ГЛАВНАЯ > Обзоры

Каспийский канал? Не так быстро… Ответное слово

16:04 06.05.2016 • Михаил Бакалинский, кандидат филологических наук, доктор философии, эксперт журнала «Международная жизнь» Эндрю Корыбко, политический обозреватель, США

Альтернативные медиа-ресурсы с энтузиазмом распространяют новость о том, что планы строительства транс-Иранского Каспийского канала, который буквально окутан тайной, «на один шажок» приблизились к реализации; данные издания активно приветствуют такой шаг, который сам по себе является «главным интересом» стран Каспийского региона. Действительно, этот проект является уместным с экономической и даже геополитической точек зрения, однако упомянутые выше публикации настолько поглощены положительным трансформационным эффектом данной логистической инициативы, что игнорируют возможность негативных стратегических последствий в долгосрочной перспективе, которую может в себе таить этот поистине «библейских масштабов» проект.

Цель настоящего исследования заключается не в осуждении перспективного транс-Иранского Каспийского канала (далее «Каспийского» канала»), а, скорее, в проведении трезвой оценки потенциальных последствий его строительства в долгосрочной перспективе для всего Каспийского региона и южных границ России. Данное исследование ставит себе задачей сподвигнуть политическое руководство России провести трезвую оценку этого вопроса, исключив чрезмерно оптимистичную оценку других и, таким образом, прийти к объективной оценке данного проекта (надеюсь, Москве это удастся). В свою очередь, осознав определенные стратегические риски, которые возникнут для России по окончании строительства «Каспийского» канала, политическое руководство страны сможет заранее подготовиться к вероятным вызовам. Настоящее исследование начнется с панорамного стратегического анализа последних сообщений о предлагаемом «Каспийском» канале, а далее перейдет к определению наиболее выгодного с т.з. интересов России маршруту прохождения «Каспийского» канала (в настоящий момент существует два таких маршрута). Затем исследование сфокусируется на анализе того, как успешная реализация одного из предложенных маршрутов «Каспийского» канала может усилить геостратегические позиции Ирана, России и Индии. Говоря об Индии, особое внимание будет уделено тому, как проникновение Индии (прямого стратегического соперника Китая в Каспийском и Среднеазиатском регионах) может привести к неприятным последствиям для России в этом регионе-перекрестке геополитических интересов. Хотя в настоящий момент Индия поддерживает с Россией очень тесные отношения, если в Нью-Дели продолжат свой про-Американский и 
про-Саудовский курс, существует большая вероятность того, что новые «друзья» могут вынудить Индию сделать сложный и ненужный выбор «или-или», что приведет к конфликту евразийских членов БРИКС, а саму Индию превратит в «пистолет у виска» Евразийского супер-континента.

Из «внутреннего» моря к Мировому океану

Основной задачей предлагаемого «Каспийского» канала является связь (внутреннего) Каспийского моря или с Персидским или с Оманским заливами; конечная точка зависит от того, какой маршрут будет выбран: западный или восточный (см. карту ниже). Информационное агентство Sputnik подготовило об этом канале подробный сюжет и в рамках своего «технико-экономического обоснования» процитировало точки зрения нескольких экспертов (автор этих строк рекомендует читателям изучить по свободе указанную статью агентства Sputnik). Общая идея указанной статьи: западный маршрут «Каспийского» канала короче, дешевле, легче в строительстве с т.з. природных условий, чем восточный, но в любом случае для реализации любого из указанных маршрутов потребуются политическая воля и долгосрочное терпение. Для наглядности ниже указана карта, приведенная изданием Sputnik:

Как наглядно показано на карте, западный маршрут свяжет Каспийское море с Мировым океаном, вероятнее всего, в порту Бандар Имам Хомейни, тогда как восточный маршрут, вероятно, вяжет Каспийское море с Мировым океаном в порту Чахбехар, который сейчас расширяется за счет финансирования со стороны Индии. Важно отметить, что развитие иранского порта Чахбехар – это «индийский ответ» инвестиционному проекту Китая в расположенном рядом пакистанском порту Гвадар; при этом иранский Чахбехар, а также пакистанский Гвадар расположены в историческом регионе Белуджистан, в котором еще недавно отмечались сепаратистские настроения и фиксировалась деятельность террористов. Эту деталь крайне важно включить в наш анализ, чтобы продемонстрировать потенциал внешней силы (например, США), которая может саботировать любой из портовых проектов евразийских сверхдержав в данном регионе, использовав это как фактор давления на Нью-Дели и Пекин «за счет» Ирана или Пакистана соответственно. Кроме того, географическое расположение восточного маршрута «Каспийского» канала крайне важно для данной статьи, поскольку в случае выбора его как окончательного направления, и сам «Каспийский» канал, и порт Чахбехар приобретут еще большее значение в уже существующем большом геостратегическом плане Индии; хотя это все еще является общим предположением, к нему необходимо будет вернуться, когда речь пойдет о планах Индии по проникновению в регион Средней Азии.

Интересы Ирана

Будучи страной, по территории которой будет проложен «Каспийский» канал, Иран определенно вынашивает собственные, важные для него, интересы, поскольку этот проект выходит за рамки экономики. С позиции Ирана более западный маршрут является более привлекательным с геополитической т.з., чем восточный, поскольку это усилит зависимость от Ормузского пролива, которую Иран создаст за счет западного маршрута «Каспийского» канала. Тегеран хочет, чтобы все участники данного проекта, непосредственно заинтересованные в его реализации (страны Каспийского региона, а также Индия) оказывали ему безоговорочную поддержку в его противостоянии с Советом сотрудничества арабских государств Персидского залива под предводительством Саудовской Аравии, а также с «антитеррористической» коалицией, особенно в случае войны с ними; при этом наилучшим способом сохранить стратегическую «верность» Ирану участники проекта «Каспийский» канал могут за счет передачи Ирану значительной части своего экономического суверенитета (в виде транспортного коридора под контролем Ирана – прим. пер.) и признания суверенных прав Ирана на часть Ормузского пролива. Восточный маршрут более выгоден для стран Каспийского региона, а также Индии именно потому что «обходит» Ормузский пролив, однако это менее выгодно Ирану, поскольку Индия и страны Каспийского региона с меньшей долей вероятности будут гарантировать Тегерану свою поддержку в случае враждебных действий, которые могут иметь место в Персидском заливе. Тем не менее, если бы указанные страны-партнеры Ирана по проекту «Каспийского» канала использовали Ормузский пролив (являющийся «бутылочным горлышком») в рамках реализации морских двусторонних торговых отношений друг с другом, они бы с большей вероятностью заняли сторону Ирана в случае враждебных действий в Персидском заливе. Таким образом, приведенная стратегическая реальность позволяет Ирану под любым предлогом создать собственную «контр-коалицию» для «уравновешивания» Саудовской Аравии и сдерживать любую многостороннюю агрессию, которую Эр-Рияд решит развязать против Тегерана: Тегеран понимает, что все участники проекта «Каспийского» канала, непосредственно заинтересованные в его реализации, также заинтересованы и в безопасности непосредственно Исламской Республики.

В заключении отметим, что хотя Иран, вероятно, и рассматривает возможность прохождения по своей территории «Каспийского» канала на взаимовыгодных экономических условиях, на самом деле его приоритетом является геоэкономическая цель – сдерживание на многосторонней основе любой возможной агрессии со стороны Саудовской Аравии и ее союзников. Пойдет ли «Каспийский» канал по «восточному» или по «западному» маршруту все участники этого проекта, непосредственно заинтересованные в его реализации, будут больше связаны с Тегераном, чем с Эр-Риядом, и, таким образом, смогут сохранять свою геополитическую «верность» в течение многих поколений. Хотя Иран, вероятно, и хотел бы выбрать легчайший, кратчайший самый дешевый и наиболее выгодный с геополитической т.з. маршрут, лоббирование восточного маршрута странами Каспийского региона, а также Индией (не говоря о щедрых грантах на развитие данного проекта от Москвы и Нью-Дели) руководство Исламской Республики может склониться в сторону восточного маршрута (вместо западного), тем самым несколько снизив стратегический риск для всех участников проекта «Каспийского» канала, с которым они бы столкнулись в случае с выбором Ормузского пролива, расположенного вблизи Персидского залива.

Россия: возрождение и риски

Очевидные выгодны для Москвы от строительства любого из маршрутов «Каспийского» канала заключаются в том, что это позволит ей существенным образом диверсифицировать экономических партнеров за счет открытия международного морского торгового маршрута на своих южных рубежах: это позволит Каспийской флотилии выйти в Индийский океан. Это соответствует концепции, о которой автор этих строк писал в своем материале «Разворот на юг»: открытие коридора «Север-Юг» между Россией, Ираном, а также Индией и создание зоны опережающего развития, что позволит активнее приглашать к такому сотрудничеству других участников международных отношений. В итоге, каспийский порт Астрахань станет «Окном на Юг» (также как Санкт-Петербург является «Окном на Запад», а Владивосток – «Окном на Восток»). Учитывая все геоэкономическое детерминанты России, «Каспийский» канал прекрасно вписывается в общую геополитическую стратегию Москвы и может стать для нее ключевым проектом, необходимым для обеспечения экономического «возрождения» в ближайшее десятилетие, которое, разумеется, трансформируется в соответствующие геополитические преимущества на каждом из указанных выше направлениях («Юг», «Запад», «Восток»).

С другой стороны, появится реальная возможность использовать «Каспийский» канал для доставки военных кораблей для проведения «дружеских учений» в иранской акватории Каспийского моря. Хотя из-за длительных расхождений между Азербайджаном, Туркменистаном и Ираном окончательные морские границы Ирана до сих пор не определены, необходимо следует признать, что часть этого участка Каспийского моря все же подпадает под юрисдикцию Ирана, а, учитывая, что «Каспийский» канал будет полностью контролироваться Тегераном, нет никаких причин утверждать, что Исламская Республика не сможет проводить в Каспийском море военно-морские учения с каким-либо «некаспийским» государством. На такой шаг Иран может пойти только в случае с наиболее привилегированными партнерами, поэтому, если исключить сценарий смены режима в Иране, в результате чего страна станет прозападной, наиболее вероятным «некаспийским» партнером по таким военно-морским учениям станет Индия. Хотя в 2014 г. все страны Каспийского региона и сделали совместное заявление, которое запрещало размещать в акватории Каспийского моря военные силы стран, не входящих в Каспийский регион, это расплывчатое заявление может быть оспорено Ираном, поскольку в нем сказано, что запрещается постоянное присутствие таких сил, что не предполагает запрета на «временное» размещение военно-морских контингентов «дружеских» стран на период проведения совместных или даже многосторонних военно-морских учений. Далее, как и в случае с Конвенцией Монтрё о статусе проливов Босфор и Дарданеллы, ограничивающей время пребывания в акватории Черного моря кораблей ВМФ/ВМС «нечерноморских» стран, иранская сторона, возможно, аналогичным образом будет интерпретировать любые обязательные соглашения о статусе «Каспийского» канала (не важно, будут ли в тексте таких соглашений подобные ограничения или нет). Также уместным будет отметить и то, что  Иран, вероятно, не будет ограничивать себя эксклюзивным соглашением с ВМФ России  о предоставлении доступа Каспийской Флотилии к Индийскому океану, а если Иран все же предоставит кораблям ВМФ России транзитный коридор через «Каспийский» канал, он может заявить, что будет в состоянии предоставить подобное право и ВМС/ВМФ других стран, поскольку ничто не сможет остановить его от использования своих суверенных прав в отношении своего же внутреннего водного маршрута.

Проблема здесь заключается в том, что Индия в силу понимания своего политического руководства о необходимости «сдерживания Китая» движется 
к сторонникам однополярного мироустройства такими быстрыми темпами, поэтому невозможно однозначно предсказать, верность кому в итоге Нью-Дели будет хранить в ближайшее десятилетие. В свою очередь, это может привести к стратегически некомфортной ситуации, при которой Иран позволит проходить через «Каспийский» канал военно-морским судам Индии, настроенной на сближение с лагерем сторонников однополярной модели мироустройства, для проведения совместных военно-морских учений (такие учения будут проводиться на основе прочных двусторонних связей Тегерана и Нью-Дели, а также будут обязательно означать реверанс Западу). При этом подобная ситуация обязательно будет носить знаковый характер и окажет значительное и разрушительное давление на совместное российско-китайское лидерство в Средней Азии: это не обязательно будет вызовом России, однако направит в адрес Китая четкое послание о его «сдерживании» Индией. Тем не менее, на Россию влияние этого шага Индии и Ирана будет негативным. Индия, а к тому времени, вероятно, и Иран по согласованию с Нью-Дели в «Хартлэнд» Евразии, тем самым усложняя традиционную и стабильную динамику, сформированную в этом регионе благодаря Российско-Китайскому стратегическому партнерству. Существует тонкая грань между многополярным проектом на основе торговли и механизмов мягкой силы и прямым вызовом определенному устоявшемуся кругу партнерств; и если Индия будет использовать «Каспийский» канал для канализации военного влияния в регионе Каспийского моря и в Средней Азии под прикрытием «совместных с Ираном военно-морских учений», в этом случае Нью-Дели определенно переступит указанную тонкую грань «дружеского соперничества» и «бросит перчатку» Китаю (а также и России, желает он этого или нет).

Нашествие Индии

Политическое руководство Индии буквально помешано на идее «сдерживания Китая», поскольку видит в Пекине главную угрозу не только из-за его размеров и геополитического значения Поднебесной в международных отношениях, а, в основном, из-за тесного стратегического союза с Пакистаном, воплощенным в Китайско-Пакистанском экономическом коридоре.  В качестве инструмента «сдерживания Китая» Индия «давит» на него в странах Южной и Юго-Восточной Азии, а также планирует уже в ближайшем будущем в превентивном порядке «перенести битву» в Среднюю Азию. Намереваясь повысить свои стратегические возможности, Индия идет на тесный контакт с США, и ожидается, что как только влияние Индии распространится на Среднюю Азию, такое «накладывание» общих целей синхронным образом переместится и в этот регион. Одновременно со «сдерживанием Китая», Индия находится в поиске новых логистических маршрутов диверсификации торговых связей с ЕС, в частности через реализацию проекта «Коридор «Север-Юг» через Иран и Россию. Следует понимать, что неважно, как далеко в своей навязчивой (и недалекой) идее «сдержать Китай» Индия может зайти на сторону однополярного мира, вряд ли Нью-Дели сделает что-либо, что поставит под угрозу его связи с Москвой; этого не произойдет благодаря той незаменимой геоэкономической роли, которую Москва будет играть в предполагаемой масштабной экономической стратегии Индии.

Но это не значит, что США не будут оказывать на Индию давление с целью создать сложности для России; речь о том, что любые негативные последствия таких действий Индии отразятся лишь на геостратегической координации на высшем уровне и, вряд ли, отразится на экономических и социально-культурных контактах. Все же если в отношениях политического руководства Индии и России возникнут некоторые «разностопицы», это будет шаг назад в построении многополярного мира, однако, по правде говоря, оба государства в течение последних двух десятилетий вели тесное сотрудничество в экономической (включая военно-техническую) и социально-культурных сферах, поэтому вряд ли стоит ожидать, что отношения Нью-Дели и Москвы когда-либо вернутся на уровень периода «Холодной войны» (теснейшей геополитической координации), поскольку международная обстановка невозвратно изменилась. Главным фундаментальным фактором неопределённости является степень вероятных изменений в Индо-Российских отношениях, в случае если Нью-Дели продолжит наращивать свое влияние в Средней Азии, особенно вдоль логистического коридора, получившего название «Ашхабадское соглашение», который пройдет по прибережным районам Каспийского моря и внутренним регионам Средней Азии. Чтобы ввести читателей в курс дела, отметим, что под (малоизвестным) «Ашхабадским соглашением» подразумевается логистический и экономический проект интеграции Казахстана, Узбекистана, Туркменистана, Ирана и Омана; всего лишь месяц назад Индия официально заявила о начале присоединения к этому проекту, и теперь у Нью-Дели появился еще один маршрут, в дополнение к уже описанному ранее коридору «Север-Юг».

В настоящим момент уже существует железнодорожный маршрут, соединяющий Казахстан, Туркменистан и Иран, который был открыт в конце 2014 г., а Индия, в свою очередь, планирует построить железную дорогу от порта Чахбехар до афганского города Герат, что, вероятно, приведет к созданию трехстороннего транснационального проекта вдоль восточного побережья Каспийского моря. Такой шаг вписывается в план Индии, получивший название «Соединение стран Центральной Азии»[i], задачей которого является создание новых торговых маршрутов и инфраструктуры в данном регионе, а также в ряд проектов Индии, получивших общее название «Курс на Север» (по аналогии с «Курсом на Восток» – планами по усилению роли Индии в Юго-Восточной Азии). Говоря о последствиях этих действий Индии для торговых отношений с Россией, отметим, что торговые связи будут осуществляться или морским путем через каспийские маршруты или по железнодорожному коридору через Азербайджан. Существует вероятность, что восточный вектор коридора «Север-Юг», в основном, будет направлен на реализацию двух- и многосторонних соглашений между Индией и странами Средней Азии и будет выходить за рамки прямых связей Нью-Дели с Россией, а его главной целью, снова, является «сдерживание Китая»; при этом регион Средней Азии представляет собой рынок, емкость которого меньше, чем емкость Ирана или Юго-Восточной Азии.  Однако геостратегические детерминанты «нашествия» Индии в Среднюю Азию перекрывают любые экономические выгоды и в значительной степени компенсируют вложения в инфраструктурные проекты, которые Нью-Дели, вероятно, будет планировать параллельно с этим «нашествием». В довершение ко всему сказанному отметим, что, если «Каспийский» канал все же будет построен, существует большая вероятность, что Индия воспользуется этим маршрутом, чтобы регулярно направлять в Каспийское море свои военно-морские суда для проведения двух- или многосторонних военно-морских учений со странами-подписантами «Ашхабадского» соглашения – Казахстаном, Туркменистаном и/или Ираном.

Заключительные соображения

Попытка претворить в жизнь вековую мечту о трансиранском «Каспийском» канале – это идея, которая действительно будоражит воображение, особенно в геополитических реалиях нового периода после снятия с Ирана санкций; этот проект также несет огромные возможности значительного укрепления и упрочнения архитектуры многополярного экономического мироустройства. Уже написано много положительных и хвалебных оценок данного проекта, но каждая такая оценка избегает обсуждения той стороны этого проекта, которая угрожает в долгосрочной перспективе системно повлиять на Россию, Иран и Индию. Более того, нет ни одного серьезного анализа того, как проект «Каспийского» канала необратимым образом изменит геостратегическую обстановку в регионе Каспийского моря и создаст новые нетрадиционные для России риски, главным из которых является вероятная трансформация Индии из представителя «многополярного» мира, ориентированного на Индийский океан, в «таран» однополярного мира, нацеленный на проникновение в Каспийское море. Хотя указанная трансформация Индии не была предметом детального анализа настоящего исследования, ее реалистичность не должна ставиться под сомнение, особенно учитывая близость стратегического координирования, наблюдаемого сегодня между Нью-Дели и Вашингтоном. Если сторонникам однополярного мира все же удастся обманным путем заманить Индию в свои «объятия» (даже, что вероятно, с использованием «Дамоклова меча» в виде «Гибридной» войны), тогда индийский проект «Соединение стран Центральной Азии» может стать началом операции «Троянский конь» (проникновение в «Хартлэнд» Евразии), а сама Индия, возможно, начнет злоупотреблять своим доступом к Каспийскому морю и организовывать проведения провокационных двух- или многосторонних военно-морских учений вдоль берегов Каспия. Хотя на сегодняшний день это всего лишь вероятный стратегический сценарий, это все же та ситуация, которой политическое руководство России ни в коем случае не должно пренебречь при обсуждении всех «за» и «против» «Каспийского» канала. Вероятность, что в ближайшее десятилетие Индия из надежного партнера превратится в соперника очень высока, а если Индия пойдет на такой шаг в Каспийском море, чтобы послать Китаю жесткий сигнал о его «сдерживании», это автоматически поставит Москву в крайне неудобное положение: она будет вынуждена (прямо или опосредовано) защищать собственные интересы (сохранение своего стабильного лидерства в регионе Каспийского моря и Средней Азии), а также ведущих позиций Китая в этих регионах, не говоря уже о том, что Москва займет сторону Китая как своего главного союзника в свете провокационных действий Индии против него. Такое стечение обстоятельств может еще больше поставить под удар российско-индийские связи (которые к тому времени уже могут быть натянуты) и завершить процесс сворачивания координации геополитических вопросов (который к тому времени уже начнется), а также снизить качество двухсторонних отношений с высшего стратегического уровня до среднего, а также до прагматических эконмических (включая ограниченное сотрудничество в военно-технической сфере) и социально-культурных контактов.

Тем не менее, до того, как произойдут все вышеописанные события, Индия, вероятно, попытается предпринять последнюю оставшуюся попытку убедить Россию в том, что коридор «Север-Юг» и «Ашхабадское» соглашение представляют большее значение для интересов Москвы, чем китайско-пакистанский экономический коридор
(в силу того, что Москва все больше склоняется к рассмотрению Пакистана в качестве «моста» паневразийской интеграции). Вполне вероятно, что Нью-Дели так и не удастся убедить Москву отказаться от формирующегося в настоящий момент партнерства с Исламабадом, поскольку в интересах самой России развивать все три транспортно-логистических проекта в направлении «Север-Юг» с целью усиления собственного геоэкономического значения. Если Россия отклонит все попытки Индии пролоббировать «антипакистанские идеи, тогда в случае строительства «Каспийского» канала Индия может продемонстрировать, своего рода, мстительное злорадство, направив свои военные суда вдоль южных морских границ России.

 

Источник: http://orientalreview.org/2016/04/11/a-caspian-canal-not-so-fast/



[i] Здесь следует указать на некоторые особенности географических терминов в русском и английском языках: в русском языке термином «Средняя Азия» называют регион, объединяющий Казахстан, Кыргызстан. Узбекистан, Туркменистан и Таджикистан, а термином «Центральная Азия» – эти же страны плюс Иран и Афганистан, тогда как в английском языке термин CentralAsia объединяет в себе значения русских терминов «Средняя Азия» и «Центральная Азия» (прим. пер.).

 

Каспийский канал? Не так быстро…: ответное слово

Михаил Бакалинский,к.ф.н., доктор философии, международный обозреватель

Выход России к Персидскому заливу был вековой мечтой и стремлением всех ее великих правителей. Максимально к воплощению этой мечты страна приблизилась в
XIX – начале ХХ вв., когда де-факто контролировала северные регионы Ирана. Почти весь ХХ в. Россия была занята или выживанием в условиях внешних интервенций или глобальным противостоянием с коллективным Западом, и выход к Персидскому заливу отошел на второй план международной повестки (также следует вспомнить об охлаждении отношений между Россией и Ираном в период Ирано-Иракской войны).
В конце ХХ – начале ХХI вв., с началом формирования стратегических отношений между Россией и Ираном, эта попытка может быть воплощена в жизнь уже равноправными и стратегическими партнерами по международному диалогу. И вот сегодня, когда высокие представители обеих стран заявили об обсуждении вопроса строительства «Каспийского» канала, некоторые представители экспертного сообщества, относящиеся к патриотически настроенному, ставят эффективность этого проекта, имеющего для России поистине колоссальное значение (получение альтернативного выхода в южные моря), под сомнение; более того, они отмечают его рисковый характер для самой России.  Разумеется, идеологическое обслуживание власти не должно сводиться к ура-патриотическим и пропагандистским реляциям, однако любая критика, претендующая на звание конструктивной, должна зиждиться на объективных данных, а не линейных прогнозах, стереотипах, и, что опаснее, на алармизмах.

К числу критически настроенных по отношению к «Каспийского» канала относится американский политолог Эндрю Корыбко, известный читателям журнала по переводам, представленных автором этих строк в рубрике «Обзоры». Данный эксперт исходит из того, что, учитывая масштабное сближение Ирана с Индией в сфере экономики (проект порта в Чахбехаре, поставки СПГ и возможный газопровод по дну Индийского океана, инвестиции в горнодобывающую промышленность, наращивание поставок иранской нефти в Индию, логистика через Афганистан), Индия может начать использовать этот канал как средство сдерживания Китая и Средней Азии за счет:

1) развития логистических связей, альтернативных китайским проектам, и, что главное,

2)  проведения совместных с каспийскими странами военных учений, что может создать угрозу южным рубежам России и негативно сказаться на российско-китайском стратегическом союзе.

Эндрю Корыбко также полагает, что в своем «помешательстве на сдерживании Китая» политическое руководство Индии не побрезгует сближением с США (в прошлом году автор этих строк делал небольшую заметку о том, что США будут и дальше активно пытаться использовать Индию[i] в качестве сдерживающего фактора экспансии Китая в азиатском регионе); год спустя США продолжают проводить эту же «антикитайскую» линию в отношениях с Индией, а американские военные эксперты продолжают «пугать» противостоянием Индии и Китая, в том числе, и вероятным военным конфликтом
(см. здесь, здесь и здесь). Все это приведет к тому, что за счет прорытия Трансиранского канала из-за «непрекращающейся вражды» Индии и Китая «внутренняя часть» России станет уязвимой, т.к. в Каспийское море смогут заходить иностранные ВМФ/ВМС. Предлагаемая статья не ставит себе целью подвергнуть критике глубокое исследование Эндрю Корыбко, а намерена лишь предложить читателям подробный разбор некоторых аспектов, которые данный эксперт описал декларативно, поверхностно или не обратил на них достаточного внимания.

Эндрю Корыбко уделяет большое внимание угрозе «белуджистанского» сепаратизма на территории исторической области Белуджистан, в котором он усматривает фактор дестабилизации Ирана и Пакистана. В пакистанской части Белуджистана сепаратистские настроения поддерживаются не без помощи США: так, в 2012 г. конгрессмен Рохрабачер представила доклад с призывом помочь сепаратистам Белуджистана. Кроме того, по данным отчета правительства Белуджистана, в регионе наметилась тенденция сплочения различных террористических группировок на почве единства с ИГИЛ (подробнее см. здесь). Тем не менее, как показывает реальная ситуация, «белуджистанский» сепаратизм перестает быть фактором риска для Ирана и Пакистана:

1) 14 сентября 2015 г. Директор департамента торговли и маркетинга компании «Иранские железные дороги» Мортаза Али Ахмади сообщил, что через Иран впервые отправлена транзитом из Узбекистана в Пакистан партия серы. Продукция была оправлена через железнодорожную станцию Мирджаве (на границе с Пакистаном) в пакистанский Лахор.

2) Развитие Китаем пакистанского порта Гвадар (в 72 км на восток от иранского Чахбехара), который находится в упомянутой выше волатильной провинции Белуджистан.

Говоря о пакистанской части региона исторического Белуджистана, нельзя забывать и об участии в урегулировании этого вопроса «внешних сил» – Китая и России: в прошлом году Китай заявлял о готовности направить в Пакистан 10 тысяч своих военных советников для защиты китайских рабочих, возводящих инвестиционные проекты Китая в Пакистане, в том числе, в провинции Белуджистан; Россия также заинтересована в стабильности Белуджистана (как пакистанской провинции, так и исторической области в целом) из-за проекта газопровода «Карачи-Лахор» (порт Карачи расположен в непосредственной близости к пакистанской части Белуджистана): данный проект, строительство которого намечено на март-апрель 2016 г., будет реализовываться по схеме «строительство, временное владение с последующей передачей объекта пакистанской стороне»; при этом этап «временного владения» российской стороной данного газопровода, согласно предварительным договоренностям, предполагается на период
25 лет. Отмечалось также, что в случае успешного начала реализации данного проекта в этом же, 2016 г., Пакистан с официальным визитом должен посетить президент России Владимир Путин, что в свою очередь подчеркивает значение, которое Москва уделяет Пакистану. Таким образом, если, несмотря на деятельность белуджских боевиков, Индия, Китай и Россия намерены развивать свои логистические и топливно-энергетические проекты в Иране и Пакистане (а Иран с Пакистаном также форсируют завершение реализации ирано-пакистанского газопровода, проходящего как раз через волатильный исторический регион Белуджистан), можно предположить, что вопрос «белуджистанского» сепаратизма в обеих странах вынесен за скобки в силу своей разрешимости.

При этом Эндрю Корыбко, несмотря на утверждение, что его исследование носит «трезвый» характер, упускает из виду тот факт, что помимо риска «белуджистанского сепаратизма» существует угроза т.н. «хорасанского» сепаратизма на территории исторической области Хорасан (ранее крупнейшей останы Ирана), в которой, в отличие от останы Систан и Белуджистан, проживают, в том числе, этнические группы вообще неиранского (тюркского, арабского) происхождения. Напомним, что запрещенная в России террористическая группировка «ДАИШ» объявила о создании т.н. «Вилаята Хорасан», который западные СМИ уже успели назвать «угрозой, большей, чем «ДАИШ» (см. здесь и здесь) и который представляет еще большую опасность, чем «белуджистанский» сепаратизм. При этом, как отмечают российские эксперты, в условиях современного геополитического противостояния с США и на фоне провала проекта «ДАИШ» в Сирии и Ираке «хорасанский» сепаратизм может быть новым проектом США по дестабилизации обстановки на Ближнем Востоке, на этот раз на территории Ирана и сопредельного с ним Афганистана (северо-западные территории которого в прошлом входили в историческую область «Большой Хорасан»). Анализ реальной степени угрозы указанных «сепаратизмов» выходит за рамки данной статьи, но все же отметим, что Эндрю Корыбко следовало бы внимательнее подходить к вопросам иранской внутриполитической ситуации, а не руководствоваться «хрестоматийными» положениями (имеется ввиду известная карта американского военного эксперта Ральфа Петерса «Новый Большой Ближний Восток» с выделением независимого Белуджистана).

Эндрю Корыбко, говоря о ссылке на положение соглашения «Каспийской Пятерки» о недопущении в акваторию Каспийского моря военных судов «третьих стран», не являющихся членами Каспийского региона, подчеркивает наличие в нем оговорки «никакого постоянного присутствия»; этим он показывает, что присутствие может иметь место в форме «совместных учений», которые могут быть настолько регулярными, что де-факто будут означать постоянное присутствие (по аналогии с де-факто присутствием вооруженного контингента НАТО в странах Восточной Европы под предлогом перманентных плановых военных учений). Но угроза внутренним регионам России, примыкающим к Каспийскому морю или лежащим в радиусе действия вооружения крейсеров/фрегатов УРО может исходить только от враждебно настроенных по отношению к России государств, к числу которых ни Иран, ни Индия не относятся. Такой сценарий вероятен только в случае свержения режимов в Индии и в Иране[i]. Но здесь автор анализируемой статьи демонстрирует непоследовательность своих же аргументов, поскольку сам пишет, что «Тегеран понимает, что все участники проекта «Каспийского» канала, непосредственно заинтересованные в его реализации, также заинтересованы и в безопасности непосредственно Исламской Республики». Если в качестве окончательного проекта «Каспийского» канала будет выбран восточный маршрут, он усилит экономическую роль остан, по территории которых будет проложен «Каспийский» канал (это останы, входящие в историческую область Хорасан, а также Систан и Белуджистан). В этих же регионах присутствует ранее упомянутая угроза сепаратизмов – «хорасанского» и «белуджистанского». Следуя концепции Эндрю Корыбко, изложенной им в цикле статей о «гибридной» войне (см. здесь, здесь и здесь), усиление экономической роли указанных остан можно расценивать как «структурную подготовку», а фактор местных «сепаратистских» движений (хотя их реальная сила нам неизвестна) как «социальную подготовку» к «гибридной» войне; к «социальной подготовке» также можно отнести приток в Хорасан беженцев из соседнего Афганистана[i], численность которых, вероятно, уже настолько большая, что этот вопрос был вынесен на повестку переговоров между Евросоюзом и Ираном. Однако именно этого партнеры Ирана по логике самого же Эндрю Корыбко не допустят, поскольку сами «заинтересованы и в безопасности непосредственно Исламской Республики».

Говоря о проведении Индией совместных учений с ВМФ стран-подписантов «Ашхабадского» соглашения (в частности, Казахстаном и Туркменистаном), автор анализируемого исследования, видимо, не учел незначительный характер группировки военных судов этих стран: ВМФ Казахстана – 3 ракетно-артиллерийских катера (и еще 3 в состоянии строительства); ВМФ Туркменистана – 13 боевых кораблей, из которых только
2 ракетных катера. В то же время в исследовании упомянутого автора не говорится о возможных учениях с Каспийской флотилией ВМФ России, которая уже зарекомендовала себя в боевых действиях, нанеся точные удары при помощи УРО системы «Калибр» по объектам «ДАИШ» на территории Сирии. Одна лишь возможность проведения таких совместных учений будет означать снижение градуса «напряженности» в индо-синском противостоянии, на котором так настаивает автор исследуемой статьи: Россия традиционно выступает «мировым судьей» в любого рода конфликтных ситуациях, особенно в случае со своими стратегическими партнерами.

Эндрю Корыбко, вероятно, забыл о том, что у Индии есть еще один «исторический противник» – Пакистан, который используется Вашингтоном для сдерживания развития самой Индии в регионе, и в Нью-Дели этого не могут не знать: наглядный пример – недавняя сделка между США и Пакистаном о поставках Исламабаду истребителей Ф-16 вызвала жесточайшую реакцию в парламенте Индии, причем реакция была направлена не только против Исламабада, но и Вашингтона. Одновременно с этим у США с Индией наблюдаются серьёзные разногласия в отношении прав на интеллектуальную собственность: Вашингтон открыто обвиняет Индию в установлении «норм, создающих проблемы как американским, так и индийским компаниям». Это крайне важный вопрос в двусторонней повестке США и Индии, поэтому говорить с уверенностью о «тяготении Индии» в сторону США или о «близости стратегического координирования, наблюдаемого сегодня между Нью-Дели и Вашингтоном», не совсем корректно[i].

Кроме того, упомянутый эксперт, вероятно, не учел и тот факт, что присутствие Китая в соседнем с Индией Пакистане, помимо «геостратегической угрозы» для Индии, является для нее благом: нельзя не учитывать ту активную роль, которую Китай играет в урегулировании проблемы «Талибана», который, в свою очередь, представляет «фактор сдерживания» Аль-Каиды и «ДАИШ», представляющих для Индии очень большую угрозу (осенью 2014 г. даже было коллективное обращение глав Афганистана, Пакистана и Индии к США с просьбой поспособствовать в борьбе с терроризмом в регионе Южной Азии. Напомним, то уже почти 2 года на территорию Афганистана и Пакистана начали проникать эмиссары «ДАИШ». Сейчас «ДАИШ» укрепляет свои позиции как раз вблизи афгано-пакистанской границы),  а Аль-Каида создала ячейку для действий на полуострове Индостан (т.н. «Аль-Каида на Индостанском континенте»).

Отметим еще также и то, что Эндрю Корыбко, наверное, запамятовал, что с прошлого года Индия является полноправным членом Шанхайской организации сотрудничества, одним из основателей которой является Китай. Наконец, Эндрю Корыбко не учел следующий момент: Великий аятолла Ирана имел личную! встречу с лидером КНР Си Цзиньпином (личные встречи Духовный лидер Ирана проводит только в случае официальных визитов лидеров государств, стратегически важных для Тегерана; с премьер-министром Индии такой встречи у Великого аятоллы не было: пока только планируется государственный визит премьер-министра Индии, однако в предварительной повестке встреча с Великим Аятоллой не указана).

 

Игнорирование экономической стороны вопроса – «ахиллесова пята» анализа
Эндрю Корыбко

Обзор внешнеполитического и внешнеэкономического вектора Ирана показывает, что в своей евразийской политике он одинаково подходит к кооперации с Китаем и Индией:

а)Иран и Китай подпишут документ о всестороннем сотрудничестве[i].Ниже указаны тезисы выступления Великого аятоллы Ирана во время упомянутой встречи с лидером КНР (напомним, что именно Великий аятолла Ирана определяет политику Исламской Республики) (здесь и далее перевод наш, М.Б.):

- Иран стремится наладить более тесные связи с Китаем и никогда не доверял Западу;

- Мы приветствуем независимую позицию Китая в отношении проблем и вопросов международного характера, и это помогает укрепить стратегические связи с Тегераном;

- Исламская Республика никогда не забудет сотрудничество с Китаем в трудный период международных санкций.

Далее, 20 апреля министр внутренних дел Ирана Абдолреза Рахмани Фазли в ходе встречи с китайскими чиновниками, включая заместителя премьер-министра Китайской Народной Республики, заявил, что Ирану и Китаю необходимо увеличить сотрудничество в области безопасности и реализации юридических соглашений.

б) С одной стороны, иранский проект газопровода «Иран-Пакистан-Китай» и наращивание поставок иранской нефти в Китай, а с другой – иранский проект газопровода в Индию по дну Индийского океана и готовность Тегерана нарастить поставки нефти в Индию. Таким образом, в настоящий момент, а также в обозримом будущем нет никаких намеков на то, что Тегеран каким-либо образом будет «подыгрывать» Нью-Дели в его «сдерживании» Пекина.

Анализ исследования Эндрю Корыбко показал, что в его оценке экономических
(и геополитических) преимуществ «Каспийского» канала усматривается:

1) некоторое пренебрежение к экономической составляющей данного проекта, а ведь политика является наиболее концентрированным выражением экономики:

- «Иран: вероятно, Иран и рассматривает возможность прохождения по своей территории «Каспийского» канала на взаимовыгодных экономических условиях, но на самом деле его приоритетом является геоэкономическая цель – сдерживание на многосторонней основе любой возможной агрессии со стороны Саудовской Аравии и ее союзников»;

 - «Пойдет ли «Каспийский» канал по «восточному «или по «западному» маршруту все участники этого проекта, непосредственно заинтересованные в его реализации, будут больше связаны с Тегераном, чем с Эр-Риядом, что, таким образом, смогут сохранять свою геополитическую «верность» в течение многих поколений»;

2) некоторая декларативность: «Действительно, этот проект является уместным с экономической и даже геополитической точек зрения».

А между тем, «Каспийский» канал представляет угрозу (гео)экономическим и геостратегическим интересам «сложных» партнеров Ирана (и России) по международному диалогу, в частности:

- Турции: во-первых, может снизить пропускную способность проливов Босфор и Дарданеллы, а, во-вторых, ставит под угрозу проект «Канал «Стамбул» – судоходный канал, который должен пройти параллельно Босфору из Мраморного в Черное море (не случайно тон статьи турецкого обозревателя отличается нотками паники).

- США: если пропускная способность данного канала позволит проводить через него нефтяные танкеры, то в лоббируемом в Вашингтоне проекте ТАПИ отпадет надобность; кроме того, если по нему можно будет проводить и газовозы, это позволит увеличить долю евразийских стран на мировом рынке СПГ и потеснить катарский СПГ и добываемый американскими компаниями австралийский СПГ на рынке Юго-Восточной Азии, поскольку в этом случае логистические затраты будут существенно сокращены, а потребители СПГ в этом регионе получат доступ к энергоносителю более высокого качества, чем, например, австралийский: добываемый в Австралии газ, как и любой сланцевый газ, является «кислым», что приводит к увеличению расходов на его конечное использование (подробнее об этом см. здесь и здесь).

Чрезмерное увлечение Эндрю Корыбко «геополитическими мотивами» не позволило ему увидеть главного: возможная приоритетность «восточного» маршрута «Каспийского» канала – это не столько «подыгрывание» интересам Индии, сколько «битва за Азию» (собственно, именно этот момент лежит в основе современного геополитического противостояния «Евразийской тройки» с коллективным Западом). Ниже мы приводим аргументы этого утверждения:

1) Социально-экономический аргумент: в Азии к категории среднего класса можно отнести 525 млн. человек, а это больше, чем всё население ЕС. Ожидается, что в ближайшие 20 лет средний класс вырастет на 3 млрд. человек, при этом практически полностью он будет сконцентрирован в развивающихся странах.

2) Продовольственный аргумент: в своем докладе «Экспорт в ЕС – возможности» (Запорожская торгово-промышленная палата, г. Запорожье, Украина 11.02.16 г.) директор консалтинговой компании SMHprojects Limited Стив Хомер отметил, что Европа начинает замечать, что традиционные цепочки поставки продовольственных товаров «пересыхают». Привлекательными потребителями становятся теперь торговля в направлении «Юг-Юг»: развивающиеся рынки в Африке и в Азии. Прирост населения и переменная демографическая динамика на указанных развивающихся рынках привлекают продукты и цепочки поставок, которые раньше направлялись в Европу. Поставщики выясняют, что влияние покупателей и их способность устанавливать инструменты защиты, такие как стандарты, очень низкая; развивающиеся рынки, выглядят проще и готовы принять низкокачественные продукты. Прогнозы прироста населения к 2050 г. показывают, что темпы прироста населения Сахаро-Сахельского и экваториального регионов Африки, а также Азии будут быстрее, чем в других регионах, а темпы прироста населения в Европа, вероятно, не будут демонстрировать восходящей динамики в принципе. Важно учитывать, что высокоразвитые, и крайне «зарегулированные» рынки Западной Европы могут уже не показать динамики 30 летней давности.

3) Топливно-энергетический аргумент: цены на СПГ в Азии, хотя и снижаются,
но остаются значительно выше, чем в ЕС:

Страна

Цена на СПГ (зимний период осень 2015-весна 2016 гг.*)

Китай

- за газ из новых месторождений: 11,9$/млн. британских термальных единиц (БТЕ) = 465,98$/1000м3

- за газ из месторождений на шельфе Мьянмы (доля в месторождениях принадлежит индийским компаниям ONG и GAIL) = 7,72$/млн. БТЕ = 302,305$/1000м3

Индонезия

11,0$/млн. БТЕ = 430,74$/1000м3

Филиппины

10,5$/млн. БТЕ = 411,17$/1000м3

Таиланд

(за газ из новых месторождений) 8,2$/млн. БТЕ = 321,1$/1000м3

Вьетнам

5,2$/млн. БТЕ = 203,625$/1000м3

Малайзия

5,0$/млн. БТЕ = 195,79$/1000м3

Индия

В течение зимнего периода (1 октября 2015 г. – 31 марта 2016 г.) – 4,24$/млн. БТЕ = 166,03$/1000м3

(* цены указаны на период, когда ситуация на рынке нефти была крайне волатильной,
поэтому цены демонстрировали стремительное снижение,
однако с учетом нынешнего ралли по нефти стоит ожидать роста цен и на газ
)

Таким образом, утверждение о том, что Иран больше заинтересован в западном маршруте «Каспийского» канала, чем в восточном, экономически не обосновано.

Не стоит забывать и о том, что Россия сможет оперативно доставлять в Индийский океан свою военно-морскую группировку, снабженную крылатыми ракетами системы «Калибр», успевшую зарекомендовать себя показательными стрельбами из акватории Каспийского моря по объектам «ДАИШ» на территории Сирии. Здесь следует отметить, что с военно-стратегической точки зрения Индийский океан представляет собой крайне важный регион: не случайно американские военные стратеги и аналитики отмечают, чтогеография военных конфликтов будущего, вероятнее всего, будет смещаться в большей степени на море и в воздух в Индо-Тихоокеанский бассейн (к слову сказать, сам же Эндрю Корыбко отмечал геостратегическое значение Индийского океана, называя его вероятным «трофеем» многополярного мира).Данный факт свидетельствует о том, что приоритетность западного маршрута «Каспийского» канала, на чем настаивает вышеупомянутый эксперт, не обоснована и с военно-стратегической точки зрения.

Очень удивляет позиция Эндрю Корыбко относительно того, что сближение Ирана с Индией и ее усиление на фоне реализации проекта «Каспийского» канала может поставить под угрозу стратегический союз России с Китаем из-за «желания Индии сдерживать Китай»: «Вероятность, что в ближайшее десятилетие Индия из надежного партнера превратится в соперника очень высока, а если Индия пойдет на такой шаг в Каспийском море, чтобы послать Китаю жесткий сигнал о его «сдерживании», это автоматически поставит Москву в крайне неудобное положение: она будет вынуждена (прямо или опосредованно) защищать собственные интересы сохранения своего стабильного лидерства в регионе Каспийского моря и Средней Азии, а также ведущих позиций Китая в этих регионах, не говоря уже о том, что Москва займет сторону Китая как своего главного союзника в свете провокационных действий Индии против него». Во-первых, это заявление – типичный пример не столько аналитики, сколько алармизма, характерного для нынешнего периода геополитического противостояния России с представителями однополярного мира; это можно выразить следующими идеологемами: «Политическое руководство России не догадывается о скрытых угрозах» и «Политическое руководство России стоит между двумя проигрышными решениями»; типичный пример: после «четырёхдневной» войны в Карабахе весной 2016 г. Россия стоит между выбором – «потерять Армению как стратегического союзника, усилив Азербайджан, или защитить Армению, потеряв при этом Азербайджан»[i]. Во-вторых, сама Россия, при всём своём стратегическом партнерстве с КНР, развивает с Индией не менее глубокие стратегические связи[i], в частности, в сфере военно-промышленного комплекса и в нефтяной сфере (если основным поставщиком нефти для Индии пока что является Саудовская Аравия, то переработка нефти будет осуществляться на крупнейшем НПЗ страны, совладельцем которого теперь будет Россия). Все это крайне важно в укреплении архитектуры многополярного мироустройства и стабильной ситуации в экономиках основных международных акторов Евразийского континента. С самого начала активного этапа «Разворота России на Восток» Москва была последовательна и налаживала контакты как с КНР, так и с Индией (о чем свидетельствует знаковый визит Владимира Путина в Индию в конце 2014 г.), но в силу того, что «брендом» сближения России с Китаем стал «газовый договор» (а, как известно, сырьевые товары и логистика являются наиболее жарко обсуждаемыми аспектами международных отношений в журналистско-политологических кругах),  сближение с Индией, в основе которого лежит, помимо энергетических проектов, сотрудничество в целом ряде секторов обрабатывающей промышленности, «индийский вектор» не получил должного внимания «экспертов»;
к слову сказать, в этом сыграло свою роль и несколько предвзятое отношение «экспертов» к Индии как к довольно пассивному в геополитическом плане международному актору,
к тому же не желающему идти на конфронтацию с США и с объединенным Западом в целом[i].

Возвращаясь к Ирану, необходимо подчеркнуть, что, в целом, Тегеран ведет политику, аналогичную политике Москвы: поддерживает дружеские отношения со всеми стратегическими партнерами, не давая при этом ни одному из них преимущества над другим (своего рода поддержание «стратегического равновесия» между стратегическими партнерами). Кроме того, как было отмечено выше, Эндрю Корыбко рассматривает «индо-синское» противостояние или как отдельно взятое явление вне контекста геополитических реалий или в контексте исключительно американского влияния на эту ситуацию (подстрекательства) и совершенно не учитывает фактор России как «миротворца», крайне заинтересованной в разрешении любых конфликтных ситуаций исключительно переговорным путем, и уже имеющий опыт включения «традиционных» соперников и даже врагов в одну международную организацию (утверждение Индии и Пакистана в качестве полноправных членов Шанхайской организации сотрудничества). Наконец, Эндрю Корыбко не учел главного[i]: причиной «индо-синского» противостояния является находящийся в Непале нынешний тибетский Далай-лама, который постоянно привлекает внимание «цивилизованного мира» к «агрессии Китая в Тибете» (к слову сказать, Непал – это единственный реальный пример «сдерживания» Индией Китая, которое Индии не вполне удается – см. здесь и здесь); стоит также напомнить, что «индо-синское» противостояние стало нарративом в международном дискурсе после распада СССР и, как результат, исчезновения с международной арены «мирового судьи», а именно эту роль взяла сегодня на себя Россия. Но главное, это то, что в ходе встречи глав МИД России, Индии и Китая официальный представитель Индии обратился к России и Китаю! с просьбой помочь Нью-Дели стать официальным членом Совета Безопасности ООН.Обращение Индии к представителям России и, что крайне важно, Китая говорит о четкой «внешнеполитической преференции» Нью-Дели – это евразийский вектор, а не атлантисткий, поэтому вопрос о т.н. «проамериканском» векторе Индии и ее «сдерживании» Китая стоит считать закрытым.

А вообще, говорить надо не о том, что разъединяет («Индия – прямой стратегический соперник Китая в Каспийском и Среднеазиатском регионах»), а о том, что объединяет евразийские державы (Россия, Иран, Индия и Китай – это «универсальные цивилизации» по А. Дж. Тойнби), поскольку в противном случае это будет играть на руку политике США, сформулированной Г. Киссинджером: «Наши отношения с возможными оппонентами должны быть такими, чтобы наши возможности в отношении с ними были всегда более значительными, чем их возможности в отношении между собой».

 

[i] Странно, но, говоря о попытках США «переориентировать» Индию на сближение со сторонниками однополярного мироустройства, Эндрю Корыбко почему-то не отметил о политике США относительно сближения с Китаем с аналогичной целью  – «замыкания» Пекина на себя и, как результат, исключения его из строящейся системы многополярного мира: речь идет об идее т.н. «Большой Двойки», которая в журналистко-политологическом дискурсе обозначается метафорой «Чимерика»» (Китай (China) + Америка).

[i] Здесь, вероятно, Эндрю Корыбко намекает на сделанное им же предположение, что Иран входит в т.н. «группу риска» государств, на территории которых могут вспыхнуть «гибридные» войны (см. уже упоминаемые угрозы «белуджистанского» и «хорасанского» сепаратизмов.

[i] Подобная ситуация, действительно, очень похожа на ситуацию в Сирии до начала этапа «цветной революции», когда восточные регионы страны были наводнены беженцами из соседнего Ирака, спасавшимися от начавшейся там гражданской войны, причем эти беженцы относились к тем же этно-конфессиональным группам, что и жители восточных регионов Сирии (на это Эндрю Корыбко обращал внимание в одной из своих статей, посвященных концепции «гибридной» войны). Этно-конфессиональный состав иранского Хорасана в силу исторических особенностей практически идентичен этно-конфессиональному составу западных провинций Афганистана: указанные регионы относятся к т.н. «Большому Ирану»; собственно, на это же указывает и Эндрю Корыбко, говоря о планах Индии построить железную дорогу из иранского порта Чахбехар в афганский город Герат, который расположен на территории исторического «Большого Ирана». Кроме того, согласно данным американских военных экспертов, некоторые территории приграничных районов тех остан Ирана, которые входят в историческую область Хорасан, относятся к т.н. «зонам поддержки талибов с низким коэффициентом уверенности» (Low confidence Taliban Support Zone), а, как известно, после смерти лидера «Талибана» Муллы Омара некоторые полевые командиры этого движения примкнули к «ДАИШ», которое укрепило свои позиции в Афганистане, и которое же объявило о создании «Вилаята Хорасан».

[i] Стоит напомнить о двух дипломатических скандалах между США и Индией в связи с отменой виз обеими странами чиновникам, планировавшим встречные визиты.

[i] Хотя еще в 2012 г., как сообщало информационно-аналитическое агентство Firmex, Иран входил в пятерку стран, блокировавших приход китайских инвестиций (тогда сумма заблокированных сделок Пекина с Тегераном составила 16 млрд. долларов).

[i] Надо признать, что черты линейно-стереотипного мышления в целом характерны не только для Эндрю Корыбко (автор этих строк неоднократно обращал внимание читателей на это, когда знакомил их с его исследованиями – здесь, здесь и здесь), но и для комментаторов с мировым именем, например, д-ру Полу Крейгу Робертсу. Данный вопрос не является предметом исследования настоящей статьи, но всё же отметим, что одной из причин такого линейно-стереотипного мышления является, с одной стороны, переоценка возможностей «сложных партнеров» России по диалогу, а с другой – недооценка возможностей политического руководства самой России.

[i] Об этом же говорит сам Эндрю Корыбко: «оба государства в течение последних двух десятилетий вели тесное сотрудничество в экономической (включая военно-техническую) и социально-культурных сферах»; это снова указывает на явную недооценку экспертом экономического фактора в архитектуре международных отношений.

[i] Здесь важно отметить, что еще несколько лет назад «экспертное сообщество» утверждало, что Китай никогда не продвинется дальше своей «финансовой дипломатии» и экономической экспансии, не пойдет на геополитическое противостояние с коллективным Западом, а наоборот – станет частью однополярной модели мироустройства: «подъемом Китая к выдающемуся положению в мире можно управлять … США нет нужды воевать с Китаем» (см. предыдущий комментарий о концепции «Чимерика»).

[i] Сами Индия и Китай являются очень тесными экономическими партнерами друг друга: Китай – один из ключевых торговых партнеров Индии (четвертое место по экспорту из Индии и первое место по импорту из Индии).

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати