ENGLISH
12:34 06.12.2018 • 
Идеологический комплекс, определяющий национальное сознание турок сегодня, начал формироваться с конца XIX века, когда младотуроецкий режим поочередно опробовал в качестве государственной идеологии османизм (строительство единой нации Османского государства), панисламизм (объединение всех мусульман под властью султана-халифа) и пантюркизм (объединение всех тюрок мира под патронажем династии Османов). Все три вектора, испытав определенную трансформацию, сосуществуют до сих пор, формируя идеологию и продолжая оказывать заметное влияние на внешнюю политику страны.
Мустафа Кемаль Ататюрк, посмертный культ личности которого сохранялся на протяжении многих десятилетий, объявил главной целью Турецкой Республики вхождение в круг «цивилизованных государств», под совокупностью которых он подразумевал Европу. Так что неудивительно, что одной из главных внешнеполитических парадигм практически всех политических сил на протяжении республиканского периода истории страны стал атлантизм, сближение с Европой: Турция вступила в НАТО, ОБСЕ, ввязалась в бесконечную эпопею по присоединению к ЕС. Даже спортивные турецкие команды входят в европейские федерации и союзы. Несмотря на то, что в Европе расположено лишь 3% турецкой территории.
Постепенно осознание того, что ни в экономическом, ни в культурном плане главный завет «Отца турок» не выполняется, а Запад отказывается считать Турцию своей частью, привело к пересмотру внешнеполитических приоритетов. Западный вектор внешней политики перестал быть «естественным» выбором большинства населения и властей предержащих.
В последнее время американо-турецкое противостояние в Сирии и развитие более тесных отношений Анкары с незападными центрами силы стали камнем преткновения в отношениях Турции и Западного мира. В результате, полного отказа от атлантической парадигмы не произошло, но в настоящее время она демонстративно «приторможена».
Турецкая Республика создавалась на основе национализма (тюркизма), подразумевавшего строительство «государственной нации», хотя Ататюрку приписывается и ряд заявлений о пантюркистском будущем страны.
Тем не менее Анкара на протяжении почти семидесяти лет в официальной политике старалась «не замечать» иностранных соплеменников, дабы не вызывать раздражения государств проживания «внешних турок» и прежде всего СССР. Из практических действий в этом направлении можно отметить лишь интервенцию на Кипр, северная часть которого была оккупирована в 1974 году.
Распад Советского Союза вызвал настоящую эйфорию у националистически настроенной части истеблишмента и турецкого социума в целом. И пресса, и политики заговорили о наступлении «тюркской эпохи», о «тюркском мире от Адриатики до Китайской стены». Инструментом реализации этих планов стала политика «мягкой силы», опирающаяся на общность истории и культуры турок с народами постсоветских тюркоязычных государств, а также Северного Кавказа, Крыма, Гагаузии, Татарстана и Башкирии.
Однако вскоре выяснилось, что экономического потенциала Турции не хватает для построения «тюркского мира», а Запад предпочитает действовать на постсоветском пространстве напрямую, без турецкого посредничества. Вдобавок два болезненных кризиса, поразивших турецкую экономику в середине 1990-х – начале 2000-х годов, привели к снижению интереса в регионе к «турецкой модели». Да и политические элиты молодых государств не выказали стремления делиться только что приобретенным суверенитетом и властью.
Вскоре в Закавказье и Средней Азии активизировалась Россия, и тюркизм пришлось «перевести в запас».
В свое время кемалистские реформы перевели религию в разряд «личного дело каждого», убрав ее из политики и идеологии. Но не из повседневной жизни: ислам «ушел в семьи», но продолжал во многом определять жизнь подавляющего большинства населения. В 70-е годы в стране происходит религиозный ренессанс, и исламизм начинает претендовать на возвращение в политику. Однако в условиях господства светской кемалистской идеологии выступать со строго религиозными лозунгами было нельзя, и в результате сближения клерикалов и националистов возникло синкретическое учение «тюркско-исламского синтеза», пропагандировавшее органичное слияние ислама и тюркского национализма.
В конце 90-х, с фактическим банкротством тюркизма, исламская составляющая новой идеологии укрепилась, исламисты даже пришли к власти. Страна начала разворот к мусульманскому миру, строились планы создания «исламского общего рынка», политического союза ближневосточных мусульманских стран. Меморандум военных 1998 года, распустивший правительство исламистов, тенденцию не переломил. В 2002 году к власти пришла Партия справедливости и развития, исповедовавшая умеренный ислам, близкий идеологическим установкам братьев-мусульман.
Исламистская риторика и жесткая позиция в отношении Израиля помогли турецкому руководству получить значительную поддержку в исламском мире, прежде всего – со стороны «арабской улицы». С началом «Арабской весны» Анкара даже сочла возможным позиционировать себя в качестве лидера мировой суннитской уммы, ответственного за мир и стабильность на Ближнем Востоке. Что вызвало противодействие традиционных региональных лидеров - Саудовской Аравии и Египта.
На сирийском направлении Анкара активно использовала религиозную составляющую своей внешней политики еще до открытого вмешательства в вооруженный конфликт. Она «приютила» и продолжает патронировать многие исламисткие оппозиционные организации, со временем ограничив или прервав связи лишь с наиболее одиозными из них.
«Отцом-основателем» неоосманизма – политической идеологии Партии справедливости и развития (ПСР), правящей страной вот уже шестнадцать лет, - стал Ахмет Давутоглу, долгое время занимавший посты главы внешнеполитического ведомства и кабинета министров. В основе разработанной им концепции лежит неприятие традиционного позиционирования Турции как «моста» между Западом и Востоком, Европой и Азией (а, по мнению многих турецких идеологов, еще и Африкой). «Мост» вторичен по отношению к «берегам», и это, по мнению адептов неоосманизма, принижает роль, которую Турция должна играть на мировой арене. В качестве антитезы Давутоглу выдвинул идею «центрального государства», призванного стать осью сообщества стран и народов (прежде всего – мусульманских), ранее входивших в состав государства Османов.
Идеологам ПСР казалось, что акцентирования общего прошлого, активизации культурных и экономических связей, инвестиции в социальную инфраструктуру соседних стран достаточно для обеспечения Турции ведущей роли в регионе. Внешняя политика проводилась под лозунгом «ноль проблем с соседями». Финансировались пропагандистские и просветительские кампании, направленные на создание привлекательного облика Османской империи как образцового для своего времени государства. Но из вида как-то упустили, что объекты этой политики и пропаганды в «общем прошлом» были по сути колониями и причин повторить исторический опыт не видят. В результате, как говорят многие турки, политика «ноль проблем с соседями» превратилась в политику «ноль беспроблемных соседей».
По сути неоосманизм - это обращенный вовне османизм младотурок, но эклектичная идеология и политика «Турции Эрдогана» сумела вобрать в себя и атлантизм, и тюркизм, и исламизм. При этом во главу угла поставлена прагматичная Realpolitik, имеющая главной целью достижение экономической выгоды, а те или иные политико-идеологические компоненты извлекаются как Deus ex machina по мере надобности.
В условиях нынешнего политического режима можно прогнозировать сохранение прагматизма во внешней политике Турции с дальнейшей трансформацией ее идеологических составляющих в простой инструментарий для решения стратегических задач.
Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs
