Куда стремишься ты, Латинская Америка?

По мнению директора Института Латинской Америки по науке, членкора РАН Владимира Давыдова, современный мир вступил в переходный период, в рамках которого осуществляются глубокие структурные трансформации, ведущие к новому миропорядку, к новой технологической основе и измененному составу социума. Страны Латинской Америки и Карибского бассейна все интенсивнее вовлекаются в мирохозяйственные и мирополитические процессы, сталкиваясь, впрочем, с немалыми рисками, но сохраняя при этом свою специфику, повышая способность к отстаиванию своих интересов и к расширению доступа к механизмам глобального регулирования.

На эту и другие темы, связанные с будущим латино-карибского региона – наша беседа с директором по науке ИЛА РАН, членом-корреспондентом РАН Владимиром Давыдовым.

- Владимир Михайлович, вы уже поднимали эти темы на недавно прошедшем в Санкт-Петербурге Третьем международном форуме «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность». Как, на ваш взгляд, взаимосвязаны сегодня процессы эволюции мировой и региональных систем, в частности, Латинской Америки и Карибского бассейна (ЛАКБ, или, как еще называют этот регион, Латино-Карибской Америки, ЛКА)? 

- Мировая латиноамериканистика все больше разворачивается к пониманию взаимосвязи глобальных процессов и факторов общерегионального и локально-национального значения. Сегодня в среде экспертов многих стран звучит признание необходимости видеть общемировой контекст крупных исторических событий на латиноамериканской почве. В наши дни, когда звезда «коллективного Запада» заметно померкла, когда на авансцену выходят новые центры влияния в глобальном и региональном зачете, мы никак не сможем определить равнодействующую траекторию развития без помещения региона в «общий котел» мировой динамики, с одной стороны, а, с другой, без понимания того, что совокупный результат мирового развития есть итог взаимного влияния и взаимодействия всех компонентов глобального сообщества.

В конце концов, такой подход вполне адекватен характеру становления и эволюции латиноамериканского регионального сообщества. Его рождение послужило последним рубежом, замкнувшим «круг» мирового рынка, а затем региону пришлось сыграть роль крупнейшего поставщика денежного материала для покрытия растущего мирового торгового оборота и формирования ядер крупного капитала. Впоследствии, как мы знаем, регион оказался своего рода «мировой лабораторией» формирования и сосуществования разных социально-экономических укладов.

Глобальная система мировой экономики (МЭ) обусловливает, определяет динамику и эволюцию отдельных ее компонентов. Но и те, в свою очередь, корректируют, закрепляют либо ослабляют действие общей мирохозяйственной динамики. Таким образом, на ниве латиноамериканистики, как, впрочем, и в поле других регионоведческих изысканий, необходимо в полной мере прослеживать и учитывать обозначенную диалектику.

Восприятие особенностей современной ситуации в мировой экономике (да и в мировой политике) ассоциируется с переходным периодом исторического значения. Неопределенность мирохозяйственного бытия, турбулентное состояние и мировой экономики, и мировой политики и есть, на наш взгляд, естественное следствие нынешнего состояния переходности. А иначе, наверное, и не может быть. Затевая разговор о доминирующих сдвигах в мировой экономической практике, заметим, что в совокупности они, как представляется, отражают многовекторную структурную трансформацию глобальной системы экономических и социальных взаимосвязей.

В свою очередь, характеризуя современное состояние мировой экономики (конъюнктурное оживление 2017 года пока не отменяет долгосрочный тренд), следует говорить о заторможенной динамике МЭ, о дефиците спроса и избытке ликвидности, отрыве финансовой сферы от почвы реальной экономики, от инвестиционного процесса в производстве, об усилении экологических ограничений и климатических рисков, о смене моделей демографического воспроизводства и, наконец, об усугублении неравенства в разных его ипостасях.

Считается, что на нынешнем этапе перспектива утверждения новой технологической парадигмы связана с четырьмя областями: нано-, биотехнологией, информационной и когнитивной технологией, которые в сочетании призваны дать синергетический эффект. Все это переводится на рельсы инновационной практики, которая становится мощным интегратором, создающим ведущий кластер в передовых экономиках и в целом в системе мировой экономики. А усиление этого кластера и затем его экспансия способствуют масштабной структурной перестройке, в ходе которой на передний план выступают новые отрасли и хозяйственные макроструктуры.

При всё большей взаимозависимости отдельных звеньев МЭ обнаруживается нарастающая неравномерность развития. Она проявляет себя в разных измерениях. В том числе изменением отраслевых пропорций мирового хозяйства вследствие разноскоростной динамики. Перепадами в соотношении конкурентоспособности национальных хозяйственных систем, ростом различий в уровне благосостояния и качестве жизни передовых и отстающих государств. Ну и, конечно же, в крайне непропорциональном распределении доходов по ступеням социальной пирамиды.

- Сегодня мы  сталкиваемся с тем, что в нынешнем мировом контексте ситуация усугубляется тревожным поворотом к усилению социального неравенства. Чем оно вызвано и к чему ведет?

- Об этом с большими опасениями говорят и экономисты, и политики, и международные чиновники. Но дело не только в практически повсеместном увеличении разрыва между высшим и низшим слоем, на что имеются неопровержимые доказательства. Речь идет также об эрозии средних слоев, ставших действительно массовым сегментом в социумах «коллективного Запада». С другой стороны, прогрессирующая эрозия природной среды выводит мировое сообщество на Рубикон, за которым стоят необратимые катастрофические последствия. Надежды на лучшее сегодня связаны с Парижским соглашением 2015 года, закрепившим итог долгих и острых дебатов относительно пропорций ответственности и вкладов в мировой фронт практических действий. Цель соглашения – до конца XXI века не допустить выхода среднемировой температуры вверх за пределы двух градусов по Цельсию относительно доиндустриальных параметров. Парижское соглашение дает шанс выработки и реализации консенсусной программы - минимум на основе согласованной шкалы общечеловеческих ценностей. Достойна глубокого сожаления близорукая и эгоистичная акция администрации Дональда Трампа, объявившей о выходе из этого соглашения.

Представление о возможности достижения широкого согласия дает сопоставление двух раундов формирования консенсусной программы действий. Первый – выделение восьми приоритетов в качестве Целей тысячелетия. Второй – обозначение семнадцати общемировых приоритетов устойчивого развития. В перечне стратегических установок на 2030 год, принятых Генассамблеей ООН в 2015 году, доминируют два императива – социальный и экологический. Как видим, с немалыми трудностями, но всё же, вокруг них удалось сформировать мировой консенсус. Другое дело имплементация, которая всегда была и остается камнем преткновения.

- И что же, Владимир Михайлович, в этих условиях предлагает наука, наша латиноамериканистика?

- Обществоведческая наука предпринимает немало усилий для того, чтобы наиболее полно и всесторонне исследовать экономические и социально-политические реалии, однако, откровенно говоря, мы сейчас способны адекватно оценить формально регистрируемые события и явления, но до сих пор не обладаем должными инструментами для познания нерегистрируемых процессов. Между тем «подспудная» действительность представляет собой, во-первых, довольно широкий спектр реалий, которые очень существенно корректируют формализованные процессы. Растущий сегмент хозяйственной жизни связан с криминальным оборотом товаров и услуг, включая «живой товар», наркотики, оружие, торговлю человеческими органами, не говоря уже о тривиальной контрабанде. Борьба с организованной преступностью и коррупцией становится приоритетной стратегической задачей во многих странах, но часто непосильной на институционально-национальном уровне, учитывая нынешний трансграничный масштаб оргпреступности.

Слишком многое сегодня упирается в потенции института государства. Справедливо, что он претерпевает эволюцию, делегируя часть полномочий вверх на наднациональный уровень и вниз – на локальный. Но, строго говоря, на мой взгляд, перед нами все ещё наполеоновская матрица – государство министерств. Без коренной модернизации государства бессмысленно ставить вопрос о соотношении государственного и частного (рыночного) начала в экономическом развитии, бессмысленно говорить об обеспечении суверенитета, национальной, гражданской и экономической безопасности.

Верифицированная статистическая регулярность указывает на циклическую вероятность очередного мирового экономического кризиса на исходе текущего десятилетия. И он, по всей видимости, будет носить экстраординарный характер, поскольку ни на глобальном, ни на региональном, ни на национальном уровне не извлечены должные уроки из предыдущего кризиса, не созданы новые механизмы регулирования.

- Традиционные мировые центры прошли последний глобальный кризис с максимальными издержками, страны же ЛКА – с минимальными, встав в один ряд с государствами, представляющими нарождающиеся рынки других регионов. С чем это связано?

- Конечно, сказалось накопление ресурсов благодаря высокой внешней конъюнктуре предкризисного периода на сырьевые, полусырьевые товары и на аграрную продукцию. Это помогло избавиться от проклятия хронической внешней задолженности, сбалансировать госбюджеты и нейтрализовать риски инфляции. Но другая важная причина была заложена в изменении парадигмы экономической и социальной политики. Этому предшествовал отход от крайностей неолиберальной «моды». Из-за её завышенных социальных издержек чаши электоральных весов склонялись в пользу левоориентированных движений и лидеров. Но при этом политический поворот оказался многовариантным.

Странам ЛКА удалось воспользоваться своего рода децентрализацией мирового хозяйства (выходом на верхние ступени мировой иерархии новых протагонистов) и диверсифицировать географию своих внешних связей. В этом смысле глобализация принесла весьма позитивный эффект. Но диверсификация затронула и содержание экспорта. Таким странам как Мексика, Чили, Бразилия, Колумбия и ряду других благодаря стимулам, встроенным в экономическую политику, благодаря современным финансовым, логистическим и политическим механизмам поддержки экспорта удалось серьезно обогатить его позициями с повышенной добавленной стоимостью.

Так или иначе, в годы левой волны (будь то в принципиально-политическом либо прагматическом настрое) латиноамериканским странам удалось совершить беспрецедентный исторический прорыв. Зона бедности в целом по региону уменьшилась с 44% в середине 90-х годов до 28% на уровне 2014 года. Десятки миллионов человек получили доступ к современным стандартам потребления (фактически 50 млн.). Менее чувствительно, но все же заметно в первую декаду нового века стала уменьшаться поляризация в распределении доходов.

- Однако в посткризисный период в целом по региону темпы экономического роста пошли на убыль. Почему?

- В последние годы общерегиональный показатель опустился даже ниже черты среднемирового темпа прироста ВВП. Судя по всему, в странах ЛКА, во-первых, оказалась недостаточной «подушка безопасности», созданная в годы «тучных коров», а во-вторых, оказалась недостаточной диверсификация экономики, экспорта и, в конечном счете, участия в международном разделении труда.

Можно с уверенностью сказать, что региональная проблематика в нынешних условиях во многом (но отнюдь не во всем) повторяет глобальную проблематику. Иными словами, степень корреляции между ними достаточно высокая. В свою очередь, на региональном уровне различия связаны со степенью остроты тех или иных проблем. Находясь на среднем этаже мировой иерархии (8% с небольшим доля от ВВП - валового внутреннего продукта, рассчитанного по паритету покупательной способности (ВВП по ППС) и 8% с небольшим квота в населении планеты, примерно 10% доля в суммарной численности среднего класса и т.п.), Латино-Карибская Америка гораздо больше обременена социальными императивами. Несмотря на «прорывные» результаты первого десятилетия нового века в преодолении порока бедности и некоторое ослабление поляризации в распределении доходов, страны региона в своем большинстве, увы, остаются лидерами в имущественном расслоении на обозримую перспективу. И это, несомненно, будет «давить» на электоральные настроения.

Экономики стран ЛКА в полной мере испытывают определяющее внешнее воздействие. Сырьевой крен в специализации экономики при нынешней ценовой конъюнктуре создает своего рода «кандалы». Но так есть и будет при иммобилизме в состоянии добывающих отраслей. Поэтому во многих странах региона теперь рефреном звучит призыв к энергичной индустриализации первичного сектора, к созданию на его основе вертикали перерабатывающих производств – точнее к реиндустриализации. Ну а нынешняя ценовая конъюнктура на рынке сырьевой продукции не может быть константой при поступательной диверсификации промышленного производства как в центрах, так и на периферии мировой экономики. В большинстве случаев объективным условиям региона соответствует модель перерабатывающей модернизации, в которую могут быть включены общие императивы, обозначенные в ООН 17 приоритетами устойчивого развития. Речь идет о «перерабатывающей» модернизации в смысле преобразования традиционных отраслей, насыщения их современной техникой и передовым менеджментом. В отличие от «перепрыгивающей» - то есть перехода от архаичной агрокультуры к микроэлектронному производству, как это было в Юго-Восточной Азии. И в России во многом близкая перспектива в силу наличия схожих условий в отраслевой структуре, и в силу инертного характера российской экономики. Но глядя в перспективу, наиболее адекватным, на наш взгляд, станет сочетание двух моделей.

Политика, направленная на преодоление заторможенной динамики, сегодня ассоциируется с дальнейшим продвижением по пути диверсификации экономики и экспорта, селективного привлечения иностранного капитала, способного к эффективному переносу передовой технологии, которая будет выращивать свои кластеры, благоприятствуя повышению конкурентоспособности национальных экономик. При этом нужно задействовать резервы региональной и субрегиональной интеграции, отходя от избыточно закрытых схем, продолжать опыт создания зон свободной торговли (ЗСТ) на индивидуальной основе (с отдельными странами, либо торгово-экономическими группировками).

В технологическом отношении Латино-Карибская Америка  сохраняет фазовое отставание от традиционных центров. Но и здесь в передовой группе региона есть свои прорывные достижения, которые обусловлены преодолением отчуждения сферы научно-исследовательской работы (НИР) от реальной экономики и переходом на инновационную практику. Банально говорить о необходимости дальнейшего развития собственной сферы НИР, о модернизации системы образования. Но для стран региона (особенно в категории наименее развитых), как правило, нужно начинать с качества начальной и средней школы. Стоит лишь подчеркнуть, что часто важнее не форма, а содержание – процесс обучения должен быть очищен от архаичных представлений и наполнен сведениями и методами, проверенными современной наукой и практикой.

В странах ЛКА достигнут серьезный прогресс в развитии институциональной базы общества, закреплены институты и процедуры демократии. Они ещё далеки от совершенства, но механизм действует. Как уже отмечалось, хуже обстоят дела с ядром институциональной среды – государством. Без его конструктивной модернизации немыслима реализация высоких целей, намеченных 17 приоритетами устойчивого развития – приоритетами 2030. Другое дело комбинация, в которой только и возможно серьезное продвижение вперед. Авторы последнего документа ЭКЛАК в качестве обязательного условия осуществления намеченного выставляют комбинацию государства, рынка и гражданского общества - формулу, которая, как они признают, завязана на политические решения и политические действия. 

Новое структурирование мировой экономики и мирового рынка по линии мегапартнёрств, казалось бы, может создать качественно новую ситуацию, подкрепляющую американскую гегемонию и позиции «коллективного Запада» в целом. Однако эти сдвиги не купируют абсолютно и не могут купировать альтернативные проекты. И они вырисовываются в зоне влияния Китая, в зоне лидерства России и других членов БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР). В принципе «пятерка» может реализовать проект «союза союзов» (обсуждавшийся на последних академических форумах «пятерки»), опираясь на региональные конструкции, сложившиеся вокруг каждого члена этого формата. Однако возможны и индивидуальные решения, обусловленные осложнениями на традиционных направлениях международного сотрудничества. Свидетельство тому – появление мексиканского президента на последнем саммите БРИКС в Китае.

Как мне представляется, важно, чтобы на глобальном и региональном уровне был найден свой баланс с появлением новых, альтернативных структур вне зоны «коллективного Запада». Последнее время вносит серьезные коррективы и в практику, и в наши научные представления о логике структурирования мировой экономики. В ее традиционных центрах и в правящих кругах, и в социуме обнаруживаются и расширяются фракции, потесненные противоречивыми глобализационными процессами. И тогда их представители, получившие доступ к власти, включают протекционистские тормоза – так, как это случилось в США с приходом администрации Д. Трампа. Я далек от мысли списывать со счетов в этой связи перспективу дальнейшей глобализации. Очевидно, что нужно видеть и ее, и то, что действует в противоположном направлении.

- Куда же стремится Латино-Карибская Америка? Куда пойдет она сегодня и завтра?

- Сегодняшние изменения конъюнктуры и ориентиров экономического и политического свойства в ЛКА сопровождаются попытками возрождения дискуссий, казалось бы, давно почивших в бозе. Дискуссии между «оптимистами» и «пессимистами». На подиум вышло молодое поколение – так называемый неодесаррольисты, неошумпетерианцы и неокейнсианцы. Оптимисты (латинооптимисты) считают, что в регионе достигнут значительный прогресс, которому благоприятствовали тектонические сдвиги в мировой подоснове. Но высокая конъюнктура сменилась низкой. Общая динамика развития заторможена. Неясно, как пойдут дальнейшие дела. Тогда-то на передний край и стали выходить латинопессимисты.

Обращает на себя внимание парадоксальное сходство логики двух точек зрения. Первая – то, что нам твердили в 60-е и 70-е годы. Зависимость и отсталость (или отсталость и зависимость) – врожденные пороки экономики и общества латиноамериканских стран. Они создают порочный круг, который блокирует развитие. Его преодоление обусловлено революционным сломом прежнего порядка. После этого якобы (через революционно-демократическую фазу) открывается путь к социалистическим преобразованиям. Таким образом, оптимисты в определенном смысле оборачивались пессимистами применительно к возможностям эволюционного порядка (реформисты). Пессимисты (в определенном смысле - конформисты), не веря в собственные потенции модернизации и «догоняющего развития» стран ЛКА (в этой точке совпадая с оптимистами), в конечном счете склонялись к «энтрегизму» - сдаче на милость гегемона, предположительно экономического победителя. Все это, конечно, подавалось под соусом призывов к прагматизму и реализму.

Между тем эволюция региона создавала иную картину. При всей периферийности, отсталости и зависимости то на одном, то на другом направлении ощущались прорывы и серьезные продвижения по пути преодоления «роковой отсталости». Повысилась степень социальной зрелости латиноамериканских обществ в целом и в ипостаси гражданских обществ. Латиноамериканская действительность демонстрирует не только негативный, но и позитивный опыт решения проблем современного развития. Поэтому у нас нет никаких оснований смотреть на нее «свысока».

- Владимир Михайлович, выходит латиноамериканская проблематика так или иначе перекликается с российской? Может быть, нам со странами ЛКА следует идти вперед рука об руку?

- У нас, понятно, разные исходные позиции. Но последние три десятилетия исторически мы, по существу, шли вслед за латиноамериканскими странами, раньше нас вошедшими в полосу вульгарного неолиберализма. В России 90-х годов неолиберальные реформы в ряде стран ЛКА принимались за образец. Вспомним визит вице-премьера Бориса Немцова в Чили в 1997 году, который рассчитывал на встречу с диктатором Аугусто Пиночетом, но тот не снизошел. Потом приезд в Москву Доминго Кавало (отца аргентинской неолиберальной модели) накануне нашего дефолта в 1998 году. Печальный конец в 2001-2002 годах реформ Кавало в Аргентине, как известно, расставил точки над i.

- Что же так тормозило развитие многих государств ЛКА? Сырьевая зависимость, врожденная черта многих латиноамериканских экономик? Но ведь её степень отнюдь не всегда может соперничать с российским показателем, за исключением, пожалуй, Венесуэлы?..

- Разумеется не в последнюю очередь и сырьевая зависимость. Вместе с тем, в регионе немало позитивных примеров отхода от сырьевого заклятья. Среди них Мексика и Чили, существенно диверсифицировавшие производство и экспорт. Позитивный опыт наращивания агробизнеса и агроэкспорта демонстрируют на инновационной основе Бразилия и Аргентина. В обоих случаях в центре модернизации агробизнеса стояли мощные государственные исследовательские институты.

В разряд прорывных достижений, полученных в русле инновационной практики, следует отнести восхождение бразильская компания «Эмбраер» на третью ступень мирового самолетостроения. В свою очередь, чилийская госкорпорация «ЛАН Чиле» вошла в десятку лучших авиакомпаний мира. Компания «Америка мовил», принадлежащая мексиканцу Карлосу Слиму, богатейшему предпринимателю планеты, вошла в число крупнейших операторов мобильной телефонии на американском континенте. Бразильские корпорации «Вале» (металлургия), «Одебрехт» и «Камарго Кореа» (строй-инжиниринг) числятся среди ведущих ТНК своего профиля. Кубинские производители лекарственных средств и экспортеры лечебных услуг по самым тяжелым заболеваниям всё более весомо вступают на мировой рынок.

Все это означает, что в латиноамериканском регионе сложились предпосылки для появления зрелых партнеров не только на торговом поприще, но и на ниве производственной кооперации, для совместной реализации крупных инфраструктурных проектов, для подключения к перспективным инновационным программам.

В то же время, очевидно, что продолжает усиливаться императив соответствия изменений в моделях экономического и социального развития стран региона тем структурным трансформациям, которые на современном переходном этапе реализуются в общемировом масштабе. Таков ключевой вызов современности, требующий адекватного ответа от всех государств Латиноамерики и Карибского бассейна.

- Благодарю вас, Владимир Михайлович, за интересный и содержательный разговор.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs