Архив 11 номера 2011 года Рееформы П.А.Столыпина и внешнеполитические интересы России

Памяти Генерального штаба императорской армии

полковника Воронина Степана Александровича,

военного атташе при русском посольстве

в Австро-Венгрии

Программа великих реформ П.А.Столыпина - того «капитального внутреннего ремонта России», как называли их в начале прошлого, XX века, - охватывала, по сути, все стороны государственной жизни страны, не только ее внутреннюю, но и внешнюю политику. Внешний аспект государственной деятельности П.А.Столыпина, ее воздействие на линию русской дипломатии того времени, как правило, мало принимается во внимание. Хотя, как следует из опыта государственного строительства, обеспечение национальных интересов европейских государств, включая Россию, успешная внутренняя политика невозможны без эффективных, национально ориентированных, тщательно сконструированных внешнеполитических действий. Тем более когда речь идет о периодах реформирования, становления новых государственных и социальных институтов, иными словами, преображения облика страны. Это традиционный государственный механизм, служащий и в прошлом, и ныне для взаимодействия и единства внутренних и внешних целей в обеспечении государственных, по старой формулировке, или, по ныне принятой, национальных (т.е. в более широком звучании) интересов.

Внешняя политика в правовом государстве как в старые времена, так и ныне является, как правило, прерогативой главы государства (президентская республика) или премьер-министра (парламентская республика или монархия). Руководство внешней политикой и обороной страны осуществлялось, согласно статьям 12 и 13 Основных государственных законов Российской империи, монархом. Дипломатическая служба и ее акции, деятельность военного и морского министерств являлись компетенцией главы государства. Министр иностранных дел, военный и морской министры непосредственно отчитывались перед царем. Председатель российского правительства определял деятельность прочих министерств и обеспечивал взаимодействие всех административных структур кабинета. В рамках этой деятельности премьер-министр П.А.Столыпин оказывал прямое воздействие на внешнеполитическую линию и военную и военно-морскую политику России, контролировал финансирование внешнеполитических акций, программ перевооружения армии и воссоздания русского военного флота после известных утрат в ходе «несчастной», по выражению Петра Аркадьевича, Русско-японской войны 1904-1905 годов.

В чем же Столыпин видел главную для себя роль в проведении российской внешней политики?

Главной целью П.А.Столыпина было не допустить войны, втягивания России в военно-политические конфликты и противостояния, которые подорвали бы процесс реформирования России, ее нового развития в условиях становления конституционной монархии на прочной правовой основе. П.А.Столыпину как главе правительства удалось обеспечить в целом спокойную внешнюю обстановку в этот переломный для российской экономики и политической системы период. Эволюционная реформация политической системы была неизбежной.

Петр Столыпин, будучи талантливым, опытным политиком, патриотом-государственником по призванию, видел Россию прежде всего как правовое государство, где господствовал бы закон, а не партийно-политические предпочтения. Этого можно было бы добиться только в условиях мирного, бесконфликтного для России развития.

Мирные дипломатические, а не военно-силовые средства урегулирования европейских и евроазиатских противоречий, отказ от завышенных политических претензий и в этой связи финансово-экономических затрат в условиях усиливающегося, хотя, как казалось порой, внешне невнятного противостояния интересов стран Тройственного союза и Антанты должны были, на взгляд П.А.Столыпина, обеспечить России мирный период в 15-20 лет для завершения реформирования социально-экономической модели России. В этом суть внешнеполитической доктрины П.А.Столыпина, ставившей во главу угла именно дипломатическую, «переговорную», а не военно-силовую составляющую. «Пока я у власти, я сделаю все, что в силах человеческих, чтобы не допустить Россию до войны, пока не осуществлена целиком программа, дающая ей внутреннее оздоровление»¹. Это была реакция на кризис, возникший в ходе австрийской аннексии Боснии и Герцеговины в 1908 году.

Важнейшей внешнеполитической функцией премьер-министра П.А.Столыпина было уберечь Россию от внешнеполитических искушений. Точнее, как это, возможно, ни парадоксально звучит, от авантюрных, эмоциональных шагов, чреватых провалом проводимых реформ, неудачей модернизации страны, непредсказуемыми последствиями для ее будущего.

Разумеется, такая позиция не может восприниматься как «пацифистская» или как недоверие к русской дипломатической службе, тем более к ее высшим представителям в лице министров иностранных дел - А.П.Извольскому, а затем С.Д.Сазонову. Петр Столыпин осознавал незаменимость дипломатии как единственно реального переговорного средства, способного обеспечить цивилизованное решение международных проблем. Он признавал в связи с обострившейся ситуацией на Балканах, что «в случае серьезных осложнений придется надеяться лишь на дипломатическое искусство министра иностранных дел. В его руках теперь рычаг без точки опоры, но России необходима передышка, после которой она укрепится и снова займет принадлежащий ей ранг великой державы»². Всемерное сохранение мира и недопущение сползания к конфликтам в условиях уже сформировавшихся двух военно-политических союзов - Антанты и Тройственного союза - стало центральной задачей кабинета Столыпина.

В период премьерства П.А.Столыпина Россия стояла перед решением двух других неотложных геостратегических задач: окончательное урегулирование отношений с Японией, «минимализация ущерба вследствие неудачной Русско-японской войны», и предотвращение кризисного развития в Восточном вопросе, то есть на Балканах, реальной опасности региональных военных конфликтов вокруг «европейского порохового погреба» и втягивания в них России.

Кабинет Столыпина не дал возобладать «реваншистским» настроениям, добился линии на мирное урегулирование отношений с Японией. В 1907 году и последующие годы правительством приняты принципиальные решения в пользу достижения целой серии соглашений с Японией. Подписанное по инициативе П.А.Столыпина 21 июня 1910 года русско-японское соглашение позволило закрепить мирную и стабильную ситуацию на дальневосточной границе.

Новый курс в отношении Японии, выработанный при председателе Совета министров П.А.Столыпине и министре иностранных дел А.П.Извольском, стабилизировал положение, обеспечил возможность возврата позиций России в регионе и реализовывал задачи сближения с бывшим противником. Этот «курс Столыпина - Извольского» означал политику соглашений и балансирования, обеспечения мира в целях внутренних преобразований и восстановления военной мощи³.

Заметную роль сыграл П.А.Столыпин в балканских делах, прежде всего в предотвращении участия России в Боснийском кризисе. Он добился поддержки Николая II в том, чтобы во избежание войны согласиться с аннексией Австро-Венгрией в октябре 1908 года «турецких провинций» Босния и Герцеговина. В ходе Боснийского кризиса 1908-1909 годов П.А.Столыпин нарушил практику МИД «не вводить Совет министров во все дела дипломатического ведомства» (как настаивал министр иностранных дел А.П.Извольский «по указанию царя»)⁴ и добился отказа от «личной дипломатии» министра А.П.Извольского и его заместителя Н.В.Чарыкова, «секретно и без санкции высшей власти» давшего согласие на австрийскую аннексию. Не ставя в известность ни царя, ни главу правительства, А.П.Извольский 3 сентября 1908 года в замке Бухлау в ходе «собственных тайных переговоров» с австро-венгерским министром бароном Эренталем занял «позицию согласия» с аннексией Боснии и Герцеговины в размен на якобы «готовность Вены» поддержать открытие Черноморских проливов для российского флота.

Вопрос о свободе прохода через проливы Босфор и Дарданеллы имел историческое, стратегическое значение для национальных интересов и безопасности России. Поддержки в вопросе о проливах русская дипломатия добивалась и от союзников по Антанте. За активную моральную поддержку Франции в ходе Агадирского (марокканского) кризиса летом 1911 года в Санкт-Петербурге рассчитывали на признательность Парижа в двух существенных для русских интересов вопросах: по проливам и по маньчжурской ситуации. Соответствующее соглашение предполагалось оформить в виде обмена письмами министров двух стран. Французская позиция оказалась уклончива⁵. Русский посол в Лондоне А.К.Бенкендорф также пытался включить в готовящееся соглашение с британцами вопрос о Черноморских проливах, но безрезультатно.

Неудавшийся «маневр» министра А.П.Извольского перед австрийцами, противоречивший интересам Сербии, вошел в историю как «скандал Бухлау» и был расценен П.А.Столыпиным как затрагивающий «интересы внутреннего состояния Империи и угрожающий предстоящему и необходимому заграничному займу»⁶. П.А.Столыпин рассматривал инициативу руководства МИД как серьезную политическую ошибку, а постановку вопроса о переходе к практическим действиям по установлению контроля за Черноморскими проливами как преждевременную, чреватую возникновением серьезного вооруженного конфликта не в интересах России.

Вместе с тем Столыпин полагал, что отказ от признания аннексии Австрии, учитывая фактическое владение ею данной территорией (т.е. военного вторжения не было), мог бы повлечь самые негативные последствия для России, вплоть до военного выступления «германского блока». В Петербурге учитывали, что между Веной и Белградом отношения балансировали на грани войны. Задачей русского правительства становилось удержание сербов от столкновения с австрийцами. К тому же 13 февраля 1909 года Франция уведомила о своей неготовности поддержать Россию, если она выступит на стороне Сербии и объявит войну Австро-Венгрии. Позицию Парижа поддержал и другой союзник - Лондон. Российский МИД вынужден был известить Сербию, что в случае начала вооруженного конфликта шансов на ее поддержку со стороны стран Антанты нет. На заседании 6 марта 1909 года Совет министров по настоянию П.А.Столыпина в присутствии императора принял решение соблюдать нейтралитет, если Боснийский кризис перейдет в военную стадию.

Все более агрессивно действовала союзница Вены кайзеровская Германия, хотя кайзер Вильгельм II утверждал в письме Николаю II, что австрийская аннексия турецких провинций являлась «сюрпризом» и для Берлина⁷. Тройственный союз, судя по всему, решил использовать создавшуюся ситуацию до конца - вплоть до развязывания вооруженного конфликта, учитывая военную неготовность России и Франции к войне при очевидном нежелании Англии вмешаться на стороне союзников. Австро-Венгрия к тому времени уже объявила о мобилизации пяти корпусов, а германская сторона не оставляла сомнений в том, каким путем она, ее «верная союзница», будет действовать⁸. Еще ранее сформировалась обстановка, в которой основным военно-политическим соперником России становилась Австро-Венгрия (а не Германия). Балканский «славянский вопрос» окончательно развел интересы двух империй. Австро-венгерская политика экспансии на Балканах и противодействия России, «славянскому миру» особенно усилилась на пороге XX века. В дневнике Николая II записано: «Принял нашего военного агента в Вене [военного атташе] - Воронина. Последнему удалось привезти с собой подробный план мобилизации и сосредоточения всей австрийской армии к нашей границе»⁹.

В марте 1909 года Германия, угрожая опасностью развязывания войны Австрии против Сербии, настояла на признании Россией аннексии Боснии и Герцеговины. Российский император, опираясь на твердую позицию П.А.Столыпина, согласился 14 марта в целях предотвращения неминуемого военного столкновения на немецкое ультимативное требование. Сербия также признала австрийскую аннексию.

Мир действительно стоял на грани войны, и занятая в ходе конфликта позиция П.А.Столыпина ее предотвратила, спасла в 1909 году Россию и Европу от мировой войны. В ответ на попытки А.П.Извольского вести линию на то, чтобы «сойти с почвы строго охранительной политики» и вести дело «с твердостью, подобающей великой державе», А.П.Столыпин выступил против «авантюристического» внешнеполитического курса, заявив, что «министр ни на какую поддержку для «решительной» политики рассчитывать не может. Новая мобилизация в России придала бы силы революции, из которой мы только начинали выходить»¹⁰. В одном из последних писем уже назначенному русским послом в Париже А.П.Извольскому премьер-министр напомнил: «Вы знаете мой взгляд - нам нужен мир: война в ближайшие годы, особенно по непонятному для народа поводу, будет гибелью для России и династии… каждый год мира укрепляет Россию не только с военной и морской точек зрения, но и с финансовой и экономической. Но главное это то, что Россия с каждым годом зреет, у нас складывается и самосознание, и общественное мнение»¹¹.

Такое развитие в практике российской внешней политики привело к тому, что с начала 1909 года деятельность МИД в части формирования позиций и принятия решений была поставлена под контроль председателя Совета министров П.А.Столыпина. Как личная инициатива главы правительства рассматривалось его предложение содействовать выдвинутой Николаем II идеи о создании в Гааге Международного трибунала для разрешения конфликтов между государствами.

После длительных переговоров с министром иностранных дел С.Д.Сазоновым П.А.Столыпин в мае 1911 года разработал предварительный план создания Международного парламента с участием представителей всех государств, с местом пребывания в одном из небольших нейтральных государств¹². Парламент должен был рассматривать «возникающие недоразумения» в отношениях между государствами, реагировать на их обращения в целях урегулирования возникшей напряженности и недопущения вооруженных столкновений, используя соответствующие согласительные процедуры. От имени Государя П.А.Столыпин подготовил направление специального меморандума с предложением к главам государств высказать соображения по существу проекта создания Международного парламента¹³.

Тяжелое поражение «политики г-на Извольского» (по выражению П.Н.Милюкова) привело к смене практически всего руководства МИД 14 сентября 1910 года.

А.П.Извольский был назначен российским послом во Франции, на его место пришел С.Д.Сазонов, человек, близкий П.А.Столыпину. Ранее (еще в мае 1909 г.) его заместитель (товарищ министра) Н.В.Чарыков стал послом в Константинополе. Начатые структурные реформы МИД были продолжены. Кадровые перемены не означали, разумеется, и не могли означать изменений принципиального внешнеполитического курса Российской империи. Сохранялась и одна из центральных задач национального значения: обеспечение свободного прохода для русского флота через Черноморские проливы. Эта «вековая» тема присутствовала во всех международных контактах России на всех уровнях (от царя до предпринимателя), хотя решение проблемы продвигалось правительством и дипломатией крайне осторожно и сдержанно, не создавая рисков возникновения конфликта, напряженности или нанесения ущерба двусторонним отношениям, прежде всего с Турцией. Работая над своей основной задачей создания балканского союза под эгидой России, посол Н.В.Чарыков пытался привлечь к участию в нем и Турцию. Он решил использовать в 1911 году ситуацию, возникшую в связи с войной Италии против турок, и попытался добиться открытия Черноморских проливов для русского военного флота. В октябре 1911 года посол начал по указанию из Санкт-Петербурга переговоры с турками по проливам.

Убедившись, что союзники России не поддерживают ее в этом вопросе, турецкое правительство отвергло русский проект соглашения. В декабре российский посол получил указание прекратить переговоры о проливах. 10 декабря 1911 года С.Д.Сазонов дезавуировал посла Н.В.Чарыкова, заявив, что речь шла не более чем о его личной инициативе и что Россия не имела и не имеет намерений вести официальные переговоры с Турцией о проливах.

П.А.Столыпин постоянно напоминал о дипломатической осторожности, недопустимости шагов, чреватых втягиванием в международные конфликты и дестабилизацией процесса реформирования страны. «Не дай Бог, чтобы какое-нибудь Марокко или мелиссоры [албанские повстанцы-христиане] втянули нас в войну», - писал П.А.Столыпин в ходе Агадирского кризиса 1911 года послу А.П.Извольскому. Попытки французов и немцев, конфликтующих из-за Марокко, втянуть в вооруженный конфликт Россию, благодаря непреклонной позиции П.А.Столыпина окончились безрезультатно¹⁴. Мирный исход марокканского конфликта, очередного повода для возникновения европейской войны, был обеспечен именно «миротворческой» линией П.А.Столыпина и А.П.Извольского. Было очевидно, что в случае франко-германской войны союзные обязательства Санкт-Петербурга перед Парижем автоматически вступали в силу и от их выполнения уклониться было невозможно¹⁵.

Премьер-министр стремился призвать русскую дипломатию не успокаиваться в отношении нового развития у российских границ в Азии. «Между тем, гроза не с одного Запада. Я не согласен с Вами [Извольским А.П.] в оценке Китая. Вернувшийся оттуда Гучков говорил мне, что он был поражен переменою не только в Китае, но и в китайцах. Вот где нам нужна и мудрость, и осторожность»¹⁶.

Петр Столыпин как глава правительства делал все, чтобы Россия стала сильной, современной державой в экономическом, внешнеполитическом и оборонном отношениях. В правительстве исходили из того, что никто в мире не считается со слабым партнером, неспособным обеспечить свои внешние интересы. Поэтому реформирование вооруженных сил рассматривалось и как ключевая геостратегическая задача, без решения которой нет опоры для успешной международной политики страны.

Особому совещанию (с участием представителей военных ведомств) под руководством П.А.Столыпина удалось провести увеличение ассигнований на оборону, хотя и в урезанных цифрах. Решающий аргумент премьера, что «великие мировые державы имеют и мировые интересы», что они не могут отказываться от «права голоса в разрешении мировых дел и флот - это тот рычаг, который осуществляет это право»¹⁷, - сыграл свою роль.

Есть еще два вопроса, которые являлись не внешнеполитическими, а внутренними, относящимися к сфере национальной политики правительства, и имели особое значение для интересов Российского государства. Это «польская проблема» и вопрос «финляндской» автономии. В общеевропейском, внешнеполитическом аспекте вопрос о самостоятельности Финляндии и Польши заключался в следующем. Не только в России, но и других государствах-империях отдавали себе отчет в том, что возникновение новых, независимых государств в Европе (учитывая опыт Болгарии и Сербии) требует определенного времени. Очевидно, что возрождение польского независимого государства, что, разумеется, было бы законным (и исторически оправданным), или независимой Финляндии не только изменило бы политическую карту Европы, но и было чревато нарушением существовавших военно-политических балансов и противовесов, что неизбежно повлекло бы за собой опасность конфликтов и европейской войны. К тому же и в Париже, и в Лондоне понимали, не говоря уже о Санкт-Петербурге, Берлине или Вене, что вновь возникшие государства, не имея собственного независимого ресурса становления, не могли не стать игрушкой в руках соперничающих военно-политических союзов. Следует особо подчеркнуть, что в государственном аппарате, в МИД России, как и в общественном мнении, присутствовало понимание необходимости в перспективе предоставления независимости Польше и государственного статуса Финляндии. П.А.Столыпин рассматривал вопрос о предоставлении самостоятельности Польше как реальную возможность к 1920 году. Активно продвигали перспективу польской государственности и министры иностранных дел А.П.Извольский и С.Д.Сазонов.

Не будь этого преступления 1 сентября 1911 года, убийства великого государственного деятеля и реформатора П.А.Столыпина, история России и Европы, как считали многие современники, вероятно, оказалась бы несколько иной, и не факт, что победа осталась бы за теми, которым, по выражению Столыпина, нужны были великие потрясения. После Февральской революции 1917 года много говорилось о том, что если бы не выстрел Богрова, то не было бы неизбежности Первой мировой войны, так как Столыпин так же, как ему удалось предотвратить мировую войну в 1909 году вследствие австро-венгерской аннексии, добился бы недопущения развязывания войны и в 1914 году¹⁸. В случае завершения намеченных реформ в интересах широких слоев населения и модернизации Российского государства вряд ли кто мог представить себе и Февральскую революцию, и Октябрьский переворот, и последующий погром России с Гражданской войной.

¹Бок М.П. П.А.Столыпин. Воспоминания о моем отце. М., 1992. С. 299.

²История внешней политики России (конец XIX - начало XX века). М.: Международные отношения, 1997. С. 227.

³См.: Столыпин П.А. Нам нужна Великая Россия. М., 1991. С. 122.

⁴См.: Очерки истории Министерства иностранных дел. М., 2002. Т. III. С. 237.

⁵Там же. Т. I. С. 524.

⁶История внешней политики России (конец XIX - начало XX века)... С. 236.

⁷См.: Переписка Вильгельма II с Николаем II, 1894-1914 гг. М., 2007. С. 423.

⁸См.: История дипломатии. М., 1963. С. 672.

⁹Дневники Императора Николая II. М.: Орбита. 1991. С. 70.

¹⁰Федоров Б.Г. Петр Столыпин - Я верю в Россию. СПб., 2002. Т. I. С. 571.

¹¹Столыпин П.А. Переписка. М., 2004. С. 426.

¹²См.: Сидоровнин Г. Столыпин. Жизнь и смерть. Саратов, 1997. С. 432.