Геополитическая роль Индии: сложности многовекторной политики

Внушительная победа на парламентских выборах действующего премьер-министра «националиста» Нарендры Моди позволила наблюдателям заговорить о перспективах начала нового этапа в развитии геополитической роли Индии.

По мнению индийских экспертов, «мир движется в направлении многополярности, пусть и асимметричной, которая в долгосрочной перспективе может трансформироваться в американо-китайскую биполярную систему». Опасения Индии, по их мнению, вызывают глобальные «претензии Китая». При этом нынешнее индийское руководство выдвигает амбициозные и долгосрочные цели, призванные упрочить международный авторитет страны и ее статус «серьезного глобального игрока», одновременно генерируя новые возможности для ускоренного развития и экономического роста. Обретение же Индией полновесного статуса великой державы, считают они, возможно лишь вместе со способностью «самостоятельно создавать многосторонние организации, защищающие её интересы и выражающие её ценности»[i]. В качестве одного из наиболее реалистичных сценариев видится «стратегия противовеса» Китаю, сочетающая «новые и возрожденные к жизни функциональные инициативы регионального экономического сотрудничества, а также модели субрегиональной интеграции»[ii]. В целом, в своей текущей внешней политике, Индия стремится найти баланс между крепнущими стратегическими отношениями с США, дальнейшим укреплением и диверсификацией связей с Россией и выстраиванием «сложного», во всем многообразии значений этого слова, взаимодействия с КНР.

Нынешние тенденции в Большой Азии и АТР, который, с подачи американцев, теперь всё чаще называют Индийско-тихоокеанским регионом (ИТР), внешне весьма благоприятны для Индии. Едва ли не все государства, имеющие интересы на этом огромном пространстве, неуклонно превращающемся в ведущий регион мира, заинтересованы в тесном взаимодействии с Нью-Дели при реализации как своих тактических, так и стратегических долговременных интересов. Так, без участия Индии, тем более — при противодействии со стороны ее руководства, ни американский проект ИТР, ни китайский проект «Сообщества общей судьбы» не могут быть реализованы в полной мере. Китайский проект без Индии остается, как минимум, неполным и незавершенным, из континентального он превращается в трансрегиональный. А американская стратегия «Индо-Пацифики», если из нее выпадает Индия, вообще теряет одну из двух главных своих опор.[iii]

При этом эксперты отмечают, что проблема обеих инициатив состоит в том, что они объективно отводят Нью-Дели роль второго плана. Но и сама Индия пока никак не сформулирует собственную большую концепцию, своё стратегическое видение будущего Азии. В одно и то же время Индия стремится сохранить максимальную свободу маневра и гибкость в международных делах и претендует на роль «системообразующей» державы Южной Азии. Заинтересованность Вашингтона и Пекина, втягивающихся во всё более напряженную борьбу за доминирование в Азии, в активном подключении к происходящему третьего равновеликого «полюса», также остается, по всей видимости, ситуативной и ограниченной лишь некоторыми направлениями отношений. Европа, вероятно, готова поддержать укрепление индийского влияния, но слишком поглощена собственными проблемами.

Таким образом, геополитическая ситуация в отношениях Индии – Китая - США приобретает все более комплексный и многоплановый характер. С одной стороны, и у Пекина, и у Нью-Дели растет объективная потребность в позитивной стабилизации двусторонних отношений. Пекин заинтересован в расширении взаимодействия с Индией, в том числе в контексте навязанной ему конфронтации с Соединенными Штатами. С другой стороны, системные факторы, сдерживающие качественное улучшение индийско-китайских отношений, остаются слишком весомыми. В первую очередь, речь идет о борьбе за сферы влияния в Азии, а также в растущем экономическом отставании Индии от КНР. В результате, руководство Индии предпринимает шаги, направленные на сдерживание Китая во всем большом регионе от Индийского океана до Тихого. Нью-Дели открыто зондирует возможности формирования коалиций, имеющих определенный антикитайский потенциал. В первую очередь, речь идет о сближении с Вашингтоном, Токио, и, вероятно, Австралией в рамках гипотетической «азиатской Антанты». Кроме того, Индия делает ставку на шиитский Иран, пытаясь создать противовес растущему влиянию Пекина в суннитском Пакистане[iv], «главном историческом противнике» Индии.

США также нуждаются в Индии, в первую очередь, как формулирует это Вашингтон, для противовеса Китаю. Вашингтон прямо называет Индию «жизненно важным партнером»в обеспечении своих интересов на просторах всего большого Индийско-тихоокеанского региона. США также постоянно дают понять Нью-Дели свою заинтересованность в расширении противостояния с Пекином за пределами сугубо экономических вопросов. При этом долгосрочные цели американской политики носят многоплановый характер:ослабить растущее влияние Китая во всем регионе Большой Азии, в том числе, в Пакистане; не допустить военно-политического союза Китай-Пакистан-Иран; сохранить рычаги влияния на Индию, действуя в первую очередь через Пакистан и Афганистан. Так, нынешний курс Трампа в отношении Исламабада объективно подталкивает Пакистан к более решительным действиям в Афганистане. А также играет на руку пакистанским кругам, выступающим наиболее последовательными сторонниками конфронтации с Индией. Между тем, в нынешних условиях, любое обострение напряженности между Нью-Дели и Исламабадом грозит новым охлаждением отношений между Индией и Китаем. Американские наблюдатели и вовсе убеждены в несовместимости фундаментальных интересов двух стран, их«обреченности» на стратегическое соперничество во всем регионе Индийского океана. Как представляется, более вероятным сценарием развития событий является ситуация, при которой два азиатских гиганта надолго застрянут в промежуточной позиции. «Между не готовностью уступать, и не способностью наступать», - считают некоторые эксперты.

Главным препятствием на пути усиления позиций Нью-Дели в Азии и в мире в целом остается относительная слабость социально-экономического развития. Индия «подвержена всем стандартным «болезням роста»», которые сопровождают процессы ускоренных изменений в экономике и социальной сфере. Усиливается социальное неравенство, распространена коррупция, ощущается нехватка природных ресурсов, ухудшается экологическая ситуация. Государство регулярно сталкивается с террористическими атаками и проявлениями сепаратизма. Тенденции модернизации в индийском обществе по-прежнему сталкиваются с пережитками традиционализма. Продолжаются острые дискуссии «относительно устойчивости нынешних моделей социально-экономического развития».[v]

Для преодоления усиливающихся дисбалансов в развитии правительством Моди готовятся и уже реализуются программы масштабных реформ в экономике, административной, финансовой сферах. Власти заявляют о намерении довести национальный ВВП к 2024 году до 5 трлн. долларов. Потребности Индии в инвестициях неуклонно возрастают, а задачей максимум остается привлечение инвесторов как из КНР, так и из США. Китайские деньги не только придают новый импульс развитию индийской экономики, но и становятся фактором сглаживания существующих противоречий. После обострения отношений летом 2017 года, руководители Индии и Китая сумели достичь позитивного «равновесия». А вот станет ли это равновесие балансом сил или трансформируется во взаимовыгодное долговременное сотрудничество, пока остается неясным.

Серьезные надежды возлагались руководством Индии на США. Однако после смены администрации в начале 2017 года, Вашингтон проводит политику «возвращения домой» инвестиций и промышленных мощностей. Наряду с фундаментальными тенденциями на мировых рынках капитала, это привело к существенному падению интереса американских инвесторов к проектам в Индии. Более того, в июне нынешнего года Трамп фактически объявил Индии торговую войну, лишив Нью-Дели торговых привилегий, позволявших беспошлинно поставлять на рынки США товары на сумму до 5.6 млрд. долларов[vi]. Усиливают индийско-американские разногласия решение Индии осенью прошлого года о закупке российских ЗРК С-400, а также наносящие удар по интересам Нью-Дели требования Белого дома о замораживании отношений с Ираном. Наконец, большую озабоченность в Индии вызывает неясность планов Вашингтона относительно будущего Афганистана после формального вывода американских войск.

Тем не менее, богатейший человек Индии и всей Азии по версии Forbes Мукеш Амбани, возглавляющий самый крупный индийский холдинг - Reliance Industries, недавно назвал «временным явлением» наметившееся снижение темпов роста индийской экономики.[vii]

В этих условиях, у России появляются хорошие шансы сыграть стабилизирующую и созидательную роль на этом направлении. 01 декабря 2018 года «на полях» саммита «Большой двадцатки» в Аргентине, по инициативе Москвы впервые с 2006 года состоялась встреча лидеров России, Индии и Китая (РИК). Руководители трех государств выступили за «более тесную координацию подходов трёх стран, прежде всего, в сфере обеспечения безопасности, выстраивания конструктивных межгосударственных отношений в Евразии». Было подчеркнут партнерский характер отношений Пекина, Москвы и Дели, совпадение интересов и целей «в области развития».[viii] Москва способна оказать индийским партнерам значимую помощь в решении самых разных вопросов – «от высоких технологий и обороны, до строительства современной инфраструктуры и снижения уровня бедности», - отмечают в Российском совете по международным делам. Большой интерес в Нью-Дели вызывает взаимодействие с Россией в рамках БРИКС и ШОС. В преддверии визита премьер-министра Моди на V Восточный экономический форум, который состоится в сентябре во Владивостоке, вице-премьер Юрий Трутнев и министр торговли и промышленности Индии Пиюш Гоял (Piyush Goyal) провели встречу, в ходе которой обсуждалось увеличение товарооборота между двумя странами к 2025 году до 30 млрд. долларов. Одним из наиболее перспективных долгосрочных совместных стратегических проектов для Москвы и Нью-Дели является также и Международный транспортный коридор Север-Юг (INSTC).

В июне нынешнего года вторая подряд встреча РИК состоялась в кулуарах G20 в Японии. Лидеры трех стран подчеркнули высокую эффективность работы в подобном формате, отметили совместную работу над формированием «в Евразии архитектуры равной и неделимой безопасности».[ix] Вместе с тем, колебания Нью-Дели относительно подключения к проектам в рамках китайской инициативы «Одного пояса, одного пути», демонстрируют сохраняющиеся противоречия индийской внешней политики. С одной стороны, Индия имеет основания рассматривать себя в качестве государства, которое, «в конце концов … определит, в каком направлении сдвинется геоэкономический маятник»[x] едва ли не во всем Восточном полушарии. С другой, по-прежнему остается неясным, насколько Индия способна гармонизировать свою интересы между проектами Большой Евразии и ИТР, с учетом их фундаментальных геополитических противоречий.

Линия на многовекторную внешнюю политику является отличительной чертой Индии с первых дней независимости. И до сих пор Нью-Дели пытается придерживаться этого правила. «Отстаивать ли дальше многополярный мир вместе с Москвой и Пекином … или же примкнуть к США, Японии и Австралии и сформировать «четырехсторонний альянс» для сдерживания Китая»[xi], - так ставят вопрос часть индийского истеблишмента. Рост неопределенности международной системы – одна из объективных тенденций последних десятилетий. И Индия – далеко не единственная держава, участвующая сразу в нескольких конкурирующих коалициях, фактические цели которых зачастую противоречат друг другу.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs