3 апреля 2018 года МИД России совместно с МВД России провели на базе Московского университета МВД России имени В.Я.Кикотя уникальную Международную научно-практическую конференцию по теме «Приоритетные задачи международного сотрудничества в противодействии экстремизму и терроризму».

Конференция собрала весьма авторитетный состав участников - более 100 профильных экспертов самой высокой квалификации из компетентных российских ведомств, академических структур, представителей общественных и религиозных организаций, а также руководителей и сотрудников подразделений по контртерроризму ключевых международных организаций - ООН, ШОС, ОДКБ, СНГ, ОБСЕ, Совета Европы - и ряда государств (Китай,  Иран, Сербия, Армения, Белоруссия, Казахстан, Таджикистан, Узбекистан).

Открыли форум министр внутренних дел Российской Федерации В.А.Колокольцев, заместитель министра иностранных дел России О.В.Сыромолотов и начальник Московского университета МВД России И.А.Калиниченко. На инаугурационной сессии конференции выступили также директор Росфинмониторинга Ю.А.Чиханчин, руководитель Роскомнадзора А.А.Жаров, член Комитета по обороне и безопасности Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации Ф.А.Клинцевич, заместитель министра образования и науки Российской Федерации И.П.Потехина, руководитель Антитеррористического центра  СНГ А.П.Новиков, заместитель Генерального секретаря ООН, глава Управления ООН по контртерроризму В.И.Воронков. В открытии конференции также принял участие руководитель Федерального агентства по делам национальностей Российской Федерации И.В.Баринов. 

В рамках двух основных рабочих сессий конференции доклады представили директор Департамента по вопросам новых вызовов и угроз МИД России И.И.Рогачев, заместитель начальника Главного управления по противодействию экстремизму МВД России В.А.Макаров, руководитель Информационного центра Национального антитеррористического комитета А.С.Пржездомский, начальник Управления по укреплению общенационального единства и профилактике экстремизма на национальной и религиозной почве Федерального агентства по делам национальностей Российской Федерации А.О.Булатов, начальник Управления контроля и надзора в сфере электронных коммуникаций Роскомнадзора Е.Ю.Зайцев, член Общественной палаты Российской Федерации, муфтий Духовного собрания мусульман России А.Р.Крганов, член Общественной палаты Российской Федерации, директор Фонда исследования проблем демократии М.С.Григорьев, советник председателя Центральной религиозной организации «Международная исламская миссия» Т.Н.Халилов, глава Института каспийского сотрудничества С.А.Михеев, программный директор Российского совета по международным делам И.Н.Тимофеев, заместитель руководителя Дирекции информационного вещания «Russia Today» А.В.Кузнецов, заместитель начальника Главного управления международно-правового сотрудничества Генеральной прокуратуры Российской Федерации П.А.Литвишко, старший прокурор управления по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности, межнациональных отношениях, противодействии экстремизму и терроризму Генеральной прокуратуры Российской Федерации О.Н.Тисен, директор Департамента по противодействию транснациональным угрозам Секретариата ОБСЕ Р.Остраускайте, координатор Совета Европы по контртерроризму И.Коеджиков, и. о. руководителя подразделения по борьбе с терроризмом Управления ООН по наркотикам и преступности М.Миедико, эксперт по правовым вопросам Исполнительного директората Контртеррористического комитета СБ ООН С.В.Мартынова, заместитель директора Исполнительного комитета Региональной антитеррористической структуры ШОС Д.Ф.Гиёсов, советник Секретариата ОДКБ И.Н.Демченко, заместитель начальника отдела ситуационного анализа, мониторинга угроз и подготовки проектов Антитеррористического центра СНГ А.М.Арефьев, заместитель министра иностранных дел Сербии Б.Филипович, начальник отдела Министерства общественной безопасности КНР Л.Цинчунь, директор Департамента по борьбе с терроризмом и экстремизмом МИД Ирана Х.Малеки.

Уникальность и особое субстантивное и, видимо, внешнеполитическое значение прошедшей конференции состоит не только в авторитетности и высокой экспертизе собранной аудитории, но еще и в том, что  впервые в последнее время проведено широкое и углубленное обсуждение проблематики международного противодействия экстремизму и терроризму с должным, преимущественным акцентом на передовой и успешный российский опыт таких многоплановых, комплексных усилий. С акцентом на основанном именно на этом российском опыте видении приоритетных задач коллективного и истинно партнерского международного сотрудничества в соответствующих областях.

Другой и не менее важный аспект «уникальности» московской конференции - в выверенном представлении, обсуждении и формулировании подходов к целям совместного противодействия государствами не только угрозам терроризма, но и экстремизма. Речь идет о понятии значительно менее, чем «терроризм», определенном и, так сказать, освоенном в международном праве и тем более практике.

Экстремизм - как практика и идеология достижения политических и прочих целей радикальными и незаконными методами, нарушающими государственные устои, общественную безопасность и права больших масс людей, - во-первых, является одним из ключевых условий, ведущих к своей крайней форме - терроризму, а во-вторых, опасен всегда, в том числе в своих ныне все более глобально распространенных ненасильственных, идеологических вариациях. Особенно когда радикальные, антигосударственные и антиобщественные проявления целенаправленно подпитываются извне сильными и умелыми игроками - либо террористическими или экстремистскими организациями, либо государствами - в политических и геополитических целях. Например, по сценариям пресловутых «цветных революций».

К сожалению, Россия вынуждена констатировать, что на международной арене именно проблематика противодействия экстремизму в последние три года стала своего рода «рамками» для формулирования и активного продвижения искаженных и опасных принципов и параметров профильного международного сотрудничества. Западные государства изобрели некую концепцию «противодействия насильственному экстремизму» (ПНЭ), уводящую межгосударственное взаимодействие с фундаментальной, многократно себя оправдавшей базы международного контртеррористического права в весьма туманные понятийные сферы, что позволяет, по сути, делить террористов на «плохих» и «не совсем плохих», кого-то из них (ныне «насильственных экстремистов») оправдывать как якобы достойных понимания и поддержки сопротивленцев произвольно назначаемым «репрессивным режимам».

Это прямой путь к использованию не только самой проблематики ПНЭ для вмешательства во внутренние дела суверенных государств, дестабилизации законных, но не угодных Западу правительств, но и к задействованию в итоге в каких-то ситуациях самих террористических («насильственно-экстремистских») группировок в борьбе с «неугодными» правительствами. 

В имеющихся международных условиях конференция своевременно и четко дала развернутые и правильные ориентиры для международного антиэкстремистского сотрудничества, призванного, в нашем понимании, дополнять и «сопровождать» международное контртеррористическое сотрудничество, особенно в части превенции терроризма, противодействия распространению террористической и экстремистской идеологии и пропаганды.

Далее следуют подготовленные соорганизаторами московской конференции «Рекомендации сопредседателей», в определенной степени учитывающие вклад в состоявшуюся дискуссию всех выступавших, но целенаправленно выводящие на предложения международного сотрудничества, соответствующие российскому профильному опыту и российскому видению совместных задач мирового сообщества.

Российская сторона подтверждает свое намерение активно продвигать рекомендации московской конференции на всех приемлемых и перспективных соответствующих многосторонних и двусторонних международных площадках в интересах организации максимально эффективного взаимодействия государств в отражении опаснейших глобальных угроз экстремизма и терроризма. 

Рекомендации сопредседателей
Международной научно-практической конференции
«Приоритетные задачи международного сотрудничества в противодействии экстремизму и терроризму»
(Москва, 3 апреля 2018 г.)

- Глобальное распространение радикальных, экстремистских идей и практики представляет собой тревожную тенденцию в современном мире, ведет к обострению террористических угроз, подрывает безопасность как отдельных государств, так и целых регионов, весьма негативно воздействует на международную безопасность и стабильность;

- особое беспокойство вызывает экстремизм, ведущий к террористическим преступлениям, создающий условия для вербовки террористов, для существенной и опасной радикализации настроений в уязвимых слоях населения либо у отдельных лиц. Соответственно, важнейшие задачи противодействия экстремизму должны вписываться в работу, нацеленную на противодействие терроризму, прежде всего в рамках комплексных усилий по предупреждению, превенции терроризма, по недопущению распространения экстремистских идей, по организации эффективной контрпропаганды;

- широкие возможности по противодействию экстремизму, экстремистской деятельности открываются на направлении полной и всесторонней имплементации государствами, мировым сообществом имеющегося развернутого контртеррористического законодательства, национального и международного, в частности профильных универсальных конвенций, резолюций Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи ООН, Глобальной контртеррористической стратегии ООН. Приоритетное в этом плане значение для целей антиэкстремизма имеют предусмотренные указанными документами меры предупреждения терроризма;

- сказанное не отменяет задачи укрепления и совершенствования как практических мероприятий по противодействию экстремизму на национальном и международном уровнях, так и возможностей международного сотрудничества, выработки соответствующих международных решений, международно-правовых документов, специально нацеленных на преодоление и предупреждение экстремистских преступлений;

- ключевая и актуальная задача в этом плане - согласование широко признаваемого международно-правового определения «экстремизм», содержащего, в частности,  указания на его отличия от понятия «терроризм». Можно при этом  вести речь об определении экстремизма в качестве системного и сознательного выбора каких-то групп людей или отдельных лиц в пользу разрешения тех или иных политических, идеологических, социальных, национальных и прочих проблем незаконным путем, нарушающим конституционные основы и традиционные устои государств и обществ, а также права значительных масс людей. Не всегда, но часто такие действия экстремистов связаны с насилием, а крайним проявлением экстремизма является терроризм;

- выработка определения «экстремизм» в практическом плане уже может опереться на конкретные формулировки как в ряде национальных законодательств и концептуальных документов, включая российские, так и в новаторской Конвенции ШОС по противодействию экстремизму (подписана главами государств - членов ШОС в Астане 9 июня 2017 г.), в которой под экстремизмом понимаются не только его наиболее опасные, насильственные проявления (антиконституционные действия, направленные против государства), но также в широком смысле ненасильственные, идеологические и пропагандистские составляющие этого явления, в равной степени опасные, дестабилизирующие общество;

- напротив, не считаем вполне удачной попытку ввести антиэкстремистские задачи в рамки международного сотрудничества и соответствующих национальных усилий под эгидой концепции «противодействия насильственному экстремизму», запущенной на так называемом «Вашингтонском саммите» в феврале 2015 года и в дальнейшем международно «оформленной» в том числе в «Плане предупреждения насильственного экстремизма» бывшего Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна (представлен в январе 2016 г.). Концепция содержит целый ряд фундаментальных изъянов, предполагает в определенных версиях сценарии произвольного вмешательства во внутренние дела суверенных государств, более того, может служить инструментом для провоцирования экстремизма, дестабилизации и даже смещения законных властей, произвольно квалифицируемых как «репрессивные» или «авторитарные» режимы. Реализация концепции ПНЭ уже фактически приводит к размыванию важнейших, основополагающих понятий и принципов в рамках контртеррористического сотрудничества, подрыву его эффективности и даже к оправданию террористов (теперь «насильственных экстремистов») и их выводу из-под действия механизмов межгосударственного контртеррористического взаимодействия, включая санкционные режимы Совета Безопасности ООН;

- как и международное контртеррористическое сотрудничество, взаимодействие государств на направлении борьбы с экстремизмом должно строиться на следующих ключевых принципах: необходимость опоры на выработанную международно-правовую контртеррористическую базу (профильные резолюции Совета Безопасности ООН, Глобальную контртеррористическую стратегию ООН); признание центральной роли государств и их компетентных органов в контртерроризме и антиэкстремизме, в том числе на международном уровне; недопустимость использования проблематики противодействия терроризму и экстремизму и тем более террористических и экстремистских группировок в качестве инструмента внешней политики, геополитики и вмешательства во внутренние дела государств, дестабилизации «неугодных» режимов;

- борьба с терроризмом и экстремизмом, безусловно, не должна использоваться в качестве предлога для произвольного, необоснованного ограничения основных прав и свобод, но не менее значимым является тот принцип, согласно которому  задачи обеспечения контртеррористической и антиэкстремистской защищенности общества, с одной стороны, и задачи соблюдения прав человека, с другой стороны, не противоречат друг другу, а, напротив, являются взаимодополняющими и, более того, взаимно обуславливающими. Экстремизм и терроризм покушаются на главное право человека - право на жизнь, которое должно быть защищено, прежде всего государством и обществом;

- противодействие экстремизму не может быть реализовано исключительно усилиями государств и их компетентных органов без создания в обществе атмосферы категорического отторжения насилия, оправдываемого террористами и экстремистами любыми идейными, политическими, националистическими или иными лозунгами. Ведущая роль государств в противодействии террористическим и экстремистским угрозам должна пониматься широко, в том числе как необходимая основа для эффективного и партнерского - то есть предполагающего разделение ответственности - сотрудничества с гражданским обществом. В рамках превенции терроризма и в более широких параметрах противодействия экстремизму требуется системное, комплексное и инициативное подключение - в рамках свойственных полномочий и возможностей - институтов гражданского общества, прежде всего авторитетных общественных фигур, заинтересованных неправительственных организаций, СМИ, научных и деловых кругов. С учетом современных тенденций «маскировки» террористической и экстремистской активности под псевдорелигиозные лозунги особую роль в этой работе призваны сыграть традиционные  религиозные общины, их лидеры; 

- международный терроризм черпает свою едва ли не главную силу в широко, умело и эффективно распространяемой в информационно-коммуникационном поле террористической и экстремистской идеологии. Современное информационное пространство имеет глобальный охват, и его содержание способно оказывать прямое - в том числе опасное, радикализирующее - воздействие на людей, где бы они ни находились. При этом СМИ зачастую становятся носителями материалов, способствующих разжиганию ненависти, провоцирующих совершение террористических атак против государства и общества, против гражданских лиц. В подобных материалах могут быть заложены элементы манипулирования сознанием и поведением, в особенности уязвимых категорий населения, прежде всего молодежи. Террористы и их пособники цинично используют абсолютизируемое право на бесконтрольную «свободу выражения» в качестве прикрытия для целенаправленных кампаний по оправданию своих действий, для продолжения и наращивания своей пропагандистской и мобилизационной активности;

- в международной и национальной практике требуется разработать и внедрить концепцию «добровольных контртеррористических ограничений», которые включали бы «самозапрет» и воздержание от нагнетания медийного контекста, способного спровоцировать ведущую к экстремизму и терроризму радикализацию. Такого рода «кодексы поведения» должны были бы быть применимы не только для представителей медиасферы и общественных деятелей, но и для официальных лиц и политиков, которые в своей деятельности обязаны задавать самый высокий стандарт формулирования публичных позиций, прежде всего в сфере контртерроризма. Подобный успешный опыт у России есть: повышенного международного внимания заслуживает пример выработки Антитеррористической конвенции (правила поведения СМИ в случаях террористического акта и контртеррористической операции) (принята российскими СМИ в 2003 г.).