В условиях происходящего в наши дни технологического рывка распространение информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) является одним из важных факторов формирования новой политической реальности в России и мире в целом. Ученые отмечают, что на современном этапе государственные структуры, бизнес-сообщество и частные пользователи в своей деятельности все более зависят от компьютерной техники и доступа к информационным сетям [2]. Соответственно, существенные выгоды в достижении поставленных целей имеют участники мировой политики, реализующие собственные задачи в том числе путем использования преимуществ глобального информационно-коммуникационного пространства, по сути, не имеющего границ.

С появлением новых информационно-коммуникационных технологий произошла трансформация традиционных норм поведения в политической сфере, прежние из которых во многом себя изжили. Причем российские военные аналитики упоминали о так называемой информационной геополитике (или геополитике эпохи информатизации), которая в условиях становления информационного общества потребует обновления стратегии геополитического развития России, задолго до широкого распространения Интернета [3]. Прогнозы этих ученых оправдались, и в настоящее время колоссальный, еще до конца не раскрытый потенциал цифровой среды форсированно формирует «общества риска», когда переходу социально-политических систем из состояния порядка в неуправляемый хаос присущ существенно более скоротечный характер, чем еще несколько десятилетий назад.

Одновременно в мировой политике увеличивается состав участников, способных применять в том числе военные средства в достижении политических целей. Субъектами военно-политических процессов теперь являются не только государства, но и «акторы вне суверенитета», которые в своей деятельности также активно пользуются преимуществами цифрового измерения (в частности, социальными сетями). К основным группам негосударственных участников информационного противоборства современности российский эксперт в области информационной безопасности А.А.Смирнов причисляет террористические и экстремистские организации; хакерские и хактивистские группы; сообщества журналистов-расследователей и гражданских активистов; средства массовой информации и блогеров; неправительственные организации; коммерческие организации; отдельных лиц. По мнению специалиста, в перспективе масштабы и интенсивность вовлечения таких субъектов в механизм информационного противоборства будет только усиливаться [4].

Условия глобализации и достижения в области информационно-коммуникационных техник способствуют наращиванию геополитической конкуренции, когда обеспечение национальной безопасности и защита умонастроений населения становятся все более сложной, взаимосвязанной и многоаспектной деятельностью. Как отметил в этом плане сотрудник Института мировой и публичной политики им. Уотсона в американском Университете Брауна (Brown University) Ч.Фримен: «Поскольку знания об обществе и окружающем мире в значительной степени сосредоточены в киберпространстве, возможности государства и негосударственных акторов формировать общественное мнение в других странах беспрецедентно возросли… Во время войн операции психологического воздействия позволяют добиться быстрого распространения фальшивых электронных сообщений, фейковых новостей, компромата на политических лидеров, в том числе посредством социальных сетей. В результате таких действий нарушается политическая координация и процесс принятия решений, искажается общественное представление о ситуации. Современные ИКТ позволяют осуществлять неявное воздействие на социальные массы в киберпространстве. Подобное применение научных достижений может привести к эрозии государственного суверенитета» [6].

Таким образом, если в логике прединформационной эпохи дилемма обеспечения безопасности была связана с военной силой и угрозой ее применения, то возможности цифровой среды кардинально изменили привычные шаблоны восприятия проблем безопасности, в том числе на международном уровне. В этом плане представляется целесообразным обратить внимание на концепции дилеммы безопасности, сформулированные зарубежными учеными Джоном Хертсом, Гербертом Баттерфилдом, Робертом Джервисом [7; 12].

В условиях набирающей силу технологической революции действенным инструментом удержания мирового доминирования Соединенные Штаты считают «размывание» границ военных конфликтов, то есть использование гибридного подхода к ведению противоборства. Объединенные ресурсы США и НАТО позволяют Вашингтону усиливать информационно-психологическое давление на неугодные политические режимы и одновременно «рекомендовать» стандарты поведения в информационно-коммуникационной сфере лояльным ему странам.

По мнению специалистов из Нидерландского института международных отношений «Клингендаль» (Clingendael), гибридный конфликт представляет собой конфликт между политическими акторами, который его участник/и стремится/ятся удержать ниже порога открытого вооруженного конфликта при интегрированном применении инструментов и форм противоборства, используемых в рамках единой стратегии, охватывающей дипломатию, военное дело, экономическое и информационно-психологическое воздействие на противника посредством современных технологий. Суть гибридизации военных конфликтов, как они отмечают, заключается в задействовании регулярных и иррегулярных силовых элементов при доминировании последних с конечной целью подрыва власти легитимного правительства зарубежной страны. Цель такого противоборства состоит в решении стратегических задач [9].

С точки зрения аналитиков Пентагона, наиболее эффективно гибридное противоборство можно вести в ходе предвоенной стадии конфликта, не прибегая к инструментам, которые задействуются на этапах средней и высокой интенсивности противостояния (sub-threshold conflict). Способствовать неопределенности могут технологии гибридной войны, которые отрабатываются в ходе планирования операций в «серой зоне». Действия в «серой зоне» призваны заставить противника воздерживаться от эскалации напряженности до уровня, требующего международной реакции, в частности вмешательства ООН на основании резолюции «Определение агрессии» от 1974 года [11].

Британские аналитики указывают на высокую вероятность гибридизации военных конфликтов будущего. Так, в докладе Минобороны Великобритании «Глобальные стратегические тренды: будущее начинается сегодня», опубликованном в конце 2018 года, констатируется, что в среднесрочной перспективе использование дезинформации и пропаганды в средствах массовой информации и социальных сетях станет главной особенностью ведения гибридных войн. Такие методы противоборства будут, по оценкам англичан, все более активно применяться государствами и их коалициями (в том числе прокси-силами), а также негосударственными акторами (частными военными компаниями, террористическими группировками и др.), чему поспособствуют отсутствие физических границ в информационно-коммуникационном пространстве и недостаточная международно-правовая регламентация протекающих там процессов [10].

В целом западные эксперты едины во мнении, что в условиях грядущего обострения геополитической конкуренции участники мировой политики будут, скорее всего, еще более активно прибегать к гибридному подходу ведения противоборства с использованием преимуществ киберпространства, цифрового и виртуального измерений. Кроме того, по их мнению, прогрессирующая роботизация войны обусловит широкое применение технологий искусственного интеллекта в ходе гибридных войн, не охваченных международным правом [13].

Наиболее активны в практической отработке вопросов гибридного противостояния англосаксонские государства (США и Великобритания), которые видят в гибридизации войны возможности усиления собственного влияния ввиду наличия у них передовой технологической базы. Так, именно для удержания мирового доминирования Соединенные Штаты предпринимают меры по дискредитации своих вероятных противников (прежде всего РФ и КНР), превентивно обвиняя их в ведении неправомерных действий на международной арене с целью ослабить позиции стран, принадлежащих к так называемому либеральному миропорядку [5].

В докладе американского Центра стратегических и международных исследований (CSIS), ведущего проекты в том числе по заказам Пентагона и Госдепартамента, указывается, что в стремлении трансформировать существующую систему международных отношений некоторые региональные державы активно применяют техники, способные нейтрализовать мощь конвенциональных вооруженных сил стран Запада. В докладе этого центра «Противостояние в «серой зоне» от 24 октября 2018 года отмечается, что такой деятельности соответствуют действия России на Юго-Востоке Украины и в Центральной Европе, Китая - в Южно-Китайском море, «Хезболлы» - на Ближнем и Среднем Востоке и пр. [8].

С американскими коллегами солидарны английские военные эксперты. Например, как отмечают представители влиятельного британского аналитического центра «Общество Генри Джексона» (The Henry Jackson Society), российский подход к ведению противоборства якобы предполагает применение целого спектра невоенных инструментов, в том числе активной информационной политики, манипуляции культурными ценностями, потенциала социальных сетей и пр. Проводимые РФ на современном этапе «активные мероприятия», по оценкам британских экспертов, якобы составляют базу так называемой политической войны, к ведению которой раньше был причастен СССР [15].

Подобные оценки свидетельствуют, что в условиях набирающей силу трансформации постбиполярной системы международных отношений англосаксонские страны взяли курс на создание соответствующего их видению нового миропорядка. В практическом плане коалиционный подход по противодействию усилению влияния РФ и очернению ее возможностей в области невоенного противоборства в мировом информационно-коммуникационном пространстве реализуется на базе Организации Североатлантического договора.

В частности, в соответствии с принятым на Уэльском саммите альянса (сентябрь 2014 г.) специальным документом, кибероборона признана составной частью коллективной обороны союза. На саммите, состоявшемся в 2016 году в Варшаве, аналогичное решение принято по гибридным угрозам. Причем если ранее решение о применении ответных мер, предусмотренных ст. 5 Вашингтонского договора, должно было приниматься Советом НАТО в каждом конкретном случае (ad hoc), то сегодня вопросы противодействия кибернетическим и гибридным угрозам включены в рутинный процесс оперативного планирования этого военного блока.

Кроме того, в рамках Евросоюза действует рабочая группа по стратегическим коммуникациям (StratCom Task Force). На 2018-2020 годы ее бюджет составляет 1,1 млн. евро. Становление данного проекта состоялось на саммите «Восточного партнерства» в 2015 году при активном участии англосаксонских стран. Тогда бывший британский премьер-министр Т.Мэй заявила, что в последующие пять лет только Лондон потратит 100 млн. фунтов стерлингов на борьбу с «пропагандой Кремля» в восточноевропейских странах. Вскоре после этого события Британия заключила двустороннее соглашение с Польшей с целью согласованной политики противодействия «российской дезинформации» в странах западного мира.

Следует отметить и то обстоятельство, что осенью 2017 года в Хельсинки в районе Сёрняйнен официально начал работу Европейский центр по противодействию гибридным угрозам во главе с начальником отдела Полиции безопасности Финляндии (Supo) Матти Саарелайненом. К проекту подключились США и европейские страны, в том числе Великобритания, Испания, Германия, Франция, Норвегия, Швеция, Польша и бывшие советские республики Прибалтики. Россия, по оценкам натовских функционеров, является одной из стран, к политике которой в центре приковано особое внимание.

Так, учитывая прогнозируемый неопределенный характер и комплексность угроз будущего, Вашингтон и его союзники под предлогом апелляции якобы к неправомерной деятельности Москвы и Пекина заблаговременно наращивают собственные информационно-коммуникационные возможности. На этот факт, в частности, указывают в недавней совместной статье бывший генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен и экс-министр внутренней безопасности США Майкл Чертофф. По оценкам политиков, современные технологии информационно-психологического воздействия на массовое сознание постоянно совершенствуются. К таковым Расмуссен и Чертофф причисляют таргетирование информации, использование интернет-профилей пользователей, фейковые новости, обращение к лидерам общественного мнения для тиражирования этих новостей и пр. В качестве обобщенного понятия для характеристики таких технологий они предлагают термин «гипертенденциозный контент» (hyper-partisancontent) [14].

Таким образом, операции информационно-психологического воздействия с использованием современных ИКТ являются важным инструментом военно-политического руководства Соединенных Штатов в борьбе за доминирование на мировой арене. Текущие тенденции трансформации облика военных конфликтов позволяют предположить, что в будущем границы между состоянием войны и мира станут все более размытыми. Можно, видимо, согласиться с учеными, отмечающими, что пропаганда, кибератаки и информационные операции (особенно в социальных медиа) будут все более активно применяться государствами и их прокси-силами, а также негосударственными акторами для достижения политических целей в мирное и военное время [1]. Соответственно, в условиях набирающей обороты технологической революции гибридизация войны будет только нарастать.

В случае реализации этого вероятного развития событий усилия трансатлантического блока, действующего под эгидой Соединенных Штатов, скорее всего, будут сконцентрированы на повышении неопределенности в области международной информационной безопасности, а также на подрыве существующей системы стратегической стабильности с целью навязывания собственных правил поведения, благоприятствующих получению США односторонних преимуществ ввиду наличия у них передовой технологической базы.

 

Источники и литература

1. Бартош А.А. Конфликты XXI века. Гибридная война и цветная революция: монография. М.: Горячая линия-Телеком, 2018. 282 c.

2. Миловидов В.Д. Симметрия заблуждений: факторы неопределенности финансового рынка в условиях технологической революции. М.: Магистр, 2019. 335 с.

3. Модестов С.А. Информационное противоборство как фактор геополитической конкуренции. М.: Московский общественный научный фонд: Издательский центр научных и учебных программ, 1999. 64 с.

4. Смирнов А.А. Негосударственные акторы в современных информационных войнах // Международная жизнь. 2018. №5 // URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/2020 (дата обращения: 04.10.2019).

5. Тищенко Г.Г., Ермаков С.М., Виловатых А.В., Кучинская М.Е., Чижов Д.А., Селянин Я.В. Военная политика новой администрации США // Проблемы национальной стратегии. 2017. №6 (45). С. 49-68.

6. Фриман Ч. Технологии, государственное управление и неограниченная война // Россия в глобальной политике. 2018. 12 февраля // URL: http://www.globalaffairs.ru/number/Tekhnologii-gosudarstvennoe-upravlenie-i-neogranichennaya-voina-19349 (дата обращения: 29.08.2019).

7. Booth K., Wheeler N. The Security Dilemma: Fear, Cooperation and Trust in World Politics. N.Y.: Palgrave McMillan, 2008. P. 1-18.

8. Competing in the Gray Zone // CSIS. 2018. October 24 // URL: https://www.csis.org/analysis/competing-gray-zone-0 (дата обращения: 20.09.2019).

9. Countering Hybrid Warfare Project: Understanding Hybrid Warfare // GOV.UK. 2017. 28 September // URL: https://www.gov.uk/government/publications/countering-hybrid-warfare-project-understanding-hybrid-warfare (дата обращения: 20.09.2019).

10. Global Strategic Trends: The Future Starts Today // GOV.UK. 2018. 2 October // URL: https://www.gov.uk/government/publications/global-strategic-trends (дата обращения: 30.09.2019).

11. Dubik James M., Vincent Nic. America’s Global Competitions: The Gray Zone in Context / Institute for the Study of War. 2018. February // URL: http://iswresearch.blogspot.com/sites/default/files/The%20Gray%20Zone_Dubik_2018.pdf (дата обращения: 20.09.2019).

12. Jervis R. Cooperation under the Security Dilemma / The Use of Force / Еds. Robert and Waltz Kenneth. N.Y.: Rowman and Littlefield Publishers Inc., 2009. P. 44-71.

13. Johnson R. Hybrid War and its Countermeasures: a critique of the literature // Small Wars & Insurgencies. 2018. Vol. 29. №1. P. 143.

14. Rasmussen A., Chertoff M. The West Still Isn’t Prepared to Stop Russia Meddling in Our Elections // Politico. 2018. June 5 // URL: https://www.politico.com/magazine/story/2018/06/05/russia-election-meddling-prepared-218594 (дата обращения: 01.09.2019).

15. Seely B. A Definition of Contemporary Russian Conflict: How Does the Kremlin Wage War? / The Henry Jackson Society. 2018. 4 June // URL: http://henryjacksonsociety.org/wp-content/uploads/2018/06/A-Definition-of-Contemporary-Russian-Conflict-new-branding.pdf (дата обращения: 30.09.2019).