Журнал Международная жизнь - Гибридные войны. Часть III: прогнозирование следующих «Гибридных» войн

Теоретический обзор

Определение государств-мишеней:

Предыдущие два материала познакомили читателей с новой концепцией «гибридных» войн и удачно проиллюстрировали новые теоретические выкладки на примере Сирии и Украины. Это стало подтверждением того, что для объяснения и анализа «гибридных» войн действительно существует определенная методология, поэтому целью данного материала является попытка определить регионы планеты, где может быть использована новая форма ведения войны эпохи постмодернизма под названием «гибридная» война. С целью «освежить» в памяти положения Части I данной серии публикаций, напомним основной закон ведения «гибридной» войны:

«Главной скрытой целью любой «гибридной» войны является препятствие построения многополярной системы международных отношений путем внешнего провоцирования конфликтов идентичности (этнической, религиозной, региональной, политической и т.д.) в государстве-мишени переходного типа»

Учитывая вышеуказанное положение, следующим шагом является определение основных многополярных транснациональных проектов, создание которых ведется в современном мире. После определения таких проектов каждое из государство переходного типа анализируется на предмет целого комплекса социально-политических структурных рисков и слабых сторон в соответствии с нижеуказанными факторами:

* Этническая принадлежность;

* Религия;

* История;

* Административные границы;

* Социально-экономический дисбаланс внутригосударственного развития;

* Физическая география.

Далее, все, что остается – это выбрать наиболее уязвимое в социально-политическом плане государство переходного типа и смоделировать условия, необходимые для создания условий, требуемых для усиления «сепаратистских» настроений отдельной части населения по отношению к центральному правительству. Ведущую роль в процессе социальной подготовки «гибридной» войны играют культурные антропологи, историки, члены НКО, медиа-эксперты, маркетологи, а также «независимые исследователи»; все эти лица могут быть использованы разведслужбами США в своих тайных целях по применению наиболее эффективных методов идеологического воздействия на сознание целевой аудитории в государстве-мишени. Одновременно с этим применяются различные варианты структурной подготовки для усиления искусственно созданного конфликта и углубления искусственного раскола между государством-мишенью и стратегической стратой населения.

Цивилизационный и гражданский патриотизм:

В целом, концепция «гибридных» войн – это практическое примените в военных целях теории хаоса, которая в свою очередь очень сильно зависит от предварительных условий, создаваемых перед процессом дестабилизации. Как мы уже обсуждали, в случае с каждым отдельно взятым государством-мишенью социально-политические структурные риски являются важными факторами для определения вероятной угрозы проведения операции по смене правящего режима, однако спрогнозировать реализацию указанных выше шести основных факторов сложно, особенно если данные факторы не в полной мере способствуют «агрессору» в его планах (тем более, если речь идет о проведении операции по смене режима в краткосрочной перспективе). В связи с этим, социальная и структурная подготовка приобретают крайне важное значение, поскольку идеи и экономические тенденции намного легче поддаются манипулированию, чем, например, этнический состав населения и административные границы регионов государства-мишени. Оба указанные фактора (этнический состав населения и административные границы регионов), на которые оказывают влияние процессы социальной и структурной подготовки, могут сами сильно повлиять на состояние цивилизационного и/или гражданского патриотизма, что является наиболее прочной линией обороны против наступательных действий «агрессора» в рамках развязанной «гибридной» войны. Именно на этом моменте стоит еще раз остановиться и вспомнить случаи Сирии и Украины, поскольку «гибридная» война в каждой из указанных стран разворачивалась по уникальной для каждой из них траектории; уникальность траектории зиждилась, во многом, на различной степени цивилизационного/гражданского патриотизма, существовавшего в этих странах до начала «гибридной» войны. Данное первоначальное условие без сомнения станет определит, какой характер будет носить дестабилизация –стремительный или многолетний. Граждане Сирии отличаются одним из наиболее высоких в мире уровнем цивилизационного патриотизма, и этот факт усилил сопротивляемость государства многомерной и многоплановой «гибридной» войне, развязанной против сирийцев. В результате, США и их союзники вынуждены были оказывать постоянную поддержку элементам, ведущим «войну по доверенности» за них, чтобы искусственным путем поддерживать процесс хаоса, который, по их планам, должен был реализовываться естественным образом/самостоятельно. Если же такая поддержка прерывается, это немедленно приводит к ослаблению элементов, ведущих «гибридную» войну на территории государства-мишени и, как результат, ведет к их быстрому устранению.

В случае с Украиной ситуация была диаметрально противоположной: у граждан этой страны не было цивилизационного патриотизма (несмотря на богатое наследие Киевской Руси) и практически отсутствовал гражданский патриотизм. Все, что оставалось сделать США – эффективно организовать необходимые активы и дать им сигнал для начала синхронизированных действий по дестабилизации обстановки в государстве. После этого началась реализация ранее разработанных процессов хаотизации Украины как государства-мишени, которые требовали лишь минимального стороннего участия (по сравнению со «стратегическим пробуксовыванием», с которым США столкнулись в Сирии). Единственным серьезным вмешательством США в процессы хаотизации Украины стал срежисированный расстрел противоборствующих сторон снайперами в Киеве в конце февраля 2014 г., причем США пошли на это вмешательство, поскольку не могли не воспользоваться столь манящей возможностью создать «максимум хаоса» с целью быстрого свержения правящего режима в Киеве.

В завершение этого подраздела стоит отметить, что два разительно отличных друг от друга примера реализации концепции «гибридной» войны (сирийский и украинский сценарии) подтверждают то, что решающим фактором, влияющим на течение такого ассиметричного конфликта как «гибридная» война является наличие/отсутствие фактора как цивилизационный/гражданский патриотизм; в свою очередь, цивилизационный/гражданский патриотизм должен продемонстрировать специалистам в области «безопасности демократии» колоссальное значение цивилизационного/гражданского патриотизма и его развития в своих собственных странах, особенно если они тоже входят в список государств-мишеней «гибридной» войны.

Джин выпущен из бутылки: балом правит хаос:

Наконец, уместным будет рассмотреть начальные стадии «гибридной» войны и кратко проанализировать тактические ограничения этой концепции, поскольку они приемлемы для двух четких категорий государств-мишеней. Говоря о сходстве начальных стадий «гибридных» войн, отметим следующее: сигналом для «сплочения» отдельных ячеек, представляющих собой социальную инфраструктуру, используемую в качестве механизма смены режима, в критическую массу с целью начала «цветной революции» и реализации первого этапа «гибридной» войны может использоваться или заранее подготовленный момент (традиционно, это может быть нечто символическое, например, важная с исторической точки зрения дата, парламентские/президентские выборы или провокация по сценарию «насилие режима над «протестующими») или случайное стечение обстоятельств (например, принятое в последний момент решение Януковича отложить подписание Соглашения об Ассоциации с ЕС). Если план «мягкого переворота» (часто реализуемого с применением элементов городского терроризма со смертельным исходом) потерпит фиаско, в жизнь будет воплощен план «жесткого переворота» в рамках «гибридной» войны: он будет направлен против «осажденного» правительства и его сторонников среди патриотически настроенных граждан; тем самым, будет реализовываться общий план «гибридной» войны.

При этом, необходимо отметить, то не все неконвенциональные («гибридные») войны начинаются «цветными революциями», и не все «цветные революции» заканчиваются неконвенциональными («гибридными») войнами, однако стратегическая цель США по развитию своего доминирующего положения заключается в идеальном наложении указанных сценариев смены режима друг на друга с целью создания инструмента для смены режима с усиленным совокупным эффектом воздействия на правительства стран в любой токе на карте мира, где этого пожелают в Вашингтоне. Некоторые государства с полностью развитым гражданским обществом (приближенным к признанному во всем мире «западному стандарту») и без каких-либо социально-политических структурных рисков и слабых сторон (например, Дания) никогда не столкнуться с использованием против них механизма неконвенциональной («гибридной») войны, а могут пасть жертвой лишь «цветной революции». Тем не менее, изменение демографического состава населения (например, кризис «беженцев»), вероятно, может трансформировать сценарий «цветной революции» в нечто, более похожее на «гибридную» войну. С другой стороны, государства, не имеющие развитого гражданского общества (или такого, которое не является «гражданским» в традиционно западном понимании), но в целом соответствующие социально-политическим условиям разворачивания на своей территории неконвенциальной войны (например, Центральноафриканская Республика) могут «перепрыгнуть» через этап «цветной революции» прямо в сценарий «гибридной» войны. Как и в случае с Данией (государством с развитыми гражданским обществом, соответствующим западному «стандарту»), в таких странах, как Центральноафриканская Республика, изменение демографического состава населения (в основном за счет китайских эмигрантов) может привести к формированию среднего класса, представители которого могут, вероятно, пополнить ряды сторонников «цветной революции».

В редких случаях существует вероятность «Обратной «гибридной» войны», при которой собственно «гибридная» война предшествует «цветной революции». В некоторой степени можно сделать предположение, что срежиссированная гражданская война в Мьянме в 1989 г. создала благоприятные условия для последующего «бархатного переворота» Аунг Сан Су Куи. Несмотря на то, что Аунг Сан Су Куи потребовалось более двадцати лет, чтобы получить абсолютную власть в стране, в итоге она прибегла к политтехнологии «бархатная революция»: этот пример иллюстрирует сценарий, при котором неконвенциональная («гибридная») война создала условия, когда народные массы приняли для себя технологию «цветной революции». Аналогичным образом нечто подобное происходит в странах Западной Африки, где действует исламистская террористическая группировка «Боко Харам». Каждая из четырех стран, расположенных в регионе озера Чад, находится под постоянным давлением со стороны исламских экстремистов, поэтому насилие, исходящее от созданной террористами ситуации, может создать условия, при которых даже неорганизованная «цветная революция» увеличивает вероятность конечного успеха операции, прием именно благодаря тому, что правительство-мишень занято решением проблемы «Боко Харам». Такая ситуация особенно характерна для Чада, столица которого, Нджамена, находится в опасной близости к местам боевых действий против «Боко Харам» и уже становилась жертвой террористов-смертников. Вспыхнувшая в результате терактов «цветная революция» может стать конечным «мультипликатором» последующих головокружительных перемен, в результате которых действующее правительство будет свергнуто или усилиями террористов из «Боко Харам» или городскими террористами или же их совместными усилиями. С общетеоретической точки зрения, «участники «гибридной» войны» объединяются с формирующимся корпусом «цветных революционеров» для смещения баланса сил в государстве и свержения режима совместными усилиями. Единственным противодействием данному сценарию является проведение ответных карательных операций против «протестующих» при помощи вооруженных сил (причем с особым пристрастием) в момент формирования «протестного движения» с последующим оперативным разгромом террористических группировок, которые попытаются воспользоваться наступившим хаосом; данный сценарий характерен как для Чада, так и для любого государства, которое сталкивается с угрозой «Обратной «гибридной» войны».

Практическая реализация

Принимая во внимание все вышеизложенные моменты, а также апробацию предложенной методологии на примере анализа ситуаций в Сирии и на Украине, следует перейти к практической реализации учения о «гибридной» войне и определить следующие вероятные направления «гибридного» удара. Наиболее важные многополярные транснациональные проекты реализуются Россией и Китаем, при этом наиболее значимыми проектами в портфелях указанных стран – это Евразийский Союз и «Один пояс – один путь» («Новый шелковый путь»). Зона пересечения данных проектов находится в странах Средней и Центральной Азии, а это значит, что масштабная дестабилизация этого региона может нанести удар «дуплетом» – одним сильным геополитическим ударом умерить амбиции обеих сверхдержав. Именно поэтому существует высокий риск развязывания «гибридной» войны именно в этом регионе уже в ближайшем будущем. Хотя прямое и масштабное пересечение интеграционных проектов в рамках Российско-китайского стратегического партнерства также имеет место на Балканах, столь плотного и развитого пересечения/переплетения интересов обеих сверхдержав как в регионе Средней и Центральной Азии нет. И все же, вторым по масштабам регионом, в котором существует риск развязывания в будущем «гибридной» войны (по «необходимости» со стороны США) для предотвращения завершения указанных мега-проектов, является Балканский (турецкий) проект и «Балканский» Шелковый путь», которые могут окончательно подтолкнуть Европу склониться в сторону концепции многополярного мира.

Другие регионы, которые могут столкнуться с угрозой разжигания в них «гибридных» войн, относятся к «группе риска» связи с их участием в проекте Китая под названием «Один пояс – один путь»; такой «группой риска» является Иран, Афганистан и Пакистан (в рамках региона «Великий Хартленд» «Великий Хартленд»), Юго-Восточная Азия, островное государство Мальдивская Республика в Индийском океане (которой был посвящен подробный анализ из трех частей), большая часть стран экваториальной Африки («сухопутный коридор» между Индийским и Атлантическим океаном), а также ось «Бразилия-Перу-Никарагуа» в Латинской Америке. Ниже приводится карта, на которой указаны вышеупомянутые «рисковые» зоны с точки зрения разжигания в них «гибридных» войн в будущем:

Из числа указанных регионов (а также за исключением «одинокой» Мальдивской Республики) следует выделить ключевые государства, в которых с большой долей вероятности может произойти дестабилизация национальной идентичности из-за уникальных местных особенностей. С токи зрения вероятностного прогнозирования вероятность «гибридных» войн является наиболее реалистичной в следующих государствах: Узбекистан в «Великом Хартленде», Македония на Балканах, Мьянма в Юго-Восточной Азии, Джибути и Эфиопия в Африке и Никарагуа в Латинской Америке. На нижеуказанной карте выделены данные региональные «детонаторы»:

Тем не менее, вышеуказанная карта содержит оговорку, а именно то, что ключевыми с токи зрения угрозы разжигания «гибридных» войн региональными «детонаторами» в «Большом Хартленде», Юго-Восточной Азии и Латинской Америке могут стать менее вероятные, но географически более значимые государства, такие как Туркменистан, Таиланд, Кения, Танзания и Бразилия. Дестабилизация в указанных странах может быть еще более эффективной для подрыва описанных выше многополярных транснациональных проектов. Ниже приведена карта, отображающая указанные оговорки:

Источник: http://orientalreview.org/2016/03/18/hybrid-wars-3-predicting-the-next-hybrid-wars/

Эндрю Корыбко – американский политический комментатор, в настоящее время работает в информационном агентстве Sputnik. Учится в аспирантуре МГИМО и является автором монографии «Гибридные войны: непрямой адаптивный подход к смене режима»
(Hybrid Wars: The Indirect Adaptive Approach To Regime Change), вышедшей в свет в 2015 г. Представленный материал войдет в его новую книгу о теории «ведения гибридных форм войны».

Публикацию и комментарий подготовил Михаил Бакалинский, кандидат филологических наук, доктор философии, независимый международный обозреватель

Прогнозирование событий любого характера всегда таит в себе угрозу следования стереотипно-линейному мышлению. Вот лишь несколько примеров такого подхода к политическому прогнозированию:

1) Экспертное сообщество долгое время следило за конфликтом в регионе Дарфур, находящемся на западе Судана, а в итоге в отдельное государство выделились южные территории, образовав Южный Судан;

2) Отталкиваясь от мнения, что исход голосования на выборах в США зависит от низовых спонсоров кампании, имеющих доход $100 тыс. и выше, автор этих строк в беседе с известным американским экономистом и обозревателем Дином Хендерсоном (Dean Henderson) в 2015 г. делал предположение, что избирательная кампания 2016-17 гг. будет, своего рода, кампанией кланов «Бушей» и «Клинтонов» (как отмечал в разговоре Дин Хендерсон, «неоЭйзенхауэр» против «неоРейгана»), однако события развернулись так, что «Буш-средний» выбыл из предвыборной кампании еще на этапе внутрипартийных выборов;

3) После возвращения Крыма в состав России «оплотом русскости» на Украине стали называть Харьков и Одессу, однако в итоге «русским» оказался «бандитский» Донбасс, никогда ранее со времен независимой Украины не характеризовавшийся как пассионарный регион компактного проживания русских на Украине (к слову сказать, «бандитским» Донбасс стал стараниями «демократических» и «патриотических» журналистско-политологических кругов Украины).

Причина стереотипно-линейного прогнозирования, в основном, зиждется на недостаточно глубоком анализе исследуемой ситуации. Так, продолжая «украинскую» линию, обратим внимание на следующий момент: Эндрю Корыбко отмечает, что на Украине не было ни гражданского, ни цивилизационного патриотизма. Мы позволим себе не согласиться с этим утверждением. В ходе «цветной революции» под названием «Евромайдан» и после нее «гражданский патриотизм» и «цивилизационный патриотизм» был проявлен и сторонниками (движущей силой) «Евромайдана», и его противниками. Сторонники «Евромайдана» руководствовались идеологемами «Евроинтеграция – спасение Украины» и «Украина – это Европа», а это – и гражданский («Украина»), и цивилизационный («Украина – это Европа») патриотизм. Данные идеологемы (в сущности мифологемы) стали результатом социальной подготовки, проводимой США и ее европейскими союзниками с момента распада СССР и формирования независимой Украины (в том числе, через средства массовой информации). В то же время противники «Евромайдана», в частности наиболее пассионарные из них (Крым и Донбасс, о которых пишет сам Эндрю Корыбко во второй части настоящего цикла статей) выступили носителями «цивилизационного патриотизма», правда, не (искусственного) «европейского», а исторического – русского/евразийского. Таким образом, «русская/евразийская идентичность» жителей Крыма и «Донбасса» стала тем самым «непросчитанным фактором», который и привел к тому, что процесс дестабилизации на Украине приобрел длительный и, в конечном счете, провальный для США характер, подтвердив мысль И.В. Сталина вековой давности о том, что «отечественная война на Украине, приняв затяжной характер, превратится, наконец, в войну всего честного и благородного в России против ига Запада, и что обожравшийся империалистический зверь сломает себе шею на Украине» [1, c. 41].

В целом, возвращаясь к прогнозированию новых случаев «гибридных» войн, следует отметить, что наилучшим способом определения вероятных государств-мишеней будет отслеживание политической и экономической экспансии «Евразийской тройки» – России, Китая и Ирана; особенно следует обратить внимание на экспансию Китая в Африке, где «по совершенно случайному стечению обстоятельств» в Сахаро-Сахельском регионе, а также в странах Африканского рога активизировались исламистские террористические организации «Боко Харам» и «Аш-Шабаб»: именно в этих регионах наблюдается усиление экономической активности Китая, которая сопровождается притоком китайских колонистов, а это, если применять методологию Эндрю Корыбко, при необходимости может быть использовано как фактор дестабилизации (традиционно ксенофобия приобретает агрессивные формы в условиях социально-экономического кризиса при резком падении доходов коренного населения на фоне притока эмигрантов).

Использованная литература: