ENGLISHТекущая геополитическая ситуация в Евразии все чаще определяется экспертами посредством одного персидского слова, означающего открытую площадку, - «майдан». Действительно, под воздействием событий на Украине изменилась геополитическая конфигурация в Центральной Азии (ЦА), а процессы евразийской интеграции столкнулись с новыми ограничителями и вызовами.
Украинский кризис 2013-2014 годов вызван попыткой дебуферизации постсоветского пространства со стороны Евросоюза. Запустив с подачи Польши и Швеции в 2009 году программу «Восточное партнерство», Брюссель посредством различных инструментов, таких как «мягкая сила» («soft power») и прямое геополитическое давление, инициировал кризис государственности на Украине. В результате и без того поляризованное украинское общество окончательно раскололось на сторонников евразийской и европейской интеграции.
Следствием кризиса на Украине явилось низложение законно избранного Президента В.Януковича и практически полная утрата контроля над пылающим в огне киевским Майданом, восточной частью страны, а также Крымом. Вследствие этого, жители Крыма, около 68% населения которого составляют этнические русские, а 12% крымские татары, по итогам проведенного референдума 16 марта 2014 года приняли решение о вхождении в состав Российской Федерации. А на востоке страны фактически началась гражданская война.
Эти события серьезно повлияли на геополитическую конфигурацию в Евразии. Аналитики и эксперты в Центральной Азии сразу же начали экстраполировать логику событий на Украине на суверенитет республик региона.
Без сомнения, можно утверждать, что события на Украине сплотили российское общество. В стране наблюдается подъем патриотизма, национального самосознания, причем не только в среде этнических русских, но и всех россиян. Республика Крым, как и вся Российская Федерация, - многонациональное образование, и их воссоединение позитивно восприняли, например, в Башкортостане и Татарстане. Те преференции, которые Москва предоставляет крымским татарам, позитивно воспринимаются и элитами субъектов Российской Федерации с преобладающим тюркоязычным населением, так как это выступает свидетельством верности выбранного Москвой курса на сохранение культурного плюрализма.
Как показывают данные ВЦИОМ, Левада-Центра и др., около 90% населения страны поддерживают вхождение Крыма в состав России. Явных противников вхождения Крыма в состав России нет, но есть часть населения, которая опасается дальнейшей эскалации конфликта, дальнейшего усиления санкционного давления со стороны Запада.
Восприятие большинством населения санкций со стороны Запада полностью вписывается в тот информационный фон, который транслируется в российском обществе СМИ. В этом плане любые информационные поводы о возможных санкциях Запада в отношении России, даже самые малозначительные и смехотворные (такие, например, как прекращение военного сотрудничества Канады с Россией), работают на консолидацию российского общества и поэтому с удовольствием подхватываются официальными СМИ. Исходя из этого, санкции воспринимаются, скорее, не как оправданные, а как логичные, демонстрирующие стремление Запада ослабить Россию любыми средствами. Тем более что ряд санкций носит персональный характер и касается олигархов, отношение к которым в России негативное.
Внешнеполитические эффекты от воссоединения России и Крыма гораздо сложнее. Для перспектив евразийской интеграции было бы лучше вхождение всей Украины в Таможенный союз, однако этого достичь не удалось. Постмайданная Украина и Россия по-прежнему связаны экономически и культурно, однако охлаждения отношений избежать не получится. Впрочем, скорее всего, этот период продлится меньше, чем аналогичный этап российско-грузинских отношений.
Вхождение Крыма в Российскую Федерацию поставило в непростое положение руководство республик Центральной Азии, которые через министерства иностранных дел должны были определить официальное видение ситуации. В настоящее время Центральная Азия - это дифференцированный в плане внешнеполитических ориентаций регион, что, несомненно, сказалось на оценках событий на Украине.
Туркменистан. Официальный Ашхабад ожидаемо воздержался от каких-либо суждений по поводу событий на Украине. Такая позиция подтверждает верность курсу позитивного нейтралитета и полной незаинтересованности относительно дел других государств, включая соседей. Эта позиция, похоже, уже стала частью внешнеполитического ландшафта Евразии и не вызывает ни у кого желания побудить Г.Бердымухамедова изменить ее ввиду полной бесперспективности затеи.
Узбекистан. Наиболее прозападную позицию в крымском вопросе занял Узбекистан. МИД этой республики выступил с заявлением, в котором не упоминается референдум в Крыму, но говорится о «территориальной неприкосновенности и политической независимости любого государства». Узбекистан, как отмечается в заявлении, принимая во внимание «вековую близость украинского и русского народов», выступает за «проведение прямых двусторонних переговоров».
Довольно осторожное заявление Ташкента свидетельствует прежде всего о нежелании вмешиваться в украинские события. Однако в высказывании, пусть косвенно, но все же прослеживается западное влияние. Вполне возможно, что именно Узбекистан после 2014 года станет одним из оплотов США в Центральной Азии.
Кыргызстан. А вот МИД Кыргызстана не удалось избежать намеков на двусмысленности. С одной стороны, официальный Бишкек 11 марта 2014 года заявил, что Президент В.Янукович - нелегитимен, а единственным источником власти на Украине является народ. Однако после проведения референдума в Крыму МИД Кыргызстана признал его итоги. Несмотря на формальную логичность этих заявлений, они вызвали неоднозначную реакцию, которую несколько позднее Президент республики А.Атамбаев только усугубил своими высказываниями.
Казахстан. И наконец, Казахстан, на который западные политики оказывали больше всего давления, фактически признал результаты крымского референдума. В прессе было много спекуляций на тему «Друзья проверяются в беде». Ряд экспертов отмечал, что после Крыма Россия может оказаться в одиночестве, так как Астана никогда не поддержит решение крымчан о присоединении к России, поскольку это создаст неблагоприятный прецедент и станет угрозой суверенитету самого Казахстана, в ряде районов северной части которого преобладают этнические русские.
Однако эти спекуляции так и остались спекуляциями. Астана, как и Минск, фактически признали итоги крымского референдума, а Н.Назарбаев показал, что является верным сторонником евразийской интеграции и не рассматривает всерьез спекуляции по поводу Северного Казахстана, о которых так долго говорят в западных СМИ. Отвечая на вопрос о возможном влиянии украинских событий на евразийскую интеграцию, Н.Назарбаев в конце марта 2014 года заметил: «Не повлияет никак… Российско-украинские события взволновали и наше население тоже… Интеграционный союз в рамках ОДКБ является защитой, такое у нас не может повториться».
Позицию элит республик Центральной Азии по событиям на Украине можно считать ожидаемой. Характерно, что все страны, кроме Кыргызстана, попытались избежать паллиативных заявлений, что свидетельствует о наличии в республиках Центральной Азии своей точки зрения на украинский кризис.
Тем не менее в общественном сознании республик Центральной Азии украинский кризис породил целый каскад факторов, включая идеологемы и фобии, представляющие угрозу евразийским интеграционным инициативам России в регионе. Среди них:
1. Идеологема об экспансионистском характере внешней политики России, ориентированной, вслед за «аннексией» Крыма, на присоединение Северного Казахстана.
2. Политизированное восприятие евразийской интеграции, согласно которому цель В.Путина заключается в агрегации республик Центральной Азии в единое с Россией политическое пространство.
3. Навязывание общественности Казахстана и Кыргызстана мнения о невыгодном характере экономических и торговых контактов в рамках евразийских интеграционных структур (Таможенный союз, Евразийский экономический союз).
4. Оценки евразийской интеграции как прямой угрозы суверенитету молодых республик Центральной Азии.
5. Зависимость информационного пространства республик Центральной Азии от пророссийских и российских СМИ.
6. Размывание в восприятии молодого поколения жителей республик Центральной Азии позитивного образа победы всех народов Советского Союза во Второй мировой войне.
7. Усиление влияния националистов и русофобов на внутриполитическую жизнь Казахстана и Кыргызстана.
8. Инсинуации и прямые искажения слов В.Путина о государственности Казахстана.
Современный ландшафт евразийской интеграции
Уже прошло свыше 20 лет с момента обретения республиками Центральной Азии независимости. Для национального строительства это сравнительно небольшой срок. Напомним, что республики региона не хотели выхода из СССР, который инициировали президенты России и Украины - Б.Ельцин и Л.Кравчук, а также председатель Верховного Совета Белоруссии С.Шушкевич.
Внезапный распад СССР привел к нарушению хозяйственных и культурных связей между республиками Советского Союза, что крайне негативно сказалось на республиках Центральной Азии. После обретения независимости во всех центральноазиатских государствах произошел спад темпов роста ВВП на душу населения [Центральная Азия, 2010. С. 159]. К сожалению, не обошлось и без кровопролития. В Таджикистане в 1992 году началась гражданская война, которая продолжалась до 1997 году и унесла жизни десятков тысяч человек.
Советская модернизация является важнейшим этапом развития Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана и Туркменистана. Именно в период 70-летней советской истории были заложены основы государственности нынешних республик ЦА, завершился этногенез титульных этносов, осуществлена всесторонняя и масштабная модернизация республик Центральной Азии.
Сейчас в республиках ЦА очень хорошо понимают необходимость экономических и торговых контактов с Россией. Со всеми государствами региона Российская Федерация наращивает объемы экономического сотрудничества. Однако сотрудничество до сих пор носит несбалансированный характер. Российские поставки во все страны возрастают, а импорт везде уменьшается.
Сравнив показатели 2012 и 2013 годов, можно констатировать, что российские поставки во все страны возрастают (Казахстан - 13,6%; Узбекистан - 18,9%; Кыргызстан - 16,9%; Таджикистан - 6,5%; Туркменистан - 31,3%), а импорт в Россию уменьшается (Казахстан - 9,2%; Узбекистан - 10,8%; Кыргызстан - 43,7%; Таджикистан - 42,8%; Туркменистан - 30,4%) [Министерство экономического развития РФ, 2013].
Казахстан. В 2013 году объем взаимной торговли по сравнению с 2012 годом увеличился на 4,6% и составил 26,5 млрд. долларов. Российские поставки возросли на 13,6% (до 17,5 млрд. долл.), тогда как ввоз из Казахстана в Россию снизился на 9,2% (до 9,0 млрд. долл.).
Узбекистан. В январе-ноябре 2013 года товарооборот России и Узбекистана увеличился по сравнению с аналогичным периодом 2012 года на 7,5% и составил 3598,0 млн. долларов. Российский экспорт вырос на 18,9% (до 2454,1 млн. долл.), а импорт уменьшился на 10,8% (до 1143,9 млн. долл.).
Кыргызстан. В 2013 году объем взаимной торговли двух стран по сравнению с 2012 годом увеличился на 16,9% и составил 2139,6 млн. долларов, при этом российский экспорт вырос на 24,2% (до 2029,5 млн.
долл.), а импорт из Киргизии уменьшился на 43,7% (до 110,1 млн. долл.).
Таджикистан. В январе-ноябре 2013 года объем товарооборота России с Таджикистаном составил 688,5 млн. долларов (увеличение к январю-ноябрю 2012 г. - на 1,9%). При этом экспорт увеличился на 6,5% (до 653,0 млн. долл.), а импорт уменьшился на 42,8% (до 35,5 млн. долл.).
Туркменистан. В январе-ноябре 2013 года объем российско-туркменского товарооборота составил 1450,3 млн. долларов и увеличился на 22,1% по сравнению с аналогичным периодом 2012 года. При этом поставки из России в Туркменистан увеличились на 31,3% (до 1327,6 млн. долл.), а поставки из Туркменистана в Россию уменьшились на 30,4% (до 122,7 млн. долл.) [Центральная Азия, 2010. С. 159].
Емкий, с большим потенциалом роста внутренний рынок республик Центральной Азии открывает широкие возможности для российских предприятий и банков.
Уменьшение экспорта товаров в Россию свидетельствует о том, что в постсоветский период экономика республик ЦА развивается медленнее экономики постсоветской России. Сейчас торговый оборот между соседними республиками в регионе не превышает 15-16%. Такое положение экономически затратно, ущербно и не имеет будущего. Интегративный потенциал республик ЦА сам по себе невысок. Единственный выход - интегрированная экономика. Интеграция позволит развивать в Центральной Азии более наукоемкое и энергоемкое производство [Пиримбаев, 2014].
Несмотря на кардинальные различия экономик, например Казахстана и Таджикистана, большинству стран Центральной Азии свойственны схожие экономические проблемы, такие как монополизация внутреннего рынка, слабая диверсифицированность экономики, безработица, неразвитость хозяйственной инфраструктуры и высокий уровень коррупции. Внутриэкономические проблемы приводят к росту трудовой миграции, в первую очередь в Россию.
Во многом разноуровневость потенциалов стран Центральной Азии и России приводят к тому, что евразийская интеграция не всегда осуществляется интенсивными темпами. Это положение наиболее очевидно на примере Узбекистана и Туркменистана. Поэтому дискуссия о том, какая из центральноазиатских стран могла бы взять на себя роль руководящего центра региона, несостоятельна или, по крайней мере, преждевременна. Казахстан равноудален от всех государств, Кыргызстан и Таджикистан сталкиваются с огромным количеством внутренних проблем и a priori на такую роль претендовать не могут, остальные же государства проводят политику изоляции. Следовательно, возникает вопрос о внешних силах. Варианты здесь прежние - США, Китай, Россия и, при определенных раскладах, Турция и арабские страны.
Турецкое влияние в Центральной Азии имеет место, однако Анкара на роль активного игрока такого большого региона явно не подходит. Об этом свидетельствует во многом сугубо декларативная деятельность Совета сотрудничества тюркоязычных государств. Более того, в саммитах этой организации практически не принимают участия Узбекистан и Туркменистан*. (*Посещение Г.Бердымухамедовым саммита в Бодруме (Турция) 4-5 июня 2014 г. стало первым случаем участия в таком мероприятии Президента Туркменистана за всю историю.) Снижает авторитет организации и то, что в ее работе не принимает участия Россия, около 16 млн. населения которой относятся к тюркоязычным этносам.
Увеличение арабского влияния в перспективе возможно и связывается со все более ощутимым ренессансом ислама в Центральной Азии, а также с его радикализацией, что особенно заметно в Кыргызстане и Таджикистане. Тем не менее светский характер политических систем региона четко обозначает пределы этого влияния.
Несмотря на несколько ощутимых фиаско, которые США потерпели в последнее время, уходить из региона они не собираются. При этом вряд ли Вашингтон будет предлагать какие-либо реалистичные интегративные проекты в Центральной Азии. Скорее всего, США ограничатся лишь сотрудничеством с отдельными государствами в прагматичном контексте. Наиболее вероятный кандидат в этом направлении - Узбекистан, где недавно открылось представительство НАТО.
Возможности экономического сотрудничества США и республик Центральной Азии в складывающейся конфигурации значительно снижаются. Стратегия «Новый Шелковый путь» («New Silk Road») Вашингтона проявляет слабые признаки жизни, а санкционная политика США вызывает обоснованную критику в Центральной Азии, так как она нарушает принцип глобальной торговли и свободного рынка.
Китай обладает большими возможностями по наполнению экономик региона. Однако в идейном плане Пекин не может предложить ничего конструктивного Центральной Азии, поэтому он, скорее, озабочен не формированием идентичностей, а нейтрализацией негативного восприятия Поднебесной в Центральной Азии. В то же время Китай потенциально способен снести своей мощью всю государственность республик региона.
Государства Центральной Азии готовы лишь к поэтапному расширению экономического сотрудничества с Китаем. Стремительное наращивание масштабов такого сотрудничества приведет республики ЦА к полной зависимости от Поднебесной. Молодые суверенные государства ЦА явно не готовы к созданию зоны свободной торговли с Китаем.
К тому же в республиках Центральной Азии склонны проводить параллели с положением уйгуров в Поднебесной. В последнее время Пекин взял курс на ужесточение политики подавления культурной самобытности коренного населения в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, что значительно ограничивает привлекательность китайских интеграционных инициатив в Центральной Азии.
Россия же предлагает процесс интеграции с куда более выигрышными в экономическом и культурном отношении территориями. Сегодня в Центральной Азии с нескрываемым опасением говорят о сотнях тысяч китайцев, уже проживающих в Кыргызстане и Таджикистане. Тогда как русскоязычное население этих и других республик Центральной Азии негативных эмоций не вызывает по вполне понятной причине: оно уже давно адаптировалось, приняло традиционные ценности народов региона и не представляет собой угрозы идентичностям титульных наций.
Давление Запада на постсоветское пространство, казалось бы, должно препятствовать евразийской интеграции, однако, если рассуждать диалектически, оно, напротив, только способствует объединению. Постмайданная Украина - это наглядный урок краха целого политического режима, который элиты Центральной Азии проецируют на свои собственные государства. Поэтому гораздо более привлекательной для элит Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана является евразийская интеграция, свободная от взаимоувязывания принципов экономического сотрудничества с характером демократичности/авторитарности правящего режима, как это делает Запад. Логика евразийской интеграции исходит из двух простых посылов: деполитизированное экономическое сотрудничество и совместное решение проблем в секторе безопасности.
Сейчас в силу того, что между странами Центральной Азии много нерешенных вопросов (пограничные конфликты, проблемы совместного пользования гидроресурсами, поставки углеводородов, конфликты между элитами разных стран и т. д.), интеграционные проекты развиваются не так стремительно. Поэтому для углубленной интеграции необходимо, чтобы государства ЦА стали более суверенными, с выстроенной системой государственного управления и, соответственно, менее чувствительными к внешним угрозам, в том числе и инструментам пропагандистского воздействия.
Готовность к углублению интеграционных связей напрямую связывается с уровнем развития государственности. Неслучайно, например, Казахстан гораздо ближе к интеграции, чем Таджикистан. Характерно, что пока только в Казахстане официально рассуждали о становлении евразийской идентичности в качестве базовой. В Казахстане все отчетливей прослеживаются сегрегационные модели использования медийных возможностей акторов русскоязычного и казахоязычного информационного пространства. Углубление разности содержания транслируемых в этих медиапространствах информационных месседжей в среднесрочной перспективе способно привести к поляризации общества, активизации русских националистов и эскалации масштабных этнических конфликтов.
Такое развитие событий выгодно западным акторам, которые заинтересованы в усилении в медийной сфере позиций казахстанских националистов (А.Сарым, Ж.Туякбай, И.Амантай, Р.Жумалы и др.). К мнению о зависимом характере националистов, их неспособности предложить другие векторы развития страны склоняет их крайне невнятно сформулированная позиция. По сути, националисты призывают не участвовать ни в каких интеграционных объединениях, «просто подождать и все обдумать».
Сама евразийская интеграция подается в стилистике колониального дискурса. Критика евразийской интеграции носит тотальный, крайне поляризированный характер. Среди наиболее уязвимых для евразийской интеграции положений следует отметить следующие:
1. Утрата после украинского кризиса Россией авторитета, позволяющего ей осуществлять в Казахстане «мягкую силу» в виде развития Русского мира (языка, культуры, истории).
2. Авторитарный, поверхностный и коррупционный характер евразийской интеграции, не предполагающий активного обсуждения преимуществ/недостатков от участия в этих процессах Казахстана в обществе.
3. Обличение российского протекционизма, не склонного допускать казахстанскую продукцию на российские рынки.
Тем не менее Казахстан больше других республик Центральной Азии подготовлен к конструированию интеграционных процессов и возможностям получить больше преференций от этого.
Реализация отмеченных тенденций позволит элитам Центральной Азии меньше опасаться за свою безопасность и перейти от логики действий по принципу «то или это» к логике «как то, так и это», что в конечном счете обозначит новые горизонты центральноазиатской интеграции.
Однако самая главная причина пробуксовки евразийской интеграции заключается в позиции внешних акторов. Больше всего заинтересован в крахе евразийской интеграции Запад. США устами бывшего госсекретаря Х.Клинтон выразили это довольно просто и цинично: «США постараются не допустить воссоздания Советского Союза в новой версии под вывеской экономической интеграции, - заявила Клинтон. - Сейчас делаются усилия по ресоветизации региона. Это будет называться по-другому - «Таможенным союзом», «Евразийским союзом» или еще как-нибудь в этом роде. Но не будем обманываться на этот счет - мы знаем, какова истинная цель, и пытаемся найти эффективные способы замедлить и предотвратить это» [Заявления Х.Клинтон, 2014].
В России относятся к евразийской интеграции как к рабочему, прагматичному и в то же время исторически оправданному, отвечающему стратегическим целям развития страны внешнеполитическому вектору. Ни общество, ни элиты, таким образом, не склонны к политизации этого процесса.
Примерно 70-80% населения России поддерживают процессы евразийской интеграции. Сопоставимы показатели поддержки и в республиках Центральной Азии (Узбекистан - 77%; Таджикистан - 72%; Туркменистан - 50%; Казахстан - 80%; Кыргызстан - 72%). Тем не менее в Центральной Азии часто слышны и голоса противников евразийской интеграции [Центр геополитических исследований «Берлек-Единство», 2014].
За постсоветский период в республиках Центральной Азии сформировалась целая группа людей, зарабатывающих на жизнь политикой. Это политические деятели, всевозможные эксперты, аналитики, журналисты, руководители некоммерческих организаций и ученые. Эти люди, дабы оправдать свое существование, склонны придавать политизированный подтекст самому широкому спектру явлений в республиках Центральной Азии. Именно поэтому ряд экспертов, например в Казахстане, видят в интеграционных процессах Евразии политический подтекст и стремление России ограничить суверенитет Казахстана.
Придание общественным отношениям большей политизации - важнейшая характеристика постсоветского существования таких государств, как Казахстан, Кыргызстан. В Узбекистане - и тем более Туркменистане - ситуация не сильно изменилась со времен Советского Союза: общественные отношения остаются максимально деполитизированными, а реальной альтернативой правящих режимов выступает радикальный ислам.
С одной стороны, Казахстан и Кыргызстан, при всем их различии, Узбекистан и Туркменистан, а также отчасти Таджикистан - с другой, выстраивают различные модели государственного строительства. Если Казахстан и Кыргызстан пытаются реализовывать многовекторность и допускают свободу мнения во внутриполитическом процессе, то остальные республики Центральной Азии идут по закрытому варианту общественных отношений. Особенностью первой модели является значительная политизация общественных отношений, второй - полная закрытость, стремящаяся к герметичности и подавлению альтернативных точек зрения по самому широкому спектру вопросов. Эти процессы проходят в Центральной Азии на фоне доминирования кланово-племенных структур в социальных отношениях и неокрепших политических институтов, не имеющих длительного опыта собственной государственности.
Суверенитет республик Центральной Азии как
неотъемлемый элемент евразийской интеграции
Реалии евразийской интеграции наталкиваются на препятствия в виде восприятия населением внутриполитических процессов в категориях традиционных социальных регуляторов, таких как клановые и родовые связи. Даже советская модернизация не смогла нивелировать эти ментальные схемы. В период существования СССР можно было наблюдать своеобразный тоталитарно-традиционный симбиоз, при котором негласно государственные посты распределялись между представителями различных родоплеменных элит. Все это «заливалось соусом» советской идеологии и подавалось в готовом виде населению.
С обретением республиками Центральной Азии суверенитета произошла полная реабилитация кланово-родственных ментальных схем, которые на первых порах были выгодны правящим режимам, так как они способствовали усиленной замене советской идеологии на этническую идентичность. К тому же такая клановая идентичность выступала в качестве защитной реакции против идеологического влияния Запада.
Однако очень скоро эта форма структуризации политической сферы выявила свою ограниченность и опасность для правящих элит и прежде всего непосредственно для глав государств. В тех государствах, где власть президента достаточно сильна (в Казахстане, Узбекистане), инерцию клановых противостояний удается преодолевать, а там, где власть первого лица слабее (в Таджикистане, и особенно Кыргызстане), значимость этого фактора по-прежнему высока. Так, например, в условиях коллапса формализованных структур современного Кыргызстана политические кланы прочно встроены в механизмы выдвижения элит. Каждый род Кыргызстана насчитывает, как правило, несколько тысяч человек и остается в современных условиях фактором социальных гарантий для населения. Наличие в составе клана или рода высокого начальника автоматически укрепляет позиции всех членов, а его поражение, напротив, снижает статус клана.
На сегодняшний день в Кыргызстане зарегистрировано около 190 политических партий, очень часто возникают новые объединения, однако большинство из них существуют лишь в форме проекта, созданного под выдвижение того или иного представителя элиты. Реальную силу имеют не политические объединения и непонятные для большинства населения названия партий, а кланово-родовые связи, опираясь на которые тот или иной политик участвует в борьбе и претендует на долю во власти. Такая система отношений обязательно включает в себя характерные для всех центральноазиатских республик отношения «патронажа», когда во всей пирамиде власти принято подбирать себе окружение из числа родственников или земляков.
Борьба между этноклановыми структурами - это борьба за распределение бюджетных ресурсов, которая связана с расстановкой сил на ключевых постах государства. Основная цель таких структур - обеспечение адаптации населения к нестабильным условиям функционирования государственных институтов. Так, например, право в стране действует весьма избирательно и специфическим образом. Право, по сути, является квазирегулятором, который служит прикрытием беззакония и ширмой для других форм регуляции, таких как семейно-родовые, клановые и т. д. Противоречия между формальным правом и реальными типами регуляции заставляют население осуществлять стратегии своего социального поведения в категориях клановости и рода.
В этих условиях противникам евразийской интеграции при явном пособничестве Запада удается манипулировать общественным сознанием. Несмотря на экономический характер евразийской интеграции, с подачи западных политтехнологов в общественное мнение республик Центральной Азии активно внедряется тезис о том, что евразийская интеграция в перспективе может «разрушить» суверенитет республик Центральной Азии.
Понятие «суверенитет» в так называемой Вестфальской системе международных отношений являлось структурообразующим для государственности элементом. В условиях глобализации, напротив, понятие «суверенитет» в значительной степени трансформируется, ряд исследователей даже говорит об эрозии суверенитета. Так, ученые выделяют негативный, позитивный и операционный суверенитет государства. Негативный суверенитет предполагает юридический, или формальный аспект государственного суверенитета, когда государство пользуется формальным признанием со стороны других государств в рамках международного права, а также обладает определенной долей действительной способности господствовать на своей территории. Позитивный суверенитет характеризуется способностью государства полностью распоряжаться своей территорией, будучи не только целиком независимым от других государств, но и обладая возможностью обеспечения достойными условиями существования. И наконец, политологи выделяют операционный суверенитет, который следует определять, исходя из контекста неравномерной глобализации, которая вынуждает государства уступать часть своего права на действие в обмен на участие в принятии важных коллегиальных решений.
Наиболее широко употребляемое определение глобализации характеризует этот процесс как рост взаимозависимостей между различными странами и сферами общества (экономикой, политикой и культурой). В то же время рост взаимозависимостей является неотъемлемым условием укрепления государственности в эпоху глобализации. Как будет развиваться экономика государства, которое не имеет рынков сбыта? Как можно обеспечить мобильность капитала и трудовых ресурсов, не вступая в интеграционные структуры? Насколько эффективно государство может противостоять угрозам безопасности (наркотрафику, терроризму, экстремизму, контрабанде) без сотрудничества с другими странами? Это отнюдь не риторические вопросы. Ответы на них свидетельствуют о необходимости укреплять государственность посредством активного участия в интеграционных процессах.
К тому же национальные интересы, так же как и суверенитет, - это неоднозначные, сложносоставные характеристики. В эпоху глобализации акторы, формально принадлежащие тому или иному государству, отнюдь не обязательно будут следовать его интересам. Немецкий социолог Ульрих Бек выразил эту тенденцию довольно просто: «То, что хорошо Дойче банку, плохо Германии».
Отсюда следует, что «покушение на суверенитет» можно понимать очень вольно. Например, то, что противоречит интересам представителей бизнеса в той или иной стране, вполне можно объявить угрозой суверенитету страны и попытаться обрести на этой теме политический капитал. Именно такова природа протестов против евразийской интеграции в Казахстане и Кыргызстане сегодня.
Трансляция составленных на этой основе идеологем в казахоязычном сегменте СМИ способна сформировать устойчивые антироссийские и русофобские настроения, которые только усилят национальный и националистский крен развития государства.
Республики Центральной Азии - это очень молодые государства, идеология которых строится на примате национальных ценностей. В таком случае любые, даже самые позитивные, интеграционные инициативы частью общества могут быть восприняты критически, но только если политиканы будут манипулировать общественным мнением и искажать реальные факты. Сейчас это происходит как в Казахстане, так и Кыргызстане.
В эпоху глобализации национальное мировоззрение становится все более и более анахроничным, оно не может дать адекватные ответы на многие вызовы современности. Так, экономический рост невозможен без новых рынков сбыта, обеспечение национальной безопасности трудно достичь без взаимодействия с другими странами, особенно в плане противодействия таким нетрадиционным угрозам сектора безопасности, как экстремизм, наркотрафик, терроризм, киберпреступность. К тому же ограничение духовной синергии государственными рамками лишь ограничивает потенциал диалога культур.
Евразийский интеграционный проект создает предпосылки для экономической, культурной и социальной интеграции, что отвечает веяниям глобализации. Только сотрудничая в этой сфере, укрепляя сектор безопасности, можно развивать суверенитет государств. Здесь не работает логика - «или суверенитет, или интеграция». Скорее, уместна другая - «усиливая интеграцию, укрепляем суверенитет».
Логика евразийской интеграции не ведет к отказу от национальных культур и традиций, а лишь подчеркивает общность в многообразии уникальных идентичностей народов постсоветского пространства - историческую, культурную, хозяйственную, теллурическую. Евразия всегда развивалась как пересечение разных укладов, культур. Именно их взаимодействие, а подчас и противоборство, на протяжении нескольких тысячелетий определяют динамику развития континента.
Таким образом, главный и, пожалуй, единственный реальный противник евразийской интеграции - Запад. Украинские события последних месяцев (насилие на Майдане, боевые действия в Восточной Украине, сожжение сторонников федерализации в Одессе и др.) показывают, какими методами Брюссель и Вашингтон собираются препятствовать евразийской интеграции.
Представляется, что евразийская интеграция - если не неизбежный, то более чем вероятный вектор развития государств Центральной Азии. Ни молодые государства Центральной Азии, ни Россия не ориентированы на политическое измерение этого процесса, однако агрессивная политика Запада может лишь ускорить и углубить евразийскую интеграцию.
Республики Центральной Азии нуждаются в интеграции. Например, демографические показатели стран Центральной Азии, в частности большая часть молодежи в среднесрочной перспективе вынудят республики Центральной Азии к углубленной интеграции. Так, например, в Кыргызстане отмечен высокий уровень рождаемости в семьях с невысоким достатком. Аналогичная тенденция и в Узбекистане, и Таджикистане.
В отличие от республик Центральной Азии в западных странах прослеживается обратная взаимосвязь: чем выше уровень обеспеченности населения, тем ниже рождаемость. В республиках ЦА низкое социальное обеспечение населения буквально вынуждает жителей увеличивать семьи в надежде на то, что дети потом смогут позаботиться о родителях. Однако здесь не следует забывать о важности конфессионального фактора, ведь в исламе считается, что детей должно быть столько, сколько послал Аллах.
Средний возраст в странах ЕС - 39 лет, в России почти такой же показатель (39,27 года), а вот в республиках ЦА показатели среднего возраста населения гораздо ниже. В Кыргызстане, например, он составляет 26,2 года, а в Таджикистане и вовсе 22,6 года.
При этом, по прогнозам демографов, в первой половине XXI века рост населения в Центральной Азии продолжится, следовательно, население будет молодеть. Эта тенденция имеет не только социально-экономическое, но и политическое измерение.
Как отмечает исследователь Д.Гладстоун, молодежь играла важнейшую роль в политическом насилии на протяжении всей истории, и наличие «молодежного бугра» (необычно высокой пропорции молодежи в возрасте 15-24 лет в общем взрослом населении) исторически коррелировало с временами политических кризисов. Большинство крупных потрясений, включая и важнейшие революции ХХ века в развивающихся странах, произошли там, где наблюдались особо значительные «молодежные бугры» [Коротаев, 2014].
Для примера, в Кыргызстане после 1991 года наблюдается устойчивый рост молодого населения. Если в 1999 году в стране насчитывалось 818 тыс. человек в возрасте от 20 до 29 лет, то в 2013 году - уже 1144 тыс. человек. Вкупе с невысоким уровнем жизни этот фактор дает высокие риски политических трансформаций, в том числе и революционного характера.
В Таджикистане и Узбекистане динамика носит аналогичный характер, однако политологи не склонны говорить о предпосылках масштабных политических трансформаций. Скорее, прогнозы касаются возможности смены элит в результате «дворцовых переворотов». Это, на наш взгляд, вызвано особенностями политических систем этих государств. Политическая система Кыргызстана гораздо демократичней, чем у соседей, а следовательно, и подвержена большим рискам трансформаций, как легитимных, так и революционных, аналогичных тем, что уже наблюдались в стране в 2005 и 2010 годах.
Исходя из этого, следует заключить, что Таджикистан, Узбекистан и Кыргызстан жизненно заинтересованы в направлении своей пассионарной силы в виде молодежи в другие страны. Вопросы миграционной политики должны стать определяющими для этих государств, а их эффективное решение возможно на пути евразийской интеграции. Вступление в Таможенный союз откроет возможности беспрепятственного перемещения рабочей силы и значительно снизит тем самым риски политических и экономических потрясений в республиках Центральной Азии.
Сейчас евразийская интеграция находится на той стадии, когда ее политизация неуместна, для этого просто нет оснований. Трудно отрицать, что в будущем возможно формирование единого, в том числе и в политическом плане, пространства, но сейчас до этого далеко, данный вопрос на повестке дня не стоит. Соответственно, и отношение у большинства населения стран - участниц Таможенного союза деполитизированное, адекватное ритму интеграции.
В то же время евразийская интеграция пока происходит больше всего в сфере энергетического сотрудничества, так как в ней больше заинтересованы элиты и крупный бизнес. Однако с углублением евразийской интеграции все больше субъектов хозяйственной активности будут приобретать выгоды. Например, сейчас в плане популяризации евразийской интеграции очень важно создать благоприятные условия для поставки сельскохозяйственной продукции кыргызстанских фермеров на рынки стран Таможенного союза.
Простые граждане смогут ощутить на себе мультипликационный эффект евразийской интеграции только в связи с развитием рынка труда. В дополнение к соглашению между Россией, Казахстаном и Белоруссией о Едином экономическом пространстве (действует с 1 января 2012 г.) Договор о Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС), подписанный 29 мая 2014 года, предполагает признание документов об образовании стран-участниц, вводится понятие «заказчик услуг», который, в отличие от «работодателя», может быть и физическим лицом, а пенсионное обеспечение трудящихся регулируется законодательством постоянного проживания. Эти изменения, безусловно, повышают мобильность трудовых ресурсов и способствуют развитию интеграционных процессов.
Помимо этого, в свете готовящегося вывода из Афганистана Международных сил содействия безопасности основания для евразийской консолидации будут только возрастать: без взаимодействия России и республик Центральной Азии невозможно обеспечение коллективной безопасности Евразии.
Постмайданная стратегия евразийской интеграции Москвы
В сложившейся конфигурации Москве важно соблюдать тонкий баланс: реализовывать свои интересы через оказание помощи, но не переходить те грани, за которыми она будет выглядеть как прямое геополитическое давление [Наумкин, 2013. С. 63].
В современной конфигурации есть основания говорить о некой эрозии, или «майданизации» Центральной Азии. Для ее преодоления Российской Федерации и другим субъектам евразийской интеграции необходимо предпринять ряд конкретных действий, среди которых:
1. Решение стратегических вопросов углубления экономического сотрудничества в рамках Таможенного союза, в том числе и исключение различных изъятий.
2. Стимуляция путем предоставления бизнесу, ориентированному на масштабные российские инвестиции в республики Центральной Азии, преференций.
3. Нейтрализация негативных факторов пребывания в России трудовых мигрантов из Центральной Азии.
4. Позиционирование в республиках Центральной Азии позитивного опыта Республики Татарстан и Республики Башкортостан как субъектов, коренное население которых имеет в составе Российской Федерации все условия для развития их культурной самобытности и национальной идентичности.
5. Решительные действия России по поддержанию позитивного образа победителей в Великой Отечественной войне всех народов бывшего СССР, включая меры регулярной материальной поддержки ветеранов Центральной Азии.
6. Грамотное позиционирование в республиках Центральной Азии позитивного образа модели светского государства с акцентом на консервативные ценности как альтернативы вестернизации и радикализации ислама.
7. Меры по консолидации и усилению значимости экспертного потенциала сторонников евразийской интеграции в информационном пространстве республик Центральной Азии.
8. Укрепление коллективной безопасности Центральной Азии, в том числе в формате Организации Договора о коллективной безопасности и Шанхайской организации сотрудничества, а также инвестиции в модернизацию сектора безопасности Таджикистана и Кыргызстана при условии проявления лояльности к России правящих режимов этих стран.
9. Интенсификация академической мобильности между вузами России и республик Центральной Азии, в том числе и в рамках сетевого Университета Шанхайской организации сотрудничества.
10. Синхронизация инвестиционной и экономической политики в регионе с интересами Китая.
Список литературы:
1. Данные Министерства экономического развития Российской Федерации // http://www.economy.gov.ru/wps/wcm/connect/economylib4/mer/activity/sections/foreigneconomicactivity/cooperation/economicsng/doc20140203_23
2. Заявления Х.Клинтон о евразийской интеграции спровоцировали напряжение между Россией и США. 19.05.2014 // http://www.newsfiber.com/p/s/h?v=ESEmH7UivO8E%3D+RRkxCzsB5xw%3D
3. Коротаев А. Революция бугров и разломов. 24.05.2014 // http://topwar.ru/17138-revolyuciya-bugrov-i-razlomov.html
4. Наумкин В.В. Интересы России в Центральной Азии: содержание, перспективы, ограничители / В.В.Наумкин и др. Российский совет по международным делам. М.: Спецкнига, 2013.
5. Пиримбаев Ж. Главным вызовом Центральной Азии сегодня является подрастающая армия безработных. 20.04.2014 // http://www.stanradar.com/news/full/8732-glavnym-vyzovom-tsentralnoj-azii-segodnja-javljaetsja-podrastajuschaja-armija-bezrabotnyh-ekspert.html
6. Центр геополитических исследований «Берлек-Единство»: Экономическое сотрудничество России с республиками Центральной Азии: в поисках новых горизонтов. 16.06.2014 // http://www.avesta.tj/cental-asia/25854-i-vse-zhe-sovetskaya-modernizaciya-vazhneyshiy-etap-razvitiya-tadzhikistana.html
7. Центральная Азия. Геополитика и экономика региона. Институт стратегических оценок и анализа / В.А.Гусейнова. М.: Красная звезда, 2010.
