Что сулит Ближнему Востоку «отступление» Америки?

На протяжении всего нынешнего года американские комментаторы бьют во все колокола по поводу ослабления позиций США на Ближнем Востоке. По мнению оптимистов, речь идет о более или менее осознанном «снижении обязательств». По мнению пессимистов, Америка уже не просто теряет инициативу: речь идет о глубоком кризисе доверия в отношениях с ближайшими союзниками. Некоторые из которых даже работают над тем, чтобы наладить отношения с геополитическими конкурентами Вашингтона. А то и вовсе ищут точки соприкосновения с теми, кто входит в официальный список «врагов» США.

Говорят о том, что политика администрации Трампа на Ближнем Востоке должна быть более последовательной, как в концептуальном, так и в кадровом отношении. Избавленной от внезапных и резких шагов, ведущих к снижению уровня доверия в первую очередь между США и странами Персидского залива,  отмечала в феврале Ясмин Фарук (Yasmine Farouk) из Фонда Карнеги. За минувшие полгода было достаточно оснований считать, что Иран «испытывал страх и даже отчаяние в противостоянии с США». Однако теперь лишенная ясного целеполагания линия Белого дома в отношении Тегерана с каждым днем сеет всё большее недоверие между Америкой и ее суннитскими союзниками. Этот раскол является тем «фундаментальным геостратегическим успехом», которого Иран «добивался последние 40 лет». И теперь Тегеран видит для себя все больше «возможностей и преимуществ», написал в конце сентября Кеннет Поллак, эксперт ресурса Foreign Policy[i].

Напомним, что после 1991 года и до начала 2010-х США занимали на Ближнем Востоке позицию «неоспоримого гегемона». Еще накануне «арабской весны» большинство государств региона зависели от американской помощи и «понимания» во многих жизненно важных вопросах. Однако итоги ближневосточной политики последних лет разочаровывают, констатируют Деннис Росс и Дана Строул из вашингтонского Института ближневосточной политики. Действия администрации Трампа - начиная с момента выхода из «ядерной сделки» в мае прошлого года, нацеленные на то, чтобы заставить Иран пойти на уступки, «провалились». Попытка свести на нет деятельность Ирана в регионе с помощью ужесточения санкций, которые, по замыслу Белого дома, должны лишить Тегеран ресурсов для проведения активной внешней политики, - «не сработала». Если президенту Трампу и удалось «изолировать» кого-либо в регионе, то не Иран, а Соединенные Штаты. Эксперты считают, что громкие заявления, звучавшие всё это время из Вашингтона, остались не подкреплены убедительными практическими шагами, в том числе военного характера. Почти демонстративное нежелание Белого дома защищать союзников усиливает размежевание между Америкой и ее партнерами в регионе Персидского залива. Кроме того, политика безоглядных санкций привела к отчуждению от Вашингтона также и европейских союзников, без участия которых давление на Тегеран в значительной мере теряет смысл[ii].

Дональд Трамп категорически не соглашается с подобной критикой, подчеркивая, что его внешняя политика основана на «прагматизме» и «объективных интересах». Применительно к Ближнему Востоку эти слова можно понимать, по меньшей мере, двояко. С одной стороны, в представлении нынешней администрации США, «кооперация» подразумевает, в первую очередь, продвижение подхода на «монетизацию» союзничества, о чем было недвусмысленно заявлено еще в декабре 2017 года в Стратегии национальной безопасности Трампа. От союзников и партнеров требуется «внести свою лепту» посредством увеличения ассигнований на закупку американских вооружений.

С другой стороны, в США в последние годы существенно выросла внутренняя нефтедобыча, в первую очередь, за счет широкого внедрения технологий извлечения сланцевой нефти. В результате, Америка быстро превращается «в главного конкурента» поставщиков углеводородов с Ближнего Востока. И сохранение в региональной политике Вашингтона многих черт, которые были присущи временам холодной войны, в том числе идеологизированности и деления стран на «своих» и «чужих», может иметь и новую, крайне неприятную для государств Персидского залива интерпретацию. Речь идет о попытках Вашингтона вдохнуть новую жизнь в проекты сохранения (или формального укрепления – несмотря на явную пробуксовку, к примеру, концепции «арабского НАТО»), политической архитектуры, при которой регион разделен на враждующие блоки. В таком случае, чем глубже регион погрузится в хаос дестабилизации, тем легче будет США сместить Саудовскую Аравию с позиций «регулятора» глобального нефтяного рынка.

Между тем, геополитический ландшафт Ближнего Востока становится более полицентричным. Все больше государств региона демонстрируют намерение «активнее отстаивать свои интересы». В таком контексте, одержимость администрации Трампа «иранской угрозой» вызывает у некоторых арабских союзников США растущее недоумение, поскольку Тегеран, со своей стороны, выдвигает и поддерживает инициативы, направленные на снижение региональной напряженности. Так, 23 сентября президент Ирана Хасан Роухани, по данным агентства IRNA, заявил о предложениях Ирана «по обеспечению безопасности судоходства в регионе» и развитии межгосударственного сотрудничества в Персидском заливе. Проект, названный «Ормузская мирная инициатива», включает в себя «не только вопросы безопасности, но также и экономики». К участию в  новом формате регионального диалога приглашаются «все страны Персидского залива», отметил президент ИРИ.[iii] 1 октября спикер иранского парламента  Али Лариджани приветствовал прозвучавшее накануне из уст наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда бин Салмана заявление о готовности к началу диалога между двумя странами[iv].

Еще полгода назад Эр-Рияд, а также Бахрейн, безусловно поддерживали линию США на жесткую конфронтацию с Ираном. Но уже в то время серьезные сомнения звучали из уст руководства Египта, Иордании и Катара. Кувейт, Катар и Оман скорее даже выступали в поддержку дипломатических методов разрешения разногласий с Ираном[v]. В последние месяцы, к такой же линии склонялись и ОАЭ. Однако 14 сентября ряд крупнейших объектов нефтяной инфраструктуры Саудовской Аравии подверглись массированному удару беспилотников и крылатых ракет. У Саудовской Аравии и США «нет сомнений», что за атакой на нефтяную инфраструктуру стоит Иран. Многое должно проясниться после оглашения итогов расследования международной комиссии: обнародование свидетельств, безусловно изобличающих непосредственную причастность Тегерана, может стать casus belli для саудовцев[vi].

В этом случае все арабские союзники Америки будут ждать, какая реакция последует из Белого дома, что ставит администрацию Трампа «в очень непростое положение». Вновь станет актуальным и вопрос о том, готова ли часть руководства в Эр-Рияде пойти ва-банк и самостоятельно нанести удар по Ирану в расчете, что США не смогут остаться в стороне в случае начала новой войны в Заливе. Однако в Йемене Саудовская Аравия продемонстрировала, по меньшей мере, «слабость своей армии». А удар по объектам саудовской нефтепереработки, кто бы за ним не стоял, поставил вопрос об эффективности американских средств контроля за воздушным пространством региона, а  также о боеспособности системы ПВО, основанной на американских технологиях. Отсутствие четкой и решительной реакции со стороны Трампа может окончательно подорвать авторитет США как в странах Персидского залива, так и во всем ближневосточном регионе. Помимо этого это может  оказать негативный для нынешней администрации эффект на настроения американских избирателей. Между тем, «вести войну против ИРИ … Америка не может и не хочет»[vii].

Российская позиция нацелена на разрешение разногласий и потенциальных конфликтов на Ближнем Востоке исключительно путем диалога всех заинтересованных сторон. В своем недавнем интервью главному редактору журнала «Международная жизнь» Армену Оганесяну заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков выразил надежду на то, «что кризис вокруг Ирана будет решен без новой вспышки конфликта»[viii]. По словам Рябкова, Москва рассчитывает на торжество здравого смысла в регионе, в котором уже имеют место сразу несколько острых конфликтов. В начале октября, отвечая на вопросы участников дискуссионного клуба «Валдай», глава российской дипломатии Сергей Лавров также рассказал о принципиальных подходах России к проблемам региона[ix]. «Слов нет, надо обеспечивать безопасность в Персидском заливе, но у Ирана тоже есть предложения, которые отличаются тем, что они направлено не против кого-то, они не эксклюзивные, а предлагает всем странам объединить свои усилия».

Россия, в свою очередь, предлагает начать комплексный и конструктивный разговор о Концепции договора коллективной безопасности для зоны Персидского залива с перспективой его расширения на весь Ближний Восток. 3 октября, Президент Владимир Путин в своем выступлении на заседании международного экспертного клуба «Валдай» напомнил о том, как Москва «совместно с партнёрами по астанинскому формату» объединила усилия всех заинтересованных стран региона и международного сообщества для запуска процесса политического урегулирования в Сирии. Удалось подключить к переговорам и Соединенные Штаты. Глава Российского государства отдал должное «смелости, способности к неординарным шагам Президента Трампа». И напомнил, как быстро разрядилась обстановка вокруг Корейского полуострова, стоило администрации США перейти от лобовой конфронтации к диалогу. Сирийский формат урегулирования «может стать своего рода моделью разрешения региональных кризисов. Причём в абсолютном большинстве случаев работать будут именно дипломатические механизмы. Применение силы здесь крайнее, вынужденное исключение», подчеркнул Президент России. Москва выступает за конвергенцию усилий, направленных на борьбу с общими угрозами. На этом принципе основана и последняя по времени инициатива – идея создания организации «по безопасности и сотрудничеству, в которую помимо стран Залива на правах наблюдателей могли бы войти Россия, Китай, США, ЕС, Индия и другие заинтересованные государства» [x].  

По мнению оптимистично настроенных американских наблюдателей, демонстрация руководством США сдержанности и осторожности в вопросе применения силы может иметь и положительные последствия – подтолкнуть страны Ближнего Востока к поиску дипломатических решений[xi]. Вот только готов и способен ли Вашингтон «воспользоваться возможностью» и подключиться к международным усилиям по налаживанию широкого диалога всех заинтересованных стран региона? До сих пор в большинстве случаев администрация Трампа демонстрировала скорее умение ослаблять, а то и вовсе разрушать многосторонние институты и форматы, но никак не создавать или поддерживать их. В конце концов, именно «кредо» унилатерализма является лейтмотивом как ее доктринальных документов, так и повседневной внешнеполитической практики.

Ближнему Востоку предстоит долгий и трудный процесс поиска решений для множества внутренних проблем, которые часто носят комплексный и сложносочиненный характер. Преодоление последствий «многочисленных кризисов нынешнего десятилетия» займет долгие годы. И всё большую роль в урегулировании региональных проблем придется брать на себя самим ближневосточным государствам. Этому будет способствовать и ослабление прежнего гегемона, для которого в последнее время всё чаще была характерна самонадеянность силы. В свою очередь, возвращение на Ближний Восток России в качестве силы равновесия позволит впредь, как представляется, избежать пагубных последствий недооценки международного измерения угроз, исходящих от целого ряда региональных конфликтов. А также будет способствовать отходу от прежней контрпродуктивной политики формирования искусственных «разделительных линий».

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs