О Галиции и ее национал-маргиналах

Галиция (Галичина) всегда была символом украинского националистического движения и его эпицентром. С этим определением согласны и сторонники, и противники украинского национализма.

В общеукраинском историко-политическом и культурно-религиозном контексте времен Российской империи или Советского Союза Галиция пребывала на периферии общественного сознания.  Но в каждый период украинской независимости роль Галиции преднамеренно выпячивалась и подчеркивалась, так что о Галиции хорошо помнили каждый раз, когда Украина обзаводилась суверенитетом, и редко вспоминали, когда Украина находилась в составе более крупных геополитических организмов (царская Россия, СССР).

Это естественно, потому что весомостью и значимостью крохотная Галиция могла похвастать только в культурно-географических рамках менее крупных государств. И культура играла здесь не меньшую роль, чем география. Галиция долгое время находилась в составе Речи Посполитой и Австро-Венгерской империи. С политико-географической точки зрения она являлась частью другого государства, но с культурно-исторической была частью русских (руських) земель. Ее культурно-цивилизационное влияние растворялось в рамках империй (будь то польская, австро-венгерская и т.д.), и в концентрированном виде сохранялось только в пределах ее самой и близлежащих регионов (Волынь, Буковина и т.д.).  Чем большими размерами обладало государство, в состав которого, на тот момент, входила Галиция, тем пропорционально меньшим влиянием в этом государстве она обладала.

Это видно в ситуации с современной Украиной. Пока Украинская ССР находилась в составе Советского Союза, культурно-политическое влияние Галиции начиналось и заканчивалось на западных ее границах. Как только Украинская ССР превратилась в независимую де-юре Украину, вес и роль Галиции пропорционально возросли. Но даже в таком виде Галиция не оказала бы заметного влияния на идеологию украинского государства, если бы не конъюнктурная поддержка киевского официоза, питавшего идеологию галицийского национализма и финансово, и административно.

Из галицийских националистических деятелей роль «обдумывателей» геополитического потенциала Галиции отводят, как правило, Степану Томашевскому и Ивану Кревецкому. Первого причисляют также к идеологам украинского «территориализма», наряду с Вацлавом Липинским.

Суть концепции «территориализма» заключалась в следующем: для проживающих на Украине людей главным фактором, определяющим их политическую ориентацию, должна быть принадлежность к данной территории. По мнению В. Липинского, полонофил и москвофил из числа украинцев должны быть любому другому украинцу гораздо ближе, чем чужак, даже если с ним украинец разделяет одни и те же взгляды. В этом – квинтэссенция территориализма, стремления на обособленной территории создать обособленную нацию вне зависимости от этнической принадлежности индивидуумов, её составляющих.

В. Липинский и С. Томашевский были западно-украинскими поляками, в значительной мере, ассимилировавшимися. В отличие от В. Липинского, С. Томашевскому были присущи русофобские взгляды. Украину он рассматривал как географическую цельность, не придавая значения ее этническим особенностям, с характерной зацикленностью на введенном им самим понятии «украинской земли». Духовным центром независимого украинского государства С. Томашевский видел Западную Украину, ведущую свою традицию от Галицко-Волынского княжества (забыв о его древнерусском происхождении). С. Томашевский превозносил западно-украинский духовный тип, называя его византийской формой с римским наполнением, несущим в себе значительный экуменистический потенциал. 

Сквозь призму западно-украинского духовного типа С. Томашевский оценивал историческую миссию Галиции. Этот регион он ставил в центр истории Европы, приписывал ему вневременную актуальность, начало которой он видел уже в Средних веках.  Галиция, в изложении С. Томашевского, определяла контуры противостояния европейских империй, когда Российская империя и империя Габсбургов соперничали за право ею владеть, которое, в конце концов, осталось за последней.

Галиция для С. Томашевского – твердыня, геокультурное ядро украинской нации, излучающее свою религиозно-культурную энергетику вглубь евразийского материка, вплоть до этнокультурных границ России (которую С. Томашевский, естественно, рассматривал как нечто враждебное украинцам). С. Томашевский подчеркивал, что Галиция находится в центре Европы, и «от Перемышля до Бреста на Атлантике так же далеко, как и до Астрахани на Каспии; до Вены так же далеко, как до Киева; до Пустоозерска у Ледовитого океана – как до Гибралтара; до Петербурга – как до Рима; до Стокгольма – как до Салоников; до Копенгагена и Сунда – как до Царьграда и Босфора»; (1).

Мысли И. Кревецкого были созвучны мыслям С. Томашевского (они были современниками).  Галиция у И. Кревецкого обладала особой геополитической функцией даровать верховенство в европейских делах той державе, которая ею завладеет. Как иллюстрацию, он приводит многочисленные австро-российские перипетии XVIII-XIX вв. за право владеть карпатским регионом, и, Галицией, в частности. История Центральной Европы для И. Кревецкого крутилась вокруг Галиции и борьбы за нее ведущих держав. Т.е. Галиция – не маргинальный край, а пульсирующее геоцивилизационное ядро, сообщавшее свои ритмы европейской политике разных эпох.

По С. Томашевскому и И. Кревецкому, Галиция – особая культурно-политическая индивидуальность с особой геополитической судьбой. Оба автора категорически не соглашались с мнением о ее маргинальности, утверждая, что галицко-волынский регион становился сценой многих европейских исторических драм.

Не отрицая за Галицией стратегическую важность, каковой она обладала в периоды русско-австрийского противостояния, нельзя не отметить, что у обоих авторов здесь заметен переход от геополитического практицизма в область политической метафизики. Бернард Шоу говорил, что как физически здоровый человек не чувствует свой позвоночник, так и здоровая нация не ощущает своей национальности. Перефразируя это высказывание, скажем, что не маргиналу никогда не придет в голову доказывать, что он не маргинал.

В описываемом нами случае кажется, все-таки, что Галиция, действительно, больше находилась на периферии политики, чем в центре. Центральное значение она имела только  в стратегическом смысле, и только для ограниченного количества держав (Речь Посполитая, Австрия, Россия), и только в ограниченные периоды истории. Затем она благополучно уходила в тень, и пребывала там долгое время. Овладение Галицией не спасло Речь Посполитую от разделов, как не спасло Австро-Венгрию от развала. Нахождение Галиции в роли «геокультурного ядра» не избавили современную Украину от дестабилизации и развала. Скорей наоборот, националистические «пульсации» этого «ядра», направленные в сторону российских границ, как раз и спровоцировали необратимые последствия для молодого украинского государства.

Галиция  - консервативна. С. Томашевский и И. Кревецкий тоже были консерваторами, их обращение к теме галицийского консерватизма вполне понятно. Но галицийский консерватизм – австрийского разлива, не приживающийся на территории остальной Украины. Галиция хранит предания австрийской старины, лелеет свое габсбургское прошлое, и только в таких культурно-идеологических рамках чувствует себя комфортно.

Зачинатель идеологических мод (украинские националистические авторы рассматривают Галицию как раз в таком качестве) должен иметь способность покрыть своим влиянием территорию всей страны. В случае с Галицией этого нет. Остальная Украина габсбургским прошлым не дорожит. Граждане Украины сталкиваются с насаждением и агрессивным навязыванием со стороны официального Киева галицийского взгляда на украинскую историю. 

Галиция так и не смогла преодолеть географическую дистанцию всей территории Украины. Позиционируя себя как антиимперский форпост, но, по сути, являясь проектом империи Габсбургов,  Галиция не смогла сделать то, что легко делают империи – распространить свое культурное, политическое и идеологическое влияние за тысячи километров от своих этнических границ.

Труды галицийских писателей-националистов – это попытка придать истории и культуре региона одномерное, т.е. русофобское, измерение. Например, и С. Томашевский, и И. Кревецкий отрицательно относились к галицко-русскому движению, хотя это движение – такая же часть истории Галиции, как и украинофильство.

В изложении видного галицко-русского писателя-панслависта Дмитрия Николаевича Вергуна (1871-1951) история Галиции предстает в совсем ином виде. В брошюре «Что такое Галиция?» Д. Н. Вергун, будучи, кстати, современником С. Томашевского (1875-1930) и И. Кревецкого (1883-1940), указывает на связь Галиции с остальной Русью, и не замыкается во временных и географических границах Галицко-Волынского княжества, как это делал С. Томашевский, пытавшийся разглядеть зачатки галицийской обособленности в нравах и порядках Галицко-Волынского удела. С. Томашевский абсолютизировал эту обособленность, «отрубил» Галицию от прочей Руси, не признавал их органической связи, как и негативные последствия для всей Руси насильственного разрыва этой связи западными державами. 

Миф о ключевой роли Галиции в истории Европы будет жить. Слишком многие извлекают из него выгоду, поэтому он не умрет. Но на наших глазах умирает украинское государство, все двадцать три года питавшееся этим мифом.

1)       Баган Олег, «Геополітичне і цивілізаційне значення Галичини в осмисленні українських істориків початку ХХ ст..» (Науково-ідеологічний центр ім. Д. Донцова)

2)       Вергун, Дмитрий «Что такое Галиция?» (Петербург, 1914)

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs