Внешнеполитическая среда и ответ России: контрэскалационная стратегия?

Совокупность событий последних недель, включая провальную в своем убожестве многостороннюю конференцию «за мир на Украине» в Швейцарии, позволяет судить о выходе кризиса в отношениях между Россией и Западом на траекторию эндшпиля, когда срабатывает логика резкого повышения ставок и ускорения происходящего с перспективой развития по обвальному сценарию.

Вполне объективно, а отнюдь не по воле Кремля (на это убедительно указывают двусторонние договорённости с Киевом, достигнутые в апреле 2022 года), Запад оказался в собственной ловушке на Украине, с ужасающей очевидностью обнаружив абсолютную неготовность к затяжному конфликту с Россией на конвенциональном уровне. Эта зрелищность феноменального провала стала экономически и политически разрушать Запад, прежде всего Европу (но также и Америку, если иметь в виду повышение ставки ФРС, что вызвало кризис банковской системы и спровоцировало виток инфляции). О последнем свидетельствуют ход избирательной кампании в США и выборы в Европарламент, включая крах макронизма, доказавшего несостоятельность попытки произвольно сломать сложившуюся партийно-политическую систему и отказаться от голлистской традиции. Не от хорошей жизни на выборы пошли консерваторы в Великобритании: предоставив лейбористам переживать исход Украинского кризиса (так, похоже, готовы поступить США по отношению к Европе).

Вместо поиска выхода из сложной для себя и по-своему беспрецедентной ситуации, выводящей выяснение российско-западных отношений на всю их историческую глубину, а это в точности восемь столетий, западные элиты пошли по пути эскалации своей вовлеченности в то, что весьма условно можно назвать гибридной войной против России. Скорее это прокси-война или война по доверенности от имени западных бенефициаров: неслучайно утверждение западных обозревателей различного ранга о том, что если Украина ее проиграет, то проиграет «от имени Запада». Купировать этот экзистенциальный кризис, превратившийся в цивилизационную войну, можно было только на раннем этапе, чего в Вашингтоне не пожелали признать, да и не смогли в силу интеллектуальной деградации элит, прежде всего их либерального сегмента, обуреваемого перспективой возглавить ультралиберальнуюю мировую революцию. Тут можно только согласиться с Павлом Щелиным (в подкасте Дианы Панченко от 22 июня), как, впрочем, и с британцем Джоном Греем (в его «Новых Левиафанах»). Сейчас, когда пришло время больших вопросов, анализ и ответы на них можно искать не иначе как на уровне философии, обращаясь не только к Т.Гоббсу и И.Канту, но и к постмодернистам с их фатальными стратегиями, деконструкцией и иными категориями, преодолевающими метанарратив Западной цивилизации. Ницшеанская «воля к власти/могуществу» вступила в конфликт с тем, что Андре Мальро в своей речи от 5 марта 1948 года в парижском зале Плейель назвал «волей к трансцендентности» (у П.Щелина это описывается в категориях сакральности, судьбы и культуры). Дорисовывает картину предсказанный Адамом Смитом конец капитализма, описываемый Михаилом Хазиным в его политэкономии (см. его «Воспоминание о будущем»).

В этих условиях исторического перелома, когда Вашингтон не может внятно сформулировать ни стратегию «победы Украины» (и ее цену), ни «стратегию выхода» для себя, что неизбежно было бы разной степени признанием своего поражения, Москва не могла не реагировать на уровне стратегирования. Ее озвучивание восходит к сессии ПМЭФ с участием Президента В.В.Путина 7 июня, которую модерировал Сергей Караганов. Совокупность изложенных там посылов, прежде всего в части ядерного сдерживания западной эскалации, механически осуществляемой, что называется by default (за отсутствием любых иных вариантов, приемлемых для западной политической культуры, явно поглотившей - в Бодрийяровском экстазе - энергию своей противоположности, если таковой считать психоанализ), и положила начало такой стратегии.

Ее публичное развитие осуществлялось стремительно. 14 июня на встрече с руководством МИД Президент четко сформулировал условия мира на Украине, которые не могли не учитывать развитие событий после апреля 2022 года и текущую ситуацию на линии боевого соприкосновения СВО. Психология западного мироощущения к этому времени уже не могла переварить ничего рационального, что и обусловило предсказуемое «нет» Киева и западных столиц. Одновременно осуществлялся поход на Кубу наиболее современных кораблей Северного флота - фрегата «Адмирал Горшков» и АПЛ «Казань», вооруженных гиперзвуковыми «Ониксами», с неопределенностью относительно наличия на них ядерного вооружения (США никогда не комментируют эту тему в отношении своих кораблей), что отсылало к Карибскому кризису 1962 года, опыту холодной войны и к истории вообще.

В МИД российский лидер впервые изложил конкретное видение открытой системы евразийской безопасности как альтернативы закрытой евроатлантической, завязанной на доминирование Атлантических держав и доказавшей свою несостоятельность, в том числе в рамках попытки повторной «глобализации» НАТО, которая также отсылает к истории, а именно к начальному этапу Холодной войны с выстраиваем блоковой структуры по всему миру, включая Восточную Азию и Ближний Восток. При этом контраст носил явно цивилизационный, на уровне мироощущения, характер: жесткой блоковости с ее союзнической дисциплиной был противоставлен гибкий формат множественных структур по интересам, можно сказать сетевых, склоняющихся к современному прочтению безопасности - не только неделимой, но и требующей коллективных усилий для решения общих проблем, представленных новыми вызовами и угрозами мировому развитию, которое западное доминирование завело в тупик (как, собственно, и развитие самих западных стран). Последовали визиты в КНДР и Вьетнам, который американцы успели «окучить» и записать в свой актив, и потому их ждало горькое разочарование от встречи с многовекторностью, а в отношении обоих визитов - еще и с историей, включая Войну в Корее с прямым участием в ней советских ВВС - эпизод, долгое время остававшийся за рамками общественного сознания и вдруг по-чеховски «выстреливший». Ранее состоялся визит в Китай, а 8 июля в Москве ждут премьер-министра Индии Нарендру Моди.

«Утопив» проблематику евроатлантической безопасности, оказавшей бесперспективной, в более широкой евразийской, Москва явно выходит на широкий геостратегический простор, решая сразу две ключевые задачи, как это отмечает Александр Яковенко в своём комментарии от 2 июля на сайте журнала «Эксперт». Во-первых, обнуляется вся прежняя западная геополитика с ее Хартлендом и Римлендом: объединяющийся континент, включая его ведущие державы, становится бесперспективно «сдерживать с моря» силами Атлантических держав и их региональных островных союзников (Южная Корея, будучи на оконечности Корейского полуострова отрезана от континента Демилитаризованной зоной, вполне может считаться островом). Во-вторых, евразийская инициатива России может послужить своеобразным полигоном многополярности, отработки отношений между различными цивилизациями на подлинно равноправной основе, что и привлекает многих в ШОС и БРИКС, а значит, действенной альтернативой западной политике. Если пойти дальше, то впервые после Венского конгресса Россия может проявить лидерство (в чем ей отказывал Запад на протяжении двух последних веков, причем с роковыми последствиями для себя, Европы и всего мира) в сотрудничестве с другими государствами-цивилизациями этого макрорегиона. Наметками такой лидерской позиции в рамках Мирового большинства/Глобального Юга были Пробуждение Азии Русской революцией 1917 года и ведущая роль Советского Союза в процессе деколонизации в послевоенный период. Пришло время для третьего акта этой антиколониальной драмы.

28 июня последовало объявление о решении Кремля воссоздать целый класс оружия стратегического сдерживания - ракет средней и меньшей дальности наземного базирования, запрещенных советско-американским договором 1987 года, из которого американская сторона вышла в 2019 году. Этому предшествовал кровавый террористический удар ВСУ по пляжу в Севастополе с применением американских ракет большой дальности и при прямом участии американцев в их наведении (с применением стратегического беспилотника, барражировавшего в это время над Черным морем). Ранее произошел теракт в Крокус Сити Холл, имевший все признаки того, что Вашингтон в своем отчаянном положении начинает нажимать и на эту «кнопку»: террористы действовали как заказные убийцы, что не присуще ИГИЛ. В конце июня произошли теракты в Дагестане, призванные дестабилизировать этот регион, надо полагать, рассматриваемый как «мягкое подбрюшье» России.

На этом фоне решение по ракетам средней дальности похоже на строй японской эскадры, встретившей эскадру Рожественского в Цусимском проливе. Эта горизонтальная черта, закрывающая букву «Т», захлопывает эскалационную ловушку, в которую загнала сама себя администрация Байдена, руководствуясь предвыборными соображениями и полностью игнорируя варианты контрэскалационной стратегии Москвы. Что получается теперь, когда свое значение сохраняет фактор времени - до ноябрьских выборов («в первый вторник после первого понедельника ноября») остается целых четыре месяца, в течение которых многое может произойти на ЛБС на Украине, на выборах во Франции и Великобритании и, наконец, по части действий Москвы в порядке возвращения Западу накопившегося эскалационного «долга» (ведь они начинали с «Джавелинов»)?

Схвачены, причем в превентивном режиме, все три географических направления (потенциальные ТВД?) конфронтации США с Россией, если Вашингтон сделает такой выбор: с южного «подбрюшья» (Куба и некоторые другие страны) в ответ на эскалацию в Европе, включая размещение там американских ракет; Ближний Восток (не только Иран, но и непродление Эр-Риядом соглашения 1974 года о продаже нефти за доллары, что создавало искусственный спрос на американскую валюту на протяжении полувека) и Дальний Восток (Китай и КНДР). Потенциал осложнения положения США одновременно (та самая simultaneity, пугающая американских аналитиков) на трех «фронтах» служит мощным средством сдерживания уже одним своим наличием: как считалось в Холодную войну, важны потенциалы, а не намерения. И все это под аккомпанемент СВО, которая к ноябрю может исчерпать мобилизационный ресурс Украины (оценивался в 2 млн.чел.) и дать ответ на вызов, связанный с передачей Киеву F-16.

К этому следует добавить перипетии избирательной кампании в США, включая потенциальную замену Байдена на другую кандидатуру от Демократической партии (что в принципе позволит - при желании! - адаптировать политику Вашингтона на Украине к суровой реальности). Предстоит также посмотреть, удастся ли удержать в эти четыре месяца от обвала американскую экономику с ее высоким уровнем инфляции (не менее 8% согласно мнению Л.Саммерса и его коллег). Ситуацию, связанную с вопросом о реальной экономической мощи ведущих государств мира во многом проясняет пересчет Всемирным банком размеров ВВП по паритету покупательной способности, что откачивает «воздух» финансиализации и устанавливает куда более реальную иерархию, где в ведущую «четверку» входят все три евразийские державы - Китай, Индия и Россия. При этом токсичным «подарком» Америке и Западу в целом оказались замороженные российский валютные резервы: о них вряд ли стоит сожалеть, поскольку в том числе ими будет вымощена дорога доллара в ад.

Таким образом, можно предположить, что вырисовывающаяся российская контрэскалационная стратегия предполагает выигрыш на уровне именно конвенциональной войны при опоре на фактор ядерного сдерживания и распространении противостояния по широкому фронту. Причем не только в плане географии, но и некинетического противодействия в космосе и воздушном пространстве, что на порядок усложняет положение США, действующих вдали от собственных границ и обладающих ограниченными, как показала СВО, ресурсами. Отсюда боязнь любых инцидентов, которые могут выявить общую несостоятельность американской политики в современных условиях, когда преимущества передового базирования оборачиваются тем, что соответствующие активы и союзники оказываются в незавидной роли заложников. Инициативная политика в Евразии и более широком незападном мире служит при этом важной политической составляющей такого курса, демонстрируя в том числе провальность курса на изоляцию такой страны, как Россия. Наверное, можно говорить о российском аналоге американской «дипломатии, поддержанной силой».

