Идея мультикультурализма родилась не в Европе, а совсем на другом континенте. Принято считать, что Канада, Австралия и США успешно реализуют эту модель уже десятилетиями. Конечно, и там не все так безоблачно, если учесть, например, растущий демографический дисбаланс в пользу испаноговорящего населения в США. Однако эти страны кажутся сегодня тихой гаванью на фоне бушующих европейских страстей.
Нетрудно проследить по тенденциям и событиям последних десятилетий, как мультикультурный параллелизм, «геттоизация» и анклавизация культурных меньшинств привели Европу в состояние конфликтного, «напряженного» мультикультурализма. Как следствие, Саркози, Меркель и Кэмерон, каждый по-своему, но на редкость сплоченно, объявили, что «мультикультурализм - мертв».
Правда, и до них у доктрины европейской мультикультурности не было недостатка в критиках. Наиболее яркий из них - бывший канцлер ФРГ Гельмут Шмидт. Еще в 1992 году он говорил: «Ни из ФРГ, ни из Франции, ни из Великобритании нельзя делать страны - реципиенты миграции. Наши общества этого не вынесут. Тогда они деградируют… Все имеет свои границы. Представление о мультикультурном обществе, возможно, этически обосновано, но на практике оно в условиях демократии, в которой каждый гражданин может делать и позволять делать все, что он хочет, вряд ли осуществимо». Спустя десятилетие Шмидт не изменил своей оценки, а только укрепился в ней, когда в 2004 году в интервью газете «Die Zeit» сказал: «Мультикультурное общество - это иллюзия интеллектуалов»1.
Швейцария, пожалуй, единственный пример гармоничного и устойчивого мультикультурализма в Европе. Но в этой стране он формировался даже не десятилетиями, а веками и представляет сплав европейских культур, а не культур иных цивилизаций и этносов.
Здесь возникает еще один принципиальный вопрос: каким образом в контексте мультикультурализма соотносятся понятия «культура» и «цивилизация» и о чем мы, собственно, говорим - о конфликте культур или конфликте цивилизаций, что совсем не одно и то же?
Без ответа на этот вопрос вряд ли можно ответить и на другой: правы ли те представители европейского политического класса, для которых построение мультикультурного общества - цель, а не инструмент развития государства?
Исторически зарождаясь, цивилизации отражают представления этносов о вечности, об основах бытия (не только личной жизни), которые со временем отливались в различные формы социального мироустройства и инерционно определяют их и по сей день. Суть сегодняшнего конфликта, очевидно, не в столкновении конфессионально «полярных» цивилизаций, как это было в эпоху Крестовых походов и Реконкисты. Речь идет о столкновении цивилизаций традиционного образца и нового глобалистского постиндустриального уклада. Соответственно культур традиционных и постмодернистских.
Постиндустриализм и постмодернизм послужили коконом новой цивилизации, вокруг которого образовалась паутина новой культуры, новых представлений и стандартов, которые вступают в растущее противоречие с традиционной цивилизацией Европы.
Вслед за А.Тойнби П.Флоренский в своей известной работе «Культ и культура» самим названием указал на базовый гнозис всякой культуры и цивилизации. В самом деле, у большинства народов именно культовые представления были, а у части остаются и по сей день, главным нервом цивилизаций и главной цивилизационно образующей силой.
При этом надо признать, что если мусульманский мир переживает период пассионарной активности, то европейская цивилизация вошла в фазу внутреннего раскола на традиционную, ориентированную на христианские ценности, и постмодернистскую. Последнее обстоятельство ослабляет ее, делает апостасийной, инертной или, как принято говорить, «теплохладной».
Тем не менее для европейского сознания характерно смотреть на культуру сквозь призму культа. Как пишет один из современных исследователей проблем иммиграции, «принадлежность к исламу становится маркером различия - проведения символической границы внутри населения европейских стран, причем граница эта проводится поверх всех иных. «Войны культур» таким образом превращаются в «войны идентичностей».
Так же, между прочим, смотрел христианский мир на ислам и в эпоху раннего средневековья.
Коль скоро речь идет об «идентичностях», то мы косвенно признаем, что речь идет и о глубинных цивилизационных различиях, которые вошли в стадию антагонизма. При этом идентификационная «растерянность» Европы, как уже говорилось, ослабляет ее и переживается многими в Европе как капитуляция собственной культуры перед культурным вторжением извне.
Масло в огонь подливает и тот факт, что центр регулирования миграционной политики в Европе смещается в сторону глобалистских подходов Брюсселя. Согласно Лиссабонскому договору, структуры ЕС получили наднациональные полномочия в проведении общей миграционной политики, включая интеграцию иммигрантов. До сих пор эти вопросы входили исключительно в компетенцию суверенных государств Европы. Нетрудно сделать вывод, что ЕС, ориентированный на глобалистские космополитические стандарты, может только расширить конфронтационное поле мультикультурализма. С другой стороны - подспудно вызревает внутренний конфликт ЕС-бюрократии с европейцами - носителями традиционной культурной ориентации.
В отличие от европейцев, для иммиграции стало привычным постигать «символ веры» Запада через ее культуру, и эта «новая культура» вызывает у нее органическое отторжение и протест.
Велико искушение на основании сказанного прийти к идее объединить на подобной основе «традиционных» европейцев с мусульманами. Так, Владимир Малахов в «Отечественных записках» пишет: «Присутствие мусульман в Западной Европе породило неожиданные идеологические союзы и идеологические водоразделы. Обнаружилось, в частности... что ценностное размежевание упирается в секуляризацию европейских обществ и в порожденную секуляризацией культуру. Решительное вытеснение религии в приватную сферу привело к торжеству агрессивно-материалистической консюмеристской культуры, не знающей иных ценностей, кроме безудержного потребления... В результате возникает контроверза: культура консюмеризма и гедонизма, с одной стороны, культура, ориентированная на религиозные идеалы, - с другой. Неслучайно официальные представители Ватикана не раз апеллировали к мусульманам как к своим естественным союзникам в отстаивании нематериалистических ценностей»2.
Однако дальше апеллирования дело не пошло. И оснований для образования подобных союзов на долгосрочной основе тоже нет.
На эмпирическом уровне капитуляция христианской Европы перед творцами «Новой Европы» воспринимается иммиграцией как ренегатство, отказ Европы от роли великого монотеистического соседа, исторический откат в язычество, вещность, безальтернативный секуляризм.
Если иметь в виду, что для ислама политика, быт и законы неотделимы от веры и Корана, то исторически допущенная христианским обществом секуляризация и есть измена «их Богу». Как говорится: чума на оба ваши дома, - один отступился и предал, а другой хочет до основания разрушить уже не только свое, но и чужое здание веры. Вот почему в разгар дискуссий о иммиграции в Германии премьер-министр Турции Эрдоган не призывал турецкую общину искать эфемерных союзов, а при любых обстоятельствах отстаивать свою идентичность и не растворяться в немецком обществе.
Один из моих знакомых, образованный, активно практикующий мусульманин, заметил мне не без обиды: «Часто говорят о коллаборационализме мусульман в годы Второй мировой, чтобы оправдать их насильственную депортацию. Как будто мало было их среди русских, украинцев… Но вот во время Первой мировой текинцы-туркмены, Дикая дивизия, крымские татары были до конца преданы царю и были самые надежные в бою части».
«А как ты думаешь почему? - спросил я его. «Потому что тогда говорили: «За веру, царя и Отечество». Но начинали, заметь, с веры. И каждый вкладывал в это слово свой смысл, но уважал в другом его веру. На этом и держался конфессиональный мир и взаимное уважение православных и мусульман в России. А при Советах веру истребляли, ее сменил железный обруч государственной идеологии, он распался и все распалось…»
Кстати об идеологии. Сегодня коллапс мультикультурализма в Европе со всей остротой ставит вопрос об универсальности либеральных ценностей. Если мы сталкиваемся с несостоятельностью мультикультурализма в недрах демократического общества, обоснованно ли утверждать, что либерализм сочетаем с любой культурой, любой идентичностью, в любой точке мира?
Никто, разумеется, не вывел закона цивилизационного притяжения и отталкивания. Да и вряд ли он может быть единым для всех времен и народов. Но разве не закономерно, что чем более привержены личность или общество своей цивилизации и культуре, тем большее уважение и готовность к сотрудничеству они вызывают у представителей другой веры, другой культуры, другой цивилизации.
«Раскол в человеческой душе, - писал А.Тойнби в работе «Постижение истории», - это эпицентр раскола, который проявляется в общественной жизни… Активная альтернатива пассивному уходу есть Самоконтроль, [когда] душа «берет себя в руки…»3