27 ЯНВАРЯ 2008 ГОДА в одной из клиник Джакарты скончался бывший Президент Индонезии Сухарто. На смертном одре он с каким-то нечеловеческим упорством боролся с недугами, навалившимися на него. В течение нескольких недель 86-летний пациент не раз терял сознание, но снова приходил в себя, опровергая один пессимистический прогноз за другим, пока наконец его силы не иссякли.

Все это время индонезийские и мировые СМИ провожали Сухарто, что называется, в последний путь. К бюллетеням о состоянии его здоровья прилагались пространные обзоры и оценки его деятельности. Писали, в общем, об одном и том же - о том, например, что со второй половины 60-х и до конца 90-х годов ХХ столетия Сухарто крепко держал в руках бразды правления и обеспечивал национальной экономике высокие темпы роста. Попутно отмечали, что за это достижение он вознаградил себя с лихвой: совокупное богатство его клана исчисляют десятками миллиардов долларов. Вспомнили, как жестоко пострадала Индонезия от азиатского кризиса 1997-1998 годов, какие общественные противоречия он обнажил и с каким треском рухнул в мае 1998 года режим Сухарто, казавшийся незыблемым.

Наконец, буквально во всех публикациях такого рода всплывали словосочетания "события 1965 года", "антикоммунистический террор", "кровавый переворот" - формулы, рожденные временем, когда некий генерал, не слишком выделявшийся среди "товарищей по оружию", вдруг превратился в "героя дня", берущего реальную власть, а там и президентские регалии. Многие стороны этой метаморфозы не ясны до сих пор. Тайну своего возвышения, как и "событий 1965 года" вообще, Сухарто унес в могилу, констатировали авторы некрологов.

 Так ли важно знать эту тайну сегодня? До того ли индонезийцам, переживающим после падения Сухарто не самые спокойные годы? Взглянув на полки местных книжных магазинов, трудно не поддаться впечатлению, что правда о "событиях 1965 года" стала насущной потребностью: книги и брошюры на эту тему стоят рядами. Газетных статей и публикаций в Интернете не перечесть.

О чем свидетельствует подобная ситуация? Вероятно, о глубине политического и психологического перелома, переживаемого нацией, о тяжести травм, нанесенных ей в прошлом, об ощущении, что залечить их и двинуться вперед сообща нельзя, не уяснив со всей возможной полнотой, что именно случилось в том памятном году.

Но обостренный, не стихающий интерес к "событиям 1965 года" имеет и другое объяснение. Ни одно свидетельство, ни одно аналитическое усилие, ни даже совокупность подобных свидетельств и усилий пока не дали достаточно внятной и внутренне согласованной картины этого явления. В чем тут дело? Каковы наиболее значимые результаты поисков, предпринятых до сих пор? Что и как делать дальше? Прежде чем разбираться в этом, стоит кратко напомнить о предыстории и канве государственного переворота, произошедшего в Индонезии в 1965-1967 годах. 

«Движение 30 сентября 1965 года»

К НАЧАЛУ 60-Х ГОДОВ ХХ ВЕКА в Индонезии сложилась система власти, известная как "направляемая демократия". Ключевой фигурой в ней был Сукарно - отец-основатель независимой республики, объявленный в 1963 году ее пожизненным президентом. Имея диктаторские полномочия, он не был, однако же, всемогущ, ибо рядом возвышались еще две крупные силы - армия и компартия. Сотрудничая с обеими, искусно лавируя между ними и держа их в состоянии равновесия, глава государства как раз и обеспечивал свое верховенство в индонезийской политике. Но продолжаться вечно так не могло: в середине 1960-х годов экономическое положение страны опасно ухудшилось, пошатнулось и  здоровье "великого вождя революции" (как официально именовали Сукарно). При этом и сам он, и лидеры левых все чаще повторяли: на смену национально-освободительному этапу индонезийской революции идет этап социалистический.

Командование сухопутных войск, где задавали тон антикоммунисты, реагировало на подобные заявления без всякого энтузиазма. Оставалось гадать, при каких обстоятельствах армейские правые схватятся с "красными" и чем закончится их бой. Если в активе у первых были штыки, броня и связи с США, то вторые как будто имели возможность опереться на массы. В Коммунистической партии Индонезии (КПИ) состояло тогда порядка 3 млн. членов. Профсоюзы, молодежные, женские и другие организации, связанные с ней, объединяли еще 16 млн. человек. Подобно Сукарно, верхушка компартии согласовывала свои маневры с маоистским Китаем и ожидала от него разнообразной помощи. "Зоны влияния" КПИ имелись и в вооруженных силах - на уровне командного состава авиации и флота, а в какой-то мере и офицерства сухопутных войск.

Слухи о заговоре генералов, замышляющих путч для пресечения дрейфа Индонезии влево, и догадки об упреждающей акции, планируемой коммунистами, будоражили Джакарту с первых дней 1965 года. Развязка последовала в ночь с 30 сентября на 1 октября: столичные резиденции видных военачальников - главкома сухопутных войск Ахмада Яни, пяти генералов из его ближайшего окружения, а также министра обороны А.Х.Насутиона - подверглись вооруженным нападениям. Приказы о налетах отдавал подполковник Унтунг - командир одного из батальонов личной охраны президента. Среди исполнителей были солдаты этого батальона и пехотинцы джакартского гарнизона, подчиненные полковнику Латифу. Помимо названных лиц и нескольких офицеров ВВС, операцию готовил (чтобы не сказать - координировал) некто Шам. В ходе последующих разбирательств на него указывали как на главу Особого бюро КПИ - секретного органа, занимавшегося вербовочной работой среди военных и подотчетного исключительно председателю партии Д.Н.Айдиту1.

Ночной рейд обернулся гибелью Яни и двух его соратников, убитых при задержании. Тела увезли на окраину Джакарты, на авиабазу Халим Перданакусума, где находился штаб Унтунга. Еще трех генералов доставили туда живыми и после краткого допроса расстреляли. Спасся бегством лишь генерал Насутион. Вместо него арестовали и казнили его адъютанта.

Рано утром 1 октября Радио Республики Индонезия сообщило, что "прогрессивные офицеры" из "Движения 30 сентября" обезвредили внутри сухопутных войск группировку, сотрудничавшую с ЦРУ и строившую планы свержения Сукарно. Было объявлено, что вся власть в стране переходит к "Революционному совету", состав которого огласят позднее.

Далее на ту же авиабазу, где кроме Унтунга, его товарищей и высшего командования ВВС находился Айдит, прибыл сам Сукарно. Выслушав доклады о событиях прошедшей ночи, президент не выказал гнева или замешательства (хотя и утверждал потом, что случившееся было для него "полной неожиданностью"). Не выразив "Движению" твердой поддержки, он вместе с тем остался на подконтрольной ему территории. Более того, он вызвал к себе ряд министров и военных - включая генерал-майора Праното Рексосамудро, которого после консультаций с представителями "Движения" назначил исполняющим обязанности главкома сухопутных войск. Все выглядело так, как если бы Сукарно созывал рабочее совещание для обсуждения и принятия каких-то решений. Никто не мешал главе государства выполнять его обычные функции - хотя в списке членов "Революционного совета" (с которым он ознакомился прежде, чем этот список зачитали по радио) имя президента не фигурировало.

Переворот

ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ многие из тех, кого вызвал Сукарно, явились на Халим, но вновь назначенного исполняющего обязанности главкома сухопутных войск там не дождались.  Президентский адъютант, посланный на поиски генерала Праното, доложил, что тот не выезжает на авиабазу из-за препятствий, чинимых другим военным - генерал-майором Сухарто. Последний, возглавлявший в то время стратегический резерв сухопутных войск (КОСТРАД), без обиняков заявил, что уже принял на себя обязанности убитого Яни, отпустить же Праното на Халим не может, ибо опасается за его жизнь. Он также предупредил, что готовит атаку на оплот мятежа, поднятого против законного президента, ввиду чего и просит Сукарно покинуть авиабазу до наступления ночи. Этой вежливой угрозы оказалось достаточно, чтобы "великий вождь" поспешил в Богор, в свой загородный дворец. Айдит, ничем себя не проявивший в тот злосчастный день, скрылся на Центральной Яве (где в ноябре 1965 г. был схвачен военными и уничтожен с личной санкции Сухарто). Когда 2 октября войска КОСТРАД пошли на штурм авиабазы, им практически никто не дал отпор: и рядовые участники, и лидеры "Движения" разбрелись кто куда.

В последующие дни Сухарто, дотоле избегавший публичности, как-то разом вышел из тени и повел себя на редкость уверенно. Во-первых, он потребовал у президента пост главкома сухопутных войск. Во-вторых, презрев юридические формальности, он указал на компартию как на главного дирижера "Движения 30 сентября". Очень скоро генерал добился искомой должности, а Индонезию, вместе с антикоммунистической истерией, захлестнули потоки крови. Точных цифр уже не узнать, но по оценкам, которые считаются правдоподобными, с октября 1965 по март 1966 года от полумиллиона до миллиона человек, заподозренных в связях с КПИ, пали жертвами внесудебных расправ. Десятки тысяч были брошены в тюрьмы и концлагеря. Подавляющему большинству предстояло провести там долгие годы без каких бы то ни было разбирательств, ибо реально инкриминировать им было нечего. Те, кого все же выпускали из застенков, лишались гражданских прав и возможности достойного трудоустройства. Клеймо неблагонадежных ложилось и на членов их семей.

Разгром крупнейшей компартии несоциалистического мира послужил прологом к избавлению от Сукарно. Хотя без КПИ он уже не мог играть на противоречиях между левыми и правыми, его влияние было еще велико. Бытовали даже опасения, как бы слишком энергичные попытки низвергнуть его не довели до гражданской войны.

В этой обстановке новый главком сухопутных войск держался по отношению к Сукарно с сыновним почтением - не мешая, впрочем, его недругам говорить, печатать и делать все, что им вздумается, и создавая о себе представление как о наименьшем зле с точки зрения "великого вождя". Не мудрено, что переворот получился затяжным. Итоги каждого из его этапов освящались высшим законодательным органом республики (тогда это был Временный народный консультативный конгресс - ВНКК). Так, в марте 1966 года армейская верхушка вынудила президента издать приказ о временной передаче исполнительной власти - для наведения порядка в стране - генералу Сухарто. ВНКК возвел это распоряжение в ранг закона и придал ему необратимый характер, но лишь в марте 1967 года официально объявил Сухарто исполняющим обязанности главы государства. Принимая эту роль, генерал особо подчеркнул, что не считает правильным судить предшественника за причастность к "Движению", как требовали того "горячие головы". Еще через год все тот же ВНКК избрал Сухарто полноправным президентом. В отличие от антикоммунистической бойни, все получилось неспешно, тонко и грациозно - совсем как в яванском придворном танце и не так, как в "классических" переворотах. 

Гипотезы, не стыкующиеся друг с другом

С ТЕХ ПОР как "новый порядок" (т.е. режим, сложившийся под эгидой Сухарто) ушел в небытие, у индонезийцев появилась возможность рассматривать "события 1965 года" открыто и всесторонне. Вскрылось немало фактов, неизвестных прежде и имеющих отношение к этой проблеме. Интернет связал в единое сообщество экспертов, изучающих ее вдали друг от друга, переписка между ними превратилась в непрерывный, многосторонний диалог. Под рукой у современного исследователя - целый веер более ранних гипотез. Анализируя их, можно опереться на тезисы, выдержавшие проверку на прочность, и отказаться от вещей, не прошедших ее.

Уже говорилось, что "новый порядок" возложил всю ответственность за "Движение 30 сентября" на КПИ как массовую организацию. В том же духе выдержан объемистый доклад, обнародованный ЦРУ еще в 1968 году. Ныне подобные воззрения критикуют (с оговоркой, что узкий круг функционеров КПИ все-таки причастен к выступлению Унтунга) даже люди, заведомо далекие от коммунистов.

Среди тех, кто выдвинул альтернативные версии "событий" по горячим следам, - Бенедикт Андерсон и Рут Макви из Корнельского университета (США). "Движение", полагали они, выросло из недовольства, возбужденного у "прогрессивных офицеров" роскошным стилем жизни и политической позицией высших командиров сухопутных войск. В качестве очага такого недовольства Андерсон и Макви выделяли центральнояванскую дивизию "Дипонегоро" (которой, между прочим, когда-то командовал Сухарто, хорошо знакомый с будущими заговорщиками,  в частности с Унтунгом и Латифом).

Возникла и гипотеза о том, что у истоков "Движения" стоял "великий вождь". Голландский журналист Энтони Дейк, развивавший ее, особенно упирал на показания Бамбанга Виджанарко - адъютанта, находившегося рядом с Сукарно 1 октября 1965 года и не сумевшего доставить к президенту генерала Праното. Тем временем другой голландец, востоковед Вим Вертхейм утверждал: политический взлет Сухарто начался с того, что генерал, узнав от своего друга Латифа о предстоящей облаве на Яни и др., использовал это знание во благо себе. Что до внешних факторов, то кто-то увязывал "события 1965 года" с происками Пекина, а кто-то - с интригами Вашингтона. Как ни противоречили друг другу упомянутые гипотезы, в них были (и остаются) области смыкания и взаимного дополнения2.    

Предпосылки для создания синтетической картины переворота, охватывающей всю его панораму и нюансы, вроде бы налицо. Однако эта цель не становится ближе. Видимо, тема еще слишком "горяча", чтобы люди, прикоснувшиеся к ней (как и те, чьим интересам может угрожать такое прикосновение), сохраняли объективность и хладнокровие. Если в первые годы после падения Сухарто власти Индонезии нет-нет, да и намекали, что прежняя официальная позиция по поводу "Движения" верна не во всем, то сегодня они почти вернулись к тому, на чем настаивал "новый порядок" (хотя и не воспрещают дебатов по данному вопросу). Те, кто винит в национальной трагедии Сукарно, отказываются обсуждать саму возможность того, что с "Движением" каким-то образом связан Сухарто. Защитники же первого Президента Индонезии стоят на том, что следственные действия по делам о "Движении" шли с грубейшими нарушениями и доказывать что-либо, ссылаясь на их материалы, - пустое занятие.

Джон Руса - профессор Университета Британской Колумбии (Канада) и автор монографии "Предлог для массового убийства" (2006 г.) - уподобляет исследования "событий 1965 года" бесплодным попыткам собрать кубик Рубика. К сожалению, его собственные, в ряде отношений новаторские взгляды тоже грешат упрощениями. Полностью обелив Сукарно в вопросе о причастности к "Движению", Руса вынужден спросить себя: зачем же этот лидер принял после 1 октября 1965 года те правила игры, которые навязывал ему Сухарто? Почему президент не одернул генерала? Сукарно, считает Руса, уходил от обострения политической борьбы во избежание распада Индонезии3. И это - все?

Любопытно, что и Дейк, исповедующий прямо противоположные, просухартовские взгляды, но мыслящий, как и Руса, бескомпромиссно, озабочен в чем-то родственной проблемой. Отчего, недоумевает он, Сухарто, знавший наверняка, что "Движением" управлял Сукарно, все-таки спасал президента от суда?4 Общепринятый ответ гласит: генерал не хотел, чтобы суд над Сукарно пошатнул сам институт президентства. Ведь это повредило бы будущему главе государства, то есть самому Сухарто. Ничего своего к этому мнению Дейк не добавляет. 

Отдадим, однако, должное обоим авторам. Их острые и, главное, взаимосвязанные вопросы побуждают по-новому взглянуть на отношения между ключевыми участниками событий. Не исключено, что при решении этой задачи у российских ученых будет преимущество перед зарубежными коллегами. Еще в советское время у нас в стране появилась работа, трактующая взаимодействия Сукарно и Сухарто (как, впрочем, и другие аспекты индонезийского переворота) отнюдь не тривиальным образом.

Непрочитанная книга Александра Резникова

"СОБЫТИЯ 1965 ГОДА" и их последствия воспринимались в Советском Союзе с понятной тревогой и горечью. Десятилетие тесного сотрудничества, связывавшего СССР и Индонезию с середины 50-х до середины 60-х годов ХХ века, закончилось. Вместе с Сукарно из индонезийской политики выбили целое поколение деятелей, с которыми Москва имела близкие контакты. В чем бы и как бы ни ошибались руководители КПИ, чудовищный удар был нанесен не только этой партии, но и мировому коммунистическому движению. В соревновании, именуемом "холодной войной", Запад добился успеха отнюдь не локального значения.

Случившееся в крупнейшей стране Юго-Восточной Азии требовало объяснений, и вряд ли кто-нибудь, знакомый с деятельностью отечественных специалистов по Индонезии, упрекнет их в том, что они уклонились от этого вызова. Вот только написанное ими издавали с неизменной оглядкой. У политических кураторов советской науки были свои резоны: осложнять еще больше отношения с Джакартой, и так уже подмоченные, не хотелось. Авторам приходилось либо что-то не договаривать, либо высказываться достаточно откровенно, но мириться с тем, что на обложку поставят гриф "Для служебного пользования", напечатают работу мизерным тиражом и отправят не на прилавок, а в высокие кабинеты и закрытые библиотеки.

Именно такая участь постигла одно из произведений Александра Борисовича Резникова (1931-1980 гг.).  Друзья и коллеги  вспоминают этого безвременно умершего ученого как мастера своего дела, профессионально занимавшегося чартистским движением в Англии, "восточной политикой" Коминтерна, исламской революцией в Иране (которой он посвятил свой последний труд) и, конечно, новейшей историей Индонезии. Среди лучшего, что он сделал, - книга "Индонезия в период "направляемой демократии" (1969 г.), написанная совместно с А.Ю.Друговым и не утратившая научной ценности до сих пор. Ее естественным продолжением стала монография "Заговор в Джакарте" (1977 г.), вышедшая в виде специального бюллетеня Института востоковедения АН СССР5. Остается пожалеть, что и формат публикации, и ее тираж (275 экз.) скорее помешали, чем помогли, оценить ее по достоинству хотя бы в академической среде.

Не так давно мне удалось отыскать это исследование. Знакомясь с ним, я не раз ловил себя на мысли, что автор подступает к пониманию загадки 1965 года ближе многих, кто бился и бьется над ней. Поразила тщательность, с которой он препарировал материалы предварительных следствий и судебных разбирательств по делам о "Движении", сличал свидетельские показания, штудировал прессу, отделял правдоподобное от ложного и собирал свою концепцию воедино. Тем более досадно, что в работе отсутствует справочный аппарат. Видимо, на то есть причины. А.Б.Резников годами сотрудничал с Международным отделом ЦК КПСС. Судя по тексту, его допускали к конфиденциальным документам, имевшимся в распоряжении этого органа, но, разумеется, без права ссылаться на них.   

Один из проблемных стержней "Заговора" - мера причастности КПИ к "Движению 30 сентября". Была ли связана компартия с ним, спрашивал автор себя, и отвечал: да - в той мере, в какой ее представляли Айдит, а также Шам и его помощники из Особого бюро плюс еще несколько членов руководства, но не более того. Была ли КПИ инициатором "Движения"? Собиралась ли она брать власть по его итогам? Нет, ответил Резников на оба вопроса, подкрепив свои выводы развернутой аргументацией6.

Кто же в таком случае выступил в роли вдохновителя "Движения"? Согласно "Заговору", Президент Сукарно7. Тех, кто придерживается этого мнения, поклонники "великого вождя" не без иронии спрашивают: зачем бы действующему главе государства, да еще такому популярному, устраивать "переворот против самого себя"? Пояснения, данные Резниковым на этот счет, заслуживают самого пристального внимания. Систематизируя данные о перемещениях и переподчинениях различных подразделений индонезийской армии, публиковавшиеся в местной печати в 1965 году, он заключил: уже в середине года верхушка сухопутных войск сформировала мощную ударную группировку. Танки, боевые и транспортные самолеты, самоходная артиллерия и десантники, вошедшие в ее состав, концентрировались под эгидой оперативного командования "Готовность" (КОЛАГА) не столько в приграничных районах на севере страны (как требовала тогдашняя официальная линия на конфронтацию с Малайзией), сколько на Яве, то есть в политическом центре Индонезии8. Близкий друг и коллега покойного историка сообщает, что А.Б.Резников сделал эти выводы еще до того, как разыгралась трагедия 1965 года, и изложил свои соображения одному из руководителей ГРУ МО СССР. Выслушав его, собеседник заметил: "Мои мне об этом ничего не сообщают…"

По мысли автора, с этого-то и начался настоящий государственный переворот. Кому грозил "бронированный кулак"? Прежде всего - КПИ, но одновременно и Сукарно, ибо действия армии резко меняли в ее пользу весь баланс политических сил. Частью этой перемены были признаки взаимопонимания между Яни и Насутионом - наиболее видными военными лидерами, чье соперничество президент, руководствуясь принципом "разделяй и властвуй", старательно подогревал. Еще в 1962 году Сукарно провел хитроумную реорганизацию с целью удалить Насутиона как своего конкурента от оперативного управления войсками. Оставив его министром обороны и учредив специально "под него" формально высокий, но фактически малозначащий пост начальника штаба вооруженных сил, Сукарно сделал главкомом сухопутных войск Ахмада Яни, считавшегося тогда "человеком президента". Теперь же два генерала-антикоммуниста все больше склонялись к союзу для совместной борьбы с КПИ (о чем, помимо Резникова, писали такие крупные знатоки индонезийской политики, как Х.Крауч и У.Сундхауссен)9.

Чтобы остаться хозяином положения, Сукарно был обязан что-то делать. Что же именно? По крайней мере, не сотрясать "направляемую демократию" до основания: ведь в этом случае падающую власть подхватил бы сильнейший претендент, то есть армейская верхушка. Делать следовало прямо обратное - устранять угрозу сотрясения системы из-за перекоса в треугольнике "армия - Сукарно - КПИ" и возвращать "направляемую демократию" к относительному равновесию. Для этого на первое время хватило бы и персональной чистки в генеральском звене - причем, добавлю от себя, не обязательно кровавой. Эта миссия, имевшая мало общего с переходом к "социалистическому этапу индонезийской революции", и была возложена, как следует из книги Резникова, на "Движение 30 сентября". Если так, то Сукарно готовил не "переворот против самого себя", а восстановление статус-кво.

Генералы-предатели?

ДУМАЕТСЯ, реализуя подобный замысел, Сукарно должен был не то что определить, кем он заменит неудобных военачальников, а сговориться с кандидатами на освобождающиеся должности и вовлечь их в подготовку "Движения". Кто же были эти люди? "Вычисляя" их среди участников событий, разыгравшихся на стыке сентября и октября 1965 года, необходимо заострить внимание на поведении двух генералов - Сухарто и Праното.

Вопреки расхожему мнению, что Сухарто выступил против "Движения" быстро и без раскачки, командующий КОСТРАД действовал 1 октября на редкость неторопливо, будто дожидался чьих-то дополнительных сигналов. Характер его действий изменился лишь после того, как был получен приказ президента о назначении Праното исполняющим обязанности главкома сухопутных войск10.

Относительно же Праното есть данные, что в ночь на 30 сентября 1965 года он виделся с Айдитом и Шамом.  Наутро в военные округа ушло сообщение о том, что после гибели Яни командование сухопутными войсками переходит к Сухарто. Разослал эту весть ни кто иной, как Праното, который вообще провел весь день, 1 октября, в штабе КОСТРАД - то есть рядом с Сухарто. Собственно, в силу этого Сухарто и смог помешать поездке Праното к "великому вождю".

Зафиксируем итог рассуждений: во всем этом деле генерал Праното, облеченный доверием президента, но имевший выходы и на "Движение", и на штаб Сухарто, выступил в роли двойного связного. С одной стороны, он работал на линии "Движение" - Сукарно", с другой - на линии "Сукарно - Сухарто"11. В конечном счете, однако, ни Праното, ни Сухарто не оправдали ожиданий "великого вождя".

Отсюда и резюме: среди причин  провала "Движения" - предательство "группы генералов, сначала вступившей в сделку с Сукарно, но затем дезертировавшей из его лагеря"12.

Странный дуэт

ЧЕМ ЖЕ РУКОВОДСТВОВАЛСЯ "великий вождь", останавливая свой выбор на этих людях? Из биографических справок Сухарто и Праното следует, что оба они участвовали в национально-освободительной войне 1945-1949 годов, а во второй половине 1950-х годов служили вместе в дивизии "Дипонегоро": первый был ее командующим, второй - начальником штаба. В 1959 году их пути разошлись. Полковник Сухарто уехал учиться в штабной колледж сухопутных войск. Праното наследовал ему, став командиром дивизии.

По окончании учебы дела Сухарто пошли резко в гору - и не только в том смысле, что он стал генералом (1961 г.) и командующим КОСТРАД  (1963 г.). В 1962-1965 годах, в периоды противостояний на грани войны с Нидерландами (из-за Западного Ириана) и Великобританией (из-за проекта объединения ее бывших владений в Федерацию Малайзия), ему доверяли управлять отборными индонезийскими войсками.

Весьма приличную карьеру сделал и Праното, за несколько лет "проскакавший" от подполковника до генерал-майора. В середине 1960-х он был заместителем главкома сухопутных войск по кадрам.

Реалии тех дней были таковы, что ни один, ни другой не добился бы таких успехов, не находясь на особом счету у главы государства. А тот, среди прочего, прекрасно знал, что его выдвиженцы непримиримо враждуют. Черная кошка пробежала между ними в том самом 1959 году, когда Сухарто отправили в колледж - но не в порядке поощрения за службу, а после того, как отстранили от командования дивизией, уличив в контрабандных операциях. Сигнал на этот счет послал наверх Праното, уже тогда известный как один из любимцев главы государства13. Против Сухарто чуть не завели уголовное дело. О том, кто в точности спас его от позора, есть разные мнения, но последнее слово должен был опять-таки сказать президент. Быть может, вынося свое решение, Сукарно вспомнил, как двумя годами раньше, когда страну охватили военные мятежи, командир "Дипонегоро" открыто выступил против компромиссов со смутьянами и поддержал правительство14. Каковы бы ни были причины снисхождения к Сухарто, "великий вождь", безусловно, рассчитывал, что этот офицер будет верен ему до гроба.

Итак, в распоряжении президента имелись два достаточно опытных генерала, не терпевших друг друга, но, как он думал, порознь преданных ему. Чтобы заставить эту странную пару работать в связке накануне и в ходе выступления Унтунга, надо было предложить обоим по хорошей награде. Что бы это могло быть? Уж не посты ли Яни и Насутиона, которых Сукарно собирался разом удалить с военно-политической сцены? Ведь, назначив на одну из этих должностей Сухарто, а на другую - Праното, "великий вождь" имел бы неплохие шансы возродить тот "дуализм" в руководстве сухопутными войсками, да и вооруженными силами в целом, который еще недавно так помогал ему поддерживать всю конструкцию "направляемой демократии" в рабочем состоянии.   

Ошибка президента

ЕСЛИ ЗАМЫСЕЛ СУКАРНО расшифрован верно, то что же его погубило? Как минимум, бегство Насутиона от группы захвата в ночь на 1 октября. Из-за этой "нештатной ситуации" в высшей военной иерархии открылась лишь одна вакансия вместо двух.

Ряд косвенных признаков подсказывает, что пост главкома был изначально обещан Сухарто, а пост военного министра - Праното. Видимо,   1 октября президенту пришлось на ходу перекраивать свой план, прикидывая, кто из двух его избранников лучше подойдет на роль противовеса Насутиону. Причины, по которым его выбор пал на Праното, - предмет особого разбирательства. Пока же подчеркнем, что, сделав этот выбор и не выполнив обещание, предположительно данное Сухарто, "великий вождь" совершил роковую ошибку - уязвил самолюбие генерала, который, будучи в курсе его тайных планов, располагал теперь убийственным компроматом на него и, как выяснилось вскоре, обладал незаурядными политическими талантами.

Однако использовать этот компромат в полной мере Сухарто не мог. Иначе могла бы выйти наружу его собственная связь с "Движением" и групповым убийством сослуживцев. Поэтому, держа президента "на крючке" и периодически подставляя его под яростное давление оппонентов, Сухарто в то же время ограждал его от суда (на организации которого, к слову будь сказано, особенно настаивал Насутион). Президенту же, связанному с Сухарто "одной цепью", оставалось принимать чужие правила игры, уповая на то, что сметливый генерал прикроет и себя, и его.

Не получаем ли мы, обозначив эти моменты, материал для ответов на вопросы о необычных действиях Сукарно и Сухарто в 1965-1967 годах?

Теперь  о том, что приключилось после краха "Движения" с генералом Праното (который, насколько можно судить, не заслужил-таки обвинений в предательстве). В целом его судьба типична для тех трагических лет, но в некоторых частностях далеко не ординарна. В 1966 году он был задержан по подозрению в причастности к "Движению", чуть позже переведен под домашний арест, потом - опять в тюрьму. Лишенный генеральского довольствия, он, как ни странно, не был разжалован и уволен из вооруженных сил. Допрашивали его лишь эпизодически и без письменных протоколов. В "Белой книге", опубликованной в 1978 году всесильной спецслужбой КОПКАМТИБ, Праното прямо упомянут среди участников "Движения". Однако судить его почему-то не стали, а в 1981 году отпустили на свободу. Свой жизненный путь он тихо закончил еще при "новом порядке"15.

Соотнесите этот сюжет с тем, что сказано чуть выше, и он не покажется таким уж непонятным. С одной стороны, Сухарто сполна расквитался с обидчиком, с другой - не стал его "додавливать" и не отправил на скамью подсудимых из соображений элементарного самосохранения. Параллели с тем, как Сухарто обошелся с Сукарно, прямо-таки бьют в глаза.

Замечу напоследок, что для меня, как и для множества коллег, в "событиях 1965 года" остается масса неясного. Нити, составляющие этот клубок, сплелись на редкость прихотливо, и потянув лишь за одну, пусть даже важную ниточку, его не распутать. Тем не менее опыт исследователя убеждает меня: осознание того, что в переломный момент индонезийской истории Сукарно и Сухарто не только противостояли друг другу, но и держались друг друга,  - непременное условие создания гипотезы, адекватно отображающей "события 1965 года".