Готов ли Евросоюз принять лидерство Германии?

На минувшей неделе завершился самый продолжительный по времени саммит Евросоюза за последние 20 лет. Первая встреча лицом к лицу после паузы в пять месяцев, вызванной эпидемией коронавируса, понадобилась для согласования финансово-экономических мер спасения экономик стран-членов в условиях глубочайшего спада в истории Сообщества. Важной особенностью напряженного разговора в верхах стал открытый выход Германии на авансцену политической жизни Евросоюза.

Согласно предварительно согласованному расписанию, саммит должен был продлиться лишь до воскресенья, 19 июля. Однако соглашения не удалось достичь даже к концу понедельника. В итоге, лидерам стран ЕС понадобились беспрецедентные пять дней личных переговоров для того, чтобы достичь консенсуса о финансировании мер экономической поддержки и восстановления в ходе глубочайшего со времен Великой депрессии экономического кризиса. В результате, согласовано создание фонда «ЕС следующего поколения» («Next Generation EU») размером в 750 млрд. евро, а также бюджет Сообщества на 7 лет, который, в случае утверждения Европарламентом, составит 1.074 трлн. евро и в значительной мере должен быть направлен всю на ту же на борьбу с последствиями коронакризиса.

Изначально с инициативой о создании фонда спасения экономики ЕС выступили Германия и Франция. И если Эмманюэль Макрон давно известен как главный сторонник качественного усиления финансовой интеграции в рамках Сообщества. То для Берлина подобное решение стало по-своему революционным. По сути дела, Ангела Меркель поменяла свою позицию на 180 градусов за какие-то пару месяцев. Еще в мае Берлин склонялся в пользу «бережливых» северных стран, выступавших за формирование программ помощи наиболее пострадавшим от коронакризиса членам ЕС преимущественно из кредитов, к тому же, обусловленных твердыми гарантиями социально-экономических реформ.

Теперь же Меркель поддержала идею общего долга: согласно плану, Еврокомиссия займет эти деньги на рынке, выпустив облигации со сроком обращения от 3 до 30 лет. Выплаты общего долга ЕС должны начаться в 2027 году и завершиться не позднее 2058. Кроме того, большая часть средств - 390 из 750 млрд. евро - будет выдана в виде грантов. Из которых 312.5 млрд. евро странам-получателям не нужно будет возвращать[i]. Канцлерин изменила позицию, даже несмотря на то, что многие в Германии по-прежнему опасаются того, что главная цель любых подобных инициатив состоит в дальнейшем наращивании вклада крупнейшей экономики ЕС – немецкой, в развитие менее благополучных европейских стран. В том числе и Франции. Что Берлину придется взять на себя обязательства по выравниванию финансовых показателей стран-членов еврозоны.

И прежде все в Европе прекрасно понимали, что ФРГ играет ведущую роль в большинстве важнейших вопросов повестки Евросоюза. Однако до недавнего времени, Берлин чаще предпочитал решать внутри- и внешнеполитические вопросы «в кулуарах», а публично выступать либо совместно с партнерами по Сообществу. Либо вовсе, выдвигать на первый план руководство Еврокомиссии.

О выходе Германии «из политической тени» заговорили практически сразу после избрания главой Еврокомиссии бывшего министра обороны ФРГ Урсулы фон дер Ляйен. К настоящему же моменту, полагают оптимисты, сама история выводит Берлин на лидирующую роль, фактически, «не оставляя немцам выбора». Еще до начала пандемии коронавируса, Ангела Меркель, несмотря на снижение рейтинга поддержки у себя дома, на уровне ЕС завоевала репутацию успешного «кризисного менеджера». По мнению европейских наблюдателей, именно Берлин сумел обеспечить Сообществу минимально приемлемый уровень «сопротивляемости» в таких вопросах, как кризис вокруг Украины, «брекзит», а также усиливающееся давление со стороны США. Теперь же, когда Вашингтон объявил о намерении существенно сократить американское военное присутствие в Германии, Берлин и вовсе вынужден переосмысливать те «политические рамки, в которых страна развивалась с середины прошлого века», а также срочно искать новые «гарантии общего европейского баланса»[ii].

Важнейшую роль в «изменении расклада» сыграла эпидемия Covid-19. «Германия восстановила уверенность в себе благодаря своему выдающемуся управлению кризисом в области здравоохранения и экономики». Меркель восстановила лидирующие позиции как в ЕС, на фоне ослабленной эпидемией Франции и после ухода Великобритании. А также у себя дома, «где ультраправая партия "Альтернатива для Германии" находится в обороне». «А главное, у Германии больше нет другого выбора, кроме Европы, из-за реконфигурации глобализации вокруг региональных блоков, националистического и протекционистского разворота Соединенных Штатов, … экспансионизма Китая и, наконец, "Брекзита"»[iii].

Помимо этого, «крайне удачным совпадением» является и тот факт, что с 1 июля формальное председательство в ЕС перешло к Берлину. «Председательство Германии наступает в наилучший момент, потому что сегодня Европа нуждается в Германии настолько же сильно, насколько Германия нуждается в Европе. Восстановление Европы невозможно без неизменной приверженности Германии по причине ее экономического веса», убеждена французская Le Figaro. Тем более, как полагает ряд западных экономистов, Германия выйдет из пандемии значительно более сильной в финансово-экономическом отношении, по сравнению с США и КНР.[iv]

Вместе с тем, аргументы не в пользу лидерства Германии звучат едва ли не более весомо. Так, проблема дисбаланса геополитических сил в Европе веками выступала в качестве одной из главных причин континентальных и мировых конфликтов. Превосходство Германии над другими европейскими государствами уже не раз играло дестабилизирующую роль в Европе в последние 150 лет. До Брекзита, оказать влияние на Берлин в вопросах «прокладывании курса для ЕС» могли лишь совместные усилия Парижа и Лондона. И то, как правило, не без помощи США. А одним из приоритетов НАТО с первых дней его существование являлось «придерживание» немцев.

Однако теперь Соединенные Штаты всё чаще и откровеннее используют свое политическое и экономическое влияние для обуздания всего Евросоюза и ограничения его конкурентоспособности. Да, формально-дипломатически Трамп так и не смог «продавить» Берлин ни по одному из вопросов: Северного потока – 2, Иранской ядерной сделки, увеличения немецких расходов на НАТО до 2 процентов ВВП. Но это также означает, что «любая новая администрация США будет использовать завоеванные Трампом рубежи, сделанную им «черновую работу»» для наращивания, а не ослабления давления на Европу, отмечает профессор МГИМО Дмитрий Данилов.

Между тем, многие государства-члены ЕС, по-прежнему видят именно в Америке лучший противовес изменению расклада сил в Европе. Так, участники коалиции Междуморья[v] всё настойчивее стремятся к непосредственному военному сотрудничеству с США - даже вне рамок формальных механизмов НАТО. Намекая, тем самым, на желательность «сдерживания» не только России, но и ФРГ.

По мнению автора ресурса «Взгляд» Дмитрия Бавырина, победа Анджея Дуды на президентских выборах в Польше «станет личным поражением канцлера Германии Ангелы Меркель». Речь идет о неспособности Меркель, ««продать» полякам альтернативное видение Европы». Дуда «вносит раскол и рознь в евросоюзовский лагерь, расшатывая его политический фундамент». С июля Польша является председателем Вышеградской группы, которую Трамп рассматривает как «клуб европейских друзей США», способный превратиться «в глобальную структуру, представляющую в определенной степени альтернативу «старой» Европе».[vi]

Неясно также, удалось ли Меркель в ходе последнего саммита хотя бы отчасти преодолеть скептическое и даже подозрительное отношение ряда стран ЕС к ее бывшему министру, ныне возглавляющей Еврокомиссию. Еще в конце весны Урсулу фон дер Ляйен критиковали за отсутствие у нее «европейского политического видения, позволяющего ей выйти за рамки идеологических и культурных границ Германии» в отсутствии «концепции развития». В результате, «действия и слова экс-министра Ангелы Меркель, которая некоторое время считала ее своей наследницей, анализируются в свете немецких общих истин»[vii].

Если даже попытаться оставить геополитику за скобками, и сосредоточиться лишь на финансах и экономике, то и здесь наблюдатели продолжают гадать, в какой мере Берлин, или хотя бы часть немецкого истеблишмента, стоят «за спиной» у стран «бережливой четверки». Потому что в предыдущие годы Нидерланды, к примеру, считались неофициальными выразителями немецких сомнений относительно целесообразности наращивания общеевропейских расходов при сохранении нынешнего, аморфного, политического формата их распределения.

В ходе пятидневного саммита, четверка «бережливых стран», включающая Нидерланды, Австрию, Швецию и Данию, которые также поддержала Финляндия, предлагали выделять нуждающимся членам ЕС лишь кредиты и требовать при этом проведения реформ. Отчасти, они добились своего: итоговая сумма грантов снизилась с 500 млрд. евро до 390, а для доступа к 312.5 млрд. евро грантов, напрямую доступных государствам-членам, получатели должны будут вначале подготовить национальные планы экономического восстановления, включающие обязательства в области «зеленой и цифровой трансформации», реформы трудового законодательства и пенсионной системы[viii]. Вместе с тем, активно поддерживаемая Германией идея обусловить выделение субсидий из бюджета ЕС «уважением принципов правового государства», отложена на будущее.

Наконец, по мнению скептиков, выход Берлина на авансцену европейской политики слишком очевидно обусловлен в первую очередь политическими и экономическими интересами самой Германии. Евро за 20 лет сделал немцев еще более могущественными в экономическом отношении. Одновременно, он стал одним из важнейших факторов, усиливавших все эти годы изоляцию ФРГ в Европе.[ix] Центральная Европа превратилась в поставщика полуфабрикатов и запчастей для немецких предприятий, воплощая своего рода доктрину Mitteleuropa в 21 веке. Остальные страны ЕС стали рынком сбыта для германских товаров. В результате, экономическая мощь Германии превратилась в едва ли не главную угрозу европейскому интеграционному проекту.

И лишь когда, по мере усугубления коронакризиса, немцам «стало очевидно», что крайне выгодная для них модель европейской экономики рискует утратить жизнеспособность без существенной помощи наиболее пострадавшим странам, Берлин «зашевелился». Тут же «оказалось», что можно и денег выделить «побольше», и даже «подправить» ряд юридических положений Союза, против чего Ангела Меркель твердо выступала еще в начале нынешнего года. Однако «перемены» возможны лишь в той мере, сетует TheEconomist, в какой они позволяют ничего «не менять» в «богатой и благополучной жизни немецких избирателей».

При всем том, у немецкого руководства, по мнению критиков, всё еще отсутствует системное видение путей преодоления последствий пандемии даже в среднесрочной перспективе. Между тем Европа нуждается «в смелости и целеполагающем руководстве, а не просто в кризисном менеджменте». Против Германии «работает» и ее «рыхлая» внутриполитическая структура, где высокая автономия федеральных земель существенно ограничивает скорость принятия решений Берлином, в том числе, внешнеполитических.

Обязательства для получения денег странами Южной Европы выглядят довольно мягко. Между тем Италия балансирует на грани долгового кризиса. И платить, в случае дефолта, не исключено, де-факто придется немцам. Понимают ли это избиратели, в последнее время демонстрировавшие рост доверия к Меркель и ее партии, пока неясно. Кризис немецкой «большой коалиции» лишь притупился, но не исчерпал себя. Выборы нового главы ХДС и вероятного преемника Меркель на посту главы правительства перенесены на декабрь этого года из-за пандемии. В случае усугубления финансово-экономической ситуации в ЕС, внутриполитические позиции канцлерин могут вновь оказаться в «подвешенном» состоянии.

Как показал ход саммита ЕС, согласие его участников носит относительный и хрупкий характер. У разных стран и коалиций по-прежнему свои интересы и приоритеты: финансовые, экономические, технологические и политические. Между тем, эффективное претворение в жизнь любых совместных инициатив в области макроэкономического и монетарного регулирования Сообщества едва ли возможны без достижения реального стратегического партнёрства. Сумеет ли Меркель предложить Евросоюзу повестку, идущую дальше видимых невооруженным взглядом внутриполитических и экономических интересов Германии? Европе и ее соседям, в свою очередь, предстоит понять, насколько стратегический характер будет иметь новая «решительность» политики ФРГ. А Берлину - по меньшей мере, в масштабах ЕС, доказать, что его призыв к общим действиям – это не просто общие слова.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs