ENGLISH
10:39 02.04.2021 • 
В конце марта в режиме видеоконференции состоялся очередной саммит Совета сотрудничества тюркоязычных государств (ССТГ или Тюркский совет), в который входят Турция, Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Азербайджан и Венгрия, последняя - в качестве наблюдателя. Туркмения приглашение участвовать в саммите приняла, хотя вступать в Совет пока не торопится.
Анонсируя мероприятие, генеральный секретарь ССТГ Багдад Амреев неожиданно подчеркнул: «После победы в Карабахе… саммит представляет особую значимость в глазах общественности».[i] Позволив, таким образом, предположить, что одной из главных целей организаторов саммита стала демонстрация одобрения итогов второй карабахской войны со стороны «тюркского мира». Но это не так.
Президенты стран-участниц говорили о дальнейшей консолидации братских стран, но акцент каждый из них делал на том, что ему ближе. Так, турецкий лидер призвал коллег к солидарности с турками-киприотами, казахстанский выступил за создание в городе Туркестан тюркской свободной экономической зоны, киргизский ратовал за скорейший запуск проекта тюркского инвестиционного фонда (решение об этом принято еще в 2019 году), а азербайджанский акцентировал внимание на перспективах «экономического коридора» на недавно отвоеванных карабахских землях.
Принятая по итогам совещания декларация подтвердила намерение стран-членов ССТГ «усилить роль организации в продвижении и поддержке ценностей и интересов тюркского мира» и
постановила окончательно изменить название ССТГ на «Тюркский совет». Еще казахстанский город Туркестан был объявлен «одной из духовных столиц» тюркской общности - помимо значимого названия, древний город известен как родина и место погребения средневекового суфия и известного проповедника Ахмеда Ясави.
Напомним: Совет был создан в 2009 году по инициативе Анкары, которая была и остается движителем процесса «всестороннего сближения тюркских стран». Центральная Азия считается в Турции зоной «естественного» влияния, хотя исторически регион никогда не входил в состав Османской империи, чьим прямым наследником современные турки считают свое государство.
После распада СССР Анкара предприняла попытку «взять под крыло» постсоветские тюркские республики, однако со второй половины 1990-х годов стало понятно, что ключевым игроком в Центральной Азии и в Закавказье Турция стать не сможет ввиду отсутствия достаточных для этого финансовых возможностей, во-первых, и конкуренции со стороны более серьезных внешних акторов, во-вторых.
Ситуация с тех пор не изменилась: средств для того, чтобы серьезно «вложиться» в регион у Турции по-прежнему нет, как нет и желающих финансировать ее амбициозные геополитические проекты. Да и конкуренты демонстрируют все большую активность. Поэтому основной упор Анкара делает на развитие менее затратной гуманитарной сферы. Здесь определенные успехи достигнуты: достаточно сказать, что весь регион охвачен сетью турецких учебных заведений, формирующих менталитет и приоритеты будущей региональной элиты в нужном для Анкары ключе. Хотя, как мы помним, не все афро-азиатские выпускники советских гражданских и военных вузов испытывали чувство привязанности к Советскому Союзу.
Нужно сказать и о военной составляющей турецко-тюркских связей. Подписаны договоры о военно-техническом сотрудничестве между Турцией, с одной стороны, и Азербайджаном, Узбекистаном и Казахстаном, с другой, причем с последними двумя - относительно недавно. Теперь среднеазиатские страны и Турция будут более активно сотрудничать в подготовке и обучении военнослужащих, поставлять друг другу вооружение и боеприпасы, делиться разведданными и т.д. Время от времени артикулируется даже идея создания общей «армии Турана». Однако Анкара вряд ли пойдет на создание регионального формата военного сотрудничества, понимая, что такой шаг повлечет за собой осложнение отношений с Москвой. И не только с ней. Да, Анкара оказала Баку всестороннюю помощь в прошлогодней войне в Нагорном Карабахе, но экстраполировать аналогичную поддержку на гипотетический конфликт кого-либо из членов Совета с нетюркским соседом не стоит: соседи эти в другой весовой категории.
В целом «общетюркский» (чтобы не сказать пантюркистский) проект Анкары пока продвигается медленно и сводится в основном к разного рода официальным и неформальным встречам, а также к многочисленным коммюнике и декларациям. Хотя, на проект, помимо самого Совета, работают и другие институты: Международная организация тюркской культуры, Турецкое агентство по сотрудничеству и развитию, Парламентская ассамблея тюркоязычных стран, Совет старейшин, Тюркская торгово-промышленная палата, Всемирная ассамблея тюркских народов и т. д. Зримых результатов немного, но видимость активной работы все они создают.
Неподдельный интерес к постсоветским центральноазиатским республикам проявляют многие внешние акторы (в отличие от Турции оставляя Азербайджан «за скобками»: его рассматривают как часть Южного Кавказа). Свои форматы сотрудничества с государствами региона есть у США (диалог «С5 + 1»), Индии (стратегия «Объединяя Центральную Азию») Японии (диалог «Центральная Азия плюс Япония») Южной Кореи («Евразийская инициатива»), а с 2020 года формат «Центральная Азия + 1» инициировали Китай и Россия (при том, что у нашей страны есть тесные связи с Казахстаном и Киргизией еще и по линии ЕАЭС и ОДКБ).
Что касается Европейского Союза, то по формулировке Le Figaro, не имея «достойной» внешней политики в отношении Центральной Азии, ЕС ни много ни мало рискует оказаться «на обочине мира завтрашнего дня».[ii]
В феврале прошлого года Госдепартамент США представил новую пятилетнюю стратегию в Центральной Азии, «подключающую» к региону Афганистан. Такой подход разделяет и Североатлантический альянс, преследующий здесь свои цели. В прошлом году заместитель помощника генерального секретаря НАТО по политическим вопросам и политике безопасности Джеймс Аппатурай в интервью «Независимой газете» признал: «Мы поддерживаем региональное сотрудничество для того, чтобы центральноазиатские республики могли самостоятельно решать свои проблемы».[iii] Читай: без участия России и Китая.
Китайский интерес к Центральной Азии определяется несколькими факторами. Во-первых, общей границей Казахстана, Киргизии и Таджикистана с «беспокойным» Синьцзяном, населенным тюркоязычными меньшинствами; во-вторых, регион - это зона реализации амбициозного проекта «Один пояс - Один путь»; в-третьих, - это поставщик природных ресурсов и потребитель китайской промышленной продукции (на Китай приходится более 20% совокупного экспорта и около 40% импорта центральноазиатских стран).
После распада СССР новая Россия, сконцентрировавшись на западном направлении, ощутимо снизила интерес к Центральной Азии, и только с начала 2000-х годов начала восстанавливать свое присутствие в регионе. В результате, за сравнительно короткий срок она стала главным военно-политическим и одним из двух (наряду с Китаем) основных экономических партнеров стран региона и, судя по всему, останется таковым на обозримую перспективу. Это, кстати, понимают и в Вашингтоне, и в Пекине, и в Анкаре.
В заключение предположим, что, в отличие от Турции, меняющей внешнеполитическую парадигму в зависимости от геополитической конъюнктуры, все прочие тюркские страны уже в силу географического положения обречены на реальную многовекторность (в меньшей степени это относится к Азербайджану). Их политические элиты осознают, что участие только в тюркском проекте не является единственной альтернативой другим интеграционным процессам в Евразии. К тому же традиции политической культуры и ее накопленный за годы независимости «багаж» не позволяют центральноазиатскому и азербайджанскому истеблишменту поделиться суверенитетом, что остается непременным условием любого сколько-нибудь тесного объединения.
Да и сама ставка на этникос в международной политике, как показывает история, провальна. Пусть даже и «ласкает слух», как панмонголизм - великому русскому философу.
Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs
