Десятилетие «арабской весны» - грустные итоги

На протяжение многих десятилетий в большинстве ближневосточных стран у власти поочередно сменяли друг друга военные и исламисты. Сегодня картина не столь однозначна. Военные у власти, пожалуй, лишь в Египте, а исламские монархии - на Аравийском полуострове (кроме Йемена). Ислам вкупе с исторической рефлексией определяет внешнюю политику Ирана, умеренно-исламистская партия аль-Нахда имеет самую крупную фракцию в парламенте Туниса.

В Сирии и Ираке суннитские джихадисты чуть было не захватили власть, но их удалось купировать, и теперь шиитский Иран рассматривает эти страны как зону своих «естественных» интересов. Напор Тегерана Дамаск урановешивает связями с Москвой, Багдад – с Вашингтоном.

В Ливии война всех против всех постепенно переросла в противостояние фельдмаршала Хафтара с правительством, находящимся под ощутимым влиянием «Братьев-мусульман».[i] Нынешний мирный процесс в этой стране нельзя считать необратимым, да и непонятно какие силы придут к власти в случае окончательного примирения конфликтующих сторон, если таковое случится, - основными бенефициарами могут стать опять-таки «братья».

Ливан впал в экономическую и политическую прострацию, Йемен оказался на грани выживания. В таких обстоятельствах и там, и там исламисты имеют все шансы на успех.

«Арабская весна», начавшаяся десять лет назад во многом под влиянием идей «демократизации» западного образца, вызвала к жизни целый набор новых трендов, основательно изменивших региональную повестку.

Во-первых, это кошмар «Исламского государства» (запрещена в РФ), как реакция суннитов (в частности, баасистского офицерства) на роспуск саддамовской армии в результате вторжения американо-британской коалиции и на последующую передачу власти в стране шиитскому большинству. Тогдашний вакуум власти в Сирии открыл перед ИГИЛ (запрещена в РФ) новые горизонты. Не всегда согласованные, но последовательные действия многих акторов привели к разгрому, но отнюдь не уничтожению «государства».

Во-вторых, гражданская война в Сирии при прямой или косвенной вовлеченности в конфликт целого ряда внешних акторов привела к жестокому экономическому кризису и фактическому распаду страны (власть центрального правительства не распространяется на территории, подконтрольные туркам, курдам с американцами и тем же «игиловцам»).

Попытки наладить межсирийский диалог «под грохот канонады» (а канонада периодически возобновляется) приносят далекие от ожидаемых результаты. Перспективы воссоединения сирийских земель, создания коалиционного правительства, проведения президентских и парламентских выборов пока остаются во многом умозрительными. Дамаск и оппозиция обвиняют друг друга в бесконечных срывах переговорного процесса, работа сформированного с таким трудом Конституционного комитета буксует, хотя Россия сделала немало для начала реализации мирного плана в этой стране.

В-третьих, началось очередное обострение шиитско-суннитского противостояния, вплоть до вооруженного – в Йемене, Сирии и Ираке. Иран пытается протянуть «шиитскую ось» к средиземноморскому побережью через преимущественно шиитский Ирак, Сирию, где у власти стоят алавиты («почти шииты»), и Ливан, в котором наиболее активной политической силой является дружественная Тегерану Хезболла, а аравийские монархии этим планам всячески препятствуют. Характерно, что аргументируя снятие экономической блокады с Катара, наследный принц Саудовской Аравии (КСА) Мухаммед бен Салман сослался на «острую необходимость» объединить усилия арабских стран в виду «иранской угрозы».

В-четвертых, на фоне гражданской войны в Сирии и борьбы с разнообразными джихадистами подъем переживает курдский национализм, еще не сказавший своего последнего слова.

В Ираке курдское квазигосударство существует де-юре, в Сирии – де-факто. Последнее позиционируется, как многонациональное, но первую скрипку в нем играют именно курды. В 2017 году иракские курды предприняли попытку избавиться от префикса «квази», но противодействие Багдада, соседей по региону и внешних игроков свело результаты референдума на нет. Впрочем, нельзя исключить, что это был только «первый блин».

В-пятых, началась нормализация отношений арабских стран с Израилем, и неизбежным следствием этого стало снижение интереса арабских элит к палестинской проблеме (на деле, не на словах). В ОАЭ даже объявили о создании крупного инвестиционного фонда для Израиля. Инициатором процесса выступила предыдущая вашингтонская администрация, но и нынешняя «твердо привержена безопасности Израиля и считает, что отношения с этой страной имеют ключевое значение в американской политике на Ближнем Востоке».[ii] Но это примирение не «за», а «против» - Ирана, - и в конечном итоге снижению общего уровня региональной напряженности оно вряд ли поспособствует.

Наконец, в-шестых, сбои в имплементации доктрины «неоосманизма» привели к нарастанию изоляции Турции. Попытка Анкары на основе «общей исторической судьбы» навязать себя магрибским и машрикским арабам в качестве «старшего брата» не удалась: турецкие власти как-то не учли, что Pax Ottomana у турок и арабов вызывает прямо противоположные ассоциации.

Одновременно Турция старается сформировать собственную повестку с помощью военной активности в Сирии, Ливии, Ираке и «буровой» активности - на шельфе в Восточном Средиземноморье.

Апогея турецкая великодержавная риторика достигла в декабре 2020 года - в заявлении министра обороны о том, что «ни один субъект не может ничего сделать в регионе, действуя без или против турецких вооруженных сил». В результате, добрые, почти союзнические отношения с Анкарой поддерживает лишь Катар, enfant terrible Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива. А вот Лига арабских государств потребовала безусловного вывода турецких войск из этих стран. Более того, поиски турками газовых месторождений в своих и чужих водах заставили целый ряд государств региона (а также Грецию и Францию) объединиться в неформальном антитурецком альянсе. Все это подталкивает турецкие власти к поиску новых «стратегических партнеров» - от Украины до Пакистана.

Не спадает интерес к Ближнему Востоку со стороны внешних игроков, что совсем не удивительно. США традиционно продолжают опекать КСА и Израиль, но теперь в фаворе у них еще и курды. Американские эмиссары пытаются примирить основные политические силы Иракского Курдистана и наводят мосты между курдскими лидерами Ирака и Сирии. Между прочим, Джо Байден еще в бытность свою главой международного комитета Конгресса ратовал за создание «свободного Курдистана» на землях этих двух стран.

Новая администрация США анонсировала курс на «возвращение Ирана в ядерную сделку», и официальный представитель МИД Исламской Республики Саид Хатибзаде недавно заявил в интервью CNN, что прогресс в этом направлении возможен. Впрочем, готовность Вашингтона к реальной нормализации отношений с гордым и обиженным на Соединенные Штаты Тегераном – вопрос дискуссионный, да и любое «послабление» в отношении Ирана неизбежно вызовет недовольство в Эр-Рияде и особенно – в Иерусалиме.

Россия, имеющая, как минимум, рабочие отношения со всеми ближневосточными государствами, утверждается в роли «общерегионального» посредника, что не мешает ей блюсти и собственные интересы. В качестве примера можно назвать сделку ОПЕК+, а также тот факт, что инвестиции российских нефтяных компаний в соответствующий сектор иракской экономики превысили 13 млрд. долл. США.

Главным же направлением российской политики на Ближнем Востоке остается сирийское. В Москве убеждены в том, что реальный прогресс в сирийском урегулировании невозможен без прекращения экономического давления на Дамаск. Наши оппоненты утверждают обратное и в качестве условия своего участия в экономическом возрождении страны выдвигают «смену режима». Показателен в этом плане американский «Закон о защите гражданского населения Сирии №HR31» (2019 г.), он же «Акт Цезаря», который позволяет Вашингтону вводить санкции в отношении организаций и лиц, оказывающих поддержку официальному Дамаску и вооруженным формированиям, по мнению США, связанным с Россией или Ираном. По словам Сергея Лаврова, цель этого акта состоит в том, чтобы «задушить сирийский народ, чтобы он восстал и сверг Башара Асада».[iii]

Пекин, давно и прочно присутствующий в регионе в качестве одного из основных экономических игроков, все громче заявляет и о своих политических амбициях. В марте 2021 года министр иностранных дел КНР Ван И посетил Саудовскую Аравию, Турцию, Иран, ОАЭ, Бахрейн и Оман, анонсировав документ о «пяти принципах урегулирования конфликтов на Ближнем Востоке». Но Китай только выходит на политическую авансцену региона, и говорить о его стратегических планах, помимо обеспечения безопасности маршрута «нового Шелкового пути», пока сложно.

Нельзя не сказать о феномене Астанинской платформы – альянсе, созданным на сирийском направлении Россией, Турцией и Ираном, при том, что их конечные цели совпадают далеко не всегда. Тем не менее, трем странам удалось, «работая» с союзными им военно-политическими силами в Сирии, многократно снизить уровень насилия. Но вот дальше процесс замедлился - и на переговорных площадках, и «на земле».

Здесь показательно стремление Турции дополнить существующий формат дружественным ей и располагающим свободными финансовыми средствами Катаром, превратив «тройку» в «четверку» с тем, чтобы усилить свои позиции в ситуативном, как его принято называть, альянсе.

Практически все зоны нестабильности в регионе, в том числе и вроде бы «замиренные», остаются конфликтогенными.

В Ираке в любой момент могут начаться межэтнические и межконфессиональные столкновения. К тому же здесь периодически напоминают о себе «спящие» ячейки ИГИЛ (запрещена в РФ), и особенно активны террористы в спорных районах, на которые претендуют Багдад и Эрбиль. Причина – в выводе оттуда сил пешмерга после референдума о независимости Иракского Курдистана. Да еще на фоне череды воинственных заявлений турецкого руководства о возможном начале операции в иракском Синджаре шиитские формирования начали стягивать свои отряды к границе.

Ничего еще не закончилось в Ливии, ситуация в Йемене не улучшается.

Нельзя исключить того, что очередной возможный всплеск активности Анкары на сирийском фронте может закончиться вовлечением американских военнослужащих в турецко-курдское вооруженное противостояние, а иранских (а, возможно, и российских) – в турецко-сирийское. Провокаторов здесь хватает, а последствия такого развития событий непредсказуемы.

Да и без этого ситуация в стране оставляет желать лучшего. Ставка Запада и богатых арабских стран, почти не помогающих сирийцам на подконтрольных Дамаску территориях, на экономическое удушение нынешнего режима теоретически может сработать, но тогда реальностью станет новый виток гражданской войны. Может быть, в этом кто-то и заинтересован, но не Россия точно. Политическое переформатирование Сирии с учетом интересов ее этнических и конфессиональных групп, вменяемых политических сил необходимо сегодня. Завтра может быть поздно.

Таковы печальные итоги «Арабской весны», остается вопрос – кому это нужно и зачем затевали?

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs