Долгосрочные тенденции и дестабилизация: мир после кризиса COVID-19

Какой будет экономическая архитектура мира после кризиса COVID-19? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно осмыслить основные тенденции, действующие уже двадцать лет.

В мире, который образуется после нынешнего кризиса, эти тенденции сохранятся и, по мнению некоторых, даже усилятся. При этом кризис вызвал также и определенную дестабилизацию, особенно в области транспорта и энергетики. Кроме того, пандемия породила осознание центральной роли суверенитета, в особенности экономического. Наконец, экономическая и денежно-кредитная политика, проводимая для борьбы с экономическими последствиями эпидемии и противоэпидемических мер, будет иметь долгосрочные последствия для международных финансовых балансов.

Изменение миропорядка ускорилось?

С 2000 года мы наблюдали рост «азиатского блока» в ущерб так называемому «западному блоку», то есть Соединённым Штатам, Европейскому Союзу и Японии. Этот азиатский блок неоднороден, как и западный блок. В каждом из этих блоков политика – главный объединяющий фактор. Но у них есть и экономический аспект: это противостояние стран старой индустриализации и стран, которые лучше называть странами новой индустриализации, а не развивающимися странами.

В 2000 году на долю Китая, Индии и России вместе взятых приходилось лишь 15% мирового ВВП, в то время как Соединённые Штаты, Европейский Союз и Япония вместе взятые весили более 47%, или в три раза больше. В 2020 году эти два блока уже выравниваются на уровне 31,5%. Если принять во внимание непосредственные последствия кризиса COVID-19, можно ожидать, что это соотношение и далее будет меняться. МВФ сделал прогнозы, которые показывают, что Китай и развивающиеся страны должны оправиться от последствий кризиса COVID-19 гораздо быстрее, чем так называемые «развитые» страны, то есть страны старой индустриализации. В ближайшие годы мир должен увидеть дальнейшее усиление сдвига в сторону Азии.

Слухи о смерти нефти сильно преувеличены

Пандемия COVID-19 оказала сильное влияние на энергетический рынок и добычу нефти. Продолжительность пандемии означает, что воздушный транспорт, помимо прочего, не вернётся к уровню 2019 года раньше 2024 года. Как показывают оценки Международного энергетического агентства, это подразумевает слабый спрос на керосин.

Прогнозы мирового спроса на нефть и посткризисного экономического роста основываются на разных предположениях. При оптимистическом сценарии в первой половине 2021 года произойдёт быстрое восстановление экономики по более или менее пологой траектории, но спрос на нефть на допандемический уровень полностью не вернётся. При более пессимистическом сценарии спрос на нефть не достигнет уровня 2019 года до 2023 года, а темпы его роста и далее будут значительно ниже допандемических. Текущая эволюция пандемии предполагает, что мы ближе к пессимистическому сценарию. Эти два сценария также предполагают, что автомобили с нулевым уровнем выбросов будут составлять 60% продаж новых автомобилей к 2040 году, поскольку в эти технологии вкладываются большие средства. Таким образом, оба сценария прогнозируют невысокий спрос на нефть и предполагают, что к середине 2030-х годов уровня он достигнет лишь примерно 105–108 миллионов бареллей в сутки. Каковы будут последствия?

В среднесрочной перспективе ОПЕК снова придётся справляться с превышением предложения добычи нефти в странах ОПЕК (Венесуэла, Иран и Ливия) и странах, не входящих в ОПЕК (Сирия и Йемен), над спросом (ранее оно доходило до 5,7 миллиона баррелей в сутки). По мере роста спроса и цены на нефть ОПЕК также придётся иметь дело с возобновлением добычи углеводородов в США (особенно сланцевой нефти), которое, впрочем, может оказаться медленным из-за падения инвестиций. Добыча углеводородов в США упала более чем на 2 миллиона баррелей в сутки из-за закрытия существующих скважин, уменьшения ёмкости хранилищ и снижения спроса.

Таким образом, влияние COVID-19 на спрос на нефть будет значительным, особенно в случае глубокой и продолжительной рецессии, связанной с затяжной пандемией. Без агрессивного вмешательства со стороны ОПЕК средняя цена на сырую нефть может оставаться ниже 50 долларов за баррель до середины 2022 года. Ожидается, что во второй половине этого десятилетия спрос и предложение будут приближаться к равновесию, поскольку добыча в странах, не входящих в ОПЕК, особенно в России, начинает снижаться, а добыча углеводородов в США достигает нижнего уровня. Предположительно, цена на нефть в дальнейшем вырастет примерно до 80–90 долларов за баррель (оптимистичный сценарий) или 70–80 долларов за баррель (пессимистичный сценарий) даже без вмешательства ОПЕК.

Впрочем, как мы видим, несмотря на все громкие заявления, которые можно кое-где услышать, нефть останется основным источником энергии по крайней мере в течение следующих тридцати лет.

Возвращение экономического суверенитета

Прямым следствием пандемии COVID-19 является осознание важности экономического суверенитета. Конечно, ряд стран, таких как Китай, Россия, США и Индия, осознавали её и раньше. Европейский союз, со своей стороны, весьма пренебрежительно относился к этому вопросу. Сильный сбой в международной торговле из-за пандемии, вызвал настоящий шок в этом отношении. Разумеется, о возвращении к более-менее самодостаточной экономике речи не идёт. Но весь мир теперь заметил экономический, социальный и даже стратегический ущерб, нанесённый политикой свободной торговли.

Это ускорит возвращение наций к самостоятельности и усилит кризис многосторонности, который мы наблюдаем уже сейчас. Экономика снова становится основой для политических стратегий. Благодаря политике экономических санкций, которой Соединённые Штаты злоупотребляли задолго до избрания Дональда Трампа, мы наблюдаем ускорение фрагментации мирового экономического пространства. Примером может служить американское давление на Huawei или китайскую социальную сеть TikTok. Деглобализация перешла от стадии возможностей к стадии конкретных фактов; благодаря последствиям пандемии она превратится в ключевой факт.

Возврат к экономическому суверенитету вызывает великий реванш политики над «технологиями», победу решений над автоматизмом стандартов. Однако сегодня «технологии» воплощаются в основном в экономике и финансах. Пандемия знаменует возвращение суверенитета, а суверенитет – это прежде всего способность принимать самостоятельные решения. Затем страны перейдут к логике двусторонних отношений или даже к логике регионализации. Тогда нужно будет искать союзников.

Тенденция ставить под вопрос «глобальный» характер компаний, связанных с интернетом, и стремление ряда стран построить свой «цифровой суверенитет» являются примером надвигающейся борьбы за экономический суверенитет. Это возрождение политики не означает, что в наших обществах определённые пространства не регулируются техническим порядком. Пространства, в которых доминирует техническая легитимность, существуют. Но теперь эти факторы станут вторичными по отношению к политическому фактору, который вступает в свои права. Экономика и финансы снова станут инструментами на службе политики. Что с этим сделает политическая воля лидеров, ещё предстоит определить.

Апофеоз долга или конец долга?

Последним моментом остаётся взлёт как государственных, так и частных долгов из-за пандемии. В большинстве стран кризис COVID-19 привёл к краху различных барьеров на пути увеличения государственного долга.

Таким образом компенсировались падение налоговых поступлений в период локдаунов и значительные дополнительные государственные расходы, вызванные кризисом. Кроме того, существуют механизмы обеспечения ликвидности, состоящие из гарантированных займов, вложений в акционерный капитал и т. п. Результатом всего этого является то, что задолженность государств (особенно в западном блоке) и компаний значительно возрастёт к 2021 году. Этот долг не будет покрываться за счёт увеличения налогов, поскольку это означало бы глубокую рецессию. Сокращение государственных расходов после 2022 года вряд ли станет возможным решением по той же причине.

Следовательно, эти долги будут погашены центральными банками в той или иной форме. То же самое можно сказать и о значительной части корпоративного долга. Каковы же будут последствия этой политики для валют (в основном для доллара США и евро)? Каковы будут среднесрочные последствия для рынков акций и облигаций?

Одним из наиболее ярких последствий будет приток ликвидности в результате действий центральных банков, в то время как производство останется относительно низким, а перспективы инвестиций будут неопределёнными в течение нескольких лет. Таким образом, валюты должны будут испытывать значительные колебания. Текущая тенденция к снижению доли в резервах центральных банков доллара США и евро в пользу группы «других валют» (фунт стерлингов, йена, австралийский и канадский доллары, юань) должна усилиться.

Следует отметить, что доля евро значительно снизилась по сравнению с уровнем более старых валют, включённых в евро, а группа «других валют» значительно увеличила свою долю с 2010 года.

Таким образом, мировая экономика после эпидемии COVID-19 будет иметь как допандемические характеристики, но в более выраженной форме, так и определённое количество новых, связанных с этой эпидемией. Такое сочетание действовавших тенденций и эффектов дестабилизации приведёт к «деглобализованному» миру, который реорганизуется на основе двусторонних союзов или региональных группировок.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs