После того как в 1990-х годах биполярная модель завершила свое существование, глобальная политика вступила, несомненно, в эпоху хронической нестабильности и переформатирования. «Хаос угрожает нам, а вместе с тем формируется беспрецедентная взаимозависимость», - отмечал гуру внешней политики Соединенных Штатов Г.Киссинджер1. В этих условиях появление новых глобальных «центров силы», региональных держав с их конфликтными, перекрещивающимися сферами интересов, предполагает, что масса малых стран* (*В категорию малых стран можно включить государства с населением от нескольких сот тысяч до 10 млн. человек (то есть около 87-90 стран). Среднюю категорию составляют около 60 стран с населением от 10 до 50 млн. человек; крупную - от 50 до 100 млн. человек (12 государств); крупнейшую - свыше 100 млн. человек (12 держав). К микро- или карликовым государствам и различным территориям с населением от 0.5 до 1 млн. человек относятся свыше 60-65 стран (см. например: How Many Countries Are There in the World in 2018? // https://worldview.stratfor.com/article/how-many-countries-are-there-world-2018).) будет использовать более разнообразные стратегии своего поведения, всевозможные формы и методы приспособления к изменчивой внешней среде за бинарными рамками «двух традиционных реалистических типов поведения - балансирования и примыкания»2.

Такие небольшие государственные образования с ограниченной сырьевой базой, однобокой хозяйственной структурой, узким внешнеторговым потенциалом, малыми масштабами в принципе, кажется, не могут быть эффективными, самодостаточными, успешными. Они объективно должны находиться в составе другого мощного государства или интеграционного объединения. Даже в годы холодной войны - во время соперничества между СССР и США - практически все страны делали свой геостратегический, экзистенциальный выбор - на чьей стороне им находиться. Однако и в этой жесткой, бескомпромиссной ситуации все же отыскивались некие промежуточные варианты. В связи с этим вспоминается, например, неповторимая линия финляндизации как особый эффективный курс малой страны, использующей свою политическую и стратегическую зависимость от великой державы для получения широких привилегированных отношений как во внутренней политике, так и для расширения своих международных возможностей.

В отличие от биполярности периода холодной войны или однополярности времен 1990-х - начала 2000-х годов нынешняя созревающая мультиполярность (или полицентричность) при формационном единстве главных акторов предполагает, вероятно, большую изменчивость, динамизм моделей международной адаптации. Эти тенденции ведут к тому, отмечается даже в документе разведывательного сообщества США, что сегодняшний противник может оказаться завтрашним союзником вместе или один на один (vis-à-vis) с другим, более сильным государством3.

В условиях выраженной тенденции перехода к полицентрической модели миропорядка, повышенной неопределенности в мире малые партнеры (сюда обычно включают также и средние государства) вынуждены больше приспосабливаться к изменчивости глобальной обстановки. Даже в рамках союзнической политики им приходится «балансировать при примыкании». Различные объективные факторы - география, история, политика, ресурсы, соотношение сил - у великих держав определяют, естественно, их заинтересованность в особом курсе в отношении малых соседей. Если Россия граничит с 18 сухопутными государствами, КНР - с шестью, то США - только с двумя. Отсутствие реальной угрозы с суши во многом девальвирует, например, для Китая необходимость особо заботиться о своих отношениях с малыми соседями. Это геополитическое преимущество предоставляет ему свободную возможность использовать собственные ресурсы, чтобы расширять, например в последнее время, свою океанскую мощь. Недаром Председатель КНР Си Цзиньпин объявил, видимо, о китайской версии доктрины Монро для Азии: азиатская безопасность должна быть защищена азиатами. Отсюда отношения с Россией для Китая приобретают особый - стратегический характер, где партнеры рассматривают друг друга в качестве стоящих «спиной к спине». В Пекине, очевидно по-восточному, делают ставку на особое, проверенное двустороннее партнерство, а не на экстравагантную, далекую европейскую модель финляндизации.

Нечто подобное наблюдается в курсе Соединенных Штатов. Финляндизация - отнюдь не американская традиция, ведь когда Вашингтону нужен покладистый соучастник их сферы интересов, то они регулярно проводят или военный переворот, или вооруженную интервенцию. Об этом убедительно говорит почти двухвековый опыт с 1823 года реализации пресловутой Доктрины Монро в Центральной и Южной Америке. Однако история, как известно, не стоит на месте. Если американо-кубинские отношения сейчас начинают строиться уже на новой основе, не дезавуированной администрацией Д.Трампа, то можно ли представить себе Кубу в качестве нового кандидата на финляндизацию в Новом Свете? Может ли социалистическое общество, далекое от симпатий к США, продолжить свое существование в 90 милях от побережья Флориды? А на другой части периметра Соединенных Штатов - крупнейшие соседи - Канада и Мексика также подвергаются новому давлению Вашингтона, пересмотру администрацией Д.Трампа своего курса как в рамках субрегиональных структур (например, в экс-НАФТА), так и на двусторонней основе.

Заботы малых стран

Малые страны традиционно пытаются лавировать между сверхдержавами, но пространство для маневра порой стремительно уменьшается, особенно в острые международно-политические моменты, во время конфликтов или войн. Временами межгосударственная конкуренция становится менее острой и интенсивной, а все остальные геополитические параметры остаются примерно идентичными или равными. Отсюда наблюдается определенная «взаимная вежливость» великих держав относительно сфер влияния или в областях ближайшего окружения друг друга. Пятидневная война в Закавказье в 2008 году, например, продемонстрировала, что местные интересы и баланс сил в большей степени определяют параметры регионального конфликта. Ретроспективно данный период стал очередным зримым маркером конца американской однополярности. Это положение было усилено необычным политическим развитием в мире: все великие державы (США, Россия4, КНР5) стали откровенно признавать геополитику, геоэкономику в качестве базовых универсальных ценностей.

Соединенные Штаты при Д.Трампе выбрали, как известно, жесткий сценарий подхода к собственному геополитическому окружению, наиболее явно это проявилось в отношении соседней Мексики. Согласно воззрениям американского президента, Североатлантический договор является уже «устаревшим» и включает немногих союзников, которые платят «за свою безопасность добровольно»6. Другими словами, страны - члены альянса должны либо оплатить свой счет безопасности в НАТО на уровне утвержденных 2% ВВП (а в перспективе 4%), либо выстраивать более дружеские отношения с Москвой, заключив с ней особое соглашение.

Финляндизация не является, конечно, единственной потенциальной опцией малого государства на возможные перемены курса великой державы. Но все малые страны сталкиваются с проблемой очередной адаптации, когда сверхдержавы приходят временами к смягчению взаимных отношений, разрядке напряженности или даже партнерству друг с другом. В этих условиях малые страны становятся как бы излишними, даже избыточными в своей посреднической деятельности. Их собственные стратегические активы теряют свою прежнюю ценность. Кроме того, умаление многосторонних институтов ведет к ослаблению позиций малых партнеров. В мире господства Realpolitik укрепляются тенденции к сокращению их международных позиций. «Сверхусиление» двусторонних отношений в ущерб многосторонности делает асимметрию баланса сил, очевидно, еще более важной, препятствуя сохранению относительно значимой роли и влиянию малых стран.

Политика равноудаленности - меньшее расположение в центре споров великих держав - возможно, и не влечет автоматически за собой финляндизацию. По мнению многих авторитетных западных7 и отечественных исследователей8, нахождение малой страны в орбите великой державы при множественных глобальных, региональных и внутренних противоречиях, кризисах международной системы объективно способствует воспроизводству линии на финляндизацию. Она, вероятно, будет как нельзя лучшим временным выбором, хотя вряд ли станет для нее извечным решением.

Финляндизация может также быть удовлетворительным выбором для тех государств, которые исходят из логики блоковой политики и могут столкнуться с неприемлемой альтернативой - локальными конфликтами или гражданскими войнами, неконтролируемым насилием и потоками беженцев. События на Украине (воссоединение Крыма с Россией, война на Донбассе) должны вроде бы научить Запад, что финляндизация при Президенте В.Януковиче по отношению к соседней России не была таким уж плохим явлением с более широкой, стратегической точки зрения9.

Финляндизация все же предполагает большую долю оппортунизма, что может внешне показаться трусливым и циничным выбором. Она может повлечь за собой девальвацию универсальных ценностей, которыми могут пожертвовать или, по крайней мере, поставить их под сомнение. Это также подразумевает, что асимметричные двусторонние решения все же лучше, чем героическое сопротивление или дестабилизация и анархия. Но в жестком геополитическом мире финляндизация со всеми ее неудовлетворительными компромиссами, полумерами могла бы быть порой подходящим для всех сторон прагматическим решением.

История финляндизации

Термин «финляндизация» происходит из полувекового опыта внешней политики Суоми с 1940 по 1991 год. Финляндия дважды была под угрозой советской оккупации, но приспособилась к политике по защите фундаментальных интересов безопасности Советского Союза в Северной Европе, поддерживая свою версию неприсоединения/нейтралитета и ограждая свой внутренний демократический выбор. Сама категория «финляндизация» подвергалась яростным нападкам особенно западногерманских и французских политических деятелей во время разрядки в 1970-х годах. Она служила для них своего рода предупреждением собственным странам - не оказаться на месте «малой, подневольной Финляндии». В академических терминах «финляндизация» определялась как «адаптивные уступки», которые означали, что внешние условия предлагаются (обычно граничащей) великой державой с целью сохранения основных принципов внешней политики или социальных ценностей малой страны. Однако эти уступки также значительно отличаются от жесткого доминирования сильного соседа при установлении в малой стране марионеточного режима.

Общепризнано, что «финляндизация» - достаточно хрупкая международно-политическая конструкция, поскольку, согласно собственной логике этой стратегии, произведенные уступки становятся самоусиливающимися. Внутренние или внешние события могут «раскачивать лодку», а это может привести к откровенному политическому, даже военному вмешательству великой державы. Последняя из-за упрямства малой финляндизируемой страны может попытаться установить более подходящий «дружественный» режим, что чревато открытым сопротивлением, даже народным восстанием, когда возврат к прежнему мягкому сценарию отношений уже будет невозможен. Уникальный статус Финляндии был сохранен, как известно, благодаря ее собственной квалифицированной дипломатии, мудрому руководству обоих партнеров, разрядке международной напряженности на Севере Европы и т. д. Другими словами, финляндизация требует тщательно-взвешенного, осторожного курса на этом ограниченном по времени и обстоятельствам пути.

«Реванш» малых стран» после периода холодной войны состоялся в 1990-х годах, когда большая группа постсоветских государств смогла выгодно «продать» свой суверенитет, прочие прерогативы великим державам и союзам Запада путем реализации стратегии примыкания, а именно в виде двойного расширения НАТО и ЕС: первая волна присоединения (1999 г.) - три страны, а вторая (2004 г.) - семь. С окончанием холодной войны, ограничением политики силы европейская почва стала вроде бы менее плодородной для так называемых адаптивных уступок. Даже сама Финляндия официально оставила этот курс в прошлом. И Европейский союз, и его государства-члены декларировали отказ от применения политики силы, хотя войны в экс-Югославии и Ливии служат им в этом отношении немым укором. В своих внутренних взаимоотношениях нынешний Евросоюз (28 стран-членов) фактически, на наш взгляд, демонстрирует, с некими допущениями, реализацию на практике мягкой, своеобразной модели финляндизации, увещевания и принуждения своих, выбившихся из общей колеи разнородных партнеров.

Достаточно упомянуть, например, как Австрия подвергалась давлению Брюсселя в 2005-2006 годах из-за прихода к власти праворадикального политика, лидера Австрийской партии свободы Й.Хайдера. Позже Греция столкнулась со скрытыми угрозами принудительного вывода из еврозоны, если она не приспособится к условиям бюджетных и прочих ограничений ЕС, требованиям МВФ, а также Германии относительно сокращения дефицитного госбюджета.

Особые проблемы Большой Брюссель испытывал (да, пожалуй, испытывает до сих пор) в отношении Польши после прихода к власти националистической коалиции во главе с партией «Закон и справедливость» (ПЗС). Неприкрытое давление Брюсселя ощущает и Венгрия из-за нарушения общепринятых в ЕС норм «европейской демократии» при премьер-министре В.Орбане. Эти две страны даже сделали первый шаг по формированию в Евросоюзе своего рода блока «непокорных», они рассчитывают на поддержку Чехии и Словакии, в меньшей степени - Мальты и Хорватии. Если дипломатический демарш группы «младоевропейцев» окажется успешным, то внутри Евросоюза начнет неформально складываться еще один фронт недовольных партнеров.

Возрастающее давление Брюсселя путем более сильных регулирующих положений на национальные бюджеты стран-членов затронуло всю Южную Европу. Между тем при подготовке к греческим выборам в январе 2015 года левая популистская партия «СИРИЗА» обещала в случае своей победы переход к кейнсианской макроэкономической политике. В декабре 2014 года президент КЕС Жан-Клод Юнкер предостерег греческих избирателей от поддержки «радикальных сил». А канцлер ФРГ Ангела Меркель сделала несколько публичных заявлений, чтобы предотвратить победу греческих левых. В течение бурной весны и лета 2015 года Греция, несомненно, была подвергнута жесткому давлению. Самым сильным оружием Брюсселя в отношении Афин стала постоянная угроза статусу страны в качестве полноправного члена Евросоюза (до сих пор не применимая) - вывод ее из еврозоны.

Трехфланговый периметр России

С утверждением при Президенте В.Путине вертикали власти государства на постсоветском пространстве постепенно вовлекались в сферу влияния, которую Россия называла «ближним зарубежьем». Эта категория, тем более концепция, официально не признана на Западе, который энергично включился в борьбу за советское наследство. Кроме их общего советского прошлого и близости к РФ, эти новые независимые государства (ННГ) характеризуются одинаковыми чертами авторитарного правления, большой долей этнического русского населения, значительным культурным и социальным российским влиянием и т. д. Можно выделить три четких географических района: европейское ближнее зарубежье (Белоруссия, Украина и Молдавия), кавказский фланг (Грузия, Армения и Азербайджан) и Центрально-Азиатский регион (Казахстан, Туркменистан, Узбекистан, Кыргызстан и Таджикистан).

В виде эвентуальных размышлений допускаем, как может кому-то показаться странным, что возможным объектом для гипотетической финляндизации в Европе могут быть три ННГ Балтии - Эстония, Латвия, Литва. Хотя они прочно вошли в НАТО и ЕС, но при нынешних собственных экономических и социальных показателях, темпах макроэкономического развития, тенденциях демографии эти страны, скорее всего, обезлюдят к середине нынешнего века10. Возможный выход может быть найден (безусловно, только при демократическом способе волеизъявления) не совсем обычным путем: замороженным членством в НАТО, сохранением статуса в Евросоюзе (в той или иной его форме) и широкой, действенной, восстановительной евразийской интеграцией.

В целях социально-экономической стабилизации Прибалтики при таком варианте Москве, вероятно, придется принять, своего рода план Маршалла с использованием позитивного опыта пребывания в едином хозяйственном комплексе (вплоть до возобновления изданий национальных энциклопедий и воссоздания национальных опер и балетов). Как представляется, перекосы и деформации евроинтеграции ННГ Балтии могут быть, очевидно, сглажены или минимизированы путем восстановления широкомасштабных продуктивных связей с Россией и Евразийским экономическим союзом (ранее - ЕврАзЭС).

Классическим примером курса финляндизации в европейском «ближнем зарубежье» могло бы стать, видимо, продолжение курса президентства В.Януковича в 2010-2014 годах на Украине (хотя она закономерно подпадает под категорию средней страны). После выборов в 2010 году была установлена более последовательная внешнеполитическая линия, склоняющаяся к России. Президентский законопроект, одобренный парламентом, запрещал Украине членство в военных союзах, ставя тем самым препятствия для членства в НАТО, мешал осуществлению худшего геостратегического кошмара для России. После цепи известных событий маловероятно, что Украина будет в ближайшем будущем в состоянии проводить собственную последовательную внешнюю политику, не говоря уже о стратегии финляндизации11. С другой стороны, членство в НАТО для Украины, судя по всему, вряд ли удастся осуществить как в ближайшем будущем, так и в отдаленной перспективе, несмотря на то, что Верховная Рада еще в декабре 2014 года подавляющим большинством голосов приняла законопроект, одобряющий курс присоединения к альянсу, а потом многократно в 2018-2019 годах дублировала это намерение.

Можно условно допустить, что Молдова - небольшая, запоздалая копия Украины до 2014 года. Военное присутствие России в Приднестровье - замороженном конфликте - урезало молдавскую автономию. Для Молдовы членство в НАТО никогда не было доступным выбором, а членство в ЕС возможно только в долгосрочной перспективе (главным образом из-за необъятности задач по выполнению требований Брюсселя). Когда Молдова хотела подписывать договор о сотрудничестве с ЕС, финляндизация казалась под угрозой. Главный скандал был связан с коррупцией среди прозападных политических деятелей, однако маятник качнулся назад, когда на очередных президентских выборах победу одержал ориентирующийся на Россию Игорь Додон.

Белоруссия до сих пор - неоднозначный случай. С одной стороны, у РБ небольшая автономия как военного союзника России, участвующего в интегрированной системе обороны и являющегося частью ЕАЭС. С другой стороны, РБ поддержана приглашением ЕС участвовать в «Восточном партнерстве» от 2008-2009 годов. Президент Александр Лукашенко иногда разыгрывал карту Евросоюза vis-à-vis Москвы, образно заметив: «Белоруссия летит с двумя крыльями: Россия и Европа». Однако неудовлетворительные результаты национального экономического развития могут привести Минск к утрате независимости. Как заявил недавно Президент РБ А.Лукашенко: «Мы на фронте. Не выдержим эти годы, провалимся, значит, надо будет или в состав какого-то государства входить, или о нас будут просто вытирать ноги.
А, не дай Бог, еще развяжут войну, как на Украине»12. При нынешнем руководстве в Минске, по всей вероятности, дальнейшей интеграции с Россией в рамках Союзного государства РФ - РБ не предусматривается, тем самым курс квазифинляндизации будет, видимо, продолжаться и дальше.

В Закавказье, в ближнем зарубежье, Армения - типичный пример финляндизации, когда малая страна сознательно пошла на косвенные адаптивные уступки. Это отличается от Финляндии в ситуации холодной войны. Здесь России предлагаются некие уступки в обмен на защиту от третьих стран, в данном случае от соседних Азербайджана и Турции. Союз с Россией (включая военные базы РФ в Армении) является гарантией того, что территория Нагорного Карабаха, отвоеванная в период конфликта 1988-1994 годов, может быть защищена от реваншизма азербайджанцев. Но, когда Армении предложили подписать тот же самый договор о сотрудничестве с ЕС, как и другим странам - партнерам Евросоюза, Ереван отказался, очевидно с учетом стратегических интересов Москвы.

Азербайджан во внешней политике маневрирует со знанием дела между Россией и Западом, постоянно корректируя свой курс, приспосабливаясь к колебаниям локального баланса сил. Когда мощь ВС РФ в регионе росла после войны в Грузии, азербайджанцы успокоили Россию тем, что разумно оставили планы восстановить силой свою власть в Нагорном Карабахе. С 2009 года маятник российско-азербайджанских отношений качнулся назад к «нормальному основанию». Азербайджан вступил в договор о сотрудничестве с ЕС как части «Восточного партнерства» Евросоюза.

Неудивительно, что российско-грузинские отношения были заморожены после пятидневной войны в августе 2008 года. Не было достигнуто никаких успехов на Женевских переговорах относительно судьбы Абхазии и Южной Осетии. Выборы нового президента после М.Саакашвили до сих пор не привели к дипломатическому прорыву. Руководство в Тбилиси, кажется, не поняло, что обещание НАТО предоставить Грузии полноправное членство бессодержательно, поскольку оно было сделано без «Дорожной карты». Главные державы НАТО де-факто воспринимают Закавказский регион в качестве российской сферы влияния. Тем не менее Грузия заключила договор о сотрудничестве с ЕС и, кажется, является самой западно-ориентированной страной среди шестерки постсоветских государств - кандидатов в Евросоюз. Если отношения Тбилиси с Москвой нормализуются, то Грузия, безусловно, могла бы получить, больше преимуществ при своем курсе на финляндизацию.

В Центрально-Азиатском регионе пять постсоветских ННГ более или менее удачно пытаются лавировать между интересами ближайших соседних великих держав - России и Китая. Как бывшие советские союзные республики (в особенности Казахстан), они достаточно тесно связаны политически, культурно-исторически, социально-экономически, ментально-психологически со своей экс-метрополией. Очень сложная ситуация в последнее время складывается, по-видимому, в Туркменистане, власти которого пытаются обуздать финансовый и продовольственный кризисы.

Несмотря на растущее экономическое влияние Китая на среднеазиатские республики, их вовлеченность в ряд выгодных проектов Пекина, в частности в масштабный инфраструктурный «Шелковый путь», многообразные российские узы имеют для них более важное долгосрочное экзистенциональное значение. Для Москвы среднеазиатская «постсоветская пятерка» остается, очевидно, наиболее подходящей для использования адаптационного курса на трансформированную финляндизацию в XXI веке.

Финляндизация в полицентричном мире

Однозначно принимая недостаточность своих сил и отсутствие подходящего, отдаленного союзника, малое государство перманентно должно решить важный вопрос: ориентируется ли соседняя великая держава на статус-кво или жаждет его фатальной дестабилизации. Предпосылкой успешной финляндизации малой страны служит минимальный резерв доброй воли, который постоянно поддерживается в столице доминирующей великой державы. К тому же крайне важно ожидать, что в будущем она будет идти еще на какие-то уступки и оказывать важные преференции своему малому соседу.

С другой стороны, иметь некий беспредельный список ожиданий, возможных желательных уступок также достаточно опасно. Обширная тактика давления и уступок была, например, убедительно продемонстрирована в 1960-х годах на советско-финляндских переговорах. Президент У.К.Кекконен веско утверждал, что «надо было пройти через ужасные страдания, прежде чем мы смогли прийти к выводу, что самая лучшая гарантия безопасности в отношениях между Финляндией и Советским Союзом - это доброе соседство, основанное на взаимном доверии»13.

Крайне важно, чтобы общее изменение политического климата вело к улучшению политатмосферы между великой державой и малым партнером. Необходимо, чтобы великая держава своей политикой финляндизации пыталась поднимать уровень своих уступок, заявляя о своих будущих шагах заранее. Смена в Финляндии уже сформированного кабинета в 1958 году, после кризиса «ночных заморозков», привела к возврату Советским Союзом военно-морской базы (ВМБ) Поркалла-Удд. В ходе советско-финляндских переговоров в Москве (16-20 сентября 1955 г.) советское руководство добилось продления на 20-летний срок двустороннего Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. В ноябре 1955 года советско-норвежские переговоры, состоявшиеся в Москве, привели к официальному отказу Норвегии от размещения на ее территории иностранных баз и ядерного оружия. Общий результат данных шагов советского руководства состоял, безусловно, в историческом улучшении отношений СССР с северными странами, снижении международной напряженности на Севере Европы в целом.

Поддержание курса на финляндизацию означает отказ от пустых формальностей, если это вообще возможно. Неблагоразумно дарить, например, более слабой стороне явное, публичное преимущество или возможность какого-то выбора. Терпение и самоограничение являются существенными качествами наличия политических преимуществ у сильной державы. Демонтаж марионеточного режима рискует спровоцировать всплеск государственного национализма в малой стране, силе которой будет трудно сопротивляться в долгосрочной перспективе. Третьи державы не должны, видимо, вмешиваться открыто в негласные или некие формальные договоренности о финляндизации малой страны из-за страха увеличения демонстративного давления соседней сверхдержавы на небольшое государство. Во время холодной войны со стороны НАТО мудро было признать Северную Европу в качестве региона с низкой напряженностью, без постоянного размещения здесь иностранных войск, ядерного оружия и ограничения военных маневров вблизи советской границы. В отличие от этой ситуации заявления сенатора США Джона Маккейна на Майдане в Киеве в декабре 2013 года были откровенно провокационными, так как риторические заявления для толпы о том, что «Америка вместе с вами!»14, только порождали ложные надежды в украинской элите и широких кругах населения.

Подобные публичные декларации также скрывали реальное положение дел: Соединенные Штаты уважают историческую сферу влияния России. Один человек не может быть обвинен, конечно, в разжигании гражданской войны на Украине. В более широком плане вдохновленные Соединенными Штатами известные «цветные революции», вполне объяснимые в период однополярного мира, были бы опасны сегодня, поскольку они не могут быть поддержаны в пределах сферы влияния другой великой державы. «Мягкая сила» может играть колоссальную роль, как, например, американская массовая культура была столь сильна в период холодной войны, что финны чувствовали свою включенность в Западную Европу. Другим инструментом государственной силы является политическая прозорливость руководства, эффективность правительства, его устойчивость, поддержка (и партийно-политическая, и общественности) внутреннего единства.

Резюмируем: среди двух главных стратегий приспособления малых стран есть большой диапазон разнообразных линий адаптации к внешней, по большей части неблагоприятной среде. Более того, два главных направления - примыкание и балансирование - воспринимаются сейчас не как диаметрально противоположные, а скорее в качестве, возможно, взаимодополняющих стратегий. Великие державы - США, Китай, Россия - с разной степенью заинтересованности используют линию на финляндизацию в своем внешнеполитическом, дипломатическом арсенале в отношении своих ближайших малых соседей в полицентричный период. Для малых государств практическое применение этой стратегии также зависит от наличия ряда конкретных внешних и внутренних обстоятельств, способности элиты и правящего руководства мудро, активно поощрить, проводить на практике этот гибкий, непростой курс. Финляндизация - крайне непростая стратегия для любого государства, поскольку оно идет на риск сближения с великим соседом или на расширение сферы влияния другой сверхдержавы-конкурента. Но местные асимметрии власти и национальных интересов нужно, очевидно, признавать и уважать.

Малые страны с ограниченными материальными и политическими ресурсами склоняются порой больше к выстраиванию кооперативных отношений с мощным соседом, поскольку финляндизация обеспечивает получение больших материальных преимуществ и политических выгод. Сегодня есть немало слабых государств, которые находятся примерно в той же самой позиции, что, например, и Финляндия в годы холодной войны. Условно сюда можно отнести пять центральноазиатских республик по отношению к России. У них преимущества в том, что с их геостратегическими проблемами имеют дело большие многосторонние форматы, а не только сугубо двусторонние. В многополюсном мире, где альтернативой стабильности являются порой только хаос, насилие или война, финляндизация как эффективная стратегия выживания малых стран может быть временами лучшим историческим выбором, чем сложившаяся неприглядная репутация о ней в общественном мнении на Западе или незавидные оценки некоторых специалистов, экспертов, политологов.

 

 

 1Киссинджер Г. Мировой порядок. М.: АСТ, 2018. С. 10.

 2Скриба А. Балансирование малых и средних государств. Международные процессы. 2014. Т. 12. №4 (39). С. 88-100.

 3Global Trends 2030: Alternative Worlds. Washington DC: National Intelligence Council, 2012 // https://globaltrends2030.files.wordpress.com/2012/11/global-trends-2030-november2012.pdf (accessed 08.12.2017)

 4О российских подходах к многополярному миру cм., например: Lukin A. Russia in a Post-Bipolar World // Survival, L. Vol. 58. №1. February-March 2016. Р. 91-112.

 5О взглядах руководства КНР в отношении малых стран см., например: Inkster N. Coming to Terms with Chinese Power // Survival, L. Vol. 58. №1. February-March 2016. Р. 213-214.

 6Trump Says NATO Is Obsolete but Still «Very Important to Me», Reuters, L. 16 January 2017 // http://www.reuters.com/article/us-usa-trump-natoobsolete-idUSKBN14Z0YO (accessed 08.10.2018)

 7См., например: Kaplan R. The Post-Imperial Moment // National Interest. May-June 2016. // http://nationalinterest.org/feature/the-post-imperialmoment-15881 (accessed 08.06.2018)

 8См., например: Arbatova N. and Dynkin A. World Order after Ukraine // Survival, L. Vol. 58. №1. February-March 2016. Р. 71-90.

 9Критический подход к стратегии Запада в отношении «революции» на Майдане и последующих событий, см., например: Mearsheimer J. Why the Ukraine Crisis is the West’s Fault // Foreign Affairs. Vol. 93. №5. September/October 2014 // https://www.foreignaffairs.com/articles/russia-fsu/2014-08-18/why-ukraine-crisis-west-s-fault (accessed 18.02.2017)

10Объективная картина социально-экономической ситуации в субрегионе, см., например: Дружинин П.В., Прокопьев Е.А. Оценка эффективности развития стран ЕС, входящих в Балтийский регион // Балтийский регион. 2018. Т. 10. №1. // https://journals.kantiana.ru/upload/iblock/f39/Дружинин%20П.%20В.,%20Прокопьев_4-18.pdf (accessed 19.01.2019)

11Об ограниченности выбора стратегического курса официальным Киевом в свое время предупреждали отечественные аналитики см., например: Воронов К. Украине придется выбирать между «финляндизацией» и «балканизацией» // ИА REGNUM. 08.04.2014 // http://www.regnum.ru/news/polit/1788610.html (accessed 09.01.2018)

12Лукашенко допустил вхождение Белоруссии в состав другого государства // РИА Новости. 23.06.2018 // ttps://ria.ru/world/20180623/1523282173.html (accessed 11.02.2019)

13Кекконен У.К. Финляндия и Советский Союз. М., 1960. 116 с.

14См. подробнее: In Ukraine, McCain Tells Protesters «America Stands with You» // ABC News Radio. 15 December 2013 // http:// abcnewsradioonline.com/world-news/ in-ukraine-mccain-tells-protestersamerica-stands-with-you.html (accessed 19.07.2017)