Сближение США и Индии: перспективы и пределы

Возможное обострение отношений КНР и США наверняка будет иметь и серьезные геополитические последствия. В частности, такое развитие событий объективно способствует сближению Соединенных Штатов с Индией. В октябре прошлого года, в ходе визита в Дели, госсекретарь США Рекс Тиллерсон охарактеризовал отношения двух стран как «стратегическое партнерство». По мнению ряда наблюдателей, Индия способна стать ключевым партнером США в Индо-Азиатском регионе[i].

Краткий обзор американо-индийских отношений в последние десятилетия дает глубокое представление о факторах, способных оказать решающее влияние на перспективы партнерства двух крупнейших государств мира. Напомним, что активизация двусторонних связей произошла относительно недавно. В годы «холодной войны» Вашингтон рассматривал Индию исключительно сквозь узкую призму геополитических интересов. В результате, отношения с одним из лидеров движения неприсоединения, имевшим к тому же тесные связи с СССР, носили преимущественно «враждебно-отстраненный» характер. Некоторое оживление отношений в 1990-е было сведено на нет санкциями, которые США наложили на Индию за проведение ядерных испытаний в 1998 году.

После терактов 11 сентября 2001 года, президенту Дж. Буш-младшему пришлось решать двуединую задачу: сохранить стратегические связи с Пакистаном, которые были необходимы для глобальной "войны против террора", одним из ключевых элементов которой стали боевые действия в Афганистане. И в тоже самое время найти противовес стремительно возраставшей мощи КНР, которую Буш-младший открыто обозначил как главный вызов интересам США в Азии, а в долгосрочной перспективе и во всем мире. Таким образом, у Соединенных Штатов возник стратегический интерес к сближению с Индией, которую в Вашингтоне стали рассматривать как лучший и самый естественный противовес как усилению Пекина, так и чрезмерной самостоятельности Исламабада. 

Потребность Вашингтона в качественном улучшении отношений была столь велика, что администрация Буша-младшего пошла в 2006 году на подписание с Индией Соглашения о сотрудничестве в области мирной атомной энергетики. (Даже несмотря на то, что Нью-Дели не является участником Договора о нераспространении ядерного оружия.) Критически оцененная многими, как в мире, так и в США[ii], ядерная сделка с Индией позволила двум странам сделать «невиданный прежде» шаг (generational  leap) в сторону стратегического сближения. По мнению оптимистов, тем самым США признавали «исключительную» роль Индии в возникающем новом мировом порядке. Тем не менее, на протяжении нескольких следующих лет отношения переживали период стагнации[iii].

Новая динамика в двусторонних отношениях обозначилась лишь после прихода к власти премьер-министра Нарендры Моди. Националист и прагматик, Моди разделял усиливающуюся тревогу Вашингтона по поводу неуклонно растущей китайской мощи. В этой ситуации, «возвращение Америки в Азию», задуманное Обамой, сулило установление баланса сил, отвечающего индийским интересам. США, в свою очередь, терявшие поддержку как среди традиционных арабских союзников, обеспокоенных двусмысленной позицией Белого дома в отношении «арабской весны», так и в регионе АТР, где некоторые традиционные американские союзники всё чаще посматривали в сторону Пекина, хотели развивать двусторонние военно-стратегические связи. В этой ситуации большие надежды Обама возлагал на торгово-экономическое сотрудничество с Индией, превращавшуюся в третью экономику мира. 

Результаты оказались противоречивы. Наибольший прогресс наблюдался в военной области. К 2016 году Индия становится самым частым участником совместных военных маневров с США среди всех государств мира. Росли объемы военно-технического сотрудничества – более 17 млрд. долларов за период 2011-2016 гг. Индия вышла на второе место среди покупателей американского оружия и техники[iv]. В настоящее время, вновь прорабатывается вариант продажи истребителей F/A-18 Super Hornet с возможностью их дальнейшего производства в Индии.

Гораздо скромнее оказались результаты в экономической области. К 2015 году объем двусторонней торговли достиг лишь 107 млрд. долларов – при заявлявшихся руководством обеих стран планах в «несколько сотен миллиардов». При этом, в несколько раз вырос и торговый дефицит Америки  - до более чем 30 млрд. долларов[v]. Наконец, стороны погрязли во взаимных претензиях на внешнеторговые ограничения. Американцев раздражали «широкомасштабная коррупция», а также «запретительные меры», принимавшиеся индийскими властями под давлением местных производителей. Возмущение индийской стороны вызывали американская практика «переманивания» индийских инженеров и программистов при «драконовских ограничениях» на импорт в США индийской сельхозпродукции.

Наибольшие сложности возникли в вопросах геополитики.  В Нью-Дели  хорошо помнят американскую враждебность в годы «холодной войны», и санкции, с помощью которых в 1974 и 1998 годах Америка пыталась ограничить развитие ядерных сил Индии, а значит и ее стратегическую самостоятельность. Пробуксовывал и провозглашенный Белым домом амбициозный план «возвращения США в Азию». В том числе из-за противоречивого подхода к одной из двух крупнейших держав региона. С одной стороны, администрация Обамы подавала сигналы о желательности превращения Индии в ключевой элемент той самой «оси Азии» (Asia pivot), вокруг которой могла бы строиться новая американская внешняя политика практически во всем восточном полушарии. С другой, действия США в Афганистане создавали у Нью-Дели впечатление, что Вашингтон готов оставить Индию один на один не только с этой проблемой, но и с «подрывной» политикой Пакистана.

Ситуацию усугубили и достаточно быстро проявившиеся пределы развития сотрудничества Вашингтона и Нью-Дели в военной области. Вновь вышли на поверхность опасения индийской стороны относительно перспектив превращения в младшего партнера в военной коалиции, действующей преимущественно в интересах США. Кроме того, более чем двукратное сокращение ВМС США в АТР, произошедшее после 1991 года, заставляет Индию сомневаться в практической способности Америки выполнять свои военно-стратегические обязательства в регионе.  В результате, индийская сторона не проявила желания не только размещать американские войска на своей территории на постоянной основе, но даже заключать долгосрочные соглашения о логистической поддержки сил США в азиатском регионе. Кроме того, совместные проекты в сфере ВПК натолкнулись на характерную для Индии бюрократическую волокиту, коррупцию и противодействие местных компаний. Вероятно, самой наглядной  кульминацией, обозначившей  пределы стратегического сближения Вашингтона и Нью-Дели, стало отсутствие Индии в числе участников переговоров по подготовке Транс-Тихоокеанского партнерства, которое задумывалось как важнейший элемент укрепления влияния Вашингтона в Азии.

Трамп, несмотря на свое почти демонстративное стремление дистанцироваться от политического наследия предшественника, на индийском направлении, похоже, готов в целом развивать курс, взятый Обамой в последние годы своего президентства. В преддверии визита Тиллерсона в Индию, американские СМИ недвусмысленно называли главную цель поездки – заручиться поддержкой Нью-Дели в качестве союзника против дальнейшего усиления Китая в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Подводя итоги переговоров, официальный представитель Государственного департамента описала их главный лейтмотив как “укрепление партнерства США и Индии, ведущей роли Индии в вопросах мира и безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе, а также ключевую роль Индии в стратегии администрации США в Южной Азии»[vi].

В ноябре 2017 года уже сам глава Белого дома заявил о том, что Индия является жизненно важным партнером США в обеспечении свободы и открытости всего большого региона, традиционно именуемого Азиатско-Тихоокеанским, но стратегами Трампа переименованного в Индо-Тихоокеанский (ИТР). Таким образом, Трамп делает заявку на еще более масштабную концепцию азиатской политики, по сравнению с «осью Азии» Барака Обамы. Такой подход, как представляется, свидетельствует о наличии в США широкого внутриэлитного консенсуса в отношении политики в Азии.

В Индии, в свою очередь, все наблюдатели с тревогой отмечают, что «напористость» Пекина – зачастую, буквально по ту сторону индийской границы, год от года только возрастает[vii]. Между тем, экономическое отставание Индии от Поднебесной, похоже, начало увеличиваться. Так, по данным британского TheEconomist, ВВП на душу населения в Индии к концу 2017 года составил уже только половину китайского. В результате, руководство Индии вынуждено отбросить многие прежние геополитические опасения и предпринимать все более энергичные шаги на Азиатском направлении. Нью-Дели, похоже, уже не боится вызвать раздражение Китая и почти открыто зондирует почву относительно перспектив формирования коалиций, имеющих очевидный антикитайский потенциал. В первую очередь, речь идет о взятом индийским руководством курсе на сближение с Вашингтоном и Токио. Такой подход выглядит более реалистичным, чем односторонние действия, поскольку совокупный экономический и торговый потенциал Индии, Японии и США значительно – более чем в полтора раза, превосходит китайский. В ходе расширенного саммита АСЕАН в Маниле в ноябре 2017 года, состоялась встреча официальных представителей трех вышеупомянутых стран и Австралии – впервые с 2007 года, в ходе которой стороны договорились о возобновлении четырехсторонних консультаций[viii], в которых некоторые эксперты видят прообраз едва ли не «азиатской Антанты».

Вместе с тем, старые ограничения возможностей индийской внешней политики пока никуда не делись. Индия не способна (и не горит желанием)  нести основное бремя в случае гипотетического «горячего» конфликта между любой «коалицией демократий АТР» и Китаем, идею которой уже больше десяти лет время от времени упоминают в Японии, а теперь, похоже, со все большим интересом изучают в Вашингтоне. Перспектива превращения Нью-Дели в полноценный торгово-экономический противовес Китаю - в АТР, ИТР, а тем более в Азии в целом, тоже не имеет под собой серьезных оснований. Объем торговли КНР с АСЕАН, по данным India Today, достиг в 2016 году 350 млрд. долларов.  Для сравнения, товарооборот между АСЕАН и Индией составил в том же году менее 60 миллиардов. Индия защищает свой внутренний рынок от иностранных конкурентов не менее ревностно, чем Китай. При этом индийские возможности в сфере экспорта капиталов и технологий, а также госфинансирования зарубежных проектов национальных компаний значительно уступают китайским. В результате, экономические связи с Индией сулят меньше выгод государствам и бизнесу зарубежных стран. Даже весьма ревнивое отношение Нью-Дели к глобальной китайской инициативе «Пояс шелкового пути» (к ряду других проектов Индия предпочла присоединится), так до сих пор и не обрело форму конкретных альтернативных проектов. Между тем регион, «довольно неожиданно» для многих в Индии переименованный американским Госдепартаментом в «Индо-Тихоокеанский», «простирается почти на половину мира».

Наконец, многие индийские эксперты выражают сомнения в способности Трампа стать надежным союзником Индии в долгосрочной перспективе. Индо-Тихоокеанская стратегия, объявленная Трампом, перечеркивает целый ряд шагов, предпринятых в свое время Обамой. А результаты политики нынешней администрации могут быть легко сведены на нет её преемниками. Пытаясь противостоять росту влияния КНР, Америка лишь теряет время и ресурсы, позволяя тем самым Китаю занять лидирующее положение в мире, убеждены скептики. Учитывая это,  Индия, скорее всего, будет и впредь всеми силами избегать зависимости своей внешней политики от интенсивного соперничества между Вашингтоном и Пекином, и сохранять стратегическую автономию – принцип, лежащий в основе государственной политики с первых дней независимости.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs