«Листки Черчилля» или как была разделена Европа (Часть 2)

(Продолжение публикации. Читайте первую часть здесь: https://interaffairs.ru/news/show/27658)

«Версия» Бережкова, появившаяся через много лет после описываемых событий почти полностью повторяет версию самого Черчилля, изложенную им в его фундаментальном многотомнике «Вторая мировая война». У этого «сходства» очевидно есть причины. Советская сторона вообще поначалу избегала обсуждения данной темы. Уже после публикации Черчилля Игорь Земсков в должности учёного секретаря правительственной Комиссии по изданию дипломатических документов, созданной при МИД СССР, писал в журнале МИД «Международная жизнь», что слова Черчилля – это «грязная, грубая ложь, не имеющая реального фактического обоснования»[7]. По словам Земскова «Сталину никто не делал такое предложение, который немедленно его отверг бы, если бы оно было сделано»[8]. С точки зрения нашего сегодняшнего знания, очевидно, что это просто неправда.

Более поздние исследователи[9],[10] - считают «версии» Бережкова и самого Черчилля мягко говоря «неполными». Некоторая «правда» может содержаться только в том, что «дорабатывали» «листки (или соглашение о процентах)» уже не Сталин и Черчилль, а Молотов и Иден. Хотя, с точки зрения последствий, это совершенно не важно.

Есть расхождения в оценке того факта, насколько об «этом» был проинформирован Рузвельт. Бережков уверенно пишет, что Гарриман полностью был в курсе. «12 октября посол Гарриман посетил Черчилля в его московской резиденции. Было позднее утро, но премьер по своей давней привычке находился еще в постели и что-то диктовал. Гарриман вспоминает: «Он зачитал мне проект письма, которое только что составил для отправки Сталину. Там излагалась интерпретация предложений о процентном соотношении». Гарриман сказал Черчиллю, что Рузвельт и Хэлл отрицательно отнесутся к подобному письму, если оно будет отправлено. В этот момент в спальню вошел Иден. Обращаясь к нему, Черчилль сказал: «Антони, вот тут Аверелл думает, что нам не следует отсылать это послание Сталину». Письмо так и не было отослано[11]». Гарриман не сообщает о том, какую телеграмму он по итогам отправил в Вашингтон, но нет сомнений, что он, по крайней мере, упомянул об этом разговоре. Скорее всего, отсутствие четкой реакции со стороны Хэлла и Рузвельта было связано с их занятостью в предвыборной кампании. Кроме того, до определенного момента ситуация на Балканах не очень интересовала американское руководство, и они вполне могли не придать значение такого рода «несущественным деталям». Все-таки важность этих моментов для Вашингтона стала очевидна уже позже. На тот момент «глобальные стратегии» США по послевоенному устройству только формировались, на первом месте там была Япония, и совсем не Балканы.

Бережков продолжает: «Впоследствии вокруг пресловутого листка, исписанного Черчиллем во время встречи в Кремле 9 октября 1944 г., было много всевозможных спекуляций. Уверяли, будто имела место «договоренность» между Лондоном и Москвой о «разделе сфер влияния» на Балканах, которая, дескать, предопределила поведение участников «договоренности» в ходе последующих событий. Некоторые даже приходят к умозаключению, что, не будь этой «договоренности», вся послевоенная Юго-Восточная Европа выглядела бы иначе. В действительности нет никаких оснований интерпретировать таким образом этот инцидент. Даже по тому, как описал происходившее сам Черчилль, видно, что никакой договоренности, а тем более какого-то формального соглашения не было и в помине.

В самом деле, что же произошло? Черчилль написал на листке свои процентные соотношения. Сталин взглянул на них и, ни слова не говоря, вернул листок британскому премьеру. Черчилль предложил сжечь листок, видимо, рассчитывая, что в случае согласия собеседника возникла бы ситуация некоего «сообщничества» по уничтожению «компрометирующего документа». Но Сталин не дал британскому премьеру никакого повода для подобных умозаключений. Он небрежно заметил, что Черчилль может сохранить листок, явно показав, что не придает ему особого значения. Вот, собственно, и все![12]».

Бережков, конечно, лукавит.

Во-первых, он прекрасно знал, что это не весь результат. Разумеется, не было никакого пакта Идена – Молотова, все это было только «в головах», а на бумагу легло только частично (а частично реализовывалось по некоему «умолчанию») как результат более поздних Ялтинских договоренностей и так и не состоявшейся мирной конференции.

Во-вторых. Ссылаясь на Черчилля, Бережков опять лукавит. Черчилль не обязан раскрывать «всю» информацию, и уж точно не обязан был раскрывать «вербальные» и нигде не зафиксированные результаты переговоров Идена и Молотова.

В-третьих. Бережков точно был в курсе, что в Кремле «придерживались» логики «модифицированного» соглашения, которое начало действовать уже в декабре 1944 года после разгрома Греческих коммунистов британским экспедиционным корпусом. Во время декабрьских событий в Греции руководство СССР сохраняло «стратегическое» молчание.

Уже на первый взгляд из «листков» Черчилля есть два главных «замечания», две «бросающиеся в глаза» детали.

Первый. Стороны очень «легко» договорились по Балканам. Почему? Это и есть главный, наиболее принципиальный вопрос «листков Черчилля». Того, зачем он их предлагал.

Второй. В «листках» нет (и не могло быть) Польши. По этому поводу стороны «принципиально не договорились» и продолжили принципиально «не договариваться» в ближайшем будущем. При этом следует отметить, что польская тема была очень токсичной для Черчилля. И вообще, и конкретно в данный момент после провала Варшавского восстания. За неделю до его визита в Москву, АК подписал капитуляцию, восстание закончилось полным поражением прозападных (на тот момент пробританских, прежде всего, сил, эмигрантское правительство находится в Лондоне). Наступление Красной армии на польском направлении неотвратимо. Было очевидно, что здесь Сталин полностью контролирует ситуацию. И, тем не менее, понимая, что реальная ситуация выглядит для него крайне неприятной, Черчилль ни в этот момент, ни потом (собственно до того момента, пока вопрос обсуждался), на серьезные уступки по Польше не идет. Версия о том, что «Польша – это ключ к сдерживанию России», безусловно, соответствует действительности, но отвечает далеко не на все вопросы.

Для того, чтобы получить ответы, попробуем «декомпозировать» основные тактики и стратегии сторон. Понять, какой именно смысл они могли вкладывать в «соглашение о процентах». В чем оно сработало, а в чем не сработало, или даже не могло сработать.

Польша и «другие».

Даже сам факт того, что Черчилль практически сразу по окончании войны (и несмотря на уже начавшуюся холодную войну) без всяких сомнений раскрыл свою «провокацию» и заставил советских представителей «все отрицать», опровергает «версию» Бережкова[13].

Черчилль:

- сознательно использовал «провокацию» и шел на «вариант», который по его собственным словам был «рискованным»,

- по крайней мере предполагал, какова будет реакция Сталина, и предполагаемая реакция его устраивала,

- не собирался ни «сжигать», ни «выбрасывать» листки, а намеревался их максимально использовать на практике,

- без всяких «душевных сомнений» «сдавал» Сталину Венгрию (как бонус), Болгарию и Румынию. Причем действовал расчетливо. В «первом» варианте Черчилль сознательно устанавливал более высокие проценты для себя, чтобы потом было чем торговаться в направлении «главного интереса»,

- немедленно после подписания приступил к «капитализации» - наведению британского порядка в Греции, что собственно и было главной задачей на Балканах. Причем еще до того, как ситуация в Венгрии и Румынии определилась.

Несколько моментов требуют отдельного упоминания.

Первое. С позиции сегодняшнего дня роль Британии выглядит гипертрофированной, а роль США заниженной. Однако тогда все было не так. Британия - громадная колониальная держава от Австралии до Южной Африки, от Индии до Сингапура и Малайи, большая половина Карибских островов и Канада. Интересы по всему миру. На тот момент Британия – это главный геополитический игрок в мире, США только выходят из кризиса конца 20-х – начала 30-ых и быстро усиливаются из-за войны в Европе. Британия наоборот слабеет. Но реально это станет понятно только через несколько лет. Пока Черчилль и Рузвельт на «равных правах», при этом глобальные интересы Черчилля значительно «разнообразнее». Поэтому часто именно он выступает «движителем» различных идей и предложений в отношениях со Сталиным.

Второе. Черчилль опытен, циничен и, в отличие от Сталина, имеет громадный опыт мировой политики. Ситуация, сложившаяся к октябрю 1944 года, ему понятна. Несмотря на все его неуспехи (Варшавское восстание) и успехи Советского Союза (взятие Красной Армией Софии и перспективы дальнейшего и очень быстрого продвижения на Балканах, развитие наступления в Польше), Черчилль приехал в Москву вовсе не затем, чтобы «выиграть у Сталина словами». Он готов торговаться с позиций «слабости», но при этом хорошо понимает, что он хочет «купить», и что он «готов сдать».

Третье. Польша самое большое восточноевропейское государство и одновременно исторический конкурент России за влияние в субрегионе. Коллапс польской государственности в 1939 году открывает для России/СССР путь к новому влиянию – новой роли в Европе. В рамках Антанты роль России была во многом «зависимой», Франция и Британия в большинстве случаев просто использовали Россию в своих интересах. После Революции 1917 года Россия/СССР вообще долго была в изоляция. Сейчас СССР уже готов стать крупнейшей мировой державой, и Черчилль понимает, что именно Польша – это рубеж. По крайней мере на тот момент.

По мнению Черчилля главный «польский ресурс» Британии это правительство в эмиграции, которое после гибели Сикорского возглавляет Миколайчик. Его хорошо принимают в Москве, не считают явным врагом, и Черчилль пытается это использовать. Миколайчик (несмотря на разгром восстания, к чему он имел прямое отношения) прилетает вместе с Черчиллем и ведет переговоры с Польскими прокоммунистическими представителями в Москве об «общем» послевоенном правительстве. Естественно, что ни до чего конкретного они не договариваются и договориться не могут (этого в планах Сталина нет). Однако Сталин даже не возражает, чтобы Миколайчик возглавил объединенное временное правительство с учетом того, что большинство в нем будут составлять коммунисты. Кажется, что Польша все еще «на игре». Однако, скорее всего, это только впечатление. Последующие события свидетельствуют о том, что Сталин все решения уже принял, дискуссии с Черчиллем и Миколайчиком – должны только «поддерживать интригу» до того момента, пока ситуация не станет полностью «очевидной».

Дополнительной проблемой и предметом игры становятся границы Польши. Еще в Тегеране фактически было признано, что Восточная граница Польши сдвигается на линию Керзона с возможными частичными модификациями. То есть руководители антигитлеровской коалиции фактически признавали присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР. В отличие от правительства Польши в Лондоне, которое требовало обратно Львов, Гродно, Брест и Вильнюс. Черчилль как всегда пытается снова «играть» и опять «прощупывать» и говорит о линии Керзона уже только как о «линии разграничения». С тем, чтобы окончательно определить границы на будущей «мирной конференции».

В действительности все было значительно сложнее, и поэтому должно было разрешиться… проще. Сталин сложностей не любит, а гордиевы узлы предпочитает рубить. «Игры навстречу» скорее всего не были связаны со сталинским видением будущего Польши и Восточной Европы в целом. Поскольку для него оставались неочевидными вопросы о легитимности новой польской власти и границах новой Польши, Сталин просто не хотел до времени открывать карты. Сталин мог себе это позволить, рассчитывая, что через несколько месяцев Красная Армия выйдет на уровень довоенной границы Германии и Польши. Время работало на него, и в своих расчетах он оказался прав.

В определенном смысле именно установление новой послевоенной Польши стало тем примером, который наглядно показывает, что часто, будучи правым в коротких расчетах, Сталин серьезно ошибался в среднесрочном политическом планировании. Его глубокое непонимание своих возможностей, закономерностей и обычаев той части Европы, которую он освободил от нацистов, во многих случаях давало выраженный отрицательный результат. И главное. Простые решения далеко не всегда лучшие, а иногда даже просто плохие. Черчилль не зря «проценты» рисовал.

(Продолжение следует…)

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs