Отечественная дипломатия в лицах: интервью с Даниилом Чехланем

Свою карьеру Даниил Чехлань, первый секретарь посольства России в Республике Корея, начал в самой экзотической точке для дипломатов-корееведов – Генконсульстве в Чхончжине (КНДР). Теперь с этим городом его связывают не только воспоминания о работе, первых годах жизни сына и бытовых условиях, которые требовали большой находчивости. Сейчас Чхончжин – часть его научных интересов. Даниил посвящает немало времени изучению боевых действий на Корейском полуострове в 1945 году. Представительница Сообщества жён российских дипломатов Елена Сорокина побеседовала с Даниилом Чехланем о том, как проходили первые два года на дипломатической службе в северокорейской провинции, о пробелах в историографии эпохи Второй мировой войны и о новом увлечении дипломата – игре в хоккей.

– Вы начинали карьеру дипломата в консульстве в Чхончжине. Расскажите, пожалуйста, об этом опыте.

– Возможно, это и прозвучит банально, но первая командировка – это особенное событие, которое остается в памяти навсегда. С Чхончжином у меня вообще получилась практически анекдотическая ситуация, когда я только поступил на первый курс и начал изучать корейский язык, старшие товарищи рассказывали, что все корееведы боятся попасть в одну точку – Генеральное консульство в Чхончжине. Мол, условия там настолько суровые, что дипломаты любыми правдами и не правдами пытаются уклониться от назначения в это загранучреждение. Надо сказать, что студенческий фольклор, естественно, не без преувеличений, очень красочно живописал все прелести службы в этом РЗУ. Так что, когда на комиссии я узнал, что получил назначение в Чхончжин, то только улыбнулся и сказал себе: «Ну, вот, и пришло время приобщиться к легенде».

– Вам не было страшно?

– Страха никакого не было, равно как и желания отказаться. Единственное, что смущало, я не знал, как на это отреагирует Ульяна – моя будущая (на тот момент) жена. У однокурсников были случаи, когда их избранницы резко меняли свои матримониальные планы, поняв, что в командировке им, мягко говоря, придется не гулять по бульвару Монмартр в Париже, а жить в стране, социально-бытовые условия в которой таковы, что поездку туда можно назвать весьма экстремальным «дауншифтингом».

Про Францию я не для красного словца сказал. С женой мы познакомились, учась вместе в Магистратуре МГИМО, однако в отличие от меня она туда поступила после бакалавриата французского Института восточных языков и цивилизаций (INALCO), и предложить человеку, прожившему шесть лет в Париже, взять и переехать вместе со мной в Чхончжин – на это надо было решиться. Тем не менее сомнения мои оказались беспочвенными, Ульяна согласилась практически сразу же. Единственная сложность была в том, что, когда пришло время ехать в КНДР, мы как раз ожидали рождения нашего первого сына. Вариант, что он появится в Чхончжине, по понятным причинам не рассматривался, поэтому изначально я поехал туда один, а супругу с ребенком забрал уже в следующий отпуск, когда Володе было пять месяцев.

– Что стало самым большим вызовом в работе и в быту?

– Наличие маленького ребёнка, пожалуй, и стало самой большой бытовой сложностью в той командировке. Во-первых, это практически полное отсутствие медицинского обслуживания. Во-вторых ­– сложности с продовольствием: молочные продукты там отсутствовали как класс. Единственное, летом можно было договориться и практически из-под полы приобрести козье молоко. Покупка мяса на местных рынках тоже представляла настоящий квест, успешно завершить который удавалось далеко не всегда. Надо ли говорить, что каждая поездка «на почту» в Пхеньян была настоящим праздником, а возвращения «гонцов» с нетерпеньем ждали всем консульством.

Да, ещё один момент, который серьёзно осложнял жизнь – трудности со связью. Я же говорил, что первый год жил в Чхончжине один. Так вот, интернета там тогда не было – спутниковую приёмо-передающую антенну мы установили намного позже, телефонная связь стоила сумасшедших денег, да и дозвониться до России было очень непросто, а я же был молодожёном, мне хотелось общаться с оставшейся в Москве супругой. Выход мы нашли оригинальный – переписывались по факсу.

Фото: Даниил Чехлань с семьей на сопке Комальсан (Чхончжин, май 2007 год).

– Как это происходило?

– В назначенный час Ульяна, которая тогда работала в Третьем ДСНГ, приходила в приёмную директора Департамента, и я ей направлял факсимильной связью написанное заранее письмо, а она, соответственно – ответ. Надеюсь, Министерство простит мне такое использование служебных каналов в личных целях. Когда же нам всё-таки удалось подключить Генконсульство к интернету (я к тому времени уже воссоединился с семьёй) – это стало настоящим событием.

– Насколько я вижу, командировка в Чхончжин была бесценным опытом во всех отношениях?

– Да, на самом деле бесценным. Ведь там было всего два дипломата: секретарь и Генконсул, и когда Генеральный консул уезжал в отпуск, а отпуска мы там брали максимальные (думаю, понятно почему), я оставался исполняющим обязанности главы РЗУ. А в условиях Чхончжина это было серьёзным испытанием – на меня ложилась вся полнота ответственности за нормальное функционирование и жизнедеятельность коллектива из десяти человек. Надеяться при этом приходилось только на себя. Связь с Посольством была достаточной призрачной. Тогда пришлось научиться принимать решения и брать ответственность на себя – навыки, которые до сих пор помогают мне в жизни и работе.

И последнее, что хотел бы сказать, в таких удалённых точках как Чхончжин очень многое зависит от коллектива. По сути – это подводная лодка в автономном плавании, только в отличие от экипажей боевых кораблей, командируемые в ДЗК сотрудники не проверяются на психологическую совместимость, в итоге возникают разные ситуации. Мне повезло, и с Генконсулом Евгением Ивановичем Вальковичем, и с другими сотрудникам у меня сложились не просто рабочие, а дружеские отношения. Это помогало преодолевать все сложности, возникавшие в работе и жизни. И сейчас и я, и Ульяна вспоминаем эту командировку с большой теплотой. Такова, наверное, особенность человеческой памяти – плохие моменты забываются, а хорошее остаётся.

– Сейчас вы уже во второй командировке в Южной Корее. Какие изменения произошли в стране за время вашего отсутствия?

– Что касается разницы между прошлой командировкой и этой, то все произошедшие в Корее изменения я мог бы описать одним словом – коронавирус. Уезжал я из одной страны, а вернулся в другую. При том, что я с очень большим уважением отношусь к предпринимаемым Республикой Корея противоэпидемическим мероприятиям: на фоне охватившей весь мир истерии, нанёсшей едва ли не больший ущерб, чем сам вирус, южнокорейцы смогли сохранить голову на плечах и удержаться в рамках разумной достаточности. При этом эффективность противоэпидемиологических мероприятий РК, в целом, признается во всем мире. Но тем не менее больше всего мне хочется вернуться в ту Корею, из которой я уехал в 2018, вернуться к нормальной жизни.

– Хотелось бы в следующий раз поехать в другую страну, или наоборот нравится приезжать туда, где уже все знакомо?

– В другую. Не то чтобы меня что-то не устаивало здесь, но для профессионального развития очень важно не зацикливаться на одном направлении, считаю, что необходимо постоянно осваивать новые аспекты дипломатического мастерства, повышать свои знания о других регионах. Поэтому, скажем, я очень рад, что в центральном аппарате мне довелось поработать не только в Первом департаменте Азии, но и в ДИПе, где я узнал много нового. Думаю, командировка в другую страну была бы не менее полезна.

– По вашим социальным сетям я вижу, что историческую литературу вы читаете очень активно. Что из изученного в последнее время больше всего зацепило?

– Из прочитанного в последнее время – «Красный нуар Голливуда» Михаила Трофименкова. Насколько я понимаю, цикл еще не завершён – пока вышло два тома из четырёх, но то, что я прочитал, оставило очень сильное впечатление – книга заявлена как описание политической истории кино, но на самом деле ее охват намного шире фактически – это очень детальное изложение мировой культурной жизни 1920-х - 1930-х годов, естественно, с борьбой идей, с довлеющим над всеми ожиданием новой мировой войны. Очень объёмный труд, но читается действительно на одном дыхании. Порой не верится, что это всё – не выдумка гениального автора политических триллеров, а реальная история, настолько невероятными порой кажется переплетение судеб.

Если говорить об исторической литературе вообще, то тут для меня абсолютный эталон – книги военного историка Алексея Валерьевича Исаева. На мой взгляд, его работы – настоящий «золотой стандарт» того, как должны выглядеть современные исследования Великой Отечественной войны с точки зрения привлечения и анализа источников, изложения исторических фактов и, сейчас это тоже немаловажно, подачи материалов, стиля повествования. Единственное, хотелось бы чтобы всё это было лучше оформлено с точки зрения полиграфии. Понятно, что книги мы ценим в основном за содержание, но в век электронных документов от печатного издания хочется получать и эстетическое удовольствие.

– Вы ведете блог под названием «Августовский шторм», посвященный боевым действиям на Корейском полуострове в 1945 году. Почему вы считаете важным писать об этом?

– Интерес появился, когда я работал в КНДР в Чхончжине, а потом в Пхеньяне. Тогда я с удивлением для себя обнаружил, что даже мои коллеги-корееведы порой «плавают» в фактах и имеют очень туманное представление о том, как развивались события в августе 1945 года. Причины понятны: Маньчжурская операция всегда находилась в тени бесспорно эпохальных событий Второй мировой войны, а боевые действия в Корее – на самом левом фланге 1-го Дальневосточного фронта зачастую проговаривались скороговоркой как не самый значительный эпизод этой без преувеличения блестящей с точки зрения подготовки и осуществления операции.

Тем не менее, я всё-таки, убеждён: всё, что происходило на Корейском полуострове в то время несмотря на относительно скромные масштабы – важный эпизод Второй мировой войны, который требует подробного изучения. Возьмём хотя бы Сейсинскую десантную операцию (Сейсин – старое название Чхончжина), которая до сих пор является крупнейшей в истории советского и современного российского флота. По-моему, один этот факт уже достаточен для того, чтобы написать подробную историю тех событий.

К сожалению, все исследования, которые я прочитал на русском языке содержат очень много лозунгов и очень мало фактов. Например, очень слабо освещаются события, происходившие 13 августа 1945 года, когда в Чхончжин высадился отряд под командованием полковника А.З.Денисина, нет объяснений того, почему он десантировался не там, где было запланировано изначально, как это повлияло на действия морских пехотинцев и разведчиков, с какими сложностями они столкнулись и как преодолевали. Как я уже говорил, даже специалисты в лучшем случае расскажут про 355-й батальон морской пехоты, а другие подразделения, участвовавшие в операции и внесшие ничуть не меньший вклад в победу: 181-й отдельный разведотряд, 13-я бригада морской пехоты, пулемётная рота 62-го батальона Хасанского сектора береговой обороны – они, как правило не упоминаются. По-моему, это неправильно. И у меня есть желание и возможность это исправить, чем я и стараюсь заниматься по мере сил.

– А как освещается эта тема в англоязычной литературе?

– Там ситуация совсем другая. Те же американцы очень активно изучали опыт Маньчжурской операции, поскольку справедливо считали тактику и стратегию Красной армии образца 1945 года наиболее передовой, впитавшей в себя последние достижения военной мысли своего времени, проверенные практикой в ходе многочисленных боёв и сражений. Изучали, конечно, не из академического интереса, а с практическими целями.

Вот один только пример: полковник армии США и по совместительству известный исследователь Великой отечественной войны Дэвид Гланц в предисловии к своей книге, посвященной Маньчжурской операции (в англоязычной историографии она называется August Storm, отсюда и название моего блога), пишет, что в ходе подготовки операции «Буря в пустыне» (Desert Storm) по разгрому вооруженных сил Ирака в 1991 году американские генштабисты активно использовали многие решения и наработки, примененные советскими генералами против Японии в августе 1945 года. Так что созвучие наименований двух операций, по его словам, – не случайность.

– Есть ли у вас желание написать собственную книгу?

– Желание есть, со временем хуже. Прошлым летом удалось немного поработать в Центральном военно-морском архиве в Гатчине и Центральном архиве Министерства обороны в Подольске, после чего появилось представление, сколько по времени займёт подготовка и публикация исследования на ту тему, которой я интересуюсь – боевые действия Советской армии в Корее в августе 1945 года. По моим прикидкам два-три месяца нужно только на работу с архивными источниками, естественно, если ездить туда каждый день, что с учётом наличия основной работы – невозможно. Если же выбираться в архив раз в неделю, то этот срок увеличивается где-то раз в пять. С оцифровкой материалов пока не всё хорошо (особенно в Гатчине), хотя, надо отдать должное Министерству обороны, работа на данном направлении уже проделана огромная и останавливаться, судя по всему, никто не собирается. Тем не менее, нужных мне документов в сети пока нет. Так что, здесь в Корее я пока без новых материалов, а значит мечты о книге придётся отложить как минимум на три-четыре года.

– Вы собрали сборную посольства по хоккею после того, как сами встали на коньки во взрослом возрасте – в 33 года. Как вы увлеклись этим видом спорта?

– С хоккеем все получилось как-то неожиданно для меня самого. Несмотря на то, что вырос я в Мурманске, на коньках стоять не умел, но сам вид спорта очень нравился – был активным болельщиком. Признаюсь честно, тот факт, что я не мог проехать на коньках и метра меня всегда смущал, но однажды я просто спросил себя, а что мне мешает научится играть в хоккей, кроме лени и нежелания отрываться от дивана. Поехал с семьей на каток (а надо сказать, что Ульяна и Вова – старший сын, на коньках стояли к тому моменту неплохо). Было мне тогда 33 года. Как оказалось – удачный возраст, чтобы начать изучать что-то совершенно новое.

Потом начал узнавать по поводу возможностей заниматься хоккеем в Корее. Как вы догадываетесь – не в самой продвинутой в этом плане стране. Но тут повезло, меня познакомили с Виктором Ли – в прошлом профессиональным хоккеистом, выступавшим еще в первенстве СССР, а сейчас живущим и тренирующим молодых ребят в Сеуле, он подсказал, где находятся катки, любительские команды и всё завертелось.

Сначала нас было таких трое: я, ещё один сотрудник Посольства и мой приятель по МГИМО – Кирилл Залеский, который в тот момент работал советником в Посольстве Белоруссии, и это была не первая наша совместная авантюра – много лет назад, еще в студенческое время он подбил меня спрыгнуть с парашютом. А дальше люди начали подтягиваться, среди наших сотрудников оказалось много желающих попробовать себя в хоккее, присоединились к нам и другие российские граждане, проживавшие в Сеуле. На пике, наверное, наша команда состояла из россиян (и белорусов) процентов на шестьдесят. Сейчас даже на форме у нас два флага – России и Республики Корея. А когда я приехал сюда во вторую командировку, быстро снова влился в свою предыдущую команду.

Фото: Даниил Чехлань (Сеул, 2018 год).

– Выступаете как тренер?

– Нет, я не тренирую, я всего лишь один из игроков, сам постоянно учусь, пытаюсь узнать что-то новое, читаю книги, смотрю ролики на YouTube. Сейчас еще приходится искать какие-то возможности для тренировок, т.к. карантинные ограничения в Сеуле пока не сняли и все спортивные объекты работают до 10 вечера, а в Корее, как и в России, любительские команды тренируются по ночам. Вот и приходится что-то изобретать – использовать ролики, искусственный лед и другие приспособления для тренировок «на земле».

– Как думаете, кем бы вы стали, если не дипломатом?

– Сейчас мне уже трудно ответить на этот вопрос. Альтернативой МГИМО для меня был Балтийский государственный технический университет в Санкт-Петербурге. Я вообще заканчивал Мурманский морской лицей, сейчас он называется политехническим, и моё среднее образование было очень далеко от иностранных языков и гуманитарных дисциплин. Так что, наверное, получил бы техническое образование, а вот кем бы сейчас работал – не знаю.

– Какой совет вы бы дали начинающим корееведам?

– Знаете, я не считаю себя вправе давать кому-то советы. Я сам постоянно учусь, стремлюсь узнать что-то новое, смотрю, как другие люди делают свою работу и стараюсь перенять какие-то навыки и умения. В том, что касается корееведения, я по-прежнему считаю себя учеником, а не учителем. К счастью для нас всех в этой сфере сейчас много настоящих профессионалов, у которых можно многому научиться, так что, наверное, не мне давать советы молодым. Вот если лет через 15 встретимся и поговорим, тогда я, наверно, буду уже готов к менторскому тону. Хотя вряд ли.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs