«Листки Черчилля» или как была разделена Европа (Часть 6)

(Продолжение публикации. Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5)

Идея «национальной детерминированности» была у Сталина очень давно, и когда он оказался в состоянии «реализовывать свое видение», он делал это жестко и последовательно. Ничего другого ему просто не могло прийти в голову. Все это было логично и укладывалось в его картину мира.

«Национальное по форме, интернациональное по содержанию». Вторая часть формулы оказалась излишне оптимистичной. Ничего «интернационального» не получилось.  Не получилось вообще почти ничего. Все отношения (с определенными исключениями) в рамках СЭВ и Варшавского Договора так и остались имитацией. В которой СССР брал ответственность и тратил на это все возможные ресурсы, которым располагал. Остальные «делали вид» и при этом чувствовали себя крайне некомфортно.

Второй аспект не менее важен. Сталин вообще не любил, не умел и не хотел сложных политических игр. Тем более, за границей. Он их просто не понимал, и не был к ним готов. Хотя бы в силу отсутствия опыта. Практически всегда он действовал излишне прямо. И наоборот. Черчилль любил, умел и хотел «играть». С помощью достаточно нехитрого провокатива с «листками» он сразу смог понять, как именно поведет себя Сталин в ближайшей и среднесрочной перспективе, и сделал соответствующими выводы.

Не то чтобы Черчиллю было не жалко отдать (в конечном итоге) Польшу, но для британского лидера это «дело житейское». «Одной Польшей больше, одной меньше». Во-первых это не навсегда, а британцы знают цену времени. Во-вторых, знать намерения сегодняшнего партнера и будущего врага – это гораздо важнее. Черчилль смог понять и оценить планы Сталина, и, очень важно, увидеть в них слабые места.

Создавая (реконструируя) Восточную Европу по «своему образцу и подобию» Сталин делал то, что умел и понимал. Его реляции про обязательно «дружественную Польшу» дают нам понимание того, как он видел перспективу. Буфер, который в начале 20-ых создавали «против России (СССР)», теперь должен быть направлен «в другую сторону». Эта вполне разумная и рациональная на первый взгляд идея при этом недооценивала «практическое наполнение» вопроса.

Например. Исключить из политического процесса Миколайчика и его союзников оказалось вопросом несложным, полякам он особо и не был нужен, «защищать» его в Польше никто особо не спешил. А вот изменить настроения в элите оказалось значительно сложнее. Кроме того, поляки (что уже было совершенно непонятно в Москве) категорически отказывались становится атеистами. В отличие, например, от болгар, чехов и восточных немцев. Пока поляки «осваивали свалившиеся с неба» новые германские земли, современные порты, развитую промышленность и инфраструктуру все было относительно спокойно. Все были заняты и «при деле». Но как только эйфория закончилась, страну начало трясти, и из этого состояния Польша уже практически не выходила.

При этом «грызня» внутри «новой элиты» не прекращается ни на минуту. Сначала у руля Гомулка, затем «выигрывает» Берут, а Гомулка сотоварищи отправляется в тюрьму. Затем Берут при очень странных обстоятельствах умирает в Москве. В 1956 году, когда начинается активная фаза «десталинизации» в социалистическом лагере, заканчивающаяся где-то волнениями, а где-то (Венгрия) настоящими революциями и гражданскими конфликтами. К власти возвращается Гомулка сотоварищи, призванные проводить «более взвешенный», но основанный на непоколебимом «авторитете» курс.

Заканчивается это страшным кризисом 1968-1970 годов, который в конце 1970 перерос в первый вариант «Солидарности» и почему-то тоже в Гданьске.  «Политический» Гомулка всего этого уже не пережил, «политический» Мочар (Мирослав Мочар, министр внутренних дел, самый известный сторонник предельно «жесткой линии» против «врагов социализма») тоже. Саму Польшу уже не удалось вернуть в стабильное «социалистическое» состояние. Фактически, за (формальные) 45 лет социализма в Польше было не более 10 спокойных и относительно позитивных лет. Если бы виртуальный Сталин знал результат своей «борьбы» за «дружественную» Польшу, то даже при всем желании он бы не смог занести это себе в актив. Остается только признать, что плохой была не только реализация, плохой была идея.

Комбинации из Гомулки, Берута, Циранкевича и Мочара не давали и не могли дать никакого позитивного результата. Герек же просто ничего не делал и ждал, когда новая «Солидарность» навсегда остановит его политическую карьеру. При этом, и это очень важно, никто не может внятно объяснить, чем отличались взгляды Гомулки, Берута и Циранкевича. Все были ортодоксальными коммунистами, в общем, вполне реальными сталинистами и при этом убежденными польскими националистами. Этот, очень специфический коктейль, в целом мог работать и сработал только на самоуничтожение. Самой «новой элиты», левого движения в Польше и «дружественной» Польши как цели, которую определил Сталин.

Нужно сказать, что Москве не нравились ни Берут, так и не понявший, что Сталин уже умер, ни Гомулка, со временем сделавший «крайний национализм» основой своей политики. Мочару, в силу его радикализма и прямой ориентации на подавление, вообще ничего нельзя было доверить. Плюс «никакой» Герек. Но других-то не было. Кроме Ярузельского, но его время пришло слишком поздно, и изменить что-либо не удалось. Если вообще это было возможно.

Польша, начиная с Варшавского восстания 1944 года и «листков Черчилля» была ключевым элементом «восточноевропейской политики Сталина». Оттого ей и столько внимания. В действительности все сказанное, в той или иной мере, относится ко всему «социалистическому лагерю».

В целом неудача советского эксперимента по «политической интеграции Восточной Европы» имеет три основных (только основных, различных много больше) причины:

- Сталин (а потом и СССР) не имел достаточного представления о политических особенностях Восточной Европы. Частично обрывки знаний оставались с Коминтерна (каким он был в начале 30-х). Следует отметить, что даже эта информация была не вполне объективной и отражала в основном мнение осевших в Москве коммунистов.

СССР так и не научился «оперировать» внутри этого мира, а необходимость вмешательства приводила к неизбежным коллизиям. Практически во всех странах был очень высокий уровень внутреннего противостояния в «новых» элитах, которые затем периодически превращались в серьезные внутренние конфликты. Все это ухудшало качество управления. Москва очень часто опаздывала к этим конфликтам и часто (иногда вынужденно) допускала отстранение от власти более дружественных по отношению к СССР групп. Чтобы сохранить нормальные отношения с «победителями».

- Сталин фактически совершил во всех странах Восточной Европы «пролетарские» революции, полностью сменив экономический уклад и (с некоторыми не очень существенными исключениями) отменив частную собственность.

Однако есть несколько отличий от того, как это происходило в России/СССР и в Восточной Европе. За 20 межвоенных лет в Восточной Европе сформировалась (какая-то) своя буржуазия и (какой-то) свой капитализм, а в некоторых странах (Чехии, Венгрии) он был и до этого.

Первые несколько лет после прихода к власти коммунистов «социализм» приходил вместе с «анестезией» и «верой». Однако уже в начале 50-х экономические проблемы стали ощутимы. Западный рынок потерян, восточный отчасти не сформировался, отчасти не смог заменить западный. Социалистический метод хозяйствования во многом противостоял уже сложившемуся буржуазному укладу. Характерно, что большинство польских волнений (1956, 1970, 1980 годы) начинались именно с экономических проблем. Причем в первую очередь в наиболее «прозападных» и в наиболее экономически развитых северных регионах.

-  Новый «социалистический» национализм, фактически был задан Сталиным как единственно возможный вариант для Восточной Европы, однако первое (коминтерновское) поколение коммунистов, среди которых было много этнических евреев, других представителей этнических меньшинств национализм не поддерживало. Именно по линии «национализм» - «интернационализм» проходили политические конфликты в руководстве социалистических Румынии, Чехословакии, частично Польши и Венгрии. Во всех таких конфликтах обычно побеждали «националисты». Это естественно. У них больше опора в обществе, их вообще больше. Всем хотелось уменьшить влияние извне, а часто это именно так и подавалось. Все это приводило к самоизоляции режимов. Как друг от друга, так и от Москвы.

В результате внутренний рынок СЭВ так окончательно и не сформировался. Развитие торговли между странами шло медленно, а во многих случаях и без желания элит. При этом возрастало обособление и настроения, «если СССР это надо, то пусть он все и решает». Хорошо известно, что из этого получилось.

Конечно не все было одинаково, были и позитивные моменты, но в целом, это были исключения. Причем именно «польская» и «румынская» (а это самые большие страны Восточной Европы) ситуации стали катализатором проблем. Таких, которые «решить» не получилось. И произошло это задолго до коллапса СССР и «мировой социалистической системы». Обратный отсчет уверенно был пущен уже с началом «Солидарности», а вполне возможно и раньше.

«Предварительные итоги»

Предварительные политические выводы из 45 лет социализма в Восточной Европе выглядят примерно следующим образом.

1. Все страны, кроме Болгарии, прошли через серьезные гражданские конфликты. В меньшей степени ГДР. В Румынии гражданский конфликт после прихода к власти Чаушеску носил перманентный (хотя и вялотекущий) характер. Это главная причина по которой только в Румынии (из стран Восточной Европы) коллапс социализма закончился силовым вариантом с убийством «вождя».

2. Польша оказалась самым слабым звеном, что должно было быть очевидно еще в 1944. Ни одно польское руководство, начиная с 1944 не чувствовало себя уверенно, не имело серьезной поддержки в обществе, так и не смогло объединить общество в рамках выбранного курса.

3. В Венгрии (1956) и Чехословакии (1968) отстранение предыдущих консервативных лидеров Матиаша Ракоши и Антонина Новотного стало тем переключателем, после которого начались гражданские конфликты. Полномасштабный в Венгрии и все-таки ограниченный в Чехословакии. При этом даже в документах руководства КПСС говорилось о несвоевременной и местами ошибочной реакции из Москвы, вследствие чего политические методы оказались исчерпанными. Военное вмешательство оказалось единственной мерой.

4. Общая ситуация в Венгрии (после 1956 года), Болгарии и ГДР была более стабильной. Скорее всего это объясняется экономическими причинами, в первую очередь более тесными экономическими связями с СССР. В «больших» странах – Польше и Румынии – экономические неудачи явились главной проблемой уже на рубеже 70-80-ых.

5. И Хрущев, и Брежнев фактически вынуждено находились в рамках парадигмы, определенной Сталиным (его восприятием «листков Черчилля). Крайне токсичное «замирение» Венгрии в 1956 само по себе не имело очень опасных последствий, вследствие спокойной, выдержанной и ориентированной на экономическое сотрудничество с СССР политики Яноша Кадара. Во всех остальных странах «движения вперед» как такового не ощущалось. Чехословакия после 1968 впала в «политическую летаргию». У Гусака не было ни мандата, ни интереса к проведению каких-либо действий. Все время создавалось впечатление, что Гусак – отдельно, страна – отдельно.

6. Единственным «инструментом», которым умел пользоваться Брежнев оказалась «нормализация». В рамках нормализации к власти пришли Густав Гусак и Эдвард Герек, которые не пользовались у себя в стране ни малейшим авторитетом.

Информация, которой, мы располагаем, позволяет сделать однозначный вывод. Брежнев вообще не представлял себе, что в подобных ситуациях можно предпринять. При этом возникала патовая ситуация. Смещение Новотного и назначение Дубчека в начале 1968 года приветствовалось Москвой. Сталинистские наклонности Новотного к 1968 году казались уже излишними. Однако просчитать последствия этого хода в Москве не могли и не сумели. Брежнев до последнего «доверял» Дубчеку (очень много аналогий с 1956 годом в Венгрии). «Доверял» тогда, когда уже необходимо было принимать решения. Решения приняты не были, что привело к военному решению проблемы. Причем. Очень часто вполне правильные инициативы самого Дубчека, которые еще на начальном этапе могли изменить ситуацию, сдерживались в Москве. Скорее всего, просто в силу непонимания происходящего.

7. Рост национализма в этих условиях становился единственным реальным инструментом внутренней политики.  Руководители Польши, Чехословакии прямо выступали с антисемитскими обращениями к нации, Чаушеску фактически депортировал евреев (в рамках некоего непубличного соглашения с Израилем). Усиливалось преследование всех автохтонных меньшинств.

На ситуации в Польше мы уже останавливались. В Румынии откровенно нарушались права венгров, немцев (что повлекло их массовый выезд сразу после падения Чаушеску), украинцев, русских старообрядцев (липован). В Словакии греко-католическая церковь (к которой относится большинство местных закарпатских русинов) была разрешена только во время пражской весны. При этом русины проживающие в районе Прешова все время подвергались насильственной ассимиляции. В Болгарии в 1984 был официально начат процесс «болгаризации», запрещающий использование мусульманских имен.

Все это также прямое следствие «листков Черчилля» и их «адаптации» Сталиным. Выбор был сделан и реализован именно в таком виде. Был получен результат, с содержательной точки зрения прямо противоположный тому, что по логике должно было быть задумано. При этом у Сталина до самых последних моментов был выбор, который принципиально мог изменить ситуацию. Однако Сталин (очевидно тоже принципиально) отказывался даже смотреть на любые альтернативные варианты.

Мейнстрим (в том или ином виде согласованный Черчиллем и Сталиным) являл собой причудливую смесь того, как Сталин понимал «принцип границ», некие его договоренности с Гитлером (довоенные), Черчиллем и Рузвельтом (послевоенные) и просто собственные «желания» и «видения». «Социалистический национализм» должен был все это «заровнять» под один большой асфальтовый каток истории.

Некоторые страны «социалистического лагеря» буквально за несколько лет прошли путь от фашизма к социализму, от участия в Гитлеровской коалиции до прихода к власти коммунистов - Венгрия, Словакия, Хорватия, Болгария, Румыния.

«Социалистический эксперимент» в Европе одновременно оказался и мейнстримом и «альтернативой» к самому себе. Но далеко не у всех «альтернатив» успешное продолжение и счастливый конец.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs