Драма вокруг СВПД движется к своему апогею

Драматическая история Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), ядерной сделки, движется к своему апогею.

Сегодня, после прихода к власти в США Джо Байдена, все участники, все авторы СВПД заявляют о желании сохранить это важнейшее ядерное соглашение. Однако это достижимо лишь приведением к консенсусу позиций двух главных оппонентов - Исламской Республики Иран (ИРИ) и США - по многим вопросам их политики в отношении СВПД и вокруг  него. Прежде всего, это касается выбора методов и сроков демонтажа накопленных с мая 2019 г. практических результатов в ядерной сфере, полученных Ираном вопреки требованиям СВПД, и сроков отмены санкций США, введенных президентом Трампом после мая 2018 г.

Из многочисленных заявлений лидеров ИРИ и США, а также официальных лиц этих стран вырисовывается картина, которая наглядно демонстрирует принципиальные различия между позициями верховного лидера ИРИ аятоллы Хаменеи и президента США Джо Байдена. Оба ставят друг другу условия, настаивая на первом шаге своего оппонента. То есть Байден требует, чтобы сначала Иран вернулся к СВПД 2015 года, и только после этого США готовы снять санкции.[1] Аятолла Хаменеи настаивает на отмене, в первую очередь, санкций США и других стран, причем не на словах или бумаге, а реально с последующей проверкой со стороны ИРИ, и лишь затем предусматривает постепенное возвращение Ирана к СВПД.[2] Такие позиции сторон уже определяют тупик.

Но из тупика, конечно, есть выход. На сегодняшний день наиболее приемлемым вариантом были бы договоренности Ирана и США о постепенном синхронном снятии санкций, с одной стороны, и возвращении к требованиям СВПД - с другой. То есть пошаговый вариант. Об этом говорил и заместитель министра иностранных дел РФ Сергей Рябков: «Разумно было бы, во избежание споров, кто должен первым осуществить то или иное действие, за кем первый шаг, во избежание этих споров, наверное, было бы логично предусмотреть определенную синхронизацию действий Вашингтона и Тегерана».[3]

Близкой позиции придерживается и глава МАГАТЭ Рафаэль Мариано Гросси, который указал, что возрождение СВПД требует того, что было названо «последовательностью», то есть некоего согласия по поводу того, какие шаги должны быть предприняты и когда, как США, так и Ираном.[4]

Например, США снимают санкции на экспорт иранской нефти, Иран возвращает свои ядерные объекты Натанз, Фордо и реактор Арак в статус СВПД и так далее. Конечно, это не простой процесс. Напомним, администрация Трампа ввела против ИРИ около 100 санкций в разных сферах, в свою очередь, Иран после этого нарушил требования СВПД практически по всем пунктам соглашения.[5] Здесь требуются переговоры с целью выработки дорожной карты для постепенного, но позитивно-поступательного движения вперед, для формирования взаимного консенсуса по каждому синхронному шагу. Несомненно, данный вариант нуждается в наличии значительного запаса времени и желание двух сторон вести конструктивный диалог. Однако ни времени, ни желания у сторон нет.

Иран на основе закона от 1 декабря 2020 г. «Стратегический план противодействия санкциям» выдвинул требования к американцам к 21 февраля снять санкции. Иначе Тегеран прекратит соблюдать Дополнительный протокол о гарантиях к Соглашению с МАГАТЭ[6] и интенсифицирует работы в ядерной сфере. Об этом сказал глава МИД ИРИ Мохаммад Джавад Зариф, предупредив новую администрацию США, что «окно возможностей быстро закрывается», чтобы исправить прошлые ошибки, допущенные администрацией Трампа в отношениях с иранской нацией.[7]

Правда, объективно говоря, если Иран остановит осуществление Дополнительного протокола, это может существенно затруднить способность МАГАТЭ всесторонне контролировать ядерную программу и расследовать многообразную деятельность ИРИ в её подробностях. При этом такой шаг может принести иранскому режиму больше вреда, чем пользы, спровоцировав Запад на серьезный ответ и, возможно, заставив Россию и Китай, как членов МАГАТЭ, задуматься.

Не прошло и месяца с вступления в должность президента Байдена. Ныне президент США находится в процессе формирования своей команды, перед которой встанет огромное количество внутренних и внешнеполитических проблем, среди которых и иранская. В рамках этой команды только начала создаваться специальная группа, которая будет непосредственно решать проблемы, связанные с Ираном.

При этом возможности президента Байдена ограничены. Еще действует закон США «О рассмотрении ядерного соглашения с Ираном» (INARA), принятый в мае 2015 года, который призывает президента каждые 90 дней выдавать в Конгресс справку о соблюдении ИРИ ядерной сделки. Если президент не выдаст свидетельство или это свидетельство будет отрицательным, закон INARA обеспечивает ускоренный процесс введения санкций, снятых в соответствии с СВПД. В данной ситуации, Джо Байден не может без консультаций с Конгрессом и его решений предпринимать радикальные меры по снятию санкций с ИРИ без доказательств о возвращении Ирана в СВПД (или хотя бы о начале этого процесса). Нет сомнений, что такой радикальный подход Байдена к решению иранской проблемы, если он случится, вызовет жесткую критику со стороны не только республиканцев в Конгрессе, но и части демократов, что совершенно не нужно Байдену и его администрации в самом начале своей деятельности.

К тому же решить серьезный вопрос отмены всех финансово-экономических санкций за несколько недель новая администрация Байдена просто не может. Экономика – это огромный корабль, который не в состоянии мгновенно реагировать на те или иные воздействия. Её маневренность и мобильность невысока. Даже после объявления о снятии почти сотни санкций могут пройти месяцы, если не годы, чтобы можно было бы оценить, проверить результаты, на чём настаивает аятолла Хаменеи.

Хотя уже сейчас в администрации Байдена рассматривают широкий спектр идей о том, как возобновить ядерную сделку с Ираном, включая вариант, когда обе стороны предпримут небольшие шаги (baby steps), не дожидаясь полного соблюдения требований СВПД, чтобы выиграть время.[8]

Вариантов предлагается много - от предоставления Ирану кредитной линии, возобновления механизма INSTEX для расчетов с Ираном в евро до обмена заключенными. Обсуждаются также вопросы выдачи Тегерану ссуды Международного валютного фонда для борьбы с коронавирусом и ослабление санкций, которые препятствуют поступлению в Иран помощи для борьбы с коронавирусом (8 февраля МВФ объявил, что готовы рассмотреть ранее отклоненную заявку на кредит в $5 млрд.). Кроме того, США могут дать добро Сеулу разморозить часть из $7 млрд. иранских активов, зависших на счетах в южнокорейских банках. Деньги могут пойти на выплату долга Ирана за членский взнос ООН. Еще одно возможное послабление — выдача лицензий на ограниченную торговлю с Ираном от Министерства финансов США.[9]

Цель этих «baby steps» – наработка доверия и создание механизмов для предстоящей тяжелой работы.

В силу создавшейся в США ситуации вокруг СВПД Белый дом не ставит никаких крайних сроков применительно к вопросу о решении проблемы с ядерной сделкой. Как сообщил руководитель пресс-службы Госдепартамента Нед Прайс, правительство намерено в этой области, прежде всего «тесным образом координировать действия с союзниками и партнерами», а также Конгрессом США, чтобы гарантировать, что, когда оно будет «готово к следующему шагу», то сделает его «с позиции силы» и «вместе с союзниками и партнерами». «Мы не руководствуемся никаким конкретным крайним сроком. Мы руководствуемся графиком, который позволит нам, нашим союзникам и партнерам занять самую лучшую позицию, чтобы заниматься данным вызовом».[10]

Что касается союзников, то они, выражавшие ранее, при Трампе, оппозиционные ему взгляды на ситуацию вокруг СВПД, ныне полностью солидаризируются с позицией Джо Байдена. 12 февраля пресс-служба МИД ФРГ опубликовала совместное заявление Германии, Франции и Великобритании, в котором говорится, что начатое Тегераном производство металлического урана - решающий шаг в разработке ядерного оружия.[11] Берлин, Париж и Лондон обвинили Тегеран в том, что он «многократно увеличивая свои нарушения, подрывает новые дипломатические усилия по полному достижению целей СВПД».[12]

Нет сомнений, что Белый дом формирует мощный фронт противодействия политике Ирана в отношении СВПД, чтобы, как было сказано, «с позиции силы» вынудить его пойти на компромиссы.

В свою очередь, позиция Ирана представляется логичной. США вышли из СВПД первыми, и лишь через год Тегеран объявил о постепенном отступлении от выполнения требований ядерной сделки, обосновывая это статьей 26 Резолюции СБ ООН 2231.[13] Поэтому США должны первыми доказать свою приверженность СВПД. Формально всё правильно, но было бы более справедливым, если бы в течение последних почти двух лет Иран не нарушал практически все требования ядерной сделки и в итоге не превзошел уровень развития своей ядерной отрасли, который был зафиксирован Резолюцией СБ ООН 2231. Тем более что Тегеран не заявлял о юридическом разрыве с СВПД.

Можно сказать, что теперь всё начинается с чистого листа. Хотя, конечно, в отличие от 2012 – 2015 гг. у мирового сообщества сегодня есть уникальный и действительно всеобъемлющий документ – СВПД, который должен быть взят за основу всех последующих действий сторон.

Представляется, что позиция Ирана вырабатывалась в процессе серьезных и не- однозначных событий, прежде всего во внутренней политике ИРИ. И эта позиция зиждется на нескольких факторах.

Во-первых, внутриполитическая ситуация в Иране усложняется каждый день в преддверии предстоящих в июне президентских выборов. Вероятность либералов – реформистов повторить успех 2013 и 2017 гг., когда победил их соратник Хасан Роухани, ничтожно мала. В качестве кандидатов в кандидаты называют спикера меджлиса (бывшего командующего ВВС КСИР) Мохаммада Багер Галибафа, а также нескольких генералов КСИР. В том числе - бывшего министра обороны, ныне военного советника аятоллы Хаменеи Хосейна Дехкана, главу ксировского суперхолдинга «Хатам-оль-Анбия» Саида Мохаммада, главу ксировского «Фонда Мостазефан» («Фонд обездоленных») Парвиза Фаттаха.[14] Не исключено выдвижение и секретаря Совета целесообразности, бывшего командующего КСИР Мохсена Резаи, и главы судебной власти Эбрахима Раиси, и бывшего президента Махмуда Ахмадинежада, также имеющего теснейшие связи с КСИР. Все они придерживаются радикальных, антиамериканских, антизападных взглядов, которые разделяет и верховный лидер аятолла Хаменеи. Сторонники жесткой линии мобилизуют силы и средства для победы на выборах, призом за которую является пост президента, исполнительная власть и окончательный переход под их контроль всех её ветвей.

В декабре в меджлисе приняты поправки, разрешающие военнослужащим (бывшим и действующим) баллотироваться на выборах. Не удивительно. Ведь из 290 депутатов меджлиса почти 200 являются действующими или бывшими офицерами Корпуса стражей или аффилированные с ними. Хотя, ради объективности надо подчеркнуть, что некоторые депутаты и эксперты выступили против идеи иметь генерала или офицера в качестве кандидата в президенты. Главным образом потому, что основатель ИРИ и лидер исламской революции аятолла Хомейни совершенно справедливо запретил военным заниматься политической деятельностью, включая выдвижение кандидатур на выборах.[15] Тем не менее, не исключено, что в результате, военно-ксировская составляющая иранской власти в ближайшем будущем всё-таки станет определяющей.

В ситуации социально-экономического кризиса, когда сотни заводов закрыты, иранский риал потерял 70% своей стоимости по отношению к доллару США, а официальные данные показывают, что более 40 миллионов иранцев (из 83 млн.) живут за чертой бедности, в стране растет разочарование населения - особенно среди женщин и молодежи, которые составляют основную массу избирателей.[16] В этих условиях верховный лидер не может дать даже малый шанс реформаторам, которых олицетворяет президент Роухани, если не победить на выборах, то продемонстрировать свою способность консолидировать избирателей, что может привести к серьезным последствиям для властей.

Это в определенной степени объясняет жесткую позицию аятоллы Хаменеи по СВПД. Это выражается в нежелании Тегерана идти навстречу Вашингтону (пока!), чтобы не допустить какого-либо прогресса в ирано-американских отношениях по ядерной проблеме до того момента, как Роухани после инаугурации нового президента покинет свой пост в августе. Ведь в противном случае все лавры получит Хасан Роухани и его либерально-реформаторская команда.

Кстати, это полностью согласуется с давними усилиями аятоллы Хаменеи сохранить демократические институты страны слабыми, сохранить контроль над избранными лидерами и избежать более широкого социально-экономического вторжения Запада, которое он считает самой большой угрозой своему режиму. С этой целью он неоднократно демонстрировал свое недовольство и недоверие к внешнеполитической команде Роухани в целом и ее участникам ядерных переговоров в частности.

Не случайно, верховный лидер Хаменеи, отправил в начале февраля в Москву для передачи конфиденциального послания президенту России Владимиру Путину не президента Ирана Роухани (что было бы логично), а спикера меджлиса г-на Галибафа – основного претендента на пост президента, своего единомышленника. Такое решение, по всей вероятности, преследовало две цели. Во-первых, продемонстрировать своё недоверие к уходящему президенту и его дискредитация. Во-вторых, понимая, что президент В.Путин не будет встречаться со спикером, этим самым показать Галибафу, что, даже если по воле верховного лидера он и станет новым президентом, он должен знать, кто в доме хозяин.[17] Аятолла Хаменеи желает иметь в президентах своего идейного единомышленника, но послушного и несамостоятельного политического деятеля.

Действия аятоллы Хаменеи по ядерным вопросам, по-видимому, направлены на то, чтобы не дать возможности президенту Роухани сыграть значимую политическую роль до конца своего срока. Эта позиция предполагает, что Тегеран не будет вести серьезных переговоров с США до тех пор, пока преемник Роухани не вступит в должность и не сформирует новую «ядерную команду», которая полностью лояльна Хаменеи и полна решимости выполнить его намерения и инструкции.

Другой важный фактор, поддерживающий нынешнюю политику иранских властей по СВПД, это использование временного лага, созданного усилиями Тегерана, с целью создания мощной базы для вступления в так необходимый для ИРИ диалог с США, причем диалог с позиции силы. Конечно, конкурировать с США в экономике или военной сфере бессмысленно.[18] Однако позиция силы ИРИ заключается не в этом. Тегеран в последние месяцы резко усилил свою ядерную инфраструктуру, не в последнюю очередь благодаря принятому в декабре закону «Стратегический план противодействия санкциям». Это дало импульс для проведения широкомасштабных работ, приведших к возвращению неоднозначного статуса ядерных объектов в Натанзе, Фордо и Араке; увеличению количества центрифуг и использованию их модернизированных моделей; увеличению более чем в 12 раз запасов обогащенного урана; увеличению запасов тяжелой воды, производства и запасов желтого кейка; началу производства металлического урана и, наконец, повышению допустимого уровня обогащения урана до 20% выше. То есть практически к значительному превышению уровня 2015 г. развития ядерной отрасли. При этом в настоящее время работы продолжаются ускоренными темпами.

Ко всем прочему, по данным Wall Street Journal, инспекторы МАГАТЭ обнаружили на одном из иранских объектов необъяснимые следы радиоактивного материала во время осенних инспекций.[19]

Всё это в комплексе вызывает большую озабоченность и гарантов СВПД, и МАГАТЭ.

Ну и совершенно сенсационным стало недавнее заявление министра разведки Ирана Махмуда Алави, которое он сделал 8 февраля на телеканале IRIB–2. Он высказал мнение, что Иран может разработать ядерное оружие, если его «загонят в угол». «Иран больше не будет виноват, если они подтолкнут его в этом направлении», - подчеркнул министр. Г-н Алави при этом напомнил, что «верховный лидер объявил ядерное оружие харамом (религиозным запретом)». Фетва (религиозный указ) аятоллы Хаменеи против приобретения или производства ядерного оружия, была впервые обнародована в заявлении Ирана для МАГАТЭ в Вене в августе 2005 года.[20]

Но намек министра Алави на гибкость фетвы - второе подобное заявление за последние недели. Ранее бывший иранский дипломат и генерал КСИР Амир Мусави заявил: «Фетва не является постоянной, согласно шиитской юриспруденции джафаристского мазхаба. Фетва издается в соответствии со складывающимися обстоятельствами. «Поэтому, - сказал г-н Мусави - я считаю, что если американцы и сионисты будут действовать опасным образом, фетва может быть изменена». Его заявление подтверждает, что принятие решений о национальной безопасности Тегерана продиктовано не религиозными заповедями, а принципом «целесообразности для режима» (маслахат-э-незам), главной заботой которого является выживание постреволюционной структуры власти».[21]

Безусловно, всё вместе - и позиция аятоллы Хаменеи по СВПД, и практическая активизация ядерной инфраструктуры, и заявления о «гибкости ядерной фетвы» - это скоординированное наступление иранских властей в пропагандистской войне с США. Цель – создать базис («с позиции силы») для предстоящих переговоров, неизбежных переговоров по СВПД.

Следует ожидать в предстоящих месяцах усиления ирано-американского пропагандистского противостояния с обвинениями друг друга в нежелании решить проблемы СВПД. Идет большая геополитическая игра, и она становится всё более агрессивной. Однако здесь самое главное для сторон – не заиграться. Надежда есть, что рано или поздно (скорее всего к концу года) Тегеран и Вашингтон, которые в своих глубинных желаниях (по разным причинам) и в силу своих объективных необходимостей готовы к решению проблемы СВПД, придут к консенсусу. Но это будет драматическая история.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs