Как считает мой собеседник Владимир Михайлович Давыдов, член-корреспондент Российской Академии Наук, доктор экономических наук, научный руководитель Института Латинской Америки РАН, нынешний трансформационный переход, который характеризует наше время, обусловлен глобальной сменой технологической парадигмы, а также, в сопряжении с ней, «революцией военного дела». Прямо скажем, - необычная тема для такого известного специалиста по Латинской Америке, как Владимир Михайлович. Но таковы ныне времена, коль и ученые-латиноамериканисты такого высокого ранга вынуждены анализировать совокупность таких принципиальных новшеств, среди которых: использование околоземного космоса и увязывание операций, осуществляемых во всех традиционных средах, в механизм скоординированного действия, многократное увеличение скоростей и поражающей силы конвенциального оружия, многоцелевое и массированное применение беспилотных средств, а также роботизация на поле боя. Все это уже опробовали лидеры военного дела. Латинская Америка не стоит в стороне от этих метаморфоз, поясняет Владимир Давыдов. Но она испытывает их воздействие преимущественно косвенно, опосредованно. Собственные реальности, собственные особенности стран региона, говорит Давыдов, диктуют специфическую повестку обеспечения безопасности, защиты государственного суверенитета и ключевых систем жизнеобеспечения общества и производства. Речь идет о соответствующей диверсификации функций вооруженных сил. О насыщении их передовой техникой военного и двойного назначения, в том числе и в странах Латинской Америки.
«Международная жизнь»: Владимир Михайлович, как вы утверждаете, начало ХХI века характеризуется обострением глобального политического противостояния, его переводом на перманентную основу с применением гибридных методов и форм борьбы. Понятие «война», говорят, размывается, архитектура международной безопасности разрушается, правовое регулирование конфликтов затруднено возникновением серых зон, действием военизированных прокси-структур без строгой государственной аффилиации, а, с другой стороны, нарастающим торгово-экономическим и информационным противоборством… Как вы все это можете объяснить?
Владимир Давыдов: Знаете, на мой взгляд, справедливо считается то, что в основе трансформации нашего времени лежит смена технологической парадигмы. Ранее других к осознанию этого подошли коллеги из НИИ мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН. А смена парадигмы обусловлена введением в действие большой совокупности новшеств. Включающих нано- и биотехнологии, воспроизведение промышленных изделий в формате 3D, переход на возобновляемые источники энергии, выход на авансцену экономики обработки информационных потоков и широкого применения телекоммуникаций. Все это в контексте всеобщей цифровизации экономики и общества, не исключая преобразование бытовой сферы. Отсюда следует сомнение в адекватности трактовок, сводящих дело к очередной промышленной революции…
Необъяснимым образом и в нашей концептуальной обществоведческой литературе, и у известных зарубежных коллег, обращающихся к теоретической трактовке особенностей современного этапа исторического развития, до сих пор концептуально не прослежена причинно-следственная связь между общей сменой технологической парадигмой и соответствующей глобальной трансформацией. Наша трактовка, с одной стороны, представлена ярко выраженного переходного характера современного этапа мирового развития, в основе которого находится уже сказанная мной ранее смена технологической парадигмы. С другой стороны, нет никаких резонов отделять это от сферы военного дела. Оно, безусловно, обозначено своими границами. Но ныне эти границы все чаще прозрачны либо просто условны.
«Международная жизнь»: Владимир Михайлович, а что вы можете сказать о том, что называете «современной революцией военного дела»?
Владимир Давыдов: Начну с того, что в сферу военного действия вошел околоземной космос. Он смыкается с использованием воздушного пространства. Ртсюда логично вытекает появление нового вида вооруженных сил, в чем в свое время первенствовала Россия. Второе – на порядок изменились скорости, дальности поражающего действия и точность попадания ракетной техники и артиллерии. Отсюда – императив смены ориентиров в организации противоракетной и противовоздушной обороны. В-третьих, поражающий эффект конвенционального оружия приблизится к деструктивному действию ядерного оружия. На четвертый симптом указывает возвращение интереса к диверсификации боевых средств за счет биологического инструментария (это мы обнаруживаем в практике Пентагона). Пятое – широкое применение многоцелевых беспилотных средств. Шестое – роботизация на театре прямого боестолкновения, которая позволяет поэтапно замещать живую силу. И, наконец, на наших глазах происходит смычка боевого действия с деструктивным эффектом невоенного (в традиционном смысле) инструментария. И здесь мы переходим на поле анализа, которое более или менее освоено в отечественной литературе. Речь идет о понятии «гибридная война». Которое наполняется не только теоретическим содержанием. Оно (увы!) подтверждается обильной практикой сегодняшнего дня, в том числе произволом санкционного давления, мифологизацией общественного сознания в стилистике «пост-правды». Если говорить еще точнее, то гибридная война по своей сути во многом соответствует понятию «война», хотя собственно войной в ее классическом понимании не является. Военная сила в гибридной войне применяется в сочетании с невоенными методами воздействия – операциями информационно-психологической войны, методами подрыва экономики противника, попытками его изоляции и блокады с целью изнурения и подавления воли к сопротивлению, кибервойнами, инструментами традиционной дипломатии. Так, к примеру, наши военные ученые уже отмечали, что во всех войнах, которые США ведут в течение последних десятилетий, они организуют и информационное противоборство, что является элементом дистанционной бесконтактной войны. А что касается Латино-Карибской Америки (ЛКА), то в условиях размытости границ и присутствия транснационального наркотрафика в отдельных странах региона на боевое дежурство активно поступает беспилотная авиация. Она особо эффективна в качестве средства мониторинга приграничных пространств и контроля труднодоступных районов сельвы. Дроны становятся неотъемлемой частью обеспечения общественной безопасности в крупных мегаполисах и городских агломерациях. А для прибрежных государств ЛКА важным является вопрос обеспечения безопасности морских акваторий…
«Международная жизнь»: Мировой объем продаж беспилотников обладает существенным потенциалом наращивания, утверждают специалисты. К 2030 году, по прогнозам экспертов исследовательского центра Drone industry insight, этот глобальный рынок достигнет 55,8 миллиардов долларов США. А в Латинской Америке?
Владимир Давыдов: В странах ЛКА, как предполагается, продажи дронов вырастут в 2,5 раза с общим бюджетом в 2,3 миллиарда долларов. Обращаясь к реалиям Латино-Карибской Америки, следует признать, что, на мой взгляд, здесь маловероятны сценарии региональных конфликтов высокой интенсивности. И это склоняет к выводу о специфике диверсификации предназначения оборонных ведомств, о их переходе от сугубо боевой составляющей к многопрофильности применения сил и средств, в том числе в гражданской сфере. Прежде всего, речь идет о вовлеченности армии в обеспечение общественного правопорядка, защиту конституционного строя, борьбу с милитаризованными наркосиндикатами (транснациональная преступность), а также группировками, обеспечивающими контроль над коридорами контрабандных поставок (безопасность госграницы).
В качестве примера приведу бразильскую интегрированную систему пограничного мониторинга (Sistema Integrado de Monitoramento de Fronteiras, SISFRON). Она представляет собой самую сложную в мире крупномасштабную оперативную систему мониторинга границ. По сути, комплекс служит электронным барьером , которые покрывает всю протяженность границ с Аргентиной, Боливией, Колумбией, Французской Гвианой, Гайаной, Парагваем, Перу, Суринамом, Уругваем и Венесуэлой. Введенная в эксплуатацию в ноябре 2014 года SISFRON использует сочетание радаров наблюдения, сетей дистанционного зондирования, сложных систем связи, кибертехнологий и беспилотных летательных аппаратов, обеспечивающих обработку и предоставление межведомственным силам безопасности выводной информации о состоянии госграниц. К сказанному добавлю, что SISFRON развивается консорциумом Tempro под управлением Embraer. В его состав входят в основном бразильские и некоторые иностранные технологические компании. В 2022 году Embraer и бразильская армия подписали контракт на разработку и внедрение второго этапа SISFRON, расширяющего потенциал мониторинга госграницы с подключением системы распознавания на основе алгоритмов искусственного интеллекта.
«Международная жизнь»: Приведенный вами пример отражает нарастающее стремление некоторых государств ЛКА к укреплению своего суверенитета посредством внедрения современных технологий в обеспечении национальной безопасности. Однако в этой сфере у многих стран региона не все так гладко, как им хотелось бы. С чем это связано?
Владимир Давыдов: Здесь хотел бы отметить, что применение современных технологий носит в регионе преимущественно оборонительный и упреждающий характер. Хотя позитивные результаты в этой области многие государства ЛКА пока не способны продемонстрировать. Большая часть амазонской сельвы Перу, например, по-прежнему вне контроля национального силового блока. Авиапространство также свободно для перемещений, чем активно пользуются наркосиндикаты, обеспечивая логистику своего трафика с использованием малой авиации. Схожая ситуация в приграничных штатах Венесуэлы, где контроль значительной части госграницы де-факто находится в руках милитаризованных формирований, также вовлеченных в наркотрафик и контрабанду.
Отдельного внимания заслуживает неблагополучная криминогенная обстановка в столицах стран Латино-Карибской Америки. Она часто требует «хирургического вмешательства» с применением технологических систем обеспечения городской безопасности, позволяющих осуществлять идентификацию и выявление преступных элементов. В странах ЛКА наблюдается все большее внимание руководства оборонных ведомств к новшествам науки и техники, в ряде случаев и к укреплению отечественных предприятий оборонной промышленности. Надо признать, что в целом в регионе по сравнению с мировыми лидерами скудный опыт и налицо объективное отставание этой научно-технической сферы. Отсюда объективная потребность латиноамериканских компаний в международном сотрудничестве. Важно и то, что существующие стандарты и сложившаяся десятилетиями практика рамочного взаимодействия по линии военно-технического сотрудничества утрачивает актуальность. На первую линию выходит прагматизм и реальная конкурентная основа продвижения на рынок. Определяется же она уникальностью предлагаемых решений и их максимальной эффективностью, а также, разумеется, доступной конкурентной стоимостью…
«Международная жизнь»: Владимир Михайлович, какие выводы можно сделать из всего вами сказанного в нашей беседе?
Владимир Давыдов: Подводя итоги, могу констатировать, что совокупность новшеств военного дела, модифицировавших его практику, сопровождает глобальный трансформационный переход, накладывая тяжелую печать на современные международные отношения, влияя на модификацию мировой иерархии, переформатирование действующего миропорядка. Стержнем обновления стратегии и тактики боевых действий, основой сочленения различных объектов управления военными операциями стала интенсивная цифровизация, Она создает основу для перевода процесса управления войсками в режим «сообщающихся сосудов»…
«Международная жизнь»: Думаю, что в какой-то степени это коснется и многих стран Латино-Карибской Америки. Спасибо, Владимир Михайлович, за интересный и актуальный разговор.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs