«Листки Черчилля» или как была разделена Европа (Часть 7)

(Продолжение публикации. Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5,  Часть 6)

«Окончательные» (это не совсем так, из этого «правила» были вполне значимые «исключения») границы европейских стран определила Парижская мирная конференция в конце 1946 года, а договоры были подписаны 10 февраля уже 1947 года.

Сама конференция как бы «заменяла» ту, которую собирались провести страны-победительницы и от которой в конечном итоге отказались западные «союзники». Отказались потому, что отношения со Сталиным уже были безнадежно испорчены, а, кроме того, все уже было «решено». Поэтому Париж только придал более или менее легитимную форму тому, что уже два года назад произошло. Ряд договоров так и не был подписан. Германия (Западная Германия) так и не подписала договора об утрате восточных земель (договор был подписан только в 1970). Отчасти это любопытно.

Во-первых Западная Германия с новой Польшей не граничила и явно не могла претендовать на территории, которые входили в состав советской зоны оккупации (на что все время обращала внимание советская сторона). В действительности это границы между ГДР и Польшей, ГДР претензий не высказывала.

Во-вторых. Отказавшись от претензий к СССР (РСФСР и Литовской ССР) по поводу утраты Кенигсберга (Калининграда) и Мемеля (Клайпеды) Западная Германия не отказалась от претензий по поводу другой части Восточной Пруссии - Вармии и Мазур (Эльблонг и Ольштын). Более того, в этом есть определенный юридический смысл. В восточной части региона 11 июля 1920 года прошел плебисцит о принадлежности территории, и в одностороннем порядке подобное решение не отменяется. Необходим либо новый референдум, пусть формальный (немцев к этому моменту там уже не осталось). Либо решение международного судебного органа (теоретически для этого можно было создать специальную палату в рамках Нюрнбергского трибунала). Ничего этого не происходило. Причем следует иметь в виду, что Вармия и Мазуры находятся теперь в Северо-восточной части Польши, они даже с ГДР не граничили.

Победители, однако спешили настолько, что юридические вопросы их не заинтересовали. Например. Признав недействительными решения Венских трибуналов о границах Венгрии, державы – победительницы сохранили решение Крайовского договора о передаче Южной Добруджи в пользу Болгарии. Любопытно, что между 2-ым Венским трибуналом и Договором в Крайове всего одна неделя (30-ое августа и 7-ое сентября 1940 года) и…отречение короля Кароля от престола (6-ое сентября).

Державы-победительницы так и не смогли подобрать универсальный юридический статус к принимаемым решениям, не смогли определить дату, до которой решения не пересматриваются. Не было механизма отмена результатов референдумов, а решения трибуналов отменялись «в рабочем порядке». Создается впечатление, что «победитель» определялся по уже существующему факту.

Например. Статус австроязычной (германоязычной) части Южного Тироля должен был стать предметом дискуссий, Австрия предлагала какой-то юридический механизм решения проблемы. Однако, под определенным давлением, Австрия вынужденно согласилась на статус-кво, и все про Южный Тироль «забыли». Поскольку права Тирольских австрийцев вообще не были прописаны, регион лихорадило еще 25 лет, но на Парижской конференции все просто порадовались тому, что вопрос «решился» сам по себе.

Получилось примерно следующее, и это только часть «спорных» решений.

Поскольку Германия в конференции не участвовала, «главным пострадавшим» де-юре стала Италия.

1. Кроме Риеки – главного порта на Адриатике, Италия потеряла в пользу Югославии ряд Далматинских островов, большую часть Истрии, колонии и много всего «по мелочи». Однако смогла отстоять Аосту, где местное население говорит скорее на французском (франкопровансальском) языке. Почему так – непонятно. Скорее всего потому, что позиция Франции в Вашингтоне и Лондоне особым авторитетом не пользовалась. В Лондоне и Вашингтоне посчитали, что французы и так должны быть довольны, «забрав» у Италии два муниципалитета.

2. Самое любопытное в случае с Риекой это то, что система Версальских договоров признавала ее независимым государством. Которое была силовым образом ликвидировано итальянскими фашистами. Таким образом, передавая Риеку Югославии (Хорватии) державы-победительницы фактически признали действия фашистов в 1922. И это не единственное подобное решение в Париже, крайне спорное с юридической точки зрения.

3. Почти аналогичную «формулу» США и Британия «провернули» с другим, самым северным портом на Истрии – Триестом. Решением конференции Триест был признан полунезависимым государством с двумя зонами оккупации – Итальянской и Югославской. Не желая создавать «прецедент», Британия и США, пользуясь своим влиянием на Югославию (и вопреки мандату ООН) просто «распустили» свободное государство. Сам город был присоединен к Италии, а часть побережья к Югославии. Оформить это юридически оказалось значительно сложнее.

Договор о «ликвидации свободного государства» был подписан только в 1975 году, спустя более чем 20 лет.

4. Саар в Париже не обсуждался – это отдельная тема во франко-германских и европейских отношениях. Однако тут важен даже не референдум 1955 года с очень непонятной и непрозрачной формулой, а сам факт его проведения. Саар был присоединен к Германии уже при власти нацистов в 1935 году. Если (какие-либо) действия по изменению границ Германии при нацистах могут признаваться легитимными (есть прямые аналогии в присоединении Саара и аншлюсе Австрии), то почему не могут другие? Очевидно, что сам подход в данном случае противоречит международно признанным итогам войны. Вряд ли можно предположить, что аналогичный референдум мог бы пройти в середине 50-ых где-то на территории Польши.

5. То же в полной мере относится и к Тешинской (Цешинской) Силезии. Если территории, приобретенные в результате Мюнхенского соглашения 1938 года о расчленения Чехословакии могут признаваться легитимными (после войны Польша «вернула» Чехии часть области, однако это никак не отменяет сам принцип, в соответствии с которым другая часть вошла в состав Польши), то нарушается критерий оценки, единство подхода. Т.е. почему можно согласиться с одним, но отвергнуть другие?

Все это вместе говорит о том, что у СССР на тот момент было очень много возможностей. Играя на своем влиянии и на чужих противоречиях максимально выгодно выстраивать ситуацию в «свою пользу». В гораздо большей мере, чем в «листках», чем пробовали сделать и сделали в действительности.

С Польшей все более или менее ясно. Польские границы определял СССР и лично Сталин, и он не придавал большого значения юридическим процедурам. А вот с Сааром, Триестом, Риекой и рядом других история любопытная.

К этому следует добавить, что сначала Британия (и в меньшей степени США) высказывались за полную фрагментацию Германии (то ли на 5, то ли на 7 государств). В конце 40-ых – начале 50-ых происходит в значительной мере недобровольный процесс (достаточно посмотреть на историю федеральной земли Липпе, которую просто вынудили самоликвидироваться) объединения бывших западногерманских земель в новые «суперземли». Именно в этот момент появляются Баден-Вюртемберг, Северный Рейн – Вестфалия, Нижняя Саксония. На практике это означало, что с идеей возможного разделения Германии на части Лондон и Вашингтон уже покончили (Германия уже почти друг) и «навсегда» забыли. В 1955 Саар ликвидируется и присоединяется к Германии.

История с Италией и Триестом аналогична. Сначала в Италии идет объединение провинций и встраивание в новый «коллективный запад». А затем Триест в подарок. «Друзьям надо дарить подарки». В нынешней Италии Триест имеет статус города в составе одноименной провинции в составе области Фриули – Венеция – Джулия. Саару хотя бы статус федеральной земли сохранили.

С Польшей у СССР было все наоборот. Сначала подарки, а дружба оказалась только на бумаге.

Истории с Сааром, Триестом и многие прочие мелкие аналогичные истории, которых очень много, о многих уже забыли, это тоже «обратная сторона листков Черчилля». Когда у тебя есть влияние, инструменты влияния, способы оценки ситуации, возможность оказывать давление на союзников и на «другую сторону», то появляется реальная возможность принимать выгодные и удобные решения. Часто нетривиальные, но подготовленные. Примечательно, что во всех только что описанных случаях СССР оставался в роли ничего не решающего наблюдателя. А ведь с момента окончания войны прошло менее 10 лет.

Создав и продолжая создавать жесткую, избыточно переопределенную политическую конструкцию, Сталин лишил себя, страну, страну в перспективе инструментов маневра и вмешательства.

Поскольку большая часть предыдущих примеров была на польском опыте, то в заключении пример из другой страны. Статус Северной Трансильвании (переданной Венгрии по 2-му Венскому трибуналу в 1940 году) не был определен после освобождения региона от нацистов и их венгерских союзников. В статье договора о перемирии между союзниками и Румынией от 12 сентября 1944 года присутствовала крайне осторожная формула о возврате Северной Трансильвании (или некоторой ее части) Румынии и аннулировании решения 2-го Венского трибунала.

Учитывая крайне сложные межэтнические отношения в регионе, СССР вводит в Северной Трансильвании военную администрацию, которая действует до фактического перехода власти в Румынии к коммунистам в мае 1945-го. Притом, что капитуляция фашисткой Венгрии и переход власти в стране к коммунистам произошел 20 января 1945 года. 23 июня 1945 года глава Компартии Венгрии Ракоши оценил трансильванский вопрос как «очень болезненный». «Румыния была вассалом Гитлера, и все-таки получила те территории, где живет более 1 млн венгров. Понимая невозможность изменения только что принятых решений мы пока этот вопрос не ставим»[31].

«Частичной платой» за «возращение» Северной Трансильвании в Румынию стало создание в 1952 году Муреш-Венгерской автономии, что было изначально обговорено с премьер-министром Петру Грозой и реализовано при переходе Румынии к областному делению (вместо предыдущего уездного). В 1968 году Чаушеску в одностороннем порядке отменил Венгерскую автономию, а СССР никак уже не мог в ситуацию вмешаться (события в Чехословакии, открытое противостояние с Чаушеску по этому вопросу). После этого отношения между Венгрией и Румынией уже никогда не были не только хорошими, но даже нормальными. СЭВу и Варшавскому договору на пользу это не пошло.

А вот если бы Сталин не стремился «повысить процент» по Румынии и Венгрии, если бы оставил ситуацию «на игре», то все могло бы пойти по другому сценарию. СССР остался бы «арбитром» в спорах, которые постоянно бы имели место, у СССР имелся бы «инструмент поощрения», а у Румынии и Венгрии постоянно бы присутствовала необходимость в «выстраивании отношений» со старшим партнером в ситуации, где ни у кого нет «мажоритарного пакета».

Все произошедшее в Восточной Европе в 1944 - 1947 годах – это горький урок из ошибок, игнорирования законов политики, излишней веры в свое будущее и одновременно неверия в свои дипломатические и закулисно-дипломатические возможности.

Политика такого не прощает. В результате страшной и кровопролитной войны, которая стоила Советскому Союзу немыслимых жертв, у страны появилось окно политических возможностей. Даже «окна политических возможностей». Реализовать их на практике СССР не сумел.

Новых окон не будет. Возможно очень долго, возможно никогда. А то, что и почему не получилось, это урок. Очень важный урок.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs