Африканское фиаско Макрона (Часть 1)

Президент Франции Макрон во время турне по странам Африки.

Несмотря на то, что Франция продолжает играть важную роль в политике и экономике своих бывших колоний в Африке степень ее влияния на континенте ввиду активизации деятельности иных внешних игроков в лице США, Китая, России, Турции и других государств в последние годы значительно снизилась.

Однако, главной причиной падения авторитета Парижа в бывших колониальных владениях являются, по мнению экспертов американского Института изучения внешней политики, не только его «неспособность идти в ногу со временем», в частности, учитывать стремление нового поколения африканцев к укреплению своего национального суверенитета и развитию сотрудничества на равноправной основе, но и проявления патернализма и высокомерия по отношению к своим африканским партнерам. Французская политическая элита в лице нынешнего президента, отягощенная ностальгией по былому величию Франции, оказалась не в состоянии сделать объективный анализ складывающейся сегодня обстановки в Африке и ее отношений со своими давними союзниками [1].

Президент Франции Эммануэль Макрон, придя в июне 2017 года к власти, громогласно заявил, что, используя в отношениях с африканскими странами инструменты «мягкой силы», добьется усиления глобального влияния Франции на международной арене и «вновь сделает ее великой» [2]. Утверждая, что «будущее мира в значительной степени будет определяться событиями в Африке», в своем первом ежегодном обращении к 170 французским послам он подчеркнул, что Африканский континент будет одним из приоритетов его внешней политики.

Он также обещал покончить с порочной практикой так называемой «Франсафрики», суть которой, в общих чертах, заключается в том, что после получения бывшими колониями независимости представители высшего политического истеблишмента Франции в течение длительного времени поддерживали с главами африканских государств не только политические, но и личные деловые связи, закрывая глаза на их диктаторские замашки и необузданную коррумпированность. Более того, он признал, что Париж несет «огромную ответственность» за геноцид в Руанде, в результате которого погибли около 800 тысяч человек, возложив при этом ответственность на тогдашнего президента Франсуа Миттерана [3].

Но, как замечает новостной канал «Аль-Джазира», все эти обещания сводятся к тому, чтобы сбить накал антифранцузских настроений и сохранить ведущую роль Франции как привилегированного африканского партнера. При этом Париж по-прежнему продолжает оказывать поддержку отвечающим его интересам автократическим режимам, а основным инструментом разрешения конфликтных ситуаций остается использование силовых методов вплоть до организации военных интервенций [4].

Одним из инструментов «мягкой силы» Парижа в Африке традиционно рассматривается французский язык, дальнейшему распространению которого французский президент уделяет большое внимание. Во время своего первого визита на континент в качестве президента в ноябре 2017 года, выступая в Буркина-Фасо перед студентами местного университета, Макрон настойчиво призывал молодежь отдавать предпочтение изучению не английского, а французского языка. По его словам, «отказаться от французского, который является языком разума и света, и сделать английский преобладающим на континенте, это значит не понимать современных тенденций исторического развития» [5].

Протесты на французском языке в Мали. «Франция – государство террорист», «Остановить геноцид Франции в Мали».

Но это всего лишь досужие вымыслы французского президента. На практике в отдельных франкоязычных странах отмечается развитие противоположных тенденций. Так, в июне сего года накануне празднования 60-летия независимости страны президент Алжира Абдельмаджид Теббун, опираясь на результаты опроса общественного мнения, когда большинство алжирцев высказалось за более широкое использование английского языка, на котором во всем мире издается большая часть научных публикаций, поручил ввести преподавание английского языка в начальных школах. Более того, принимая в Алжире в июне сего года Макрона, он вел с ним переговоры исключительно на арабском языке, хотя, по замечанию одного из экспертов, во франкофонном со времен колонизации Алжире «даже собаки знают французский язык» [6].

Как подметила британская «The Guardian», отдельные представители африканской интеллигенции уловили в призывах французского президента дать новый импульс изучению французского языка «душок неоколониальных замашек» и посоветовали ему в первую очередь заняться более активно продвижением демократии во франкоязычных странах, с лидерами которых он проводит саммиты и «среди которых диктаторов больше, чем в африканских англоговорящих государствах» [7].

Называя такой подход к развитию франко-африканских отношений политикой «двойных стандартов», издающийся в Париже ежемесячник «The Africa Report» приводит примеры индифферентного отношения Парижа к неконституционному приходу к власти отдельных деятелей, например в Гвинее и Кот-д’Ивуаре, и в то же время решительного осуждения взятия власти в свои руки военными в Мали, правительство которого по признанию, в том числе и французских экспертов, оказалось не в состоянии вести борьбу с местными джихадистами [8].

Пытаясь позиционировать себя в качестве лидера новой плеяды политиков, которая якобы продвигает идеалы равноправного партнерства, Макрон однажды заявил: «Я из поколения, которое пришло не для того, чтобы говорить африканцам, что им следует делать». Но, как показывает практика, это-всего лишь пустая риторика. В январе 2020 года для обсуждения проблем борьбы с терроризмом он пригласил на саммит во Францию лидеров «Сахельской пятерки», от которых потребовал, чтобы они приняли меры по нейтрализации растущих антифранцузских настроений в своих странах [9].

Усиливающуюся в последнее время в социальных сетях, радио- и телепередачах африканских стран критику в адрес Парижа «The New York Times» объясняет тем, что в общении со своими африканскими визави спустя десятилетия после обретения ими независимости Макрон по-прежнему продолжает придерживаться патерналистской, а подчас и колониальной практики. Сегодня многие африканцы, по замечанию американского «The National Interest», относятся к французам в странах, в которых они когда-то безраздельно господствовали, «без былого подобострастия» [10].

Дело дошло до того, что в Сенегале в прошлом году во время протестных выступлений, сопровождавшихся разгромом французской АЗС и организацией пожаров во французских супермаркетах, молодежь обвинила президента своей страны Маки Салла в том, что он стал «марионеткой Макрона». В Нигере в ноябре того же года демонстранты с криками «долой Францию» пытались воспрепятствовать передвижению французского военного конвоя. В результате столкновений французскими военными два протестанта были убиты и 18 ранены. Антифранцузские выступления отмечались также и в Буркина-Фасо [11].

Но наиболее острый характер в последнее время приобрели отношения Франции с Мали, когда в феврале сего года французский посол в Бамако был объявлен «персоной нон-грата». Это последовало за тем, как министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан назвал малийских военных, пришедших к власти в результате военного переворота 24 мая 2021 года и отказавшихся проводить намеченные на февраль 2022 года президентские и парламентские выборы, перенеся их на более поздний срок, «нелегитимными и неуправляемыми руководителями» [12].

На улицах столицы Мали после переворота.

Напряженность в отношениях между двумя странами нарастала уже давно. Главным образом она была связана с неспособностью бывшей метрополии положить конец разгулу терроризма. Несмотря на широко разрекламированную в 2014 году антитеррористическую операцию «Бархан» за 8 лет ее проведения Франции не удалось добиться победы над джихадистским движением. Более того, за последние годы оно охватило не только северную часть страны, но и распространилось на центральные и южные районы, а также на соседние государства зоны Сахеля.

По оценке Африканского центра стратегических исследований МО США, в последнее время террористическая активность в Мали, Буркина-Фасо и Нигере почти удвоилась: число актов террора с 1180 (2020 год) возросло до 2005 (2021 год). С 2020 года по июль 2022 года жертвами террористов в этих странах стали более 8 тысяч человек и 2,5 миллиона оказались на положении перемещенных лиц [13].

Как отмечается в одном из ближневосточных изданий, это привело к тому, что антифранцузские настроения в Мали приобрели столь острый характер, что часть населения страны стала видеть во Франции «не столько освободительную, сколько оккупационную силу» [14].

Серьезным камнем преткновения в отношениях двух стран явился отказ Франции от диалога с руководством наиболее активной в этом регионе террористической организации «Группа поддержки ислама и мусульман (ГПИМ)», (филиал «Аль-Каиды», запрещенной в РФ террористической организации). Как отмечает британская «The Guardian», критики французской стратегии в Мали, как внутри страны, так и за рубежом, уже давно обвиняют политиков в Париже в том, что они отдают предпочтение в урегулировании кризиса исключительно военной силе в ущерб политико-дипломатическим средствам. По мнению многих экспертов, многие террористические группировки, действующие в зоне Сахеля, лишь номинально связаны с «Аль-Каидой» и Исламским государством (деятельность которых запрещена в России), а главными движущими мотивами их деятельности являются, в основном, проблемы местного характера, связанные с этно-племенными противоречиями, борьбой за контроль над природными ресурсами и земельными угодьями, а также за политическое влияние в стране, нежели религиозные или идеологические разногласия. Но Париж это не воспринимает. Именно поэтому его западные союзники не проявляют особой активности в расширении масштабов своего военного присутствия в этом регионе [15].

Что же касается самих малийцев, то после 10 лет военных действий, во время которых все воюющие стороны несут тяжелые потери, в Бамако стали склоняться к мысли о том, что ни одна из них не состоянии достичь военной победы и что урегулирование конфликта, по крайней мере, на территории Мали, необходимо искать на путях диалога с повстанцами. При этом во властных структурах Мали исходят из того, что переговоры между лидерами местных общин и боевиками отдельных группировок, входящих в ГПИМ, уже привели к перемирию и снижению напряженности в ряде сельских районов. Здесь следует учитывать и тот факт, что, несмотря на то, что эта организация является филиалом «Аль-Каиды», значительная часть ее вооруженных группировок находится под командованием малийских боевиков.

Крайне негативным образом на французско-малийских отношениях сказалось и заявление Макрона в июне 2021 года о намерении Франции сократить свое военное присутствие в Западной Африке до 2500-3000 человек и сконцентрировать основные усилия на создании специализированных подразделений по борьбе с терроризмом на базе местных вооруженных сил стран региона с более широким привлечением своих европейских союзников. При этом французский президент подчеркнул, что «у Франции нет обязанности и желания вечно оставаться в зоне Сахеля. Мы здесь потому, что нас об этом попросили» [16]. По мнению экспертов Совета по международным отношениям США, это заявление явилось свидетельством того, что французская стратегия борьбы с терроризмом оказалась малоэффективной и угроза джихадизма для стран этого региона в 2021 году многократно возросла по сравнению с 2014 годом, когда Париж приступил к проведению операции «Бархан».

Убедившись в неспособности Парижа и миротворческой миссии ООН в Мали внести коренной перелом в ход военных действий в борьбе с джихадистами на своей территории и предотвратить распространение сферы их террористической активности на соседние государства зоны Сахеля, военные руководители Мали в конце прошлого года заключили контракт с российской частной военной кампанией «Вагнер» на оказание помощи в обеспечении безопасности, что вызвало резко отрицательную реакцию Парижа.

В качестве ответной меры в середине февраля сего года Макрон объявил о том, что Париж по согласованию со своими европейскими партнерами в течение шести месяцев выведет свои войска из Мали. При этом он оговорился, что французское военное присутствие в зоне Сахеля сохранится, но будет сконцентрировано главным образом в Нигере, который превратится в центр проведения контртеррористических операций во всем регионе. Это заявление французского президента было расценено в Бамако как шантаж. В ответ малийские военные предложили Парижу вывести свои подразделения незамедлительно, но под их контролем.

В знак протеста против распространения лживой информации об убийствах десятков мирных граждан малийскими военными в марте месяце сего года власти Мали приостановили вещание телеканала France 24 и международного радио RFI, находящихся на государственном финансировании Парижа.

Более того, в начале мая 2022 года малийцы объявили о денонсации Договора об обороне с Францией, а также Соглашения о статусе военных подразделений Франции и ее европейских союзников, участвующих в проведении операции «Такуба», целью которой является боевая подготовка местных военных, а также осуществление спецопераций. Затем в середине мая сего года правительство Мали заявило о выходе из структур «Сахельской пятерки» в составе Буркина-Фасо, Мавритании, Мали, Нигера и Чада, созданной в 2014 году под эгидой Франции для борьбы с терроризмом в зоне Сахеля. Поводом для этого шага послужил отказ представителей стран этой организации под давлением Парижа в праве Мали стать ее председателем в рамках ежегодной ротации. В ответ на прекращение Францией официальной помощи на цели развития Мали 21 ноября 2022 года премьер-министр полковник Абдулай Майга объявил о запрете деятельности всех НПО на территории Мали, финансируемых Парижем.

Анонсированный Парижем в феврале сего года вывод французских войск и подразделений европейских стран из Мали, который закончился в конце июня, французская «Le Monde» назвала «бесславным концом военной интервенции, начатой под победные фанфары в Мали в 2013 году и девять лет спустя заканчивающейся кризисом во французско-малийских отношениях» [17]. Здесь следует вспомнить, что в марте 2014 года после окончания операции «Сервал», позволившей французам временно стабилизировать обстановку в стране, тогдашний министр обороны Франции Жан-Ив Ле Дриан пафосно провозглашал: «Освободительная война в Мали победоносно закончилась. Действия французских вооруженных сил позволили этой стране восстановить свой суверенитет, демократические институты власти и провести выборы, а самим малийцам вновь обрести чувство национального достоинства» [18].

Однако, в последующие годы в процессе проведения Францией и ее европейскими союзниками операции «Бархан» джихадисты сумели произвести перегруппировку своих сил и вновь восстановить контроль не только над обширными районами Мали, но и распространить сферу своей террористической активности на соседние страны, что и привело к нынешнему обострению отношений с Мали. Сам же Макрон, как отмечает американское издание «Politico», пытается представить фактическое изгнание Франции из Мали не как свой личный провал в зоне Сахеля, а как фиаско всей западной военной коалиции в этом регионе. Почувствовав подвох, Норвегия решила вообще не входить в ее состав, а Швеция заявила о выводе своих подразделений к концу нынешнего года [19].

При этом Франция вместе со своими западными союзниками, терпящая военное поражение в Африке, пытается самым беспардонным образом вину за это возложить на Россию. Вскоре после того, как правительство Мали в начале июня сего года подписало с РФ Соглашение о сотрудничестве в сфере безопасности, министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан и глава европейской дипломатии Жозеп Боррель заявили российскому министру С.В.Лаврову, что «ни государственным, ни частным российским организациям нечего делать в Африке, так как она является зоной интересов ЕС и Франции» [20].