Госсекретарь США Энтони Блинкен и министр обороны Ллойд Остин приняли участие в состоявшихся в Токио (16 марта) и Сеуле (18 марта) переговорах в «формате два плюс два» со своими японскими и южнокорейскими коллегами. Ситуация, при которой столицы азиатских союзников Вашингтона стали целью первой зарубежной поездки столь важных персон новой американской администрации, не имеет прецедентов, по крайней мере, с 1990 гг. Прологом к этому азиатскому турне можно считать прошедшую 12 марта 2021 г. в режиме видеоконференции встречу в формате «Четырёхстороннего диалога безопасности» («Четвёрка»). Впервые в работе «Четвёрки» приняли участие президент США, премьер-министры Японии, Индии, Австралии, тем самым подтвердив за этим форматом статус полноценной диалоговой площадки. Ещё раньше, 3 марта, Белый дом опубликовал предварительную версию Стратегии национальной безопасности США, согласно которой «Китай является единственным конкурентом, который потенциально способен объединить экономическую, дипломатическую, военную и технологическую мощь для создания долгосрочного вызова стабильности и открытости международной системы»[1].
После посещения Сеула и Токио пути высокопоставленных чиновников «разошлись». Э. Блинкен заехал на Аляску, где вместе с советником президента США по национальной безопасности Джейком Салливаном 19-20 марта принял участие в крайне напряжённых переговорах с делегацией Китая, возглавляемой главой китайского МИДа Ван И.
Шеф Пентагона направился в Индию, где 19-20 марта встретился с премьер-министром Нарендрой Моди и министром обороны Раджнатхом Сингхом.
Формат консультаций «два плюс два», предполагающий одновременное участие в них глав оборонных и внешнеполитических ведомств, уходит своими корнями ещё к военному сотрудничеству США и Японии времён холодной войны. Кроме непосредственно саммита, обычно проводятся беседы высоких чиновников «тет-а-тет», протокольные мероприятия с участием первого лица принимающей стороны. Данный формат проявил себя как весьма эффективная диалоговая площадка и в последнее время активно используется не только Вашингтоном и его союзниками, но и другими странами, в том числе, и Россией.
Что касается непосредственно японо-американских встреч «два плюс два», то, например, в 2010-2019 гг. они организовывались с интервалами от одного до двух лет. Хотя подобные мероприятия всегда находятся в фокусе пристального внимания Пекина и других региональных игроков, их результаты, отражённые в итоговых документах, часто имели паллиативный характер и даже свидетельствовали о наличии определённых проблем в отношениях между союзниками. К действительно значимым результатам можно отнести, в частности, принятие в 2015 г. новых Руководящих принципов японо-американского сотрудничества в области безопасности. Стоить отметить, что более заметный мировой резонанс скорее был связан с российско-японскими переговорами «два плюс два», состоявшимися по инициативе японских партнёров в ноябре 2013 г., а также с возобновлением Москвой и Токио подобных консультаций в марте 2017 г., после длительной паузы, связанной с началом кризиса в отношениях между Россией и Западом.
Однако, на этот раз, переговоры в Токио ожидаемо оказались чем-то большим, чем рутинная «личная встреча руководства МИДа и минобороны Японии со своими американскими коллегами из новой администрации». Со стороны Японии в мероприятии участвовали глава МИД Японии Тосимицу Мотэги и министр обороны Нобуо Киси, приходящийся, к слову, младшим братом предыдущему премьер-министру Синдзо Абэ.
После смены власти в Белом доме новая американская администрация сразу же приступила к «ревизии» имеющихся альянсов и стратегических партнёрств на предмет их применимости для регионального сдерживания Пекина. По всей видимости, в Вашингтоне пришли к выводу, в духе американской идеи гегемонизма, что именно японо-американский альянс, который фактически является «сердцем» вышеупомянутой «Четвёрки» и концепции Индо-Тихоокеанского региона, можно попробовать использовать в качестве «краеугольного камня» для новой конструкции из коалиций «демократических государств», направленной не просто на сдерживание Китая, а, скорее, на постепенное принуждение его к отступлению в возможной холодной войне.
Недавние японо-американские консультации выглядели, скорее, по меткому выражению корреспондента «Парламентской газеты» в Пекине Ивана Антонова, как «сверка часов» между союзниками перед тем, как торговая война Вашингтона и Пекина начнёт переходить в фазу «холодной войны» регионального масштаба с глобальными последствиями[2]. Замысел довольно прямолинеен - победа США в этой войне будет возможна, по мнению американского истеблишмента, если в ней активно поучаствует «Четвёрка» и другие государства, имеющие спорные моменты в отношениях с КНР.
Конкретными результатами японо-американских встреч «два плюс два» обычно являются «дорожные карты» и другие документы, касающиеся, например, вопросов американского военного присутствия. Совместное заявление по итогам таких встреч публикуется обязательно. В этот раз стороны ограничились, как и предполагалось, публикацией Совместного заявления[3], на первый взгляд, по своей структуре напоминающего документ[4], принятый по итогам предыдущей встречи, состоявшейся в апреле 2019 г. И тогда, и сейчас говорится о необходимости поддержания в Индо-Тихоокеанском регионе международного порядка, основанного на правилах, о необходимости поддержания статус-кво в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях. С тем, что острова Сэнкаку (или Дяоюйдао), суверенитет над которыми оспаривает Пекин, попадают под действие японо-американского договора безопасности, Вашингтон согласился ещё в апреле 2019 г. Однако, региональные вызовы, кроме ракетно-ядерной программы КНДР, внешне имели абстрактный характер, без внятного указания на конкретные страны в качестве их источника. Кстати, западные специалисты по вопросам безопасности до последнего времени часто критиковали Токио за нежелание чётко указывать на источники угроз безопасности.
Странную с точки зрения западной политической культуры ситуацию можно было бы объяснить опасениями японцев в связи с ростом военной мощи Китая и сомнениями насчёт надёжности американских военных гарантий. Действительно, внешняя политика современной Японии, которая формировалась под воздействием шока от поражения во Второй мировой войне – это стремление к минимизации внешнеполитических рисков. Однако, здесь необходимо учитывать и особенности отношений между государствами, каждое из которых в той или иной степени разделяет базовые ценности конфуцианского мира. Недосказанность, уход от прямого столкновения с соперником часто считаются в Азии проявлениями искусства дипломатии.
Вместе с тем, в марте 2021 г. японское правительство решилось нарушить уже давно сложившееся «табу», и прямо, без особых витиеватостей, упомянуть в Совместном заявлении Китай в качестве источника политических, экономических, военных, технологических и прочих вызовов и рисков для региональной безопасности. Были высказаны обвинения в подрыве международной системы, основанной на правилах, включая свободу навигации и воздушного сообщения. Особого внимания также заслуживает появившееся в СМИ высказывание главы минобороны Японии, сделанное им в ходе беседы с американским коллегой, об увеличении количества пролётов китайских боевых самолётов через срединную линию в Тайваньском проливе, а также предложение рассмотреть способы взаимодействия с американскими войсками в случае эскалации ситуации в этом районе[5]. Важность поддержания мира и стабильности в Тайваньском проливе, а также озабоченность насчёт нарушения прав человека в Гонконге и Синьзян-Уйгурском автономном районе также упомянуты в Совместном заявлении. На эти обвинения Китай уже дал свои жесткие разъяснения. При этом ситуация вокруг ракетно-ядерной программы КНДР, которая традиционно занимает ключевое место в документах японо-американских встреч «два плюс», в этот раз оказалась, скорее, где-то на втором плане.
Сейчас сложно прогнозировать конкретные последствия подобного шага Токио. Однако, можно утверждать, что он перечёркивает в целом успешные усилия С. Абэ по выводу японо-китайских отношений из глубокого кризиса, в котором они оказались из-за неуклюжей реакции одного из предыдущих японских кабинетов на попытку японского политика и публициста Синтаро Исихара, известного своими националистическими взглядами, затронуть в 2012 г. чувствительную для Китая тему спорных островов. У С. Абэ, после возвращения в конце 2012 г. в кресло премьер-министра, получилось развести по отдельным трекам восстановление конструктивных отношений с Пекином в условиях обострения американо-китайских противоречий и проблемы островов.
Однако, именно заявление Джо Байдена насчёт поддержки Вашингтоном японской позиции по Сэнкаку (или Дяоюйдао), сделанное им в ходе телефонной беседы с новым премьер-министром Японии Ёсигидэ Суга в ноябре 2020 г., ещё до официального вступления в должность президента США, а также соответствующие заверения, данные министром обороны Л. Остином своему японскому коллеге 24 января, стали причиной принятия в Китае нового законодательства, разрешившего с 1 февраля китайским кораблям береговой охраны применять оружие против иностранных кораблей, вторгающихся в территориальные воды КНР, к которым в Пекине относят и акваторию вокруг этих островов.
Ситуация выглядит так, что Ёсихидэ Суга, которого считают взвешенным и острожным политиком-технократом, занявший премьерское кресло во многом благодаря поддержке со стороны японского политического тяжеловеса, неформального главы так называемой «прокитайской» фракции правящей Либерально-демократической партии Японии Тосихиро Никай, обращается недостаточно бережно с внешнеполитическим багажом своего предшественника.
Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs