Прогнозы «конца нефтяного века» и будущее Ближнего Востока

В середине июля, участники соглашения ОПЕК+ приняли решение об увеличении добычи нефти на 1.6 млн. баррелей со следующего месяца. Оптимисты полагают, что, по мере снижения ограничений экономической деятельности и социальной жизни, вызванных коронавирусом, спрос на нефть будет постепенно восстанавливаться. Вместе с тем, всё чаще звучат прогнозы, предрекающие ускоренный отказ мировой экономики от ископаемого топлива и неуклонное снижение цен на углеводороды. Как отразится подобное развитие событий на регионе Ближнего Востока?

Заявления о «неизбежном» наступлении «эры низких цен» на углеводородное сырье звучали и до коронакризиса. В январе The Economist писал о том, что ведущие экономики мира уже прошли пик потребления нефти, и что то же самое ожидает и мировую экономику в целом, по мере роста общественно-политической озабоченности изменениями климата и удешевления экологически чистых технологий получения энергии. Некоторые эксперты уверены, что избыток предложения и растущая конкуренция со стороны более чистых источников энергии сулит низкие нефтяные цены уже «в обозримом будущем».

После начала эпидемии коронавируса, «нефтяная индустрия сталкивается с небывалой ранее проблемой: поскольку промышленность замедлилась, а транспорт стал использоваться намного меньше, спрос на важнейшие энергоносители резко рухнул», отмечает немецкая Handelsblatt. Вместе с тем, по оценкам Goldman Sachs, дефицит нефти и сжиженного природного газа еще «может вернуться» в течение 2020-х годов. По мнению же пессимистов, заключение новой сделки ОПЕК+ весной нынешнего года, а теперь и ее адаптация к несколько выросшему спросу, позволяет стабилизировать цены лишь в краткосрочной, с точки зрения инвестиционных циклов в традиционном ТЭК, перспективе.

При всем том, низкие цены не обязательно приведут к краху крупнейшие нефтегазовые компании. Они обладают огромным опытом успешной реализации грандиозных и долгосрочных проектов в области создания энергетической инфраструктуры по всему миру. Поэтому едва ли не лучше всех приспособлены и для внедрения «зеленой» энергетики в самых широких масштабах. Большинство гигантов мирового ТЭК уже занимаются инициативами подобного рода. В целом, с учетом тяжелейших экономических последствий коронакризиса, судьба углеводородной энергетики в значительной мере остается политическим вопросом. Она во многом зависит от готовности правительств поощрять внедрение альтернативных источников энергии и увеличивать налоги на потребление ископаемого топлива. При этом неясной остается позиция общественного мнения: озабоченность проблемами экологии объективно притупляется на фоне падения уровня жизни и социально-политических конфликтов даже в богатейших странах мира. Таким образом, неопределенность будущего традиционной энергетики становится «новой нормой».

Нигде прогнозы долгосрочного снижения цен на углеводородное сырье не вызывают столько беспокойства, как на Ближнем Востоке. Нынешняя геополитическая архитектура региона в основном сформировалась в «бурные 1970-е», когда новое «нефтяное могущество», с одной стороны, непропорционально повышало геополитический вес многих стран. С другой – усиливало их собственную зависимость от интересов покупателей на Западе. Кроме того, огромные запасы нефти внесли дополнительные противоречия в отношения между ближневосточными государствами. Своих непосредственных обладателей они сделали «более уязвимыми» к внешним угрозам. А «обделенных» природой вынудили проводить политику, призванную не допустить абсолютизации влияния «нефтяных денег».

Падение цен в результате существенного замедления экономических процессов на фоне пандемии коронавируса демонстрирует всю глубину зависимости ближневосточных стран от экспорта нефти и газа. По данным МВФ, которые приводит Financial Times, по итогам нынешнего года государства региона заработают на экспорте углеводородов едва ли половину от того, что они получили в прошлом году. Падение экономик Ближнего Востока, согласно прогнозам, составит более 7 процентов. А текущие цены на нефть ведут к существенному росту дефицитов госбюджетов во всех странах экспортерах, за исключением Катара.

По данным The Economist, в мае власти Алжира объявили о двукратном снижении расходов госбюджета в текущем году. Государственным долговым обязательствам Омана присвоен «мусорный» рейтинг. Дефицит бюджета Кувейта может превысить 40 процентов ВВП. Ирак балансирует на грани финансового коллапса в условиях хронического общественно-политического кризиса и угрозы территориальной целостности. Лишь Катар и Саудовская Аравия (КСА), пока удерживают уровень госрасходов за счет сотен миллиардов долларов государственных резервов, накопленных в «тучные» годы. Однако деньги, потраченные сегодня, не смогут помочь этим странам в реализации грандиозных планов структурных реформ, которые были призваны как раз и снизить их зависимость от нефтегазовой конъюнктуры.

Плохая сырьевая конъюнктура наносит удар и по тем ближневосточным государствам, которые не являются экспортерами нефти или газа. Египет, Ливан, Иордания сильно зависят от экспорта своих товаров и услуг в богатые нефтью и газом государства региона. Миллионы их граждан, а также тысячи жителей Палестины, работают в странах Персидского залива, ежегодно переводя домой суммы, составляющие по несколько процентов ВВП. Миллиардные доходы до недавнего времени приносил туризм. Важной статьей поступлений в госбюджеты являлись и субсидии, которые страны-экспортеры нефти предоставляли своим арабским соседям по геополитическим и гуманитарным соображениям.

Теоретически, в долгосрочной перспективе падение цен на углеводороды может сыграть благотворную роль, вызвать к жизни глубокие экономические преобразования. Западные инвестбанки рекомендуют отдать приоритет сферам образования, здравоохранения и модернизации инфраструктуры. Вопрос лишь в том, как пережить нынешнее время: падение нефтяных доходов сулит ослабление позиций едва ли не всем ныне находящимся у власти на Ближнем Востоке режимам. В первую очередь, вследствие резкой угрозы внутренней дестабилизации.

Власти большинства ближневосточных государств уже вынуждены повышать налоги и сокращать госрасходы, включая субсидии беднейшим слоям населения. Многие местные режимы и раньше выглядели не слишком убедительно с точки зрения способности «решать проблемы развития». В этих условиях дальнейший рост сомнений в дееспособности властей чреват попытками «перехвата политической повестки» низовыми общественными структурами. Эксперты предсказывают, что во многих случаях, речь пойдет о «неформальных протестарных структурах, мафиозных группах, племенных образованиях, религиозно-политических движениях». На Ближнем Востоке «это станет вызовом для тех политических режимов, которые покоятся исключительно на дискурсе безопасности и традиции, подменяя реальное развитие бесконечными разговорами о вот-вот грядущих переменах и об опасностях раскачивания лодки»[i].

Падение нефтяных цен предвещает в средне- и долгосрочной перспективе новое перераспределение власти и влияния среди государств Ближнего Востока. Усиливаются противоречия между отдельными странами, причем не только по линиям формальных государственных границ, но и в масштабе исторически обособленных макрорегионов. Одни страны Ближнего Востока и прежде явно лучше адаптировались к новым региональным и глобальным тенденциям, чем другие. «Отстающие», в свою очередь, всё еще делают ставку на краткосрочные, тактические подходы при выстраивании своей внутренней и внешней политики. Некоторым и вовсе приходится вести борьбу за сохранение государственности как таковой. В результате, арабский мир становится более фрагментированным. Превращается в геополитическое пространство, где правят бал сиюминутные тактические интересы и ситуативные коалиции.

Падение доходов стремительно снижает политический вес нефтяных монархий. Так, одной из причин нынешней дестабилизации в Ливане специалисты называют уменьшение «спонсорских» возможностей КСА. Перманентный финансово-экономический кризис угрожает Иордании, уже не раз спасавшейся за счет помощи стран Совета сотрудничества государств Персидского залива. При всем том, все больше государств региона демонстрируют намерение «активнее отстаивать свои интересы». На этом фоне вновь может усилиться и противоборство сторонников арабского национализма и консервативного ислама.

Арабский мир с определенной тревогой наблюдает, как в Сирии, Ливии и на севере Ирака усиливаются позиции Турции. Совсем недавно, Египет сделал заявку на возвращение в большую ближневосточную геополитику, когда парламент страны принял решение, разрешающее президенту ас-Сиси направлять воинские контингенты за границу. Выходят на поверхность старые противоречия между государствами Персидского залива. А противостояние ряда арабских стран общему конкуренту в лице Ирана, приводит к их сближению с Израилем. В свою очередь, Тегеран, чья экономика уже серьезно ослаблена санкциями и коронавирусом, готовится к новым вызовам: согласно некоторым западным оценкам, бюджет Ирана становится бездефицитным лишь при цене на нефть в 195 долларов за баррель[ii]. Между тем, внутриполитическая обстановка в Иране остается сложной, а в мае 2021 года должны состояться очередные президентские выборы.

Активизируется столкновение геополитических интересов внешних держав. Почти демонстративное нежелание администрации Дональда Трампа защищать союзников усиливает размежевание между Америкой и ее партнерами, в том числе, и в регионе Персидского залива. В последние годы, в США существенно выросла внутренняя нефтедобыча. По сути, Америка превратилась в главного конкурента поставщиков с Ближнего Востока. Это еще раз подтвердила открытая ценовая война, которую Эр-Рияд развязал весной против американских нефтяников.

При всем том, вовсе не очевидно, что если падение цен приведет к снижению роли Ближнего Востока в качестве источника углеводородов, это «автоматически» снизит его значение для геополитики Америки. Как представляется, сохранение в региональной политике Вашингтона многих черт, которые были присущи временам холодной войны, в том числе идеологизированности и деления стран на «своих» и «чужих», может иметь и другую, крайне неприятную для арабских стран интерпретацию. Поскольку, чем глубже регион может погрузиться в хаос дестабилизации, тем легче будет США сместить Саудовскую Аравию с позиций «регулятора» глобального нефтяного рынка. А Катар – под предлогом «защиты безопасности», поставить под еще более жесткий контроль в вопросах подчинения американским геополитическим интересам на мировом рынке СПГ.

Наибольшее беспокойство западных наблюдателей вызывает перспектива перехода ведущей стратегической роли на Ближнем Востоке к Китаю. По мнению The Economist, до последнего времени Пекин предпочитал держаться в стороне от перипетий региональной политики, отдавая предпочтение исключительно экономическим проектам. Таким, как строительные контракты в Алжире, портовые концессии в Египте, разнообразные деловые связи со странами Персидского залива. Однако, по мере ухудшения финансового положения ближневосточных государств, по мнению издания, ситуация «может измениться». Примером «негативного сценария» считаются планы заключить соглашение о «стратегическом партнерстве» между Пекином и Тегераном. Звучат опасения, что Китай «возьмет под контроль» построенные объекты инфраструктуры, введет в действие «долговую дипломатию», которую, со временем, «распространит и на другие арабские государства». «Отсутствие возможности для Ирана достичь своих стратегических целей в регионе посредством сотрудничества с другими крупными партнёрами сделало Пекин фактически идеальным стратегическим партнёром для Тегерана. В текущей геополитической обстановке Китай становится для Тегерана той супердержавой, которая способна оказать реальное противодействие финансово-экономической гегемонии США». «Пекин рассматривается как … сильный экономический партнёр, важнейший поставщик инвестиций и технологий, необходимых для экономического развития и модернизации. Тем более в критические, санкционные времена»[iii].

В свою очередь, в Москве прекрасно понимают, что главным препятствием на пути устойчивого развития Ближнего Востока остаются многочисленные региональные конфликты. Их преодоление и урегулирование – главная цель российской политики в регионе. У РФ сегодня, по словам Сергея Лаврова, «хорошие отношения, наверно, лучшие за всю историю связей между нашей страной, в её различных ипостасях, и регионом [Ближнего Востока]»[iv].

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs