайне необходимы: такие болезни, как малярия, туберкулез и пневмония, вместе убивают миллионы людей в год, и исследователи также ожидают новых смертельных пандемий.

Опыт COVID-19 почти наверняка изменит будущее науки о вакцинах, говорит Дэн Баруш, директор Центра вирусологии и исследований вакцин Гарвардской медицинской школы в Бостоне, штат Массачусетс. «Ситуация показывает, насколько быстро может развиваться разработка вакцины при наличии настоящей глобальной чрезвычайной ситуации и достаточных ресурсов», - говорит он. Он добавляет, что новые способы создания вакцин, такие как использование матричной РНК (мРНК), были ответом на COVID-19. «Вирус показал, что процесс разработки можно значительно ускорить без ущерба для безопасности».

Мир смог разработать вакцины COVID-19 так быстро благодаря многолетним предыдущим исследованиям родственных вирусов и более быстрым способам производства вакцин, огромному финансированию, которое позволило фирмам проводить несколько испытаний параллельно, и работе регулирующих органов быстрее, чем обычно. Некоторые из этих факторов могут повлиять на другие усилия по созданию вакцин, особенно на более быстрые производственные платформы.

Но нет никаких гарантий. Чтобы повторить такой быстрый успех, потребуется такое же массивное финансирование развития, которое, вероятно, появится только при наличии сопоставимого ощущения социальной и политической важности. Это также будет зависеть от природы возбудителя. С SARS-CoV-2, вирусом, который мутирует относительно медленно и который принадлежит к хорошо изученному семейству, ученым, как ни странно, может повезти.

Исследования, которые помогли разработать вакцины против нового коронавируса не начались в январе. В течение многих лет исследователи обращали внимание на родственные коронавирусы, вызывающие SARS (тяжелый острый респираторный синдром) и MERS (ближневосточный респираторный синдром), а некоторые работали над новыми видами вакцины - усилия, которые сейчас окупились.

Обычные вакцины содержат вирусные белки или недееспособные формы самого вируса, которые стимулируют иммунную защиту организма от заражения живым вирусом. Но в первых двух вакцинах против COVID-19, эффективность которых была объявлена ​​в ходе крупномасштабных клинических испытаний, использовалась только цепочка мРНК внутри липидной оболочки. МРНК кодирует ключевой белок SARS-CoV-2; как только мРНК попадает в наши клетки, наш организм производит этот белок. Он действует как антиген - чужеродная молекула, которая вызывает иммунный ответ. Вакцины, произведенные Pfizer и BioNTech, а также американской фармацевтической компанией Moderna, используют мРНК, кодирующую спайковый белок, который стыкуется с мембранами клеток человека и позволяет коронавирусу проникать в клетку.

«Многое было вложено в платформу мРНК, которая у нас есть сегодня», - говорит иммунолог Акико Ивасаки из Йельской школы медицины в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, которая работала над вакцинами на основе нуклеиновых кислот - основанными на длине ДНК или РНК - в течение более чем двух десятилетий. По ее словам, фундаментальные исследования ДНК-вакцин начались по крайней мере 25 лет назад, а РНК-вакцины извлекли пользу из 10–15 лет интенсивных исследований, некоторые из которых были направлены на разработку противораковых вакцин. Подход созрел как раз в нужное время; пять лет назад технология РНК не была бы готова.

Например, исследователи из Национального института аллергии и инфекционных заболеваний США (NIAID) в Бетесде, штат Мэриленд, знали из своих исследований MERS и SARS, что лучше всего настроить последовательность РНК, чтобы стабилизировать полученный спайковый белок в той форме, которую он принимает, прежде, чем он стыкуется с клеткой-хозяином. «Если вам удастся уловить его в исходном состоянии, предшествующем слиянию, он станет гораздо лучшим вакцинным антигеном», - говорит Барни Грэм, заместитель директора исследовательского центра вакцины NIAID. Эта работа дала команде NIAID, которая работала с Moderna, фору после секвенирования SARS-CoV-2 в январе. «Тот факт, что общество обращало пристальное внимание на коронавирусы, действительно позволил всему этому процессу ускориться», - говорит Дин.

Третья вакцина, показавшая эффективность в клинических испытаниях фазы III в ноябре, сделанная фармацевтической фирмой AstraZeneca с Оксфордским университетом, не использует мРНК. Вместо этого вирусный вектор (или носитель) содержит дополнительный генетический материал, который кодирует спайковый белок SARS-CoV-2. Этому также способствовали годы исследований по выбору вектора; в данном случае фирма выбрала модифицированную форму аденовируса, выделенную из стула шимпанзе. По словам Беаты Кампманн, директора Центра вакцин Лондонской школы гигиены и тропической медицины, успехи в традиционных вакцинах, таких как эти, также стали результатом исследований SARS, MERS, Эболы и малярии, и такие подходы остаются дешевле, чем использование мРНК.

По словам Ивасаки, исследователям вакцин во многих отношениях повезло с SARS-CoV-2. По ее словам, вирус не сильно мутирует и не имеет эффективных стратегий для подавления иммунной системы человека, в отличие от ВИЧ, герпеса или даже гриппа. Вирус герпеса, напротив, обладает большей способностью уклоняться - он активно блокирует связывание антител, что затрудняет поиск эффективного средства против него. А быстрая мутация вирусов гриппа требует новой рецептуры вакцины для каждого сезона гриппа.

Самая медленная часть разработки вакцины - это не поиск вариантов лечения, а их тестирование. Это часто занимает годы, когда компании проводят тесты эффективности и безопасности на животных, а затем на людях. Тестирование на людях требует трех этапов, в которые вовлечено большее количество людей и пропорционально возрастают затраты. Вакцины от COVID-19 прошли те же испытания, но миллиарды, вложенные в процесс, позволили компаниям пойти на финансовые риски, проведя несколько тестов одновременно.

С большими суммами, выделенными компаниям по производству вакцин государственными спонсорами и частными благотворителями, «они могли проводить доклинические испытания и испытания фаз I, II и III, а также производить вакцины параллельно, а не последовательно», - говорит Рино Раппуоли, главный научный сотрудник подразделения вакцин GlaxoSmithKline Сиена, Италия. Это означало, что компании могли делать ставку на крупномасштабное тестирование и производство кандидатов, которые могли не сработать. «Это полностью снизило риски для всего процесса разработки», - говорит Кампманн.

По ее словам, наука о вакцинах не дала бы таких быстрых результатов без этого финансирования. «Этого не случилось с лихорадкой Эбола, которая разрушала общины в Африке», и, соответственно, разработка вакцин против Эболы заняла больше времени. На этот раз деньги материализовались только потому, что все страны, в том числе богатые, столкнулись с экономическим опустошением: это говорит о том, что разработка будущих вакцин, в том числе от существующих болезней, таких как малярия, не будет столь быстрой. «Если вы не вложите деньги, нет возможности ускориться», - говорит Раппуоли.

Вирусолог Питер Хотез из Медицинского колледжа Бейлора в Хьюстоне, штат Техас, предполагает, что крупные фармацевтические компании могли быть мотивированы не только желанием остановить пандемию, но и возможностью для правительств финансировать свои исследования и разработки. По словам Хотеза, с государственными инвестициями в размере около 10 миллиардов долларов США программа вакцины Warp Speed ​​«представляет собой самый крупный пакет государственных мер стимулирования, который когда-либо видели фармацевтические компании».

Не все дело было в безотлагательности самой пандемии COVID-19. Предыдущие инфекционные и летальные вирусы стимулировали создание национальных и глобальных инфраструктур, которые могут способствовать более быстрой разработке вакцин. По словам Грэхема, вспышки вируса Эбола и Зика стали началом лучшей глобальной координации в отношении того, как реагировать на кризис, связанный с инфекционными заболеваниями. «Если бы атипичная пневмония в 2002 году распространилась таким образом, у нас не было бы технологии вакцины или скоординированных систем, и нам пришлось бы гораздо труднее», - говорит он.

В частности, в 2017 году была создана Коалиция за инновации в обеспечении готовности к эпидемиям (CEPI); ее цель - создать технологическую инфраструктуру, необходимую для быстрой и доступной разработки вакцин против нескольких вирусов, которые, как известно, обладают эпидемическим потенциалом, включая MERS, Эбола и Зика. CEPI частично профинансировал работу над вакцинами против SARS-CoV-2, в том числе вакцины Moderna и Оксфорда.

На заключительных этапах испытаний помогло то, что COVID-19 был повсюду, потому что фирмам нужны инфекции, чтобы показать, что вакцины работают. Трудно проводить испытания эффективности, когда сами заболевания не распространены, особенно, по словам Дина, в таких случаях, как MERS, для которого вспышки болезни были неоднородными, с пиками в одних областях и низкими показателями инфицирования в других.

Опыт COVID-19 также может побудить к переосмыслению нормативных требований. Несмотря на то, что строгие критерии утверждения вакцины не были ослаблены, первые кандидаты в основном утверждаются в соответствии с правилами применения в чрезвычайных ситуациях. Это быстрее, но от компаний требуется проведение последующих опросов для выявления побочных эффектов и сохранения эффективности. Национальные регулирующие органы также обменивались информацией об испытаниях вакцины против COVID-19 под эгидой глобального органа под названием Международная коалиция регулирующих органов в области лекарственных средств, созданного в 2012 году. Его цель заключалась в достижении консенсуса по таким вопросам, как наилучшие конечные точки для испытаний вакцин, и как согласовать мониторинг побочных эффектов по мере развертывания вакцин.

Пандемия COVID-19 должна привести к некоторым необратимым изменениям в разработке вакцин. Для начала мы можем разрешить использование мРНК-вакцин, которые ранее не были одобрены для общего применения у людей, в качестве быстрого подхода к другим заболеваниям. «Эта технология революционизирует вакцинологию», - говорит Кампманн. Вакцины-кандидаты на мРНК могут быть химически синтезированы за несколько дней, в отличие от более сложной биотехнологии, связанной с производством белков в клетках. «Эта технология поддается гибкому подходу, который потребуется для реагирования на будущие пандемии», - говорит Кампманн.

Более того, «РНК значительно упрощает производство», - говорит Раппуоли. «Вы можете использовать одно и то же средство для создания РНК для разных болезней. Это снижает требуемые инвестиции». Компании также должны наращивать свои производственные мощности, потому что им по-прежнему необходимо производить вакцины от кори, полиомиелита и других болезней, даже когда они производят вакцины против COVID-19. Это может помочь удовлетворить спрос в будущем.

По словам Хотеса, крупные клинические испытания вакцин против COVID-19 и других вакцин, находящихся в стадии разработки, должны предоставить данные, более полезные для понимания иммунных реакций. «Учитывая все различные технологии и подробную информацию, собранную о клинических характеристиках добровольцев, антителах и клеточных реакциях, мы могли бы узнать столько же или больше из реакции человека на вакцины в этом году, чем в предыдущие десятилетия. Вакцинология человека может сделать качественный скачок».

Тем не менее, другие вакцины, вероятно, могут быть разработаны с сопоставимой скоростью только при высоком уровне инфицирования, что позволяет относительно быстро проводить массовые испытания, и при огромном финансировании. А на другие вирусы может быть труднее нацеливаться, чем оказалось на SARS-CoV-2.

Вот почему нам нужно знать больше обо всех семействах вирусов, говорят исследователи. По словам Грэхема, существует как минимум 24 других семейства вирусов, которые могут инфицировать людей. По его словам, вместо того, чтобы ждать, пока ресурсы будут потрачены на борьбу со следующим всплывающим вирусом, лучше потратить деньги сейчас на настройку систем для мониторинга всех этих вирусов и сбора данных о прототипах инфекций в каждом из этих семейств.

Другими словами, никакие деньги не помогут без прочной основы фундаментальной науки. Чрезвычайный успех вакцин против COVID-19 «является хорошим примером того, что наука может сделать очень быстро, - говорит Ивасаки, - но это произошло не в одночасье».

Источник: https://www.nature.com/articles/d41586-020-03626-1

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs