Как климат меняет политику

Осенью 2019 года спикер палаты представителей США Нэнси Пелоси заявила, что конкуренция за ресурсы превращает экологию в вопрос национальной безопасности. Подобную точку зрения разделяют всё больше политиков и экспертов. 

Для большинства стран мира характерна «смешанная» картина последствий, «плюсов» и «минусов» глобального потепления. В то же время, в условиях непрерывно усиливающегося соперничества между государствами, экологическая идея становится удобным и привлекательным инструментов дискредитации оппонентов. Наконец, для части экологических организаций лозунги борьбы за охрану окружающей среды перевешивают любые объективные потребности в развитии как отдельных территорий, так и целых государств. И, порой, практически невозможно отделить безоглядный искренний идеализм от «лоббирования корпоративных интересов нового типа». В результате, критика модели развития, базирующейся на углеводородном сырье, оказывается инструментом конкурентной борьбы, продвигающей интересы «зеленой экономики» - далеко не всегда, как выясняется в последние годы, такой уж экологически безупречной[i]. О многочисленных «фигурах умолчания» в нарративе сторонников немедленной смены глобального энергетического уклада неоднократно напоминал международному сообществу Президент России Владимир Путин. Жестокий парадокс состоит в том, что как изменения климата, так и требования безоглядной смены политических приоритетов для борьбы с ними, угрожают усилить неравенство между странами.

Так, с одной стороны, политическая нестабильность, вызванная нарастающими климатическими изменениями, ставит под сомнение долгосрочные планы социально-экономического развития целых регионов и даже континентов. Согласно документам ФАО (ООН), одними из наиболее острых проблем уже ближайшего будущего станут нехватка питьевой воды и масштабная миграция населения в поисках лучшей жизни. Среди регионов, в которых будут разворачиваться в ближайшие годы конфликты, спровоцированные изменениями климата, могут оказаться, помимо прочего, территории к югу от границ России, а также просторы Арктики.

С другой стороны, меньшая диверсификация экономик, технологическое отставание и устаревшая инфраструктура ставит большинство государств со слабо развитыми и развивающимися экономиками в заведомо невыгодное положение, по сравнению с наиболее развитыми государствами мира. Страны мировой периферии справедливо указывают на то, как ряд богатейших государств мира по-прежнему активно используют «грязные» технологии и производства с целью поддержать свой экономический рост. Речь идет, в частности, о налоговых исключениях и даже бюджетных субсидиях. Всё это хорошо понимают и рядовые граждане, о чем свидетельствуют скромные успехи «зеленых» политических сил за пределами государств «золотого миллиарда». Да и в развитых экономиках есть немало избирателей, которых пугает в буквальном смысле слова высокая цена нынешних «зеленых» технологий, вдобавок обещающих далеко неочевидные перспективы лишь спустя десятилетия. И политики не могут не учитывать общественных настроений. Наконец, в условиях, когда со всех сторон звучат прогнозы о замедлении мировой экономики, и даже об угрозе новой рецессии, проблемы экологии уходят на задний план.

Кроме того, громкие лозунги о скором торжестве «зеленых» технологий далеко не всегда имеют под собой реальные основания. The Economist в феврале 2019 года напомнил, что уровень доходов компаний традиционной энергетики все еще выше показателей энергетических проектов, основанных на возобновляемых источниках. Мировой спрос на нефть продолжает расти на 1-2 процента в год – практически также как и в предыдущие пятьдесят лет. Большинство борцов за экологию всё еще ездят на автомашинах с двигателями внутреннего сгорания и летают самолетами. Было бы поспешно полагаться на некие прорывные разработки и технологии – таковые для массового внедрения всё еще отсутствуют. Объем инвестиций в возобновляемые источники энергии по всему миру составляет порядка 300 млрд. долларов в год – капля в море по сравнению с вложениями в разработку ископаемого топлива. Наконец, при всех громких заявлениях относительно внедрения электромобилей, даже в 2030 году до 85 процентов машин всё еще будут работать на тех же двигателях внутреннего сгорания.

Добавим сюда «дурной пример» США, которые в 2017 году вышли из Парижского соглашения по климату. А теперь администрация Трампа принимает меры, призванные возродить национальную угольную отрасль. Даже во многих передовых с точки зрения формальных показателей экологической политики странах мира еще не сформирован идеологический нарратив, способный убедить широкие слои общества в пользе от более высоких цен на «зеленые» товары и услуги. К примеру, идея снижения налогов для стимулирования экономики не пользуется популярностью во властных эшелонах большинства ведущих экономик мира. Между тем, фискальные стимулы, поощряющие общественную поддержку технологических и культурных перемен, полезных для борьбы с климатическими изменениями, представляется специалистам одной из наиболее перспективных мер, способной преодолеть опасения скептиков. В таких условиях, убедить основную массу избирателей в том, что меры, направленные на снижение вредных выбросов не нанесут катастрофического удара по уровню их личного благосостояния, весьма непросто.

В этой связи, многие политики, администраторы и эксперты задаются вопросом, насколько реалистичны требования кардинальной смены экономического уклада в течение нескольких десятилетий в попытке обратить вспять негативные климатические явления в окружающей среде? И насколько следует сосредоточиться на политических, экономических и социальных мерах, которые бы помогли отдельным странам и объединениям государств адаптироваться к объективным тенденциям природы? Наконец, не идет ли речь о попытке под видом решения экологических проблем, ограничить возможности развития нынешним и потенциальным конкурентам развитых стран.

В течение 2019 года набирал обороты конфликт Западной и Восточной Европы вокруг вопроса унификации экологической политики, который рискует стать очередной линией расколка в Евросоюзе. Оказалось, что «дотации из Европейского Союза уже не часть его политики, а скорее своего рода дар за лояльность. Речь идет о знакомой политике «разделяй и властвуй»»[ii], о едва ли не целенаправленном разобщении тех стран и регионов Сообщества, которые не готовы безоговорочно следовать решениям, принимаемым ведущими странами и Брюсселем. При этом скепсис восточно-европейцев в отношении требований скорейшего отказа от «грязных» технологий питает, в том числе, пример Германии, где диверсификация источников энергии приводит, скорее, к увеличению потребления традиционных видов топлива - угля и газа, со всеми соответствующими издержками политического и финансового характера. Причина – в поспешном закрытии АЭС, «выпадение» мощности которых не могут полностью компенсировать «зеленые» генерирующие установки.

Если обратиться к истории, то придется признать, что перемены климата издавна влияют на судьбу государств и народов. Так, одной из возможных причин, ограничивших дальнейшее усиление Византийской империи, некоторые современные эксперты называют позднеантичный малый ледниковый период, «который наступил в VI веке нашей эры и продлился около ста лет».[iii] В наши дни доступ к пресной воде объективно выступает в качестве одного из ведущих факторов, способных порождать конфликты как между государствами, так и внутри отдельных государства. С середины 1990-х годов звучат прогнозы о том, что войны 21 века будут вестись не за нефть, а за воду. При сочетании факторов роста населения и увеличения площади территорий, страдающих от нехватки водных ресурсов, прогнозируется значительный рост числа беженцев и вынужденных переселенцев. Уже в ближайшее время, эта проблема может затронуть ряд регионов Африки и Евразии, включая Центральную Азию, Иран, Афганистан, Турцию.

Катастрофические климатические изменения уже способствуют росту трансграничной миграции, превращающейся во все более значимый фактор усиления политических сил «крайнего» толка. Бедные страны с растущим населением особенно подвержены возрастающему риску «политической нестабильности и насилия». Пагубные последствия изменений климата способны усугубить экономические неурядицы в ряде регионов мира. Между тем, рост мирового населения и без того может существенно обогнать рост мировой экономики, которой всё больше экспертов предсказывают в лучшем случае затяжной период стагнации. В целом, подобные тенденции, отмечал в 2019 году Republic.ru, рождают политические дискурс о «необходимости пересмотра почти всех сложившихся парадигм», причем, весьма вероятно, «в сторону отказа от классического капитализма и перехода к еще большему государственному регулированию».

Изменения климата, провоцирующие стагнацию экономики, и усиление процессов трансграничной и внутренней миграции, способны сыграть свою роль в усилении сепаратистских движений во многих регионах мира, включая Европу. Дробление государств на более мелкие территориальные образования увеличивает риск конфликтов, а также создает предпосылки для вмешательства внешних сильных держав. В конечном счете, объективная потребность в расширении международной кооперации для решения глобальных проблем, будет сталкиваться со столь же объективной тенденцией роста национализма и изоляционизма.

Для России особенно важным примером геополитической значимости климатического фактора становится Арктика. Изменения климата делают этот регион всё «более доступным» для экономического освоения. Но, в то же время, и всё более подверженным новым геополитическим вызовам. В конце лета нынешнего года, агентство Bloomberg констатировало, что «Арктика – это регион, значение которого меняет геоэкономику и геополитику всего мира». В результате, растущее число проектов по разведке и освоению полезных ископаемых, а также перспективы увеличения объемов судоходства, ведут к усилению соперничества мировых держав, в том числе военного.

Есть и другие проблемы климатического порядка. Так Москве также приходится постоянно напоминать своим международным партнерам, что, в отличие от США, Россия как раз присоединилась к Киотскому протоколу. И, в отличие от ЕС, выполнила обязательства по этому соглашению[iv]. Вопросом стратегической значимости являются расхождения в оценках эффективности способности российских лесов и угодий к поглощению углекислого газа. Как отмечал журнал «Эксперт», с российскими лесами связана важная проблема реализации нашей страной Парижского соглашения в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата, регулирующего меры по снижению углекислого газа в атмосфере с 2020 года. Проблема заключается в том, что заниженная оценка поглощающей способности российских лесов, основанная на исследованиях зарубежных специалистов, способна привести к введению западными странами «углеродного налога» на поставляемый за рубеж российский газ.

Между тем, как отметил в ходе традиционной пресс-конференции по итогам 2019 года Владимир Путин, у России есть «большие преимущества… в борьбе с изменениями климата». «Существенный рывок» в развитии генерирующих мощностей в гидроэнергетике в сочетании с активным развитием газодобычи, включая масштабные высокотехнологичные проекты для производства СПГ, сформировали в Российской Федерации «самую «зелёную» в мире структуру энергетики».[v] И Москва не намерена останавливаться на достигнутом. Ратифицировав Парижское соглашение по климату, Россия подтвердила твердую приверженность международному сотрудничеству в области изменений климата, направленному на формирование парадигмы гармоничных отношений с природой. Общими усилиями, международному сообществу предстоит найти баланс между чистотой и безопасностью окружающей среды и сохранением конкурентоспособности стран, народов и регионов, интересами их долгосрочного устойчивого развития.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs