ГЛАВНАЯ > История без купюр

Сергей Рахманинов: Я - русский композитор

12:11 02.04.2023 • Петр Журавлев, журналист-международник

«Я русский композитор, моя Родина определила мой темперамент и мировоззрение. Моя музыка — детище моего темперамента, поэтому она — русская». Так говорил о себе Сергей Рахманинов, со дня рождения которого 1 апреля исполнилось 150 лет.

С ранних лет в его опусах, написанных еще в XIX веке, установился элегический, идущий от романтизма, тон, выработалась протяжная русская интонация, а неотъемлемой частью стиля стало подражание колокольному звону. Музыковеды отмечают еще одну важную особенность рахманиновского мелоса — приверженность складу старорусского знаменного пения, когда мелодическая линия разматывается вокруг одного звука, избегая широких скачков. Большая часть его музыки написана в миноре: он с самых юных лет о чем-то грустил, с чем-то прощался — может быть, с Россией, хотя в молодые годы Рахманинова ей еще далеко было до роковых потрясений, а может быть, с самим типом искусства, которому он принадлежал и которым так блестяще владел. Утешение иногда наступало в мажорных апофеозах фортепианных концертов — подобно тому, как весенний дождь смывает с души грусть и тоску.

Переломным для композитора и пианиста стал 1917-й. Февральскую революцию он принял с радостью и надеждой. Гонорар от первого же концерта передал на нужды армии. Потом еще дважды выступил в пользу фронта. Но чувство радости скоро сменилось тревогой. «Бездействие и бессилие Временного правительства приводили Рахманинова в отчаяние, — свидетельствовала свояченица Софья. — Тяжелые предчувствия и мрачное настроение все лето не покидали его».

Октябрьскую революцию музыкант не принял совсем. Считал, что это конец старой России. «Он говорил, что жизнь без искусства для него бесцельна, что с наступившей ломкой всего строя искусства как такового быть не может и что всякая артистическая деятельность прекращается в России на многие годы», — писала Софья Сатина.

В это время он был в Москве, в квартире на Страстном бульваре. «Было холодно, темно и довольно неуютно, — делилась потом его вдова Наталья. — Настроению Сергея Васильевича в это тяжелое время помогла работа». Рахманинов переделывал Первый фортепианный концерт. Зажигать свет было опасно, поэтому портьеры в кабинете приходилось задергивать и писать при свете одной лишь стеариновой свечи. Оставаться в Москве он не хотел. Думал уехать на юг, но в конце ноября получил из Стокгольма предложение дать десять концертов. В другое время отказался бы от не очень интересного предложения, но сейчас это был запасной выход.

Пианисту было 44 года. Думал ли он, что останется за океаном навсегда? Что найдет на чужбине последний приют? Нет, он уезжал на время. Главным было — работать спокойно: выступать, писать музыку. Но с сочинением как раз и не сложилось. Десять лет в эмиграции композитор не мог писать. Расставание с Родиной превратилось в глубокую рану, которая кровоточила, ныла, не давала спать, есть, работать. С этой болью нужно было жить. А получалось только как-то существовать. «У меня нет своей страны. Мне пришлось покинуть страну, где я родился, где я боролся и перенес все огорчения юности, и где я, наконец, добился успеха».

Маэстро был замкнут, и не хотел никаких банкетов, приемов, интервью и съемок. Бегал от репортеров. Однажды даже закрыл ладонями лицо. От безысходности, когда фотограф приблизился к нему в ресторане. А уже вечером увидел в газете свой необычный портрет с подписью: «Эти руки стоят миллион».

Признанный в России, Рахманинов и за океаном стал очень востребованным. Давал по 70-80 концертов в год. Не успевая отдыхать. И порой уверяя себя в бездарности: «Я устал, мне бывает невыносимо тяжело. В одну из таких минут я разломаю себе голову».

Тоска по Родине не давала ему в полной мере радоваться ни успехам, ни растущим гонорарам. «О сочинениях сейчас думать не приходится. Да и вообще после России мне как-то не сочиняется. Воздух здесь другой, что ли…».

Каждый месяц получалось по 30 посылок в голодающую советскую Россию. Он переводил деньги поэтам и писателям, музыкантам и артистам, выплачивал пособия студентам. Находил заказы художникам и скульпторам. Давал благотворительные концерты… И предположить не мог, что беда нагрянет с родины.

Русские эмигранты (в том числе Рахманинов, до этого избегавший политики) в резком письме в «Нью-Йорк таймс» выступили против восхваления системы, губящей людей молотом репрессий. На родине композитор тут же стал «белоэмигрантом-фашистом», «матерым врагом советской власти». Издавать и исполнять его произведения было запрещено. А потом началась война…

Судьба России была для музыканта важнее идеологических разногласий. 28 июня 1941 года он обратился к русским эмигрантам: «Независимо от отношения к большевизму и Сталину истинные патриоты России должны помогать своей Отчизне одолеть агрессоров». Сам он весь сбор от каждого третьего концерта (десятки тысяч долларов!) передавал в фонд помощи Советскому Союзу. К первому чеку, отправленному советскому консулу, приложил письмо: «Это единственный путь, каким я могу выразить мое сочувствие страданиям народа моей родной земли за последние несколько месяцев». В другой раз: «От одного из русских — посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу».

Начиная с лета 1941 года сбор от каждого третьего концерта композитора шел в Американский фонд помощи Советскому Союзу. Гастролировать он не прекращал уже будучи смертельно больным, последнее выступление дал за полтора месяца до кончины. Он успел порадоваться нашей победе под Сталинградом, а в предсмертные дни, приходя в сознание, просил жену читать сводки с русского фронта.

Великая любовь к Родине в сердце великого музыканта жила всегда. Отношения с советскими властями постепенно налаживались. Сергея Рахманинова благодарили, уверяли: «Истинным патриотам всегда будет обеспечена свобода жизни и творчества в нашей стране». Он уже думал о благотворительных концертах в СССР. Начал работать над «Сталинградской симфонией». Планировал объявить о возвращении, просил визу.

Рахманинов умер 28 марта 1943 года, не дожив нескольких дней до 70-летия. Спустя две недели в Большом зале Московской консерватории им. П.И. Чайковского, которую он окончил с золотой медалью, был навсегда установлен его портрет.

По материалам «КоммерсантЪ», «Известия», «АиФ»

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати