Глобальное политическое прогнозирование, учитывая сложность его эмпирической проверки, зачастую находится на периферии работы дипломатических практиков. Многие, кто вовлечен в сферу международных отношений, в свете растущего числа задач, которыми приходится заниматься внешнеполитическому ведомству, считают, разобраться бы с текущими проблемами, а о будущем пусть думают представители научных кругов, у которых больше времени для интеллектуальных построений и абстрактных схем.
Тем не менее даже в непростых условиях, в которых находится Россия, когда еще труднее просчитывать действия наперед, представляется актуальной постановка вопроса: что, если нынешние модели и тенденции, которые мы расцениваем в общем-то верными - и дело лишь времени, когда они будут воплощены в жизнь, - не совсем верны?
Одна из таких догм - наша убежденность в том, что просуществовавший последние 30 лет монополярный мир уходит в прошлое и ему на смену идет многополярное мироустройство. Однако нельзя исключать того, что мы упускаем из виду важные параллельные процессы, способные изменить ход событий. Мировая история знает примеры, когда изобретение, например парового двигателя или двигателя внутреннего сгорания, меняло вектор развития человечества.
Анализ разворачивающихся в последнее время событий свидетельствует о том, что набирают силу новые факторы планетарного масштаба, связанные с изменением климата, пандемиями, цифровизацией, внедрением искусственного интеллекта, освоением космоса. Они, безусловно, повлияют на ход мирового развития и, скорее всего, скорректируют наши текущие прогнозы. Это будет касаться в значительной степени и международных отношений, в которых с недавних пор началась тотальная разбалансировка. Результатом действия таких сил может стать отклонение от прогнозируемого вектора развития мировой архитектуры: на пути к многополярности, возможно, потребуется пройти через промежуточный этап, который можно было бы условно назвать «бесполярностью». И продлиться он может десятилетия. Более того, может оказаться, что после этого промежуточного этапа новая многополярность будет иметь существенно отличающийся от нашего нынешнего представления вид.
Речь не идет о давно отживших свое прогнозах «конца истории» в версии Ф.Фукуямы или превращения мира в «плоский» в соответствии с концепцией Т.Фридмана. Подразумевается несколько иное - а именно то, что может возникнуть ситуация, в которой большинство потенциальных «полюсов» в силу внутренних и внешних обстоятельств эпохи глобальной трансформации не будет иметь ни возможности, ни желания играть роль «ядра» интеграционных процессов.
Бесполярность не означает, что исчезнут ведущие мировые державы или региональные центры притяжения - США, Китай, Индия, Россия, Бразилия, ЕС, Индонезия, Иран, Саудовская Аравия, Турция, ЮАР. Они останутся. Однако при этом могут возникнуть обстоятельства, более того, могут быть искусственно созданы условия, когда потенциальным «полюсам» или авторитетным региональным государствам будет не до глобальных дел и многие из них не будут в состоянии эффективно продвигать принципы многосторонности. «Полюса» могут перестать быть привлекательными для подражания моделями развития для соседних стран, да и сами не будут заинтересованы в решении проблем соседей.
Не исключено, что предложенная С.Хантингтоном парадигма «столкновения цивилизаций» окажется отчасти верна, когда будут все более заметны «линии разлома» (Украина, Балканы, индийско-китайская и индийско-пакистанская границы и т. д.), но при этом стоящие по разную сторону цивилизации - прообразы «полюсов» - будут вынуждены замыкаться на задаче самосохранения. Они вряд ли будут отказываться от участия в дискуссиях о глобальной архитектуре, однако воплотить их результат в жизнь будет чрезвычайно сложно как из-за прогрессирующей поляризации мнений, так и отсутствия политической воли всех сторон.
Признаков того, что развитие событий может пойти по такому сценарию, все больше.
Так, в США внутренние социальные, этнические, расовые противоречия приобретают все более острый характер. Нельзя исключать глобального финансового «шторма» в случае дефолта по выплатам госдолга США. В таких обстоятельствах внешнеполитическая активность Вашингтона все менее ориентирована на поиск деполитизированных ответов на угрозы общемирового масштаба, превращаясь в деятельность по «экспорту» внутренних проблем. Вместо конструктивных шагов мы видим эгоистические попытки американцев дестабилизировать самые успешные регионы, заставить остальных - как конкурентов, так и союзников - жить хуже, чтобы создавалось впечатление сохранения глобального доминирования США. Наиболее заметны такие действия применительно к Европе, и особенно государствам ЕС. Из-за разожженного США пожара на Украине было подорвано взаимовыгодное экономическое и энергетическое сотрудничество этих государств с Россией. Запущен процесс перетока капиталов из ведущих европейских стран в США. Фактически начата деиндустриализация Европы.
Подобные действия Вашингтона в отношении своих конкурентов в других областях, например цифровой, когда идет «отключение» гигантов, наподобие «Хуавэй», от западных платформ и рынков, становятся долгосрочной политикой. При этом они все же являются рефлексией, отражающей неспособность предложить что-то принципиально новое в плане формирования глобального миропорядка. США больше не хотят решать проблемы не только развивающихся стран, но даже своих союзников, да и, возможно, уже не способны на это.
Другие «полюса» также сталкиваются с серьезными вызовами. Если проследить эволюцию внешней политики Китая последнего десятилетия, то можно заметить, что энергичное продвижение глобального проекта «Один пояс, один путь» (ОПОП) было замедлено, столкнувшись с противодействием западных государств и отдельных участников ОПОП, обвинивших Пекин в попытках долгового «закабаления» развивающихся стран. В результате в КНР были вынуждены пойти на приглушение своих амбициозных планов. В условиях пандемии COVID-19 была еще сильнее снижена внешнеполитическая активность Пекина, который воспользовался данной ситуацией для отработки новой схемы существования с опорой на внутренние источники роста.
В Китае ищут любые способы, чтобы не быть втянутыми в противостояние с США, дистанцируются от региональных конфликтов, практически не предлагают посреднических услуг. Жесткая реакция заметна только в случае провокаций в Тайваньском проливе или попыток ущемить «коренные интересы» Китая. Утверждать, что Пекин отказывается от статуса ведущего глобального игрока, было бы некорректно. Это не так. Однако Китай целенаправленно не раскрывает своих геополитических амбиций и пытается перенести как можно дальше в будущее тот момент, когда придется принимать сложные решения во внутренней и внешней политике, которые выведут его на новую траекторию развития. В истории Китая были эпохи, когда он уходил в себя, замыкался на внутренних делах. Повторения аналогичного сценария в условиях XXI века исключать нельзя. Ментальность, что нужно пропустить кого-то вперед, пытаясь выиграть время, может вновь взять верх.
Хотя внешняя политика еще одного глобального игрока - Индии - отличается динамизмом, последние годы правительство этой страны также все более строго отталкивается от прагматичных национальных интересов и больше не выходит с идеологическими концепциями, характерными для времен зарождения Движения неприсоединения. Ее проект по привлечению зарубежных инвестиций и размещению производства в этой стране («Делай в Индии») имеет четкую привязку к потребностям развития самого Нью-Дели. Это осознанный выбор. Более того, вокруг Индии нет объединений, которые могли бы восприниматься как основа для ее формирования в качестве мощного «полюса» (АРСИО и БИМСТЭК явно не дотягивают до этого).
Подчиненный статус ЕС продемонстрировала ситуация вокруг Украины. Евросоюз - по воле вскормленных американцами элит - теряет статус самостоятельного центра принятия решений. Схожая ситуация с Японией, которая стремительно исчезает с политической карты мира, растворяясь в геополитических планах США в так называемом Индо-Тихоокеанском регионе.
С серьезными внутренними проблемами сталкивается Бразилия, расколовшаяся фактически пополам из-за разных взглядов населения на вектор ее долгосрочного развития. Внутриполитические сложности в этой стране могут замедлить ее восхождение на политический олимп.
Индонезия, протяженное островное государство с четвертым населением в мире, вроде бы могла претендовать на роль самостоятельного центра силы, но она также последнее десятилетие занята решением внутренних проблем. Ее стратегия, как и прагматизм, например, Ирана, Турции, Саудовской Аравии или ЮАР, в чем-то напоминает индийскую модель.
Характерной чертой многих стран, которые политологи относят к категории «middle powers», все чаще становится неспособность правящих кругов решать национальные задачи. Очевидно, что многие погрязли в коррупции или популизме и уже не могут обеспечить благосостояние своих граждан, не говоря уже о лидерстве в региональных или глобальных делах. Налицо самоустранение элит от урегулирования международных проблем - удержаться бы самим во власти. Однако надо учитывать и тот факт, что такое «неполное служебное соответствие» является производной новых проблем, которые изначально не под силу решить таким государствам самостоятельно.
В подобной ситуации объективно растет запрос на более эффективные механизмы глобального управления. Но признаков того, что в ближайшее время они будут коллективно созданы, не просматривается. Пока что заметна лишь тенденция на еще большее снижение их потенциала. Речь не только об ООН и ее рабочих органах, но и ВТО, Всемирном банке, МВФ. Кризис идентичности, утрата актуальности свойственны многим региональным организациям и объединениям, которые создавались в иных геополитических реалиях. Это ОБСЕ, СНГ, АТЭС, СВМДА, ЧЭС, ДСА и др. Теряет свой авторитет АСЕАН, которая, как считалось, реализовала успешную схему конструктивного вовлечения внерегиональных «тяжеловесов» в диалог. Ассоциация уже не готова быть посредником в отношениях между, например, Китаем и США, а в новых обстоятельствах даже не способна защитить одного из своих участников - Мьянму, - в очередной раз столкнувшуюся с проблемой вмешательства западных стран. Вместо того чтобы искать варианты восстановления мира в Мьянме, «десятка» пошла на временное «отстранение» Нейпьидо от АСЕАН.
В общем, нельзя исключать того, что одним из признаков бесполярности станет институциональный вакуум с той точки зрения, что ни одно из объединений не будет в состоянии вырабатывать глобальные правила игры и добиваться их реализации. Те структуры, которые в настоящее время внедряются, например QUAD или AUKUS, являются либо ситуативными коалициями, либо олицетворением блоковой практики в ее устаревшем понимании. Ищет новое целеполагание НАТО, которая пытается закрепиться в АТР. Необходимо учитывать тот факт, что подобные механизмы ориентированы на противостояние и даже конфронтацию. Более того, для отдельных из них вооруженный конфликт остается оправданным средством достижения собственных целей. Соответственно, в условиях бесполярности важно изначально прогнозировать вероятность новых военных столкновений с их участием.
Одновременно с этим следует учесть и то, что, повторимся, на данную, уже непростую основу накладываются новые факторы, способные, как представляется, сами по себе кардинально изменить вектор глобального развития. В первую очередь речь идет об изменении климата и пандемийных заболеваниях. Все более частые природные катаклизмы (например, многолетние засухи, лесные пожары, землетрясения, наводнения, таяния ледников) могут заставить потенциальные «полюса» переключить свое внимание на решение вновь возникших проблем (обеспечение населения продовольствием в условиях вызванного засухой голода, переселение и т. п.), задвинув на второй план работу по формированию правил новой многосторонности. Пандемии перекрывают людские и транспортные потоки в одночасье, разрывают цепочки поставок. Подобных событий регионального и даже планетарного масштаба становится все больше.
Нет ясности, в каком направлении движутся космические программы, которые могут отразиться на социальном, энергетическом, да и военном развитии государств, если будет обеспечено тотальное доминирование одного из игроков.
Отдельная тема - цифровизация общества, под которой имеется в виду не сам факт проникновения соответствующих технологий в повседневную жизнь, а их влияние на общественные устои. В результате массового использования индивидуальных устройств связи и внедрения соцсетей, а также технологии искусственного интеллекта все большую остроту приобретают проблемы поляризации мнений, радикализации взглядов, атомизации общества, внешнего контроля над людьми. Правительствам многих стран становится все сложнее мобилизовывать граждан на реализацию масштабных задач, особенно наднациональных. Единственная пока устраивающая избирателей универсальная стратегия в цифровую эпоху может быть охарактеризована как «моя страна прежде всего» (по аналогии с лозунгом Д.Трампа «America first»). Однако именно такие практики могут вести к дальнейшей хаотизации международных отношений.
С этими принципиально новыми обстоятельствами сталкиваются все без исключения государства. Пройти через непростой этап неизбежно предстоит и России. Глобальная неопределенность усложняет задачи прогнозирования. Если проецировать бесполярность на наши долгосрочные интересы, то уже сейчас следует прорабатывать возможные ответы на новые вызовы современности.
Условно «консервативный сценарий», которого придерживается наша страна на протяжении веков (сохранение государства в прежних границах, опора на собственные армию и флот), является естественным выбором, который, в общем-то, уже реализуется. При этом в такую стратегию, возможно, также потребуется вносить определенные коррективы. Так, в условиях изменения климата с его неравномерным влиянием на нашу территорию (лесные пожары, затопления, пересыхания рек, таяние вечной мерзлоты с высвобождением метана и т. д.) нужно просчитывать возможную внутреннюю миграцию с необходимостью переселения значительной части населения. Нельзя исключать попыток перенаправления к нам внешних миграционных потоков из наиболее бедных стран. Обостряющиеся энергетический и продовольственный кризисы создают у недружественных нам государств соблазн посягнуть на природные ресурсы России силовыми способами или раскачав наше общество изнутри. Собственно, все это уже происходит, и рассчитывать на противодействие такой практике других разделяющих наши идеи и ценности «полюсов» в условиях бесполярности вряд ли приходится.
Наша главная задача - это, естественно, сохранение населения России. Здесь понадобится целый комплекс мероприятий, включая существенное увеличение вложений в образование, науку, жилищную инфраструктуру, транспорт и т. д. Новые вспышки инфекционных заболеваний, которые в том числе, возможно, будут иметь искусственное происхождение, потребуют качественного улучшения системы здравоохранения. Российская модель социального развития может быть привлекательной для стран, которые будут тяготеть к нам, только в случае обеспечения относительного благосостояния и безопасности наших граждан.
Очевидно, что приведенные примеры носят контурный характер. Можно найти достаточно аргументов в поддержку концепции бесполярности и еще больше контраргументов. В статье нет попытки доказать что-либо. Как представляется, главное - постараться уже сейчас сформулировать вопросы, которые нам в ближайшем будущем может задать сама жизнь. Не исключено, что искать ответы на них нам придется исключительно самостоятельно, с опорой на собственные силы, в отсутствие действенных институтов глобального управления и без кооперабельности со стороны других стран, которые будут заняты решением собственных проблем.