Мир для Украины, постукраинский мир и дилеммы России

…установленный миропорядок разрушается не по какой-то случайности, а по воле того, кто способен подчинить его себе.
Андре Мальро, Королевская дорога

Мы не можем привнести в мир больше порядка или беспорядка, чем в нем уже есть. Мы не можем преобразовать его больше, чем он сам себя преобразовывает… Никакой акт разрушения (с нашей стороны) никогда не сравнится с акцидентальным разрушением мира.
Жан Бодрийяр, Совершенное преступление

Для всех понятно, и прежде всего для западных столиц, что исход мартовских президентских выборов в России кардинально изменил ситуацию в противостоянии между Западом и Россией. По сути, Президент В.В.Путин получил мандат избирателей на достижение целей СВО на Украине. Более того, выборы подтвердили тренд к ресуверенизации России на платформе своей, отличной от западной культурно-цивилизационной идентичности, сопровождаемый национализацией элит, включая бизнес, и наращиванием - по ходу СВО - силовой составляющей до уровня, отвечающего требованиям нейтрализации военно-политической угрозы со стороны Запада. По большому счету, консолидировавшийся на антироссийской основе исторический Запад оказался лицом к лицу с исторической Россией. Откровенная русофобия, отсылающая к присущему западному мироощущению расизму, и попытки «отмены» Русской культуры как таковой акцентируют экзистенциальный характер происходящего. На контрасте, в мае истекает срок даже той ограниченной легитимности нынешней власти в Киеве, если можно вообще говорить об этом ввиду нелигитимности любой власти на Украине после госпереворота в феврале 2014 года.

Важен и глобальный контекст, качественно изменившийся за последние 40 лет, а именно подъем всего остального мира и видимые контуры культурно-цивилизационной многополярности, обусловливающие конец 500-летней гегемонии Западной цивилизации, превратившейся для Запада в банальный способ существования и в тормоз мирового развития для всех остальных. Россия наконец сделала внятный выбор в пользу своей ассоциации с незападным Мировым большинством.

Нельзя недооценивать и последствия теракта в Крокус Сити Холле, который может привести к радикализации конфликта между Россией и Западом, его переливу за пределы Украины, независимо от того, кто конкретно стоял за терактом. Решающее значение будет иметь, как всегда в политике, восприятие и контекст, а не факты, на установление которых могут уйти годы и которые необязательно могут быть однозначными в «серой» сфере деятельности западных разведслужб. Тем более, что полное отсутствие доверия исключает вариант закулисных контактов и заверений. Значение будет иметь все, что относится к контексту. Это - очевидное отчаянное положение не только киевского режима, действующего террористическими методами в отношении населения Донбасса, начиная с АТО и вплоть до сегодняшнего дня, но и самого Запада, где заговорили об отправке войск на Украину.

Американские политологи не скрывали еще накануне СВО, что целью провоцирования России на Украине была смена власти в России через нанесение ей поражения образца того, что потерпела Россия в Русско-японской войне 1904-1905 гг. Тезис о «стратегическом поражении» России стал официальной позицией Вашингтона. Помогает и заявление В.Нуланд по итогам ее последней поездки в Киев о том, что Россия столкнется с «сюрпризами» на Украине (равно как и ее уход в отставку).

В дополнение ко всему налицо все основания для аналогии с Карибским кризисом, о чем писали многие после 24 февраля 2022 года. Причем отличие нынешней ситуации состоит в том, что европейские союзники США, обеспечивавшие американцам в рамках НАТО «оборону на передовых рубежах» - своего рода постоянный стратегический плацдарм на Европейском континенте, оказались в роли заложников, на территории которых может быть разыграна ограниченная ядерная война, как это и предусматривалось американской стратегией в годы Холодной войны. В дополнение ко всему Вашингтон и Москва прошли через разочарование друг в друге, каковы бы ни были основания для утраченных каждой из них иллюзий.

Как бы ни разыгрывалась ситуация в дальнейшем, уже можно сделать некоторые выводы.

Какая война?

Российская сторона признала, что то, что началось как СВО, с глубокой вовлеченностью Запада в конфликт на Украине превратилось в открытую войну. У неё несколько измерений и множество характеристик.

Практически все эксперты характеризуют конфликт на Украине как «гибридную войну», прежде всего как «прокси-войну», то есть через подставных лиц или по доверенности от главных бенефициаров. Ее гибридный характер дорисовывают жесткая информационнная война и фактически тотальная экономическая в форме санкционного давления «из ада» на Россию.

Далее налицо аналогии с «кабинетными войнами» XVIII века в Европе. Тогда речь шла о династических интересах, связанных в том числе с контролем над территорией. Галантный век не вовлекал в войну все население, а монархи не подвергали друг друга демонизации, которая исключала бы дипломатическое урегулирование, когда для того созреют условия. Войны прерывались, когда заканчивались средства, и возобновлялись, когда те появлялись. Очевидно, что сейчас, несмотря и вопреки своей вовлеченности в конфликт США и Запад в целом хотели бы сохранить такой далеко не идеальный формат, пусть даже посредством его замораживания «до лучших времен». Главное - недопущение его перелива за пределы Украины.

Война еще является гражданской ввиду того, что конфликт происходит внутри славянско-православного, как определил нашу цивилизацию С.Хантингтон (в своем «Столкновении цивилизаций»), Русского мира и на пространстве, которое входило в единое государство на протяжении веков.

Можно говорить и об Отечественной войне, поскольку неонацистский характер киевского режима демонстративно отсылает к Великой Отечественной и той роли, которую играли в ней на стороне нацистской Германии украинские националисты из УПА-ОУН. То есть речь о «незавершенке» или возобновлении той войны в части целей, которые не были достигнуты окончательно, главным образом, в силу идеологических императивов и иных соображений советского руководства, причем не только послевоенного. Советская Украина - продукт только советской эпохи и, надо полагать, только в составе СССР она могла существовать в этих границах. Тут трудно не согласиться с тезисом А.Яковенко о том, что СВО имеет целью десоветизацию Украины, то есть доведение этого процесса, запущенного на Украине, до логического конца - замены советских границ на новые, отвечающие целям украинизации, созданию на ее территории гомогенного этноцентричного унитарного государства с агрессивной националистической идеологией образца межвоенного периода в Европе[1]. Другими словами, СВО призвана разрешить фундаментальное противоречие, обусловившее крах постсоветской украинской государственности, а именно - между советскими границами и несоветской властью.

Не может не привлекать внимания и то, что Украина после ее ремилитаризации и нацификации выполняет в западной политике ту же роль, что и нацистская Германия, которую западные столицы «умиротворяли» как раз после прихода к власти Гитлера, который так же как нынешний нацистский режим в Киеве, заявлял, что действует от имени «цивилизованной Европы».

Война также мировая по своим геополитическим последствиям, имея в виду грядущий по ее итогам новый баланс сил в Европе и в мире в целом. На Западе изначально признавали, что если Украина ее проиграет, то проиграет «от имени Запада». Стоит вспомнить и то, что Крымская война в XIX веке по праву считается «Нулевой мировой» на тех же основаниях, только тогда баланс сил в Европе был одновременно равнозначен глобальному раскладу. Существенно и то, что в той войне впервые в Новом времени Запад практически консолидированно выступил против России - этот процесс возобновился с Холодной войной, включая ее начальный этап в межвоенный период, за которым последовала германская агрессия.

На это раз война носит межцивилизационный характер. Президент Э.Макрон заявил об экзистенциальном характере противостояния Запада и России. Пожалуй, впервые таким образом признано, что Запад противостоит другим цивилизациям, и прежде всего - русской, и борется за сохранение своей глобальной гегемонии. Никто не посягает на западный макрорегион с центром из Атлантических держав (плюс примыкающие к ним в других регионах Япония и Австралия). Россия просто реагирует на его экспансию в форме расширения НАТО и ЕС. Одновременно сопротивление России ставит под вопрос само западное доминирование. Действительно, предстоит болезненная трансформация - переход к существованию не за чужой счёт в качественно новой, высококонкурентной глобальной среде. Для России на кону как раз выживание, поскольку на Западе не скрывают, что Украина была отформатирована под «окончательной решение» Русского вопроса, и свидетельство тому дают не только выкладки политологов и тезис о нанесении России «стратегического поражения», но и попытки «отмены» Русской культуры и самого русского языка, на котором миру были явлены духовные достижения высшего порядка.

Нынешнее испытание - одно из многих, выпавших на долю России в ее истории. Как и в прошлом, ситуация доказывает, что оно посылается тем, кому оно по силам. Развитие событий последних двух лет дает тому убедительные доказательства. Россия оказалась достаточной сильной в военном отношении, экономически и нравственно, чтобы отрицать силовое превосходство Запада – основу его гегемонии.

Не будучи готовы к прямому конфликту с Россией, западные страны, элиты которых начисто отрицают историю, допустили фундаментальный просчет, уверовав, не известно на каком основании, в то, что Россию можно победить, в то время как весь исторический опыт говорил об обратном. Это безумие ставит вопрос о поиске Западом выхода из сложившейся ситуации, притом что «сохранить лицо» после всего, что было наговорено, в том числе представителями Евросоюза, вряд ли получится. Более того, натиск Запада вновь дал прямо противоположный эффект, так как только способствовал военному укреплению России, дискредитации западных систем вооружений и военной тактики и, главное, созданию стимулов к внутренней консолидации российского общества и мотивации, необходимой для прорывов в экономическом и научно-технологическом развитии страны. Не будет преувеличением сказать, что Запад добился пробуждения России, осознания ею своей культурно-цивилизационной идентичности и своего исторического призвания.

Какой исход конфликта на Украине: в первом приближении

Американская «стратегия выхода» из затяжного конфликта с Россией уже обретает некоторые очертания. Можно предположить, что в кругу западного сообщества присутствует понимание того, что интересы «американского лидерства» превыше всего: к этому союзников начал готовить Д.Трамп. На практике это значит, что американцы не могут (по своей природе) вкладываться в то, что уже провалено, предоставив европейцам «присутствовать» при развязке и управляя ситуацией «из заднего ряда»/from behind, что тоже отработано - на примере ливийской операции при Б.Обаме. Союзникам уже открыто заявлено, что это - проблема европейской безопасности, а Киеву - что они воюют за свою территорию и должны наращивать мобилизацию. Внешнеполитические приоритеты Вашингтона смещаются в сторону Китая, хотя энергия, растраченная на украинскую авантюру, побуждает думать уже не о силовом сдерживании Пекина, а о разрядке по образцу той, которая была предложена Москве в 70-е годы. Нынешнее экономическое положение США, особенно если добавить последствия столь массированного использования доллара как оружия, как раз и напоминает момент 70-х (об экономических мотивах разрядки довольно откровенно пишет Г.Киссинджер в своем «Лидерстве»)[2], только теперь визави Китая, а «призрак поражения» - не во Вьетнаме, а на Украине.

На эту тему на страницах «Форин Аффэрс» пишет англо-американский историк Н.Фергюсон, призывая к «разрядке 2.0»[3]: разрядка с Китаем призвана сделать то, что имела целью разрядка с СССР – «выиграть время для своего (экономического) восстановления». Одновременно возобновились рассуждения о том, что Украине и НАТО, дабы сохранить то, что еще реально возможно, и заодно найти пути к долгосрочному урегулированию в Европе, что потребует предоставления России хоть каких-то гарантий безопасности, придется принять стратегию «обороны в формате укрепления доверия» (confidence-building defense), то есть отказаться от наступательного позиционирования «обороны на передовых рубежах». Для Украины это означало бы отказ от наступательных вооружений плюс что-то вроде «народной обороны» времен поздней Югославии при Тито и ненасильственного «гражданского неповиновения» Ганди в случае внешнего вторжения. Разумеется, «отвоевание» территории придется отложить в долгий ящик[4].

Благодаря событиям вокруг Газы, Вашингтон получил хороший предлог оставить Украину на усмотрение европейских союзников. Этот параллельный кризис грозит иранской ловушкой для Израиля, который вряд ли готов к затяжному противостоянию высокой интенсивности (как Украина и с ней Запад в конфликте с Россией). Более того, как пишет М.Индик на страницах «Форин Аффэрс»[5], ситуация с Газой «странным образом воскресила двугосударственное решение». Подставившись под ракетный удар Ирана, Израиль лишь прочувствовал свою зависимость от США, что создает условия для американского давления в пользу такого решения, если и когда американцам удастся заставить Б.Нетаньяху уйти. Преимущество для России сложившейся на Ближнем Востоке ситуации состоит в том, что она не обременяет ее внешнюю политику, так как Израиль сделал свой выбор в конфликте Запада с Россией, и теперь у Москвы, находящейся на грани установления с Ираном отношений безопасности, аналогичных неформальному альянсу Израиля с США, тем более нет стимулов занимать иную позицию, чем просто созерцание происходящего.

Израильское руководство, поставив страну на путь саморазрушения, также не учло развития военных технологий в последние 30 лет, что во многом обесценивает его предполагаемое ядерное сдерживание. Как показал конфликт на Украине, надо быть готовыми к войне с применением обычных вооружений, причем войны на истощение с широкими последствиями для социально-экономического положения страны и в целом состояния общества. Такое условно «человеческое пространство войны» оказалось воссозданным не менее странным образом усилиями, прежде всего, упертой, лишенной воображения политики Запада в период после окончания Холодной войны. И нет ничего случайного в том, что Израиль наряду с Западом оказался потенциальной жертвой такого развития.

В плане переговорного урегулирования у Запада продолжает срабатывать инерция надежд на успех прошлогоднего «контрнаступа», когда, по свидетельству С.Херша, на многосторонней встрече летом в Саудовской Аравии предполагалось устроить России «Версаль». Теперь понятно, что ни на какие многосторонние ультиматумы Москве рассчитывать не приходится: не те условия на линии соприкосновения, да и эти наивные планы заведомо не удастся протащить в СБ ООН, уже не говоря о том, что Россия не собирается вести переговоры за спиной Киева, а только с ним напрямую. Причем нам нужно не прекращение огня и замораживание конфликта, а только прочный мир, как это было с разгромом Наполеона и Гитлера - в этих двух случаях мир был сопряжен со сменой режимов разной степени преступности, в том числе по отношению к собственному народу.

При том, что многое, если не все, будет зависеть от исхода СВО, можно уже сейчас вводить в дискурс урегулирования конкретизацию тем демилитаризации и денацификации. Так, уже заявлено, что потребуется «санитарная зона» на глубину украинской территории с учетом дальности имеющихся у Киева систем вооружений. Это будет создавать стимулы для отказа от развития таких систем. Та же логика действует в отношении отрицания для Украины выхода к Черному морю (имея в виду использование Киевом беспилотных морских надводных и подводных систем против нашего ЧФ).

Словом, гарантии - в отсутствие доверия к Киеву и Западу - должны носить физический характер, что соответствует максиме времен Холодной войны о том, что значение имеют потенциалы, а не намерения. Таковым мог бы быть контроль России над воздушным пространством Украины на определенный период времени - как гарантия конституционного переустройства Украины, включая отказ от официальной идеологии, на общепринятых в ЕС «европейских ценностях» (в соответствии с Копенгагенскими критериями 1993 г. и Декларацией европейской идентичности 1973 г., то есть то, что требуется для вступления в ЕС) и выполнения условий мирного договора по денацификации. Нет сомнений в том, что украинское государство не должно будет вмешиваться в дела церкви, которая может стать одним из ключевых институтов в процессе преодоления травмы краха нынешней, негативно заряженной государственности, которая отсылает к Европе межвоенного периода и веймаризации Германии. Украина должна будет стать мирным, федеративным и нейтральным, возможно, с договорно закреплённым нейтралитетом (по типу австрийского Госдоговора), и чисто «европейским» государством (по аналогии с королем Бельгии - как «единственным бельгийцем» в своей стране, если Европа национализируется). О членстве в ЕС придется забыть, если там будет решено создать свою «оборонную идентичность», к чему призывают некоторые столицы в порядке, надо полагать, ответа на перспективу «мягкого» ухода США из Европы при Трампе.

В части денацификации также должны быть определены параметры и модальности этого процесса с учетом устава Нюрнбергского трибунала, включая определение преступных организаций. Помимо ответственности лиц, причастных к военным преступлениям, в фокусе внимания должны быть система образования, СМИ, общественные науки - как составные части шовинистического индоктринирования населения. Должны быть разоблачены попытки фальсификации истории и националистические мифы, трактующие расовое превосходство украинского этноса. Особая тема долгосрочного характера - вопрос о том, как предполагалось при нынешнем киевском режиме обеспечить развитие краевой украинской культуры в отрыве от общерусской и сохранить ее в современной жесткой глобальной среде (в принципе, в реальной жизни граничит с попыткой ее уничтожить). В данной связи был бы поучительным соответствующий опыт прибалтов: чего им удалось добиться на ниве антирусского национализма для собственной культурной идентичности?

Важнейший пункт, в том числе для будущего суда, это установление ответственности за преступление войны после переговоров в марте-апреле 2022 года, которые, по имеющимся публичным свидетельствам, были сорваны Киевом по требованию западных правительств, которые в таком случае должны разделить ее. Готовность Москвы вернуться к согласованным тогда принципам урегулирования тем паче будет подразумевать ответственность нынешней украинской власти перед своим населением за жертвы и разрушения последних двух лет.

Россия не может повторить ошибку Александра I с Царством Польским: на то, чтобы ее признать ушло целое столетие (как вспоминал С.Сазонов, в ходе Первой мировой вызревали планы «отпустить» эту коренную часть Польши). Это значит, что собственно украинская часть современной Украины должна быть предоставлена самой себе на основе верифицируемого мирного договора и условий фактической опеки ЕС (или одной Германии: в конце концов у ЕС неопределенные перспективы на будущее, а Германия никуда не денется), также подлежащих российскому контролю. Это увязало бы в один «пакет»[6] будущее Украины и будущее объединенной Европы, обеспечило бы ее адекватное, неагрессивное поведение по отношению к России, притом что нам были бы только рады навязать тяготы и риски оккупации, дабы, выиграв войну, мы «проиграли мир».

Постукраинский мир в Европе

Параллельно с достижением мира на Украине на двусторонней основе будет необходимо создать соответствующую договорную среду на Европейском континенте, то есть созвать нечто аналогичное мирной конференции, которыми завершались все войны (Холодная составила исключение - и вот результат). Речь прежде всего о переподтверждении итогов Второй мировой, включая осуждение нацизма/фашизма и агрессивного национализма в любом виде. Итоги такой общерегиональной конференции должны будут сертифицировать российско-украинский мирный договор и создать дополнительные гарантии как для его выполнения, так и для поддержания прочного мира и безопасности в Европе. Желательно создание инклюзивной системы коллективной безопасности, предполагающей ее неделимость, включая экономическое измерение. Речь шла бы и об отказе от идеологизированный внешней политики, как к этому пришли сами европейцы без нашей подсказки в свое время, имея в виду Вестфальский мир, которым закончилась Тридцатилетняя война. В случае успеха могли бы не понадобиться или прекратили бы свое действие в более ранние сроки некоторые наиболее жесткие гарантии для России в двустороннем договоре.

Будет требовать своего решения проблема американского ядерного оружия в Европе, сам факт наличия которого создает угрозу его применения. В этой связи в порядке превентивной меры не помешало бы заключение высшей судебной инстанции России о том, что государства, на территории которых находится иностранное ядерное оружие, которые принимают участие в так называемых «совместных ядерных миссиях» НАТО и вообще состоят членами военно-политического альянса, характеризуемого самими его участниками как «ядерный», не могут пользоваться гарантиями для неядерных государств по ДНЯО.

В целом, Европа может пойти по пути указанного коллективного урегулирования. Но в любом случае она станет частью переходного «многоукладного миропорядка», в рамках которого найдется место для Запада как региона и цивилизации, но без претензий на универсальность его норм, правил и ценностей. Межцивилизационный общий знаменатель в отношении последних должен быть найден в рамках ООН на основе Вестфальских принципов, закрепленных в Уставе ООН, к которым прямо причастна западная цивилизация. Все сверх того должно стать предметом согласования и гармонизации в рамках макрорегионов и цивилизаций.

По большому счету, эту невойну, притом что несобытие может быть важнее события, можно было бы назвать «войной за советское наследство». В оригинале исторических прецендентов вольно переводили слово succession/наследование; но тут именно наследство – так как в Европе, похоже, уже начинается борьба за «американское наследство» с участием англичан, которые не прочь вернуть себе то, что пришлось уступить американцам после Второй мировой, хотя бы в Европе, прежде всего Северной.

Для России это означало бы завершение восьмивекового выяснения отношений с Западом в ряду таких событий, как вторжение Наполеона, Крымская война, обе мировые и Холодная война. Теперь произошло то, что было, по всей видимости, неизбежным, а именно нанесение поражения объединенному Западу на всю глубину наших исторических и мировоззренческих противоречий. Главным продуктом этого события станет эмансипация мира от западной гегемонии, как, впрочем, и эмансипация России от 300-летней химеры «встраивания» в Европу/Запад. Помимо всего прочего, судьба по-своему миловала Россию, поскольку ей не пришлось столкнуться с двумя «неприличными предложениями» США/Запада – участвовать в сдерживании Китая и соучаствовать в неоколиальном ограблении всего незападного мира.

Культура, которая лечит

Определенным позитивным моментом для психологического преодоления населением Украины последствий поражения в конфликте с Россией будет понимание того, что киевский режим, который, скорее всего, сам был причастен к фантазиям Вашингтона на тему нанесения поражения России, потерпит поражение «от имени Запада» и, тем самым, продолжит ряд европейских нашествий на Россию, включая Швецию, наполеоновскую Францию и нацистскую Германию – компания завидная и вполне европейская. Если Наполеон и Гитлер на момент нападения на Россию контролировали континентальную Европу, то на этот раз Европа НАТО и ЕС обеспечивала Киеву стратегическую глубину, сопоставимую с той, которой обладает Россия, особенно если учесть ее североамериканский сегмент. В этом отношении вполне верным представляется тезис «Це Европа!», но Европа, обреченная терпеть поражения от России, и потому Европа, которая уперлась - в который уже раз! - в пределы своей территориальной и цивилизационной экспансии в Евразии. Более того, никогда еще с такой ясностью и внятностью исторический Запад не противостоял исторической России, запустив ее трансформацию в русле восстановления - после имперского и советского периодов - связи времен и в целом исторической преемственности в ее развитии.

Поэтому опыт Франции и Германии должен служить своего рода «утешительным призом» наряду с возложением на Запад ответственности за происшедшее, за то, что он воспользовался Украиной, как в свое время это произошло с нацистской Германией, которую Лондон, Париж и Вашингтон «умиротворили», то есть снимали с нее все версальские ограничения, под программу экспансии в Восточном направлении, изложенную в «Майн Кампф». Соответственно, Берлин и Париж, которые терпели условно «потерю территорий» (при том, что для Германии это было реально в отличие от Франции, которой с легкой руки Александра I пришлось отказаться лишь от «личных завоеваний Наполеона»), могут служить поводырями в преодолении последствий поражения. Особое значение имел бы более комплексный опыт Франции, который включал не только военную катастрофу, но и оккупацию и коллаборационизм.

Если оставить в стороне роль союзников, включая СССР, в возрождении французской государственности (хотя этот фактор был крайне важен и может позитивно сказаться и тут, конечно, если и когда Запад откажется от своего нынешнего нарратива), то решение проблемы может указать апеллирование французской интеллектуальной элиты к открытости своей страны и ее вкладу в создание европейских духовных ценностей высшего порядка, то есть великой Европейской культуры. Собственно, наследование Россией, а также Советским Союзом с Украиной в качестве ее составной части всего лучшего из Европейской культуры и ее развитие в условиях прогрессирующей дехристианизации Запада, начиная с XIX века, может служить точкой стыковки и в будущих дружественных российско-украинских отношениях.

Не надо забывать, что переход на службу к новому/старому режиму - явление чисто европейского духа: можно вспомнить наполеоновских маршалов после Реставрации Бурбонов; с той же немецкой профессуры, включая М.Хайдеггера, как с гуся вода после их денацификации - играли по одним правилам, жизнь заставила и заиграли по другим. Что до деятелей именно культуры, то, как с Ницше и Вагнером, которых нацисты подняли на щит, время отсеет зерна от плевел. Все это исключительно по-европейски. И если Западу не удалось сразу сделать из украинцев европейцев, то теперь у них будет достаточно времени, чтобы заняться этим всерьез. Немцы как воспитатели подошли бы тем более, что сами соблазнились идеей своего расового превосходства над другими.

Не помешало бы в этой связи обратиться к речи Андре Мальро в зале Плейель 5 марта 1948 года, где он проводил мысли, представляющиеся крайне уместными и в нынешней ситуации. Так, он апеллировал не к националистической Франции Нового времени, а к Франции Людовика XIV, открытой для всей остальной Европы. Он также отмечал: «Не в первый раз Европа стремится осознать себя, опираясь не на понятие свободы, а на понятие судьбы… У Европы существует возможность стать главной составной частью атлантической цивилизации»[7]. Сочетание осмысления своей судьбы в истории, что трансцендентно (и тут уместно, как никогда, идейное наследие постмодернизма, особенно Ж.Бодрийяра, который осмысливал не только цивилизационный крах Европы, но и послевоенное состояние западного общества), и перспектив того, что Мальро называл атлантической цивилизацией и что, опять же в лице НАТО и Евросоюза, терпит культурно-цивилизационное, историческое и, по утверждению Э.Макрона, экзистенциальное поражение, может стать продуктивным вдвойне. Оно запустит или, точнее сказать, послужит катализатором собственной трансформации Запада с неопределенным исходом, поставит вопрос о собственной, а не заимствованной идентичности. Как нынешний кризис поставил вопрос и перед Россией, которую вынудили взглянуть правде в глаза, поставив перед выбором между соучастием в упадке западной гегемонии, вступившей в этап собственной тоталитарной эволюции (с «культурой отмены») - отнюдь не мутации!, и возвращением к своей укорененной в культуре, душевном складе и истории идентичности, которая по-разному искажалась идейным воздействием продуктов западной политической мысли в дореволюционный и советский периоды (что подпадает под шпенглеровское определение псевдоморфности нашей цивилизации).

Если говорить о судьбе, то «нарыв» украинского национализма, замешанного на геополитических расчетах Запада в отношении России, позволил нам окончательно избавиться от иллюзий в отношении Запада. В итоге Россия оказалась там, где ей предназначалось быть, то есть на стороне угнетаемого Мирового большинства, пройдя через этапы Пробуждения Азии Революцией 1917 г. и самореализации в послевоенном процессе деколонизации. Проблема судьбы не менее значима в контексте собственной истории Украины, будь то в составе России или без нее, которая в равной мере отсылает к заимствованию у Европы. И если брать нынешнюю ситуацию, то это - госстроительство в полном соответствии с ценностями европейской идентичности, которым вполне отвечали положения Минских соглашений 2015 г. Более того, возможен вариант введения наряду с русским и третьего, европейского языка в качестве государственного, скажем, английского или французского, что способствовало бы, пусть и на уровне образованных классов, приобщению к высокой культуре. Возможен и немецкий: как-никак Германия дважды оккупировала Украину – пусть будет теперь такая культуртрегерскася оккупация с взятием на себя ответственности за «подопечных». На это пошли скандинавские страны, и это могло бы стать решением проблемы Прибалтийских государств. Уместен и опыт официального двуязычия в Канаде и Бельгии и многоязычия в Швейцарии.

Опыт облагораживания английского (синтетического), французского и русского (претерпел не только естественную модернизацию как следствие реформ Петра I и гения Пушкина, но и воздействие западно-русского в ходе церковной реформы середины XVII века)[8] показывает, что язык не может навязываться силой - он должен, находясь в высококонкурентной среде, заявлять о своей «мягкой силе» тем, что на нем создаются духовные ценности высшего порядка, своего рода культура большого стиля  и широко использоваться во всех сферах общественной и иной жизни, включая науку и технологии. Эта задача и могла бы быть поставлена на перспективу грядущим поколениям, если Украина в своих этнических границах не хочет остаться национальным гетто в Европе, а намерена принимать участие в общем «празднике жизни», как это было в составе Российской Империи и Советского Союза. Надо также будет считаться с тем, что интерес Запада к Украине резко снизится, как только станет понятно, что она не годится как инструмент решения Русского вопроса: слабых и тех, в ком разочаровались, там не любят (уже не говоря о том, что в Киеве убеждали же, что смогут нанести нам «поражение на поле боя», то есть подвели).

История рассудит, будет или нет язык вдохновлять на создание высокой культуры мирового значения. Как минимум, это было бы позитивным разворотом в сторону от принудительной и губительной украинизации, аналогов которой не знала современная Европа (за исключением, разумеется, прибалтов, которые просто не могут играть никакой геополитической роли, тем более после украинского примера).

В итоге мы могли бы выйти на сотрудничество де-факто с Европой в деле создания подлинно европейской Украины (ведь, если на то пошло, в Киеве сами назвались «груздем»), для которой «призом» было бы восстановление торгово-экономических и иных связей практического характера с Россией. Немцы сами прошли через «европеизацию» - им и карты в руки. Время покажет, насколько такая стратегия реальна, но она, по крайней мере, имеет мощный позитивный заряд для всей европейской политики, включая создание условий для «ухода» США из Европы, где они явно задержались, без необходимости милитаризации ЕС, а Украина стала бы средством и символом «сшивания» европейского пространства как части Большой Евразии. Нет нужды говорить о том, что реконструкция Украины может стать источником экономического роста если не для ЕС в целом, то для Германии, экономика которой в наибольшей мере пострадала от нынешнего геополитического кризиса. Такой подход в духе win-win, когда все выигрывают, был бы ответом на наше вынужденное политикой Вашингтона соучастие в разрушении Европы как их потенциального геополитического и геоэкономического конкурента.

Речь шла бы и об альтернативе новой конфронтации с Россией, которую Европа не потянет в силу факторов своего экономического состояния и внутриполитической ситуации, императивов «энергоперехода» и избежания чрезмерной зависимости от рынка Китая (тут потребуется общая для всех, включая Глобальный Юг, многовекторность). В конце концов, именно американцы вовлекли Европу в бездарную попытку блицкрига на российском направлении - пришло время одуматься, свериться с реальностью и думать о будущем, благо скорее раньше, чем позже, прояснится ситуация с перспективами ультралиберальной «мировой революции» нынешней демократической администрации США. Надо также полагать, что станет ясно и то, насколько совместима реиндустриализация Америки с Бреттон-Вудсом: если воссоздание внутренних основ американской конкурентоспособности потребует «отпустить» доллар, то откроется возможность создания поливалютной системы образца до 1914 года или совокупности валютных зон.

«Большая невойна» в Европе и дилеммы России

Ключевое преимущество России в затяжном конфликте с Западом на Украине - полная неготовность НАТО и западных стран, каждой в отдельности, к прямому конфликту с Россией. Их собственные признания в этом множатся с каждым днем. Речь не только о психологическом состоянии населения, которое после окончания Холодной войны определяется как «поствоенное». Нет промышленной базы производства обычных вооружений и боеприпасов к ним: на ее воссоздание уйдет от 5 до 7 лет, а то и все десять. Участие в такой гонке вооружений с Россией, которая ее уже выиграла, не только было бы лишено смысла, поскольку к тому времени все вопросы европейской безопасности будут решены: они не могут ждать, так как такое урегулирование должно создать внешнюю среду обеспечения мира на Украине. Вопрос в том, что в условиях подрыва послевоенного «общественного договора» в Европе и миграционного давления на ЕС с Юга европейским элитам придется отказаться от оставшихся достижений своей социальной политики, притом что для молодежи сверхприоритетны вопросы экологии, сохранения окружающей среды для будущих поколений. Гонка вооружений усилит нагрузку и на энергетику.

Общим фоном будет оставаться фактор ядерного сдерживания. Если Россия фактически завершает модернизацию своего ракетно-ядерного потенциала, обнуляя эффективность глобальной ПРО США, то Вашингтон к этому только приступает. Помимо прочих проблем, связанных с эффективностью американского потенциала, сомнения на этот счет создает недавний неудачный запуск ракеты стратегической системы АПЛ «Трайдент», принадлежащей Великобритании и составляющей основу соответствующего сегмента ядерной триады США (не исключено, что англичане действовали по просьбе американцев: о таких запусках даются уведомления Москве -американцы не хотели подставляться сами). Можно с уверенностью сказать, что в этих условиях ядерное сдерживание с нашей стороны эффективно вдвойне, а с учетом того, что «горячую картофелину» развязки Украинского конфликта американцы перебрасывают европейским союзникам, тем более.

Таким образом, можно предположить, что конфликт на Украине не выйдет за рамки применения обычных вооружений. Другое дело, что он может перелиться за советские границы нынешней Украины. Любой элемент такого «перелива», а значит, и прямого вооруженного столкновения между НАТО или ее отдельными странами («коалицией желающих»), был бы в принципе желателен и имел бы глубокое символическое, политико-психологическое значение геополитического/стратегического поражения Запада. Такую возможность предоставляет инициатива Парижа об отправке своих войск и тех, кто согласится участвовать в этой авантюре, на Украину. Упоминается экспедиционный корпус численностью в 20 тысяч. Что бы это значило на практике и почему французы, скорее всего, останутся в одиночестве?

У России в таком случае будет несколько ключевых преимуществ. Это и близость нашей территории к ТВД, и отмобилизованность Вооруженных сил, их боевой опыт и доказанное преимущество по части применяемых вооружений над западными. Другой момент, о котором уже давно поминают аналитики, состоит в том, что у нас имеются эффективные средства категории так называемого «отрицания доступа» к ТВД - это средства ПВО, авиация дальнего действия, ракеты большой дальности наземного, воздушного и морского базирования, уже не говоря о преимуществе наших ВКС в воздушном пространстве самой Украины. Но есть и другое, возможно, критическое преимущество, состоящее в том, что нам нет нужды наступать на территорию стран НАТО, чтобы нанести им поражение: это вполне возможно осуществить ударами на глубину с нашей территории, из нашего воздушного пространства, с акваторий нейтральных вод и воздушного пространства над ними.

Переброска и развертывание 20-тысячного контингента - огромная логистическая операция, как это показали обе войны США и НАТО против Ирака. В нынешних условиях она будет проходить под российским огнем: весь абсурд ситуации будет состоять в том, что для безопасного осуществления такой операции нужны гарантии и хорошие отношения с Россией, что отсутствует. Поэтому под российскими ударами окажутся стационарные объекты - порты, аэродромы и железнодорожная инфраструктура не только самой Франции, но и тех стран, которые будут задействованы в этой логистике, причем на вполне законном основании декларируемой цели такой переброски войск на территорию Украины. При этом важно, что у Запада и его отдельных стран нет договорных обязательств оборонного характера перед Украиной, что отчасти и объясняет авантюрный характер происходящего (кстати, нам тоже не давали никаких договорных гарантий по окончании Холодной войны – тут мы в одном тренде с Украиной). Наши стратегические бомбардировщики могли бы отстреливаться крылатыми ракетами в обычном снаряжении из района Урала, как они это делают сейчас по целям на Украине, или по ходу патрулирования в Северной Атлантике. Вполне возможно, что мы обладаем аналогом американского потенциала «глобального молниеносного удара» с задействованием стратегических носителей наземного базирования с обычными боеголовками (что могло бы быть формой утилизации при выводе из боевого состава устаревших носителей). В таком случае мы могли бы извещать американцев о характере боеголовок и о том, что удары будут наноситься по целям к востоку от нулевого меридиана, что американцы могут отследить из космоса.

Из этого можно заключить, что шансы того, что даже незначительная часть корпуса доберется до Украины, крайне малы. Не исключено, что все закончится на первых ударах по маршрутам такой логистической операции. Москве будет трудно устоять перед искушением даже на этом начальном этапе по максимуму вовлечь в ситуацию другие страны на предполагаемых пунктах маршрута в порядке упреждения, включая объявление глубокой зоны воздушного и морского контроля к западу наших с Белоруссией (и Украины тоже) границ. Дабы исключить подобное развитие событий, третьим странам понадобятся дипломатические контакты с Москвой и разговор о наших им гарантиях, что будет означать изоляцию Парижа в кругу серьезных стран НАТО. Дело упрощает еще то, что в отличие от Крымской войны исключается использование Черного моря (тогда англо-французская армада насчитывали порядка 600 кораблей), а применительно к Балтийскому представится блестящая возможность внести ясность в вопрос о том, насколько оно стало «озером НАТО». Париж в итоге мог бы «без особой драки попасть в большие забияки» (другие-де «струсили», имея в виду немцев) и сделать заявку на преобладающую по отношению к Берлину роль (надо полагать, в тандеме с Лондоном) в создании «европейской оборонной идентичности» в общих рамках НАТО. Правда, трудно сказать, насколько сохранится вкус к такого рода предприятию у европейского общественного мнения, когда с Москвой проще и дешевле договориться, тем более что все равно придется, чтобы облегчить положение Киева. Реакция Берлина на намерение Макрона может говорить о том, что там все это понимают, но озвучивать «немыслимое» не хотят. Макрон в ответ заявил, что не будет вовлекать союзников по НАТО в свою операцию, то есть наземная логистика исключается.

В целом можно предположить, что логика развития событий в связи с СВО на Украине говорит о том, что сложились «правила игры», причем при решающей роли России, согласно которым конфликт с Западом должен решиться на поле войны с применением обычных вооружений. Россия фактически навязала длительность и высокую интенсивность такого противостояния, которые обеспечивают ее стратегическое преимущество на обозримую перспективу. В числе прочего обесцениваются ставки Запада на ПРО и доминирование в воздухе и космосе. Именно в такой парадигме действовал Иран в своем ударе по Израилю, где, похоже, поняли, что что-то радикально изменилось в региональном и глобальном стратегических уравнениях. Это принудило бы Запад (и Израиль) апеллировать к ядерному сдерживанию, что на практике равнозначно признанию своего поражения в силу очевидных и неприемлемых рисков инициирования применения ядерного оружия.

Экзистенциальность происходящего, а жребий был брошен Западом 30 лет назад, обесценивает практически все, что есть, поскольку все «тронуто» западным доминированием: так, практически везде придется начинать с нуля и создания для начала региональных порядков, включая валютно-финансовые, из которых будет «прорастать» глобальный полицентричный. Геополитический вызов, с которым нам приходится иметь дело, носит комплексный характер и потому требует комплексного ответа, на что уйдет время.

Уже более, чем очевидно, что инерция навязывания Москве некого мирного плана от группы стран никаких шансов не имеет. В конце концов, дипломатия - это копромиссы, и мы от переговоров никогда не отказывались. Более того, у нас есть все основания поставить вопрос об ответственности Запада, в частности Лондона, и Киева за продолжение бессмысленного кровопролития ввиду срыва переговорного процесса в апреле 2022 года. Для нас это означало и то, что мы были вынуждены силой освобождать собственную территорию еще целых два года![9] Другими словами, мы вправе поставить вопрос о компенсации понесенных нами потерь и расходов. В качестве залога могут быть взяты под контроль части территории Украины, включая сельхозугодья. Запад мог бы помогать Киеву выплачивать такую «контрибуцию», хотя бы с целью ускорить возврат под его контроль указанной территории, что служило бы важным элементом постановки позитивных задач в общеевропейской политике.

Перед Россией стоит непростой выбор. Надо ли нам идти по пути естественного развития событий на Украине, притом что формула разрушения Украины, как и разрушения Европы, но также и утверждения самой России на избранном пути самобытного развития проста - это СВО, помноженная на время. Это значит, что затягивание конфликта в том числе вследствие западной помощи, включая поставки оружия, будет «работать» на решительный исход конфликта, что отвечает интересам России. При этом будет сужаться пространство для перехода Киева к «обороне в формате укрепления доверия» - варианту, предполагающему скорейшее двустороннее урегулирование с Россией. С другой стороны, в перспективе нескольких лет мы можем получить на своей границе обещанную на Вильнюсском саммите альянса 300-тысячную группировку НАТО с разрывом всех прежних пониманий о неразмещении в новых странах-членах альянса на постоянной основе «существенных боевых сил» (понимался уровень бригады). Получится нечто похожее на концентрацию германских войск в Польше в канун 22 июня 1941 года. Если мы действуем на упреждение на Украине, то логично действовать таким же образом и в отношении сосредоточения сил НАТО. Оно должно проходить под нашим огнем без посягательств на территорию стран альянса - такая «стратегическая неопределенность» отвечала бы и заявленному намерению натовских столиц (правда, не всех) сохранять аналогичный подход, уходя от дискуссии о наших «красных линиях».

Возникла бы абсурдная ситуация, притом что в западных столицах хорошо понимают, что дальше Украины мы идти не намерены: экспедиционные силы стран НАТО находились бы на нашей границе, не рискуя наступать в ответ на наши удары в глубину их территории с разных направлений по военным объектам и критической инфраструктуре. Именно в направлении абсурда все движется на Западе – поэтому нельзя исключить и такое развитие событий. Мы же только продемонстрировали бы, что нам не нужна чужая территория и что все вопросы безопасности на континенте может разрешить создание открытой и инклюзивной системы коллективной безопасности, а не развертывание войск и все, что с этим связано.

Другая стратегия может состоять в том, чтобы форсировать ситуацию, благо у нас накопился эскалационный долг перед Западом, и допустить перелив конфликта за границы Украины при первой же возможности, включая натовские маневры, если нас не обяжут к тому французы. Тогда бы мы «начали с конца», поставив Европу перед необходимостью завершать все быстрее и заодно сэкономить на гонке вооружений и избежать ненужных социальных потрясений, включая авантюру с введением призыва. Тогда удалось бы «призвать к порядку» и прибалтов, для которых бы условия мира с Украиной послужили бы прецедентом, уже не говоря о том, что они избежали бы унизительных ударов по собственной территории, на которые НАТО не смогла бы отвечать из-за риска ядерной эскалации.

* * *

В любом случае всем пришлось бы признать, что лучшей гарантией безопасности являются хорошие/нормальные отношения с Россией - так было всегда, и отрицать это себе дороже. Надо будет признать и другое, а именно, что военное присутствие США изжило себя и превратилось в угрозу безопасности самих европейских союзников Америки. Так, все чаще признается, что именно членство в Североатлантическом альянсе, который уже существует дольше СССР и который враждебен России, создает угрозу его членам, которые не интересовали бы Москву иначе, как в чисто позитивном ключе. К этому следует добавить и то, что пугать союзников угрозой «авторитаризма», когда с территории само Америки исходит «призрак» ультралиберального тоталитаризма, будет все труднее и труднее.

В наших (и всеобщих) интересах дать поработать системному кризису западного общества, который характеризуется кризисом либерализма. Как пишет британский политический философ Джон Грей, «либеральные общества появились на свет случайно, и никогда не существовала возможность того, что они станут универсальными. Теперь они перестают быть либеральными… Либерализм был созданием западного монотеизма, а либеральные свободы - частью цивилизации, порожденной монотеизмом. Либералы XXI века отрицают эту цивилизацию, продолжая утверждать всеобщее значение выхолощенной версии ее ценностей. Согласно этому ультралиберальному видению, всем обществам суждено пройти деконструкцию, осуществляющуюся на Западе. В западных обществах целью ультралиберализма является дать возможность человеку определять свою идентичность. С одной стороны, это составляет логичный конечный пункт индивидуализма… С другой, это проект создания новых коллективов и прелюдия к состоянию хронической войны между идентичностями, которые они воплощают. Люди никогда не могут полностью сами себя определять… Как фашизм опошлил мысли Ницше, так и ультралиберализм вульгаризирует постмодернистскую философию»[10]. На его взгляд, налицо переизбыток элит, которые пытаются через «пробужденчество»/wokeism «отвлечь внимание от разрушительного воздействия на общество рыночного капитализма» и одновременно «ведут войну за (свое) экономическое выживание, превращая ультралиберальные ценности в товар на рынке труда. Woke - это такая же карьера, как и культ»[11].

Таким образом, разрушаются реперные точки либеральной системы координат там, где она возникла. Повторяя то, через что Россия прошла дорогой ценой в своей истории, Запад, не ведая того, отпускает всех на свободу в идейно-политическом отношении? На ум приходят слова из известного фильма: «Там (в Америке) нет стиляг».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[1] См. А.В.Яковенко, «Семерка» и десоветизация Украины, на сайте журнала «Международная жизнь»

[2] Так, в своем исследовании The Cost of Money Is Part of the Cost of Living: New Evidence of the Consumer Sentiment Anomaly (NBER Working Paper 32163, February 2024) Л.Саммерс и его коллеги приходят к выводу о том, что данные официальной американской статистики об уровне инфляции в США (3,1%) не соответствует реальному положению дел. Ее реальный размер не может быть ниже 8% (после 18% в 2022 г.).  Из этого можно заключить, что фальсифицируются и все остальные макроэкономические данные, включая размер ВВП и темпы его роста. Как заявляют авторы, «экономика переживает бум, и все это знают, кроме самих американцев». Закономерно встает вопрос о том, удастся ли администрации Дж. Байдена «дотянуть» таким образом экономику, избежав ее кардинальной перебалансировки, до ноябрьских выборов.

[3] См. его статью «Киссинджер и подлинный смысл разрядки», Foreign Affaires, March-April, 2024.

[4] См., например, Lukas Mendelkamp, Alexander Graff and Ulrich Kühn, Confidence-building Defense for NATO, War on the Rocks, June 17, 2022.

[5] См. его статью “The Strange Resurrection of the Two-State Solution”, Foreign Affaires, March-April, 2024.

[6] Об «увязках» рассуждает Н.Фергюсон в цитируемой статье об опыте разрядки эпохи Холодной войны.

[7] Цит. По: Мальро А., Завоеватели; Королевская дорога. - М.: Прогресс, 1992. Указанная речь содержится в Послесловии к роману «Завоеватели».

[8] См. статью Трубецкого «К украинской проблеме» в сборнике Н.С.Трубецкой, Евразийство: Избранное. – М.: ИНФРА-М., 2013.

[9] Об этом справедливо пишет А.В.Яковенко в цитируемой статье.

[10] John Gray, The New Leviathans. Thoughts after Liberalism, Allen Lane/Penguin Books UK, 2023, pp. 108-109, 111.

[11] Ibid., p. 112; тут можно добавить: этот проект элит осуществляется в том числе через внедрение этих «ценностей» в корпоративную культуру банков, которые, в свою очередь, требуют соответствия им от своих корпоративных клиентов и частных лиц, вплоть до условия открытия счетов.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs