Обещания велики. А ожидания – еще больше. В Глазго начинается Климатический саммит ООН

В минувшие выходные в Глазго приступила к работе 26-я Конференция стран-участниц Рамочной конвенции ООН по изменениям климата (Conference of the Parties, COP26). Совещание стало также третьей по счету встречей государств, присоединившихся к Парижскому соглашению по климату. Во многих странах Конференцию рассматривают как одну из последних возможностей «совершить прорыв» в деле преодоления негативных последствий изменений климата Земли до момента, когда эти изменения примут необратимый характер.

Соглашение по климату, подписанное в 2016 году в Париже подавляющим большинством государств мира[i], декларирует намерение международного сообщества предпринять усилия по сдерживанию роста средних температур на планете ниже показателя, превышающего уровень доиндустриальной эпохи на 2 градуса Цельсия. В идеале средняя температуру на Земле не должна вырасти больше, чем на 1,5 градуса Цельсия.

В преддверии Саммита, 26 октября ООН опубликовала доклад, в котором обобщила климатические обязательства, уже принятые на себя членами международного сообщества. Констатируется, что этих усилий недостаточно: даже если все обещания будут исполнены, прогнозируется рост средней температуры на 2,7 градуса Цельсия от уровня доиндустриальной эпохи к 2100 году. Что существенно превышает даже «минимально приемлемый» порог в 2 градуса, обозначенный в Парижском соглашении. Рубеж в 3 градуса считается критическим, «точкой невозврата». Между тем, рост средних температур за минувшие сто с лишним лет уже превысил 1 градус. Теоретически, уложиться в рамки 1,5 градусов еще можно – необходимо сократить выбросы парниковых газов до нуля к 2050 году.

Одним из важнейших положений Парижского соглашения стало обязательство стран-участниц, пересматривать каждые пять лет свои национальные цели по сокращению выбросов парниковых газов, Nationally Determined Contributions, в сторону ужесточения параметров. Конференция в Глазго, сроки проведения которой были перенесены на один год из-за пандемии коронавируса, станет первым мероприятием, в ходе которого подобный формат поддержания динамики адаптации обязательств к новым требованиям предстоит проверить на практике.

Конференция в Глазго продлится две недели и пройдет в формате встреч, «вживую» и онлайн, десятков лидеров государств, присоединившихся к Рамочной конвенции ООН по изменению климата от 1992 года. Участие в заседаниях примут и руководители многих крупнейших мировых корпораций. Высочайший уровень представительства порождает ожидания относительно того, что дело не ограничится лишь изложением новых планов по сокращению выбросов. Предполагается, что будет достигнут прогресс в согласовании решений, касающиеся «финансирования перехода от ископаемого топлива и запуска систем компенсации ущерба от загрязнения окружающей среды».

По данным The Economist, наиболее подробно участники Конференции остановятся на следующих темах. Во-первых, выработка правил для международной торговли квотами на выброс углерода[ii]. Речь идет о попытке окончательно согласовать механизмы, предусмотренные 6-й статьей Парижского соглашения. Вторая проблема – механизмы оценки ущерба от изменений климата на уровне отдельных стран и компенсации наиболее пострадавшим. Вопрос вызывает острейшие дебаты между богатейшими и беднейшими государствами мира. Поскольку от первых ожидают поступления львиной доли средств в гипотетические пока компенсационные фонды.

В конце октября министр окружающей среды Индии, третьего крупнейшего эмитента двуокиси углерода, Бхупендер Ядав (Bhupender Yadav), заявил, что основные усилия следует приложить богатейшим странам мира, которые должны признать свою «историческую ответственность» за изменение климата Земли, ставшее ценой их нынешнего экономического процветания. Таким образом, именно богатые государства должны взять на себя расходы по защите интересов развивающихся стран и тех, кто несет ущерб от изменений климата. Те же, кто не входит в «золотой миллиард», нуждаются в содействии со стороны богатых, поскольку иначе оказываются перед порочной дилеммой между развитием и сохранением зависимости от «грязного» ископаемого топлива.

Третья проблема – дебаты вокруг обязательств отдельных государств по сокращению выбросов в определенных секторах энергетики, в первую очередь, генерирующих мощностях, работающих на угле. Здесь главными виновниками, с точки зрения Запада, выступают Китай (28 процентов выбросов диоксида углерода, по западным данным) и Индия (7 процентов). США и ЕС являются наиболее рьяными сторонниками The Global Methane Pledge, проекта соглашения о сокращении эмиссии метана, второго вещества по степени влияния на глобальное потепление, на 30 процентов от уровня 2020 года к концу нынешнего десятилетия. В этой связи, от России и других поставщиков углеводородов будут требовать «более амбициозных» решений в области сокращения добычи и использования ископаемого сырья. Наконец, четвертая тема – попытка сохранить на плаву приверженность международного сообщества идее удержания глобальных температур в пределах 1,5 градусов Цельсия от доиндустриального уровня.

Оптимисты рассчитывают, что мировые лидеры примут на себя еще более амбициозные обязательства в области сокращения выбросов. А также приступят к согласованию механизмов финансирования мероприятий по декарбонизации в развивающихся странах. Реалисты полагают, что на уровне политических деклараций будет подтверждена готовность придать новый импульс политике борьбы с негативными климатическими изменениями. Что Конференция позволит преодолеть климатический скептицизм, а также «тихий саботаж» политики декарбонизации, со стороны ряда крупных государств. В любом случае, воплотить обещания на практике будет нелегко.

Главная проблема – в несоответствии между громкими декларациями, и реальными масштабами сокращения выбросов. В мае нынешнего года вышел доклад Международного энергетического агентства (МЭА), главный вывод которого - человечество существенно отстает от графика, следование которому требуется для торможения негативных климатических изменений. Кроме того, дана оценка реальных возможностей человечества. К примеру, до половины всего объема сокращения выбросов, который необходим для достижения целей «углеродной нейтральности» к 2050 году, зависит от внедрения технологий, коммерческие образцы которых сегодня попросту отсутствуют.

Важнейшей проблемой остается необходимость обеспечить снижение потребления энергии всеми странами мира ниже нынешних показателей, в то же время поддержав экономический рост, особенно в развивающихся странах. В конце 2000-х годов богатейшие государства мира пообещали, что к 2020 году будут выделять по 100 млрд долларов в год на мероприятия по адаптации беднейших стран к климатическим изменениям, и практически столько же – на декарбонизацию их народного хозяйства. Притом, что по оценкам МЭА, на эти цели необходимо выделять до 2 трлн долларов ежегодно, даже многократно более скромные ресурсы поступали все эти годы с перебоями. Ожидается, что в ходе Конференции, богатейшие страны могут пообещать до 500 млрд долларов на период до 2025 года.

Открытым остается вопрос, смогут ли эти средства компенсировать беднейшим государствам растущие издержки на топливо и электроэнергию. Ведь одним из главных элементов продвигаемой Западом стратегии ускоренной декарбонизации является стимулирование роста цен на традиционные источники энергии. Однако энергетические кризисы, подобные февральскому в Техасе или нынешнему, охватившему страны ЕС, демонстрируют катастрофические последствия попыток ускоренного отказа от традиционных источников энергии. Подскочившие цены на углеводороды, в сочетании с нестабильностью поставок энергии из ВИЭ, вызванной переменчивой погодой, провоцируют панику на энергетических рынках. Ряд стран, участвующих в COP26, срочно приступили к расконсервации генерирующих мощностей, работающих на угле. Другим уже не хватает и угля, и они испытывают перебои с поставками электроэнергии.

Подход к декарбонизации, который продвигают США и зарубежная Европа, несет в себе целый ряд объективных противоречий и угроз. С одной стороны, Запад пытается решить двуединую задачу. Поднять цены на традиционные источники энергии настолько высоко, чтобы всемерно поощрять развитие возобновляемых источников энергии, а также технологий энергосбережения. В то же время, не допустить, чтобы политика «временно высоких цен» на углеводороды привела к существенному усилению ведущих поставщиков этих видов сырья.

Другая цель – удержать свое доминирующее положение в мировых финансах и экономике. Лейтмотивом международной политики США и ЕС становиться тема «климатической угрозы». Байден объявил климатические изменения одним из главных вызовов национальной безопасности США. Можно предполагать, что основным официальным мотивом санкций, вводимых США и Евросоюзом, уже в скором времени станет противодействие странам-загрязнителям климата. К примеру, Вашингтон уже обвиняет Китай в «аутсорсинге углеродных выбросов».

Вместе с тем, борьба за лидерство в области «зеленых» стандартов может стать еще одной линией разлома в трансатлантических отношениях. Да, экологическая повестка Байдена находит самый живой отклик в Европе. Однако углеродный налог на импорт, который собирается ввести ЕС, ударит и по поставщикам из США. В свою очередь, геополитическое давление под предлогом защиты окружающей среды, которое Вашингтон теперь всё чаще оказывает на союзников и сателлитов, во многих случаях прямо противоречит национальным интересам последних.

Наконец, миллионы жителей богатейших стран сами рискуют оказаться в числе проигравших от «зеленой политики». На днях Верховный суд США согласился рассмотреть заявление ряда штатов и энергетических компаний, оспаривающих полномочия федерального правительства единолично диктовать меры по ограничению выбросов. Истцы опасаются, что понесут катастрофические убытки. А, к примеру, в государствах-членах ЕС из Центральной и Восточной Европы растет угроза «топливной бедности, социальной напряженности и протестов», которую провоцируют крайне амбициозные «зеленые» инициативы Еврокомиссии.

Конференция стран-участниц климатической конвенции ООН имеет высокие шансы занять место ведущего международного формата, определяющего «контрольные параметры «глобального зеленого перехода»». Такое развитие событий существенно повышает ее значения для Российской Федерации. «России необходима активная международная позиция на конференции в Глазго и важно добиться учета специфики ее вклада в борьбу с климатом, в особенности, возможностей российских лесов по поглощению углекислого газа.»[iii].

Москва предлагает взвешенный подход, привлекающий внимание многих стран с переходной экономикой и развивающихся государств, согласно которому программы энергетического перехода человечествав ближайшие нескольких десятилетий, призванные обратить вспять негативные климатические явления в окружающей среде,должны опираться на реальные возможности наций и народов. Поддерживать социально-экономическое развитие, а не подрывать его.

Правительство России разработало план стратегии реформы структуры национальной экономики в условиях прогнозируемого снижения доходов от экспорта сырья. Речь может идти о достижении Россией «углеродной нейтральности к 2060 году», а также сокращение «выбросов парниковых газов на 79% к 2050-му». Как отмечают «Ведомости», «нет сомнений, что ископаемое топливо, особенно природный газ, которым так богата Россия и который является самым экологически чистым из всех ископаемых, станет важным источником энергии для перехода к 2050 г». Поэтому Москва обладает хорошими стартовыми позициями для более активного включения «в мировой энергетический диалог, предлагая собственные решения и стремясь к лидерству в технологиях новой энергетики».

Реальная динамика в реализации планов декарбонизации народного хозяйства начнет вырисовываться не ранее середины-конца наступившего десятилетия. Важным фактором станет реакция крупного бизнеса и населения. А наиболее реалистичный сценарий предполагает, что международному сообществу потребуются десятилетия для реформы политических институтов, экономических процессов и технологического уклада с целью успешной реализации «зеленого» энергоперехода.

Сегодня, у политиков, практиков промышленности и экспертов нет единого мнения относительно того, что технологический переход к «зеленому» укладу будет происходить принципиально быстрее, чем аналогичные смены энергетической парадигмы, происходившие в прошлом. Моральная привлекательность лозунгов о скором торжестве «чистых» технологий едва ли вызывает сомнения. Однако ответы на многие вопросы, касающиеся нового энергоперехода, по-прежнему носят вероятностный характер.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs