Лекция была прочитана 17 сентября 2009 года на праздновании юбилея журнала в Большом особняке МИД России.
В СЕГОДНЯШНЕМ ВЫСТУПЛЕНИИ хотел бы остановиться на фундаментальных вопросах предмета и метода современной дипломатии. Мы живем в такое время, когда мир находится в состоянии комплексной трансформации, без осмысления которой дипломатия любого государства может утратить связь с реальностью, а значит, и свою эффективность как инструмента обеспечения внешнеполитических интересов. А примеры эти слишком свежи в памяти, чтобы их забыть.
Такой разговор как никогда востребован сейчас, когда мы видим и ощущаем в контактах с нашими партнерами, в том числе западными, что в мире происходит объективный процесс конвергенции — прежде всего на уровне идей, но понемногу и практической политики. Ускорение этому процессу придал приход к власти в США демократической администрации под лозунгом перемен. Сама тема перемен в глобальном ландшафте, которая еще недавно воспринималась некоторыми как конфронтационная, как попытка "покушаться на устои", начинает входить в основной поток международных дискуссий. Хотя отголоски метафизического взгляда на мир как на нечто застывшее все еще слышны.
Свидетельства сближения подходов дала недавняя Международная конференция "Современное государство и глобальная безопасность", на которой выступил Президент России Д.А.Медведев. Весьма представительный состав участников и содержательные обсуждения подтверждают вывод о том, что современное государство отнюдь не отмирает, а продолжает оставаться ключевым инструментом гармонизации интересов общества и личности, а во внешнем плане - основным звеном международных отношений, которые сохраняют свой преимущественно межгосударственный характер при всем многообразии других участников международного общения.
В данном отношении обращает на себя внимание статья Зб.Бжезинского в последнем номере журнала "Форин афферс". В ее подзаголовке - "К глобальной сети безопасности" - автор, по сути дела, воспринимает наш тезис о сетевой дипломатии, нашедший отражение в Концепции внешней политики России.
ПРЕДМЕТ международных отношений существенно преобразуется. Это уже не династическая и кабинетная политика вокруг интересов, сводившихся исключительно к территориальному переделу мира и рынков сбыта и формированию в этих целях коалиций в преддверии военных конфликтов. Современная дипломатия, по существу, занимается коренными вопросами национальной жизни - от обеспечения безопасности в ее современном, "глобальном" прочтении до вопросов процветания, включая сохранение и создание рабочих мест.
На первый план выходят глобальные вызовы и угрозы, эффективно противодействовать которым по определению можно только солидарными усилиями всех государств. Причем эти вызовы представлены не угрожающими кому-то государствами, а явлениями, такими как международный терроризм, трансграничная оргпреступность и наркотрафик, незаконная миграция, глобальная бедность и изменение климата. Требуется и соответствующий инструментарий — отнюдь не количество и огневая мощь дивизий.
Можно согласиться со Зб.Бжезинским в том, что сегодня миру не угрожают ни "воинствующий фанатизм националистических государств, склонных к территориальной экспансии", ни "устремления идеологии, претендующей на универсальность". Мы уже не один год говорим об этом. И хотелось бы надеяться, что нас наконец услышали.
Сообразно предмету претерпевает серьезные изменения и метод ведения дел в международных отношениях. Это уже не иерархические конфигурации, апофеозом которых стало разделение мира на два противостоящих блока в период холодной войны, а многовекторная сетевая дипломатия, предполагающая гибкие формы взаимодействия различных групп государств в целях обеспечения совпадающих интересов. Речь отныне идет — или, по крайней мере, должна идти - не о борьбе против кого-то, не о "сдерживании" кого-то, а о коллективных усилиях за что-то, за вполне конкретные интересы, общие для международного сообщества в целом или для определенного круга государств.
Многие исследователи, и Зб.Бжезинский в их числе, признают, что завершается пятисотлетнее доминирование Запада в мировой политике, экономике и финансах, а вместе с ним и очередной этап глобализации, вдохновлявшийся идеями и практикой западных стран. Поневоле возникает вопрос: как это должно сказаться на предмете и методе дипломатии? Ведь формирующаяся полицентричная международная система будет испытывать на себе воздействие различных мироощущений и ценностных систем. Неоднородность - или культурно-цивилизационное многообразие — мира ставит в повестку дня поиск уже в более широком кругу государств общего знаменателя как основы международного сотрудничества.
При этом дает о себе знать та реальность, что современные конфликты и кризисные ситуации не имеют силовых решений, а это диктует выбор в пользу вовлечения всех государств, сколь бы "проблемными" они ни казались, а не их изоляции через санкции и прочие формы давления. Высокая степень взаимозависимости, ставшая главным продуктом западной глобализации, делает непомерной цену насилия, будь то в форме войн или революций, которыми была отмечена предшествующая история, в особенности XX век. Взаимозависимость заставляет всех фокусировать внимание на неразрушительных, то есть политико-дипломатических методах решения международных проблем.
Это в полной мере относится и к ситуации вокруг Ирана. Проблема его ядерной программы может иметь только комплексное переговорное решение в региональном контексте. Никак не силовое. Попытки применения силы имели бы катастрофические последствия для всего региона Ближнего и Среднего Востока, и без того перегруженного конфликтами, включая арабо-израильский. Вот почему те, кто призывают к наращиванию давления на Тегеран, должны продумать всю стратегию до конца. Сегодня есть реальный шанс завязать переговоры, результатом которых должны быть договоренности, позволяющие восстановить доверие к исключительно мирному характеру иранской ядерной программы и обеспечивающие равноправное участие Ирана в международной экономической жизни и коллективных усилиях по урегулированию кризисных ситуаций в регионе. Сорвать этот шанс требованиями немедленного введения новых антииранских санкций было бы серьезной ошибкой.
Президентские выборы в Иране подтвердили наличие в этой стране "энергичного и действительно динамичного гражданского общества". Это обстоятельство тоже диктует выбор в пользу вовлечения Ирана, включая начало с ним переговоров "шестерки" и прямой диалог между Вашингтоном и Тегераном. Действительно, как отмечает Кишор Махбубани в недавней статье в "Проджект синдикат", "дипломатия была придумана для того, чтобы способствовать установлению отношений между противниками, а не друзьями".
В СВОЕЙ СТАТЬЕ "Россия, вперед!" Президент Д.А.Медведев подчеркивает, что наша страна на всех этапах стремилась к достижению более справедливого мироустройства. И теперь целью модернизации глобальной системы управления мы видим "установление таких правил сотрудничества и разрешения споров, в основе которых были бы современные представления о равенстве и справедливости". Таково современное прочтение исторической роли России. Отказываясь от сотрудничества на условиях иных, чем суверенное равенство и взаимная выгода, мы добиваемся этого права для всех государств.
Нельзя забывать, что речь идет о принципах международных отношений, выработанных человечеством на протяжении всей его истории. После Вестфальского мира, который подвел черту под религиозными войнами в Европе, эти принципы стали называться вестфальскими. Они прагматично выводят за рамки межгосударственных отношений религиозные убеждения и иные ценностные различия. В данном отношении ХХ век, и прежде всего период холодной войны, был аберрацией, которую теперь необходимо преодолеть. Именно это мы и понимаем под деидеологизированными международными отношениями.
Сетевая дипломатия является ответом на новую реальность, включая "рассредоточение (dispersal) глобальной силы". Будет ли предлагаемая Зб.Бжезинским "глобальная сеть безопасности" формализована, в том числе посредством заключения обязывающих соглашений, — это уже другой вопрос. Нельзя исключать, что к этому нас подтолкнет жизнь впоследствии.
Но пока надо исходить из того, что сетевое взаимодействие является эффективным именно в силу своей гибкости и незаформализованности. Здесь действуют совпадающие интересы государств в конкретных вопросах, которые и служат главным мотивирующим началом.
Ведь, например, сколько ни призывал А.Ф.Керенский к продолжению войны, апеллируя к тому, что "мир давно уже превратился в единую семью, часто враждующую внутри себя, но связанную самыми тесными узами", Россия все равно из нее вышла, поскольку это не отвечало интересам страны, которая не могла ее продолжать. Кто-то должен был это сделать, и это сделали другие, а не Временное правительство.
Убежден, что в наше время для жестких стратегических блоков попросту нет предмета. Общим стратегическим знаменателем стало обеспечение выживаемости человечества на нашей планете.
Встает вопрос о лидерстве. Никто бы не возражал против лидерства, пусть даже единоличного, которое не только поставило бы задачу гармонизировать интересы всех государств и привести их к общему знаменателю, но и продемонстрировало политическую волю и умение решить эту задачу. Однако более реалистичным, да и практичным выглядит то, что уже происходит в мире. Имею в виду формирование коллективного лидерства ведущих государств, по-настоящему представительного в географическом и цивилизационном отношениях, которое воплощается в разного рода формальных и неформальных многосторонних механизмах, включая прежде всего Совет Безопасности ООН, но также "восьмерку", "двадцатку", БРИК, ШОС и многие другие международные и региональные конфигурации.
Возможно ли превращение НАТО в центр сетевого взаимодействия в сфере безопасности? Для начала альянс должен завершить свою трансформацию, вектор которой пока не понятен. Трансформация в смысле "единения Запада", как это предлагается некоторыми, вызывает вопросы. Проблема имеет два среза.
Первый — будущее собственно НАТО. Предлагается укреплять дисциплину в альянсе, переформулировать в обязывающем ключе статью 5 Вашингтонского договора и ввести положение о применении дисциплинарных мер в отношении государств-членов, вплоть до исключения. Насколько это соответствует духу времени — судить самим членам альянса. Однако если еще более жесткая блоковая дисциплина будет подменять необходимость гармонизации интересов в современном мире, то, наверное, это будет затрагивать интересы и партнеров НАТО, включая Россию. Поскольку речь будет идти о все той же логике военных союзов.
Второе — это будущее исторического Запада. Должен ли он сохраняться на путях укрепления военно-политической дисциплины или должен стать чем-то более совместимым с остальным миром, включая участие в развитии регионального и субрегионального уровней глобального управления? Обратила на себя внимание статья Ю.Хатоямы в "Интернэшнл геральд трибюн" за 27 августа 2009 года, в которой новый премьер-министр Японии склоняется к приоритетности участия своей страны в региональной интеграции и создании региональных структур коллективной безопасности, в том числе как средству сохранения своей самобытности, являющейся важнейшим элементом национального бытия.
Тенденция к регионализации становится одной из ключевых в международных отношениях на современном этапе. Предположу, что эффективность ООН во многом будет зависеть от сильных региональных структур, которые брали бы на себя больше ответственности за положение дел в своих регионах, как это и предусмотрено Уставом Объединенных Наций. Тогда ООН сможет заниматься действительно глобальными вопросами в интересах всего мирового сообщества.
МИРООЩУЩЕНИЕ крайне важно потому, что лежит в основе внешнеполитической философии государств. Отсюда — остающиеся зазоры между ними в видении методов решения конкретных проблем, хотя в общих, принципиальных вопросах большинство государств все же сближаются. Если не будет движения навстречу друг другу на этом уровне, то конвергенция, слаживание будут тормозиться в силу устойчивости соответствующих установок, формировавшихся веками. Речь идет прежде всего о нетерпимости и связанной с этим склонности к силовому решению проблем.
Если присмотреться, то опыт религиозных войн, вызванных Реформацией, стал своего рода репетицией того, с чем столкнулась Европа в ХХ веке. Это подтверждает ту истину, что будущее "бросает свою тень задолго перед тем, как войти", как писала Анна Ахматова в своих воспоминаниях об А.Модильяни. "Нетерпимость и узколобый фанатизм" тех, кто "готов вывернуть мир наизнанку" во имя своих убеждений, хорошо исследовал Вальтер Скотт, в частности, в своих "Пуританах". Как и у любых апостолов новой веры, для них были характерны нетерпимость по отношению к инакомыслию и претензии на роль господствующей религии.
В утверждении своей замкнутости Запад не может идти по пути, как писал Вальтер Скотт, "высокомерных и самоуверенных людей, убежденных в том, что лоно спасения открыто только для них, тогда как все прочие, как бы ничтожны ни были между ними различия в исповедании, в действительности немногим лучше еретиков или язычников". Как это до боли знакомо! Такую нетерпимость продемонстрировала и Французская революция, да и российская тоже. Везде революция "поедала своих детей" во имя "чистоты веры". Это была наша общая беда, но и наше общее историческое наследие, которое, соответственно, необходимо преодолевать, "отрицать" сообща. В частности, нельзя недооценивать уроки европейской истории, включая урегулирование по итогам Английской революции, которое подвигло знаменитого романиста к выводу о необходимости "совместных усилий порядочных, благоразумных и обладающих чувством меры людей". Хотелось бы, чтобы оплаченный дорогой ценой исторический опыт Европы воплотился для всех нас в широкий, открытый взгляд на вещи.
В условиях, когда возрастает роль фактора религии в международных отношениях, было бы полезным обратиться к нашим общим христианским корням. Дело не столько в той или иной конкретной религии, сколько в нравственных устоях общества, которые как "ребенка с водой" выплеснул процесс дехристианизации. Этот нравственный релятивизм, а по сути нигилизм, лежит и в основе нынешнего глобального кризиса, поскольку общество не может нормально функционировать без признания нравственной природы человека, нравственного закона над нами. Безудержное потребительство стало следствием ценностного тупика "чувственной культуры", как ее определил Питирим Сорокин. И сейчас, когда мы знаем, что возврат к прежней жизни невозможен, необходимо совместными усилиями заложить общее нравственное основание, включая обязательные для всех "правила игры", для устойчивого посткризисного развития. Важно понять, что нынешняя ситуация требует, чтобы мы пошли дальше простого сосуществования, как это было в холодную войну.
МЫ ПРЕДЛАГАЕМ, чтобы будущий договор о европейской безопасности был юридически обязывающим. Он и представлял бы из себя свод обязательных для всех правил — как основу взаимовыгодных отношений в Евроатлантическом регионе, подлинно коллективных, в духе сотрудничества усилий. Договор стал бы международно-правовым актом в области безопасности, который юридически цементировал бы политические обязательства, принятые ранее в ОБСЕ и Совете Россия — НАТО.
Создается впечатление, что тщательный разбор Зб.Бжезинским статьи 5 Вашингтонского договора дал повод некоторым членам альянса сомневаться в своей защищенности. Тогда тем более необходим договор, который дал бы всем равную уверенность в своей безопасности и обеспечил бы предсказуемость всей евроатлантической политики.
В любом случае, положение дел в Евро-Атлантике дает более чем достаточно оснований для того, чтобы, как сказал Президент Д.А.Медведев, "согласовать воли всех государств".
Убежден, что основная опасность исходит от инерции мышления в категориях Восток — Запад, Север — Юг. Не преодолев ее, мы не добьемся ничего. Тем более что в современных условиях ни один регион не может претендовать на доминирование в мировых делах
Ситуация, связанная с нынешним глобальным финансово-экономическим кризисом, также требует совместных действий. Эта работа по формированию объединительной повестки дня уже активно ведется в рамках саммитов "Группы двадцати" и "восьмерки". Только совместными решениями по реформированию глобальной финансовой архитектуры мы сможем негативную взаимозависимость, когда "кризис ответственности" в одной стране становится глобальным, обратить в позитивную.
Решение "Дженерал Моторс" продать "Опель" канадской "Магне" и Сбербанку России позволяет надеяться, что деидеологизация наконец утверждается и в сфере экономики и финансов. Это было императивом глобализации. Но сейчас, когда наметился ее очередной откат, такой подход служит необходимым условием успешного решения насущных проблем сохранения рабочих мест, просто выживания в трудные времена.
НА ПРОТЯЖЕНИИ 20 ЛЕТ Россия стремилась к новым отношениям с Западом. Сейчас появилась реальная возможность преодолеть негативную динамику последних лет. И для России здесь ставки так же высоки, как и для наших западных партнеров. Как отмечает Президент Д.А.Медведев, нашу внешнюю политику должны определять долгосрочные цели модернизации страны. Ясно, что одним из ее главных источников будет наше сотрудничество с западными партнерами. Это по-настоящему стратегическая ставка, и мы рассчитываем, что нам ответят взаимностью. Нам нечего делить. У нас общие цивилизационные корни и общая история.
В конце концов, Россия слишком много сделала для Европы, хотя бы за последние три века, став частью сбалансированной европейской политики во времена Петра Великого. Потом дважды, а то и трижды — как Deus ex machina в древнегреческих трагедиях — мы спасали Европу, когда собственное безумие заводило ее в тупик, на грань цивилизационной катастрофы. Более того, мы чувствовали за Европу приближение таких моментов в своей великой литературе XIX века и предупреждали. Те же "Бесы" Ф.М.Достоевского в равной мере служили предупреждением доморощенным претендентам на то, чтобы насильственно "осчастливить человечество", сколь и тем на Западе, кто в других формах практиковал пресловутую "политическую целесообразность", когда цель оправдывает средства. Не вина России, что события ХХ века доказали правоту суждений и пророчеств Ф.М.Достоевского, О.Шпенглера, П.А.Сорокина и других мыслителей об исторических судьбах Запада.
У нас есть общий опыт того, к чему приводит воля, свободная от морали. Неслучайно тот же О.Шпенглер противопоставляет этот ницшеанский тезис философии Ф.М.Достоевского — "русскому состраданию", в котором "дух исчезает в братской массе". России есть что принести в общий европейский "котел", и это включает многовековой опыт межцивилизационного и межконфессионального согласия, потребность Европы в котором будет расти по мере увеличения в ней числа мигрантов из других регионов мира.
На наш взгляд, само определение европейской цивилизации и североатлантического сообщества должно быть расширено, чтобы включать в него все пространство от Ванкувера до Владивостока, и прежде всего Россию. Это и дало бы решение проблемы исторического Запада в новых условиях, улучшило бы шансы всех нас играть достойную роль в общих делах человечества наряду с другими глобальными партнерами. И здесь основой политического единства нашего региона могло бы стать взаимодействие ведущих реальных игроков — России, Европы и США.
Речь должна идти именно о гармонизации отношений и интересов, взаимном сближении и взаимном проникновении культур и экономик. Бесперспективно рассчитывать "подтягивать" Москву к согласованным без нас позициям. Преодолеть кризис доверия мы сможем только действуя сообща, коллективно на всех уровнях. Можно предположить, что это потребует со стороны политических элит всех государств, пусть в разной мере, переформулирования национальных интересов таким образом, чтобы они были совместимы с интересами партнеров и общими интересами международного сообщества.
В КОРНЕ ВСЕХ ТРАГЕДИЙ XIX-XX веков лежал кризис европейского общества, традиционные основы которого были разрушены в результате многочисленных революций, когда весь мир стал жертвой того, что Зб.Бжезинский назвал "гражданской войной внутри Запада". Создать устойчивую модель экономического и общественного развития - социально ориентированную, со всеобщим избирательным правом и опорой на значительный средний класс — удалось только в условиях тупика холодной войны и ее геополитических императивов и на новых технологических началах.
Основы нового миропорядка вызрели в старом, западноцентричном мире. Эта вечная диалектика, объяснявшая большую часть истории человечества, помогает понять происходящее и сейчас. Равно как и помогает принять этот вердикт истории, который идеологически беспристрастен. Возьми мы падение Берлинской стены или распад Советского Союза, тщетность попыток силового решения имеющихся международных проблем или нынешние финансово-экономические потрясения, истоки которых восходят к забвению уроков Великой депрессии на рубеже 20-х и 30-х годов прошлого века и началу слома регулирования финансового сектора еще в 1982 году, — вырисовывается один для всех перманентный кризис сложившейся системы глобального управления. Как бывало не раз в прошлом, остается только переналадить этот механизм в соответствии с новыми реалиями, дабы он не отрицал, а воплощал в себе культурно-цивилизационное многообразие мира.
Очевидно, что мы являемся свидетелями распада старого социокультурного порядка и возникновения нового, отражающего очередной конвергенционный момент в мировом развитии и международных отношениях. Важным элементом такой картины мира наверняка будет и то лучшее, действительно общезначимое, отсеянное временем, в том числе по итогам нынешнего кризиса, что дал миру Запад. Но не менее значимым будет и вклад всех других цивилизационных общностей. На этой основе и можно будет совместными действиями восстановить управляемость мирового развития.
В целом формируются условия для деидеологизации и демилитаризации международных отношений, утверждения в них принципов толерантности и плюрализма, сосуществования различных моделей социально-экономического и общественного развития, различных систем ценностей.
Безусловно, пока не все готовы к этому. У многих сильна инерция прошлого, стремление действовать в русле логики игр с нулевым результатом, когда безопасность или экономические интересы одних обеспечивались за счет других. Еще дает о себе знать инерция "однополярного момента" и всего того, что с этим было связано, включая свободное обращение с нормами международного права. Кстати, здесь тоже хорошим лекарством стал бы процесс выработки и заключения Договора о европейской безопасности. Тем важнее задача добиваться согласия, которое способствовало бы преодолению идеологических барьеров времен холодной войны и осмыслению происходящего в мире в более фундаментальных, неконфронтационных категориях.