Нельзя исключать, что конечность целей нынешнего конфликта, открыто исповедуемая Западом и, соответственно, навязанная нам, будет задавать его разрешение на уровне соперничества в способности создавать реальность, а не идти у нее на поводу. Развитие событий покажет степень ее воображаемости. Это в полной мере относится и к Украине как «воображаемому сообществу»: СВО призвана внести ясность в этот вопрос. Отношение к делу будет иметь и наличие лидеров, способных управлять неизбежно хрупкой искусственно созданной реальностью. Тут уместно, в том числе в отношении США и Запада в целом (как не менее «воображаемого сообщества»), замечание Г.Киссинджера о том, что сохранение объединенной Германии, созданной Бисмарком, требовало государственных деятелей его уровня, в то время как история показала, что решающее значение для ее национального существования, превратившегося в серию катастроф, имело отсутствие у элит политической культуры умеренности. Если это было критически важно для Германии как искусственного конструкта (что было преодолено на путях федерализации в результате двух мировых войн), то что говорить о современной Украине в ее искусственных советских границах, отрицающей свою федерализацию на путях войны. Не составляют исключения из этого теста реальность Байдена как президента США и реальность капитализма как глобального проекта Запада.

Не менее уместен исторический опыт Польши Пилсудского, стремившейся - по опыту Наполеоновской эпохи (на нашем левом фланге в Бородинском сражении действовал корпус Понятовского) - принять участие в войне Гитлера с СССР (не отсюда ли предложение Р.Сикорского Западу еще раз, коль не получилось тогда, «поиграть в эскалацию» с Россией?).
В этом, собственно, и состоит та сакральность, о которой говорит П.Щелин (фигура Мазепы естественно приходит на ум в таком историческом нарративе применительно к Украине). Все категории Щелина сводятся к описанию явления, которое широко определяется в современной политологии как «несостоявшееся государство». Было очевидно и раньше, что националистическая деконструкция не оставляла Советской Украине шансов на выживание, иначе как в формате полицейского государства в новых границах. Императивы российской политики Запада просто форсировали этот исход. В принципе это начинают признавать и украинские нацисты, делящие население на «хохлов» и «украинцев», давая понять что войну проиграет «Украина хохлов», а другая останется.

Указанный тест на реальность предстоит пройти и создаваемой в жестком временном режиме контрэскалационной стратегии Москвы, которой помимо всего прочего и прежде всего необходимо доказать, что современная Россия - продолжательница Государства Российского, одержавшего победу над Швецией, Наполеоновской Францией и нацистской Германией. Именно это, а не содержание доктринальных документов (как, например, уставов Красной Армии в годы Великой Отечественной войны) будет иметь решающее значение. Нам же будут пытаться доказать, что реален опыт Брестского мира, исхода войны с Польшей 1920 года и войны с Финляндией 1939-1940 гг., а также Русско-японской войны 1904-1905 гг. и, наконец, Крымской войны середины XIX века.

И трудно не согласиться с мыслью о том, что именно угроза самому существованию России всегда создавала необходимые условия для ее радикальной трансформации в духе исторической преемственности и своего призвания в мире. Если угодно, это своего рода «пробуждение» для нас. Любой намек на прямой конфликт с НАТО был бы желателен, как это явно понимают на Западе и как это понимал Федор Тютчев, который писал: «Теперь никакой действительный прогресс не может быть достигнут без борьбы. Вот почему враждебность, проявляемая к нам Европой, есть, может быть, величайшая услуга, которую она в состоянии нам оказать» (из письма П.А.Вяземскому, март 1848 года). В этом корни и глубинный смысл нынешнего обострения с Западом. Если для нас эта проблема неизбежного «жертвоприношения» формулируется как самопожертвование тех, кто ушел на войну, то для Запада в роли «сакральных жертв» в разное время выступали Польша, Чехословакия, Франция и сама Германия, а теперь - Украина и вновь Германия, наследство которой, как и американское наследство в Европе и, возможно, шире, рассчитывают делить Лондон, Варшава и многие другие. 

Поэтому легко предположить, что новая нормальность в мировых делах во многом будет нести на себе более глубокий, чем события XX века, исторический отпечаток. Придется и Америке свериться с мнением своих отцов-основателей, которому прямо противостоит вся послевоенная внешнеполитическая философия Вашингтона. Что до судеб капитализма, определяемого ссудным процентом и его императивами, а с ним напрямую связана судьба США, то тут придется, как полагает М.Хазин, вернуться к докапиталистическому периоду, солидарному накоплению капитала, жизни на сбережения, а не в кредит, в целом перейти к посткапиталистической проектности с опорой на интересы общества и его позитивные ценности и, тем самым, дать новое (старое, если говорить об идеях Просвещения) прочтение идее прогресса.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs