Журнал Международная жизнь

В ходе глобальной пандемии коронавируса, социальные медиа, в первую очередь Facebook, YouTube и Twitter, де-факто заняли позицию «арбитров истины», по меньшей мере, в вопросах, касающихся медицины. Такая роль таит в себе значительный потенциал, как коммерческий, который уже реализуется в настоящее время, причем не всегда очевидным образом, так и политический, разносторонние формы которого еще только предстоит раскрыть и изучить.

Контроль над информацией всегда являлся одним из ключевых элементов любого государства. При этом также неоспоримо влияние «технологического неравенства» на государственный суверенитет, международные отношения и экономику. Исторически, контроль над передовыми технологиями позволял крупным политическим акторам, как правило, государствам, доминировать над социумами, а также расширять сферы своего внешнеполитического влияния, давал «неоспоримое военное превосходство» и возможность «диктовать свою волю менее развитым странам».

Транснациональные корпорации различного толка с незапамятных времен выступали в роли соперника государственных институтов в формировании политической повестки. Ко второй половине 2010-х годов на передний план выходят гиганты информационных технологий, роль которых в политике начала говорить сама за себя: социальные медиа и fake news оказывают влияние на результаты выборов «от Миннесоты до Мьянмы». «Теперь для обмена идеями и взглядами, даже экстремистскими и запрещенными, достаточно махнуть пальцем по экрану или щелкнуть кнопкой мыши». Революция в технологиях поставила под сомнение монополию политических систем на формирование как воззрений отдельных социальных групп, так и массового сознания в целом. Теперь такое «оружие» не менее доступно и оппозиционным силам, включая структуры, которые не имеют возможности действовать в пределах национальных границ.[i]

Политики по всему миру окончательно осознали важность долгосрочных, стратегических аспектов развития сферы высоких технологий с точки зрения будущего стран и целых регионов незадолго до коронакризиса. Цифровые технологии становятся нервной системой современного общества, заставляют людей «менять свои привычки, поведение, образ жизни». Тем самым – превращаются в неотъемлемый элемент политических отношений, как внутри национальных границ, так и во внешней политике.

Стремительное медийное восхождение группировки ИГИЛ (запрещена в России), Брекзит, неожиданная для многих наблюдателей победа Дональда Трампа на президентских выборах в США - это лишь наиболее яркие примеры той значимой роли, которую сыграли новые социальные медиа. Роли, явно превосходившей рамки, которые за ними готовы были на тот момент признать большинство представителей традиционных политических классов. Не удивительно, что во всех ведущих государствах набирает популярность идея «национализации» критически важных технологий.

На первом этапе своего развития, социальные медиа едва ли не демонстративно сторонились роли «арбитров правды». Это не мешало им, по мнению критиков, по-своему, порой совершенно «неконвенционально», трактовать многие феномены политического, религиозного и социального радикализма. Однако поскольку основным источником их роста являлся контент, созданный самими пользователями, им приходилось учитывать специфику юрисдикции США – места регистрации головных офисов подавляющего большинства их материнских компаний. А согласно статье 230 Закона о благопристойности в сфере коммуникаций (Communications Decency Act) от 1996 года, социальные платформы защищены от коллективных исков третьих лиц лишь в том случае, если они выступают в роли «нейтральной» платформы или провайдера услуг.

Первоначально отличавшиеся едва ли не пренебрежительным отношением к политическому лоббизму, к началу 2010-х ведущие социальные медиа осознали его ценность с точки зрения защиты собственных коммерческих интересов. «В 2012 г. Белый дом помог Силиконовой долине одержать победу над антипиратским законопроектом» (Stop Online Piracy Act - SOPA), который продвигали ведущие компании Голливуда. IT-гиганты также мобилизовали поддержку «миллионов пользователей сетей», давление которых ощутили на себе политики в Вашингтоне[ii]. В ходе американской президентской кампании 2016 года, медиа-платформы играли весомую роль в продвижении обоих главных кандидатов. И хотя их симпатии были явно на стороне Хилари Клинтон, победа Трампа (как и прошедшей ранее кампании в поддержку референдума о выходе Великобритании из ЕС), были в значительной степени приписаны отсутствию «надлежащего» регулирования политического контента, поступающего через каналы социальных медиа.

С началом глобальной пандемии, крупнейшие транснациональные медиа-платформы начали предпринимать системные усилия для борьбы с недостоверной информацией, fake news, паническими слухами и т.д. А среди комментаторов, представляющих традиционный истеблишмент, распространяется точка зрения о том, что подобную «тщательность» и «агрессивность» в борьбе с «вредным для общества контентом» следует распространить и на другие области информационной среды в поствирусный период.[iii]

Похоже, некоторые интернет-платформы начинают всё чаще прислушиваться к мнению правящего класса на Западе и действовать в унисон с его интересами. Так, буквально на днях, Twitter добавил к сообщениям Трампа с критикой идеи дистанционного голосования по почте, специальную пометку, предлагающую пользователям ознакомиться со «списком неточностей, которые президент США, по мнению Twitter, допустил в своих постах»[iv]. В ответ, глава Белого дома подписал указ о регулировании соцсетей. Критики политизации социальных медиа полагают, что глобальные сети, хотя и являются «технически универсальным инструментами», не должны приводить «к единообразным социальным и политическим эффектам от взаимодействий, в которых участвуют»[v].

Между тем, IT-гиганты играют также и всё более значимую геоэкономическую роль. Согласно одному из сценариев, наиболее вероятным соперником доллара в качестве мировой резервной валюты «на горизонте 20-30 лет» может стать вовсе не китайский юань. Скорее, эту роль способны сыграть «относительно стабильные квазиденежные единицы, за которыми стоят крупнейшие глобальные корпорации». Например, Amazon, с капитализацией порядка 1 трлн. долларов, или Facebook, аудитория которого включает «половину жителей планеты в возрасте старше 15 лет»[vi]. Американские эксперты и вовсе связывают усилия, предпринятые в 2019 году Китаем с целью ускорения проекта создания национальной цифровой валюты («цифрового юаня») с обнародованием идеи частной глобальной денежной системы под эгидой Facebook, известной как Libra[vii].

Еще одним направлением, создающим предпосылки для усиления политического влияния цифровых платформ, является сбор и анализ «больших данных». В отличие от статистики, оперирующей предварительно сформулированными гипотезами и моделями, данные генерируются «естественным образом», в результате любых действий (и даже бездействия) пользователя. В результате внедрения технологий связи 5G, большинство сфер жизни окажутся охвачены «Интернетом вещей». Микрочипы, установленные практически во всех промышленных и потребительских изделиях, передающие всевозможную информацию, способны принимать управляющие команды извне. Всё громче звучат опасения по поводу того, что мир движется в направлении «подсматривающего капитализма» («surveillance capitalism»).

Огромные массивы самых разнообразных данных, пропущенные через вычислительные мощности центров обработки данных, позволяют не только выявлять модели поведения огромных масс людей, но и с очень высокой достоверностью предсказывать появление тех или иных тенденций, включая общественные настроения и предпочтения. Причем, в отличие от сбора статистической информации, большие данные собираются без ведома людей; а методы их анализа, как правило, сохраняются в тайне, поскольку рассматриваются платформами-«сборщиками» как коммерческое ноу-хау. Однако, когда речь идет о возможности выявлять политические настроения огромных масс людей практически в реальном времени, неизбежно появляется соблазн манипуляции массовым сознанием на качественно новом уровне.

Политической кульминацией восхождения технологических и соцмедиа гигантов на вершину власти может стать т.н. «нетократия». Речь идет о такой форме политического управления обществом, «в рамках которой основной ценностью являются информация, а не материальные предметы (деньги, недвижимость и т. п.)». В качестве главного инструмента власти выступает «полноценный доступ к достоверной информации и манипуляции с ней». По мнению критиков, в обществе, правящую элиту которого составляли бы преимущественно нетократы, может не оказаться «ни государства, ни законов, ни этики»[viii].

В целом, последствия глобального коронакризиса обозначили двоякую политическую тенденцию. С одной стороны, прогнозы сулят значительное ускорение процессов трансформации экономических и бизнес процессов в направлении сетевой распределённости, а также переход всё большего числа индивидов на удаленную работу. Данная тенденция, помимо прочего, превращает IT-гигантов во всё более значимую силу на рынке труда. В совокупности, речь идет о качественном усилении потенциала влияния социальных медиа и контролирующих их интернет-гигантов на все аспекты повседневной жизни. Включая формирование политических и идеологических взглядов и предпочтений.

Вместе с тем, происходит своего рода ренессанс национальных государств. Пандемия продемонстрировала безусловный приоритет суверенных государств, как с точки зрения легитимности, так и с точки зрения ресурсов, которые могут быть направлены на борьбу с вызовом катастрофических масштабов[ix]. «Массовый спрос на защиту» возвращает моду на дирижизм. «Напуганные общества будут все меньше и меньше задаваться вопросом о достоинствах и демократической приемлемости этих мер…», - считают западные эксперты. Цифровой надзор и контроль за гражданами приобретает повсеместный характер. Превращается в своего рода «стандарт», «все менее подвергающийся сомнению», всё чаще воспринимается как «необходимый» и «полезный»[x].

Государства способны усилить свой контроль и непосредственно на область новых медиа. Речь идет об идеях формирования неких межстрановых сетевых объединений, доступ к аудитории которых предоставляется лишь компаниям, отвечающим определенным политико-идеологическим критериям. В предельном случае, и сама аудитория подобных международных сервисов ограничивается только гражданами стран, членов закрытого сообщества. Своего рода геополитическая «фрагментация интернета», или, по меньшей мере, его медиа-пространства. С середины 2010-х годов, США вернулись к агрессивному использованию политики санкций, призванных ограничить технологическое развитие держав-конкурентов. Даже в Европе всё громче звучат голоса тех, кто интерпретирует новую линию Вашингтона как заявку Америки на изменение расстановки сил в экономическом мире.

Таким образом, на наших глазах формируется своего рода коммуникативный цифровой «океан», в который погрузится жизнь подавляющего большинства людей и экономических субъектов в ближайшие десятилетия. Кардинальные изменения ожидают промышленность, глобальные цепочки поставок, военное дело, сельское хозяйство, транспорт, медицину, подходы к управлению национальной инфраструктурой, а также в целом качество жизни миллиардов людей.

Любая страна или группа государств, поставившие себе задачу наверстать технологическое отставание в считанные годы, понимает, насколько она трудна, если вообще выполнима на практике. И, вне всяких сомнений - чрезвычайно ресурсозатратна. И если в настоящее время главные политические баталии разворачиваются вокруг технологических вопросов. То в дальнейшем можно прогнозировать перенос основного внимания политиков на проблемы наполнения медиа среды, формируемой технологиями, новым «контентом». А также его содержания.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции