ГЛАВНАЯ > Соотечественники

К вопросу о причинах распространения неонацизма в Прибалтике

16:38 31.10.2015 • Виктор Гущин, Член Всемирного координационного совета российских соотечественников, проживающих за рубежом, Директор Балтийского центра исторических и социально-политических исследований, Латвия

Латвия, Литва и Эстония на постсоветском пространстве были в числе первых стран, на территории которых после 1991 года при поддержке радикальной части западной эмиграции началось методичное, шаг за шагом, распространение идеологии нацизма. Обеление довоенных режимов, фальсификация причин перемен 1940 года и истории послевоенного периода, политическая реабилитация на уровне государства латвийских нацистских коллаборационистов и одновременно лишение со стороны государства всяческой поддержки тех, кто воевал на стороне антигитлеровской коалиции; наконец, уголовное преследование бывших борцов с гитлеровской Германией и ее пособниками из числа местных жителей – все это звенья одной цепи.

С 1994 года каждый год 16 марта по центру Риги колонной проходят бывшие солдаты Латышского легиона Waffen SS и их сегодняшние последователи. Но если в середине 1990-х годов среди тех, кто приходил к памятнику Свободы, были в основном старики, то сегодня это главным образом молодежь.

Каково содержание идеологии неонацизма в сегодняшней Латвии? Не претендуя на бесспорность, дам свой ответ на этот вопрос. Неонацизм в сегодняшней Латвии – это радикальный национализм в виде русофобии, ксенофобии и антисемитизма, ревизия итогов Второй мировой войны и решений Международного трибунала в Нюрнберге, героизация нацистских коллаборационистов и фальсификация истории СССР, включая в первую очередь период пребывания в составе СССР Латвийской ССР.

Каковы же причины распространения неонацизма в Латвии!

Можно говорить, как минимум, о пяти причинах. Первая из них идет из новейшей истории. Это идеологическая близость авторитарного и этнократического режима Карлиса Ульманиса и режима нацистской Германии.

В Латвии во второй половине 1930-х годов правящая элита строила «латышскую Латвию», в которой места национальным меньшинствам отводилось все меньше и меньше. В Германии строили расово чистый Третий рейх, одной из идеологических основ которого был антисемитизм. И в Латвии, и в Германии были культ вождя и цензура СМИ. Если в Германии опорой режима Гитлера были штурмовые отряды, то в Латвии - отряды айзсаргов. Именно идеологическая близость этнократического режима в Латвии и нацистского режима в Германии была главной причиной формирования в Латвии нацистского подполья, которое с началом войны Германии с СССР активно выступило на стороне гитлеровской Германии. Именно идеологическая близость режимов в Латвии и Германии определила на начальном этапе войны Германии и СССР готовность многих местных жителей добровольно вступать в различные карательные подразделения, сформированные нацистской оккупационной властью. Наконец, именно идеологическая близость двух режимов явилась главным фактором, определившим участие многих сотен местных жителей в массовых убийствах своих сограждан, а также граждан других государств.

В 1991 году новая правящая элита официально объявила о преемственности Второй Латвийской Республики с Первой Латвийской Республикой, т.е. с Латвией этнократической, с Латвией, в которой идеология нацизма пользовалась поддержкой со стороны части правящей элиты и части населения того времени. Это признание предопределило быстрое возрождение идеологии нацизма в новых условиях.

Вторая причина – идеологическое противостояние СССР и стран Запада в послевоенный период и готовность стран Запада в рамках этого противостояния предоставить убежище многим нацистским коллаборационистам.

По нынешним оценкам, из Латвии в последний период войны на Запад бежало от 120 до 265-280 тысяч человек. Часть из них покинула родные места, опасаясь сталинских репрессий. Но многие ушли вместе с отступающими гитлеровскими войсками, поскольку в период нацистской оккупации не только активно прислуживали нацистам, но и участвовали в уничтожении мирного населения. После 1945 года именно эта часть эмиграции стала выступать с реваншистских позиций, активно пропагандируя тезис о том, что служба в коллаборационистских формированиях и органах власти на самом деле якобы преследовала цель восстановить независимость прибалтийских стран. Естественно, что тема участия в массовом уничтожении мирного населения при этом всячески замалчивалась.

По оценке российского историка Бориса Ковалева, только среди тех, кто в соответствии с законом о перемещенных лицах и законом о защите беженцев, в первые послевоенные годы въехал в США, а таковых оказалось около 550 тысяч человек (из них выходцы из прибалтийских стран составили около 19 процентов), с нацистским режимом в годы Второй мировой войны активно сотрудничали от 1 тысячи до 10 тысяч человек. А ведь многие бежавшие обосновались в странах Латинской Америки, в Австралии и Канаде. И среди них также было немало выходцев из Прибалтики.

Таким образом, как бы парадоксально это ни прозвучало, но страны Запада, принимая в послевоенный период бывших нацистских коллаборационистов из Прибалтики, на самом деле активно способствовали сохранению нацистской идеологии. В конце 1980-х – начале 1990-х годов некоторые носители этой идеологии вернулись в Латвию, Литву и Эстонию, что предопределило ее быстрое распространение.

Третья причина – в период существования СССР изучению авторитарных и этнократических режимов, существовавших в Латвии, Литве и Эстонии до 1940 года, уделялось недостаточное внимание. Кроме того, замалчивались темы поддержки многими представителями прибалтийских стран политики нацистской Германии в 1941 – 1945 годах и вооруженного сопротивления в 1945 – 1953 годах. В Латвийской, Литовской и Эстонской ССР не публиковались и не дискутировались выходившие на Западе исследования по истории перемен 1940 года и нацистской оккупации. Многие из этих книг, попадая в Латвию, Литву и Эстонию, тут же отправлялись в Спецхран и были доступны только очень узкому кругу исследователей. Одновременно существовал постоянный обмен информацией между теми, кто обосновался на Западе, и их родственниками или знакомыми, жившими в советских республиках Прибалтики. Естественно, что этот информационный обмен не содержал откровений о преступлениях нацистских коллаборационистов. Наоборот, при его помощи распространялся миф о борьбе коллаборационистов за независимую Латвию. В результате у части жителей Латвии, Литвы и Эстонии сформировались иллюзии относительно истинных устремлений тех, кто от имени всей оказавшейся на Западе эмиграции из стран Балтии оправдывал деятельность коллаборационистов в период нацистской оккупации. В сознании этой части населения, в первую очередь той, которая родственными узами была связана или с довоенными авторитарными режимами, или с нацистскими коллаборационистами в годы войны, совершенно четко оформилось стремление идеализировать обосновавшуюся на Западе эмиграцию, что в конце 1980-х – начале 1990-х годов стало главной причиной быстрого распространения идеологии радикальной части западной эмиграции в Латвии, Литве и Эстонии.

Четвертая причина – принятие новой правящей элитой после 1991 года идеологии радикального национализма и оправдания коллаборационизма, которую исповедовала радикальная часть западной эмиграции из республик Прибалтики.

Всего в период третьей Атмоды и после 1991 года в Латвию на постоянное место жительства вернулось свыше 30 тысяч латышей из различных стран мира. По данным Управления гражданства и миграции, в ноябре 2005 года 30 793 гражданина Латвии имели, помимо латвийского, гражданство другой страны. В том числе 12 473 человека были гражданами США.

Оценивая вклад латышской «тримды» (т.е. эмиграции – В.Г.) в проведение в Латвии после 1991 года политики, направленной на реабилитацию нацистских коллаборационистов, нужно говорить и о ее идейном вкладе, и о непосредственном участии в работе политических и экономических структур Второй Латвийской Республики. Причем, если в структурах политической и административной власти в целом оказалось задействовано не так много латышей-эмигрантов, то их вклад в формирование сначала идеологии Атмоды, а затем – идеологии независимой Латвийской республики был фактически определяющим.

Именно в среде латышской эмиграции после окончания Второй Мировой войны «стали прославлять легионеров, их сделали героями-добровольцами, сражавшимися за Латвию», и в результате, как отмечает профессор истории Андриевс Эзергайлис (его родители в конце войны так же бежали сначала в Германию, а потом в США, поскольку «коммунистов ненавидели лютой ненавистью») «в историографическом отношении все было поставлено с ног на голову».

Пятая причина – согласие стран Запада и России с постановлением Верховного Совета Латвийской Республики от 15 октября 1991 года «О восстановлении прав граждан и основных условиях натурализации», по которому почти 800 тысяч постоянных жителей оказались после распада СССР без латвийского гражданства. Именно после принятия этого постановления в Латвии в рамках формирующейся политической системы, с присущими ей такими признаками демократии, как парламентаризм, регулярно проводимые выборы на уровне государства и самоуправлений (которые, правда, больше не являлись всеобщими), свобода слова, свобода собраний (которые также стали постепенно сворачиваться) и т.д., стал быстро формироваться не демократический, а этнократический политический режим. Цель пришедших к власти политических сил сводилась к тому, чтобы посредством этнического законодательства создать такие условия, при которых нелатыши не могли бы претендовать на равноправное с латышами участие в управлении государством. Еще одной целью пришедших к власти политических сил стала политическая реабилитация нацизма. Таким образом, поощрение со стороны международного сообщества правого радикализма в Латвии обернулось, спустя несколько лет, ростом неонацистских настроений. Причем не только в Латвии, но и во всех странах Балтии, в других странах постсоветского пространства, а также в странах Европы. 

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати