СДЕРЖАННЫЙ ОПТИМИЗМ по отношению к возможным изменениям во внешней политике США в связи с приходом новой администрации Обамы - Байдена кажется сегодня гораздо более оправданным, нежели сдержанный скепсис. И первый официальный визит Президента Обамы в Москву подтвердил, что важные изменения, прежде всего изменения стилистики и риторики, уже начались. Удивляться здесь нечему.

Потому что отойти от гуманитарного империализма в стиле Дика Чейни и Джорджа Буша-младшего для Америки  совсем не трудно: он ни в коей мере не является неотъемлемой частью американской государственной традиции. Его пытались объявить таковым современные вашингтонские неоконы, но они имеют ровно такое же отношение к американским отцам-основателям, как современные пекинские коммунисты  к Марксу и Ленину.

"Циклические возвратно-поступательные колебания" американской внешней политики известный историк Артур Шлезингер-младший связывал "со старым спором насчет эксперимента и судьбы <…>. Каждый из этих взглядов порождает определенный склад ума. Первый исходит из исторического опыта и приводит к эмпирическому подходу к мировым делам. Второй исходит из теологии и ведет к секуляризации теологии, а это идеология. Конфликт между этими двумя подходами выражает раскол в душе американца между приверженностью к эксперименту и склонностью верить догме".

"НИЧТО НЕ НОВО ПОД ЛУНОЙ". Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить острый культурно-политический конфликт, 60 лет назад разделивший высший эшелон политической власти Соединенных Штатов на внешнеполитических "догматиков" и "экспериментаторов".

Когда в начале 1949 года дипломат Дин Ачесон сменил генерала Джорджа Маршалла на посту государственного секретаря, твердые американские антикоммунисты и патриоты (вроде генерала Дугласа Макартура или сенатора Джозефа Маккарти) уже достаточно громко обвиняли администрацию Трумэна в "сдаче континентального Китая коммунистам". К концу того же года гражданская война в Китае действительно завершилась окончательной победой Мао на материке и эвакуацией Чан Кайши на Тайвань.

12 января 1950 года на самом пике обвинений политического руководства Соединенных Штатов в попустительстве коммунистам государственный секретарь Дин Ачесон выступил на обеде в Национальном пресс-клубе  в Вашингтоне с разъяснением весьма и весьма недогматической внешнеполитической доктрины своего ведомства. Неофициальная обстановка давала возможность говорить достаточно прямо, вполне доступным языком и без дипломатических недоговоренностей.

И хотя после 1945 года Дин Ачесон был настроен вполне антисоветски, в этом выступлении он, по-видимому, сделал все для того, чтобы то ли окончательно умиротворить коммунистов Мао, то ли окончательно их раззадорить: глава американского дипломатического ведомства не только объявил о незаинтересованности США в сохранении контроля проамериканского правительства Чан Кайши над островом Формоза (Тайвань), но и демонстративно не упомянул Корею в числе стратегически важных для "оборонительного периметра" Америки географических зон.

В то время, как его критики, мыслившие традиционными стратагемами, били тревогу в связи с успехами "коммунистического наступления в Азии", сам государственный секретарь предпочел пуститься в рассуждения о тех возможностях, которые открывались тогда перед Вашингтоном, и именно в связи с началом активной советской политики в Китае и возникающим там новым раскладом сил.

Дин Ачесон открыто признал, что тихоокеанские и восточноазиатские проблемы "невозможно решить военными средствами", и поэтому, дескать, вместо силового сдерживания советской активности, весьма дорогостоящего и опасного, американская дипломатия должна научиться пользоваться ошибками стратегического соперника, умело подогревая противоречия внутри противостоящего лагеря.

Исходя из этой логики государственный секретарь предложил воспринимать в качестве важного этапа на пути к достижению конечной цели американской политики в регионе  все очевидные успехи Советов по проникновению в Маньчжурию - старую зону русских интересов на севере Китая.

Надо сказать, что в договоре о дружбе и союзе между советским правительством и центральным правительством Чан Кайши, заключенном 14 августа 1945 года сроком на 30 лет, речь шла, в частности, о передаче в пользование СССР на это время военно-морской базы в Порт-Артуре, превращении Дайрена (Дальнего) в свободный порт с предоставлением СССР особых прав на его территории,  совместном советско-китайском использовании КВЖД. Китайское правительство признало также и независимость так называемой Внешней Монголии, отпавшей от Китая в революционном 1911 году, а затем ставшей лучшим другом СССР  под именем Монгольской Народной Республики.

С точки зрения главы американского дипломатического ведомства, интересам его страны соответствовало не только уже произошедшее установление полного контроля СССР над Внешней Монголией само по себе, но даже и возможное расширение этой зоны определяющего советского влияния еще и на Внутреннюю Монголию, и на Синьцзян.

Логика Ачесона, впрочем, была проста и убедительна: прямое хозяйничанье любой иностранной державы на китайской территории не могло не вызвать "возмущения, ярости и гнева" со стороны китайцев. (Государственный секретарь был, видимо, достаточно осведомлен о том, что коммунистический вождь Мао Цзэдун, в отличие от вполне конвенционального националиста Чан Кайши, воспринимал тысячелетнюю Срединную империю в качестве настоящего центра мира.)

В этих условиях, по его мнению, американцам следовало лишь публично настаивать на той точке зрения, которую они официально высказывали по меньшей мере с конца XIX столетия: что "любой, кто нарушает целостность Китая, не только является врагом Китая, но и действует против собственно американских интересов". Америка, настаивал Дин Ачесон, должна формулировать эти свои интересы и цели ясно и понятно для всех, безо всяких экивоков и оговорок.

Судя как по этому его выступлению, так и по соответствующим действиям США на международной арене, люди в Государственном департаменте тогда гораздо лучше понимали смысл и значение культуры восточных единоборств, нежели многие американские "силовики". (Задолго до того, как будущий Президент России начал постигать азы дзюдо, и задолго до того, как он стал применять их в политике, Дин Ачесон вполне сознательно применял азиатские "поддавки", позволяющие использовать мощь противника  против него самого.)

Следует признать, что применение "доктрины Ачесона" в конце концов принесло американцам успех на китайском направлении их внешней политики: Пекин действительно при первой возможности рассорился с СССР и помирился более или менее с Соединенными Штатами.

Собственно, именно следование тем внешнеполитическим принципам, на которых основывалась "доктрина Ачесона", позволяло Соединенным Штатам достигать наибольших успехов во внешней политике  даже в те времена, когда и сама доктрина еще не была сформулирована.

На протяжении первых 150 лет своего самостоятельного существования Америка неуклонно наращивала собственную хозяйственную и, следовательно, военную мощь, не стремясь ввязываться в далекие затяжные конфликты. И это, разумеется, создавало ей положительную в целом репутацию в мире. Никакого "антиамериканизма" ведь не существовало до середины ХХ века нигде, кроме как в соседней Латинской Америке, а там как раз дипломатия канонерок, морских пехотинцев и государственных переворотов использовалась чаще, чем дипломатия доллара.

Жаль, что после провозглашения "доктрины Ачесона" ни непосредственные ее адресаты - твердые американские антикоммунисты - не сделали тогда соответствующих времени выводов, ни опосредованные - твердые советские коммунисты, - обеим сторонам мирового противостояния, как показала история, имело смысл поумерить пыл.

ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПОЛАГАТЬ, что глава советского правительства И.В.Сталин достаточно внимательно ознакомился с этим выступлением главы американской дипломатии.

Во всяком случае, уже летом 1950 года СССР продемонстрировал способность к нестандартным шагам - неожиданной дипломатической игрой (вроде "случайного" отсутствия советского представителя в Совете Безопасности в момент принятия решения об операции ООН на Корейском полуострове), пригласив Соединенные Штаты к широкомасштабному военному вмешательству, Кремль сумел оказаться в позиции официально стороннего, хотя и заинтересованного наблюдателя за происходящим.

Летом 1951 года Москва вообще стала инициатором мирных переговоров: советский представитель при ООН Я.А.Малик после тайных переговоров с профессором Джорджем Кеннаном, выполнявшим поручение того же Дина Ачесона, выступил  по радио с соответствующими предложениями, следствием чего стали прямые переговоры между американскими и северокорейскими военными. 

А 10 марта 1952 года руководители США и других стран уже сформировавшегося Западного блока были застигнуты врасплох совершенно неожиданной нотой советского МИД по германскому вопросу, означавшей, по сути,  разворот на 180 градусов от Потсдамских соглашений и от обычной советской позиции.

Нота предлагала всем участникам антигитлеровской коалиции заключить мирный договор с объединенной Германией при условии, например, (а) проведения свободных выборов на всей территории страны под совместным наблюдением всех держав-победительниц; (б) построения демократического и нейтрального немецкого государства, гарантирующего всем гражданам все права и свободы; (в) воссоздания новой немецкой армии и собственного производства вооружения и военных материалов;
(г) наделения всеми гражданскими правами бывших военнослужащих вермахта и бывших членов нацистской партии, не осужденных за совершение преступлений.

То есть в случае придания объединенной ФРГ нейтрального статуса, означавшего вывод с ее территории всех оккупационных войск, Сталин был готов отказаться от ГДР. Но американцы  не были готовы отказаться от своего контроля над западными землями Германии, предпочтя конфронтационный сценарий развития событий, и отсрочив объединение страны  на 40 лет.

ИСПЫТАННАЯ В АЗИИ внешнеполитическая логика Ачесона при всей ее полезности и успешности уже через несколько лет после его знаменитого выступления перестала действовать в умах вашингтонских стратегов, видимо, в силу "циклических, возвратно-поступательных колебаний". На смену ей пришла логика американских специальных операций по свержению националистического (и отнюдь не левого) премьера Мосаддыка в Иране в 1953 году и левого (хотя тоже националистического) Президента Хакобо Арбенса в Гватемале в 1954 году.

А затем наступило время и прямого вооруженного вмешательства во Вьетнаме, которое нанесло огромный внутриполитический (психологический) и внешнеполитический (репутационный) урон Соединенным Штатам. Если иметь в виду тот факт, что вьетнамский коммунистический лидер Хо Ши Мин несколько раз, начиная с осени 1945 года, то есть еще до начала Первой Индокитайской войны с Францией, безуспешно пытался заручиться дружеской поддержкой администрации Трумэна, то будущая Вторая Индокитайская война с Соединенными Штатами выглядит полной бессмыслицей. 

Вашингтон явно переоценивал степень близости вьетнамских коммунистов Хо Ши Мина к тогдашним московским властям, и поэтому вместо попытки посредничества в конфликте "дядюшки Хо" с Парижем и привлечения его на свою сторону в полном соответствии с "доктриной Ачесона" американцы вначале поддержали французских колонизаторов, а затем и сами попробовали повторить их опыт - в виде трагифарса. "Пораженными слепотой людьми,  американские войска были посланы убивать людей, которых они не знали, в стране, в которой они до того никогда не были, по причинам, которые никто из них не мог понять".

Единственным следствием вьетнамской войны и других американских военных операций второй половины ХХ века, которое можно признать, цинично говоря, полезным для Вашингтона, являлось то, что они отвлекали внимание окружающих от другого фронта борьбы за его мировую гегемонию -  экономического, точнее, политико-экономического. Ведь многочисленные программы "экономической помощи" американского Агентства по международному развитию, Мирового банка и других международных институтов, разделяющих идеологию "вашингтонского консенсуса", оказали в целом не меньшее, а, возможно, гораздо большее воздействие на формирование современного экономического и политического состояния мира, нежели применение военных методов имперского строительства. Невооруженные "экономические ликвидаторы" (группы советников) превзошли по эффективности всем известных ликвидаторов вооруженных.

И ЕСЛИ В 1980-х ГОДАХ военная мощь США использовалась лишь для локальных операций по свержению разнообразных "плохих парней" в Центральной Америке, то 1990-е годы принесли с собой увеличение числа случаев использования военной силы и рост его масштабов - от первой войны в Заливе в 1991 году и вплоть до воздушной войны против Югославии в 1999 году.

И это притом, что после 1989 года, когда Советский Союз отказался от дальнейшего участия в гонке вооружений с Соединенными Штатами, у единственной оставшейся сверхдержавы больше не было военных конкурентов. По большому счету ни одна страна мира не угрожала тогда Америке -  у нее не было никаких поводов для геополитического беспокойства. Однако военные расходы США в этих условиях отнюдь не уменьшились, а даже выросли. 

Никаких внятных объяснений этого роста военных расходов тогда не прозвучало. Но американский военно-промышленный комплекс мог торжествовать, об опасениях относительно неконтролируемого влияния которого на жизнь страны заявил еще в 1961 году Президент Эйзенхауэр, обращаясь к нации по случаю оставления должности. (Но, надо заметить, не ранее!)

Отдельная история - начавшаяся в 2003 году война романтических англо-саксов за "свободу Ирака", то есть против своего собственного долголетнего союзника и клиента, против самого мощного светского режима на всем Ближнем Востоке. Война эта, по сути, уничтожила совместное творение британской короны и Саддама Хусейна - иракскую нацию и вновь вернула арабское и курдское население Месопотамии во времена вполне свободной племенной и конфессиональной вражды  всех со всеми.

Нужно отметить, что после того как Буш-младший предпочел скучные, но реалистичные нотации Буша-старшего смертельно увлекательным мифам "неоконов", положение Америки в мире не стало устойчивее. Причем за это уменьшение устойчивости было заплачено только в 2006 финансовом году  885 млрд. долларов, не считая 40 миллиардов, выделенных Департаменту внутренней безопасности, да к тому же на операции в Ираке и Афганистане ушло за прошедшие пять лет еще 500 млрд. долларов5. 

Да, способность современных Соединенных Штатов столь долго вести дорогостоящую, в финансовом смысле, заморскую кампанию такого масштаба и с такими потерями  не может не впечатлять. Но сам факт увязания США в песках Месопотамии поставил под вполне обоснованное сомнение американскую мировую гегемонию, в 1990-х годах казавшуюся многим безусловной.

Не самая полезная вещь, если иметь в виду китайский фактор!

ПО ИРОНИИ ИСТОРИИ, проблемой для лидеров западного мира оказалась вовсе не былая социализация, а как раз нынешняя капитализация Китая, его намерение играть по чужим правилам и выигрывать, используя собственные ресурсные преимущества - прежде всего дешевый (по американским меркам - почти бесплатный, то есть рабский) труд трудолюбивого и неприхотливого населения.

Еще в 1960-1980-х годах разнообразные элитарные форумы, клубы и комиссии - ум, честь и совесть современного западного мира - явно не предполагали, что реформы Дэн Сяопина приведут к появлению такого нового Китая, который в любой момент может сказать: "Нет!"

В начале XXI века  стало очевидно, что по правилам фон Хайека и Фридмана  выигрывают Китай и Индия. С одной разницей - в отличие от Срединной империи Китая Индийская империя как политическое целое была создана лишь на время, британцами. И, следовательно, сегодняшние экономические успехи Индии совсем не так легко могут быть конвертированы в рост ее геополитического влияния,  даже в Азии.

После 2002 года вступивший в ВТО "красный" Китай так умело использовал все преимущества так называемой "свободной торговли", что американцам сегодня впору размышлять не о собственных "гегемонистских поползновениях", но о том, как выпутаться из той западни, в которую попал западный мир, допустив в ВТО Китай.

После того как в начале 2008 года созданные китайским руководством так называемые суверенные фонды, оперируя сотнями миллиардов долларов, весьма агрессивно начали скупать по миру разного рода активы - от минеральных ресурсов до промышленных предприятий, - могло показаться, что Федеральному резерву и Уолл-стрит  нечем ответить на стремление Пекина превратить свои триллионы долларов в нечто осязаемое, в контроль над существенной частью мировой экономики.

Но удивительно вовремя подоспевший мировой финансово-экономический кризис нанес экспортно-ориентированной экономике Китая удар невероятной силы: весной 2009 года  до 80% предприятий, например Гуанчжоу, было остановлено.

То, что уже было невозможно по политическим причинам сделать западным правительствам - закрыть основные внешние рынки для китайских товаров, совершилось как бы само собой, силой вещей.

Публичные попытки Генри Киссинджера повторно разыграть сегодня "китайскую карту", соблазнив "красный" Китай бывшей советской ролью "второй сверхдержавы", выполняют, по всей видимости, роль то ли транквилизатора, то ли дымовой завесы. Ибо рассуждения о возможности американо-китайского альянса имеют уже столетнюю интеллектуальную предысторию при почти полном отсутствии реальной. (Еще в начале ХХ века американский военный теоретик Гомер Ли грезил единством американо-британской саксонской мировой империи, могущей, в союзе с восстановленной мощью Китая, противостоять германской, русской и японской внешнеполитической экспансии : именно такие настроения неуклонно приближали тогда катастрофу Мировой войны6.)

ЯСНО, что новой администрации Президента Обамы в ближайшие годы будет чем заняться на экономическом фронте борьбы за американское сверхдержавное выживание. Уже хотя бы поэтому на всех остальных фронтах прямому (вооруженному и иному) вмешательству и давлению в "неоконсервативном" стиле Вашингтон "неодемократов" будет предпочитать более изящные и эффективные политические методы  в духе "доктрины Ачесона".   

Учитывая последствия многолетнего инвестиционного наступления "красного" Китая по всему миру, в том числе и в весьма чувствительных для Соединенных Штатов зонах вроде Южной Америки, несложно предугадать, что попытки Вашингтона отстроить заново отношения с бывшим подбрюшьем (именно этим занимался Барак Обама на первой для него встрече в верхах Организации американских государств в апреле 2009 г.) не сулят ему быстрых успехов.

Но важно то, что глобальный соперник на ближайшее десятилетие Вашингтоном уже определен, и очень похоже, что это не Москва. Нам, разумеется, не стоит об этом сожалеть, ибо наше историческое бремя - бремя Третьего Рима - не подразумевает притязаний на статус управителя (или соуправителя) мира сего.

Если Соединенные Штаты пожелали взять на себя решение проблемы Афганистана, то флаг им в руки! В наших собственных интересах предоставить им возможность снабжать их ограниченный контингент через нашу территорию в соответствии с соглашением, подписанным в ходе первого визита Обамы в Москву, а самим ограничиться наблюдением за происходящим. В конце концов, события, последовавшие вслед за предложением Президента Путина американцам рассмотреть возможность использования ими баз в Узбекистане или Киргизии, должны были многому научить и нас, и особенно американцев. Построение системы сдержек и противовесов в наших отношениях - важнейшая задача.

Что касается непосредственных перспектив отношений нынешнего Кремля с новой администрацией в Вашингтоне, то очень многое будет зависеть от того, как именно Президент Обама и вице-президент Байден будут понимать глобальную роль их страны. Пока, кажется, они предпочитают "эмпирический подход к мировым делам", если воспользоваться терминологией Шлезингера-младшего, и не демонстрируют "склонности верить догме".

Возможно, это происходит лишь из-за мирового кризиса, на фоне которого довольно трудно сохранять как политическую мифологию американской моральной исключительности, так и экономическую догматику "вашингтонского консенсуса". Но кризис-то пришел всерьез и надолго - пора "включать" тот самый здравый смысл, с которого началась история Американской республики.

Именно так - "Здравый смысл", - назывался 50-страничный памфлет одного из ярчайших деятелей американской революции Томаса Пэйна, вышедший в свет в 1776 году полумиллионным тиражом  как раз накануне провозглашения Декларации независимости. 

Поэтому в ближайшие годы мы можем стать свидетелями весьма парадоксального явления - использование демократической администрацией Обамы внешнеполитической аргументации здравомыслящих американских правых консерваторов (которых не путать с "неоконсерваторами").