ENGLISHНе одно поколение наших соотечественников задается вопросом: готова или не готова была наша страна отразить гитлеровскую агрессию 22 июня 1941 года? Если была готова, то как объяснить сокрушительные поражения и чудовищные потери первых месяцев войны? Если не была готова, то почему?
Цифры колоссального преимущества Красной армии над вермахтом, к примеру, в количестве и качестве танков (тяжелых танков у немцев вообще тогда не было) общеизвестны.
Тем более загадочно - почему?
В своей речи по радио 22 июня заместитель Председателя Совнаркома СССР и нарком иностранных дел В.Молотов заявил, что фашистская Германия напала на нашу Родину без объявления войны, коварно и неожиданно. Формально война была объявлена устами посла Германии в Москве Вернера фон Шуленбурга и министра иностранных дел Третьего рейха Иоахима фон Риббентропа в Берлине. Одновременно с первыми бомбами, обрушившимися на мирные приграничные города, и боевыми действиями по всей линии соприкосновения наших держав.
Коварно? Вермахт всегда и всюду начинал воплощать в жизнь агрессивные планы фюрера только коварно и никак иначе. Другого от Гитлера и его генералов ждать не приходилось. Следовательно, и возмущаться всерьез не стоит.
Неожиданно?
Вот с этим утверждением и можно, и нужно спорить. С точки зрения автора, это словцо было произнесено исключительно для самооправдания тогдашнего руководства СССР в глазах советского народа, и только. Автор смеет утверждать, что даже в разгар эйфории после заключения 23 августа 1939 года пресловутого пакта о ненападении высшее советское руководство во главе с И.Сталиным было осведомлено об агрессивных планах Гитлера по отношению к СССР. Следовательно, было обязано ожидать военного нападения вермахта, если, конечно, не через 24 часа, то в недалеком будущем.
Подготовленность государства к отражению возможной агрессии складывается из многих компонентов, разумеется и чисто военных: производства современной боевой техники - самолетов, танков, орудий, стрелкового оружия, кораблей всех типов, амуниции, обмундирования, боеприпасов и т.д.; накопления горючего, смазочных материалов, запасов продовольствия и медикаментов, средств связи, транспорта; подготовки и обучения личного состава вооруженных сил, включая резервистов первой и последующих очередей, медицинского персонала, в том числе и для использования в глубине страны в стационарных и приспособленных на случай войны госпиталях. Всего не перечислишь.
Но все начинается с должного информирования политического и военного руководства державы о возможной агрессии со стороны определенного государства, о хотя бы приблизительном сроке нападения, о его вооруженных силах, военно-промышленном комплексе, о высшем командном составе, желательно, стратегических планах и т.д.
В 30-х годах минувшего столетия вся власть в Стране Советов (на самом деле со страной никто и никогда не советовался, разве что только на первых послереволюционных съездах Коммунистической партии, и то лишь с партийной верхушкой) была сосредоточена в руках одного человека - Генерального секретаря ЦК ВКП(б) Иосифа Сталина. Впрочем, в совместных постановлениях Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) его подпись всегда стояла второй - после главы правительства Вячеслава Молотова. При этом слово «Генеральный» опускалось. Оставалось просто и скромно - «секретарь». Только в мае 1941 года Сталин официально возглавил Совнарком, Молотов остался его первым заместителем и наркомом иностранных дел.
Естественно, возникает вопрос: кто информировал Иосифа Сталина о положении в мире? В частности, о военной угрозе стране или, наоборот, ее отсутствии?
Прежде всего, следует назвать советских послов (до весны 1941 года полномочных представителей, или полпредов) за границей. В период «сталинских чисток» 1930-х годов почти все опытные полпреды в ключевых странах были либо репрессированы, либо заменены. Можно с уверенностью утверждать, что «выдвиженцы» на эти важнейшие в дипломатии посты в своих донесениях руководствовались прежде всего желанием угадать, что ожидают от них в Кремле. Это же относится и к торговым представителям за рубежом, и к относительно немногим тогда корреспондентам ТАСС и центральных газет в мировых столицах.
А что сообщала в Центр советская внешняя разведка НКВД, некогда знаменитый ИНО ОГПУ времен Артура Артузова?
Следует знать, что за период «чисток» было репрессировано более половины сотрудников внешней разведки, как в Центре, так и работавших до отзыва за рубежом. (Если точно - 275 человек из 450!)
Примерно в той же пропорции понесли потери военная и военно-морская разведки. (Был период, когда военные моряки подчинялись не наркому обороны, а собственному наркомату.)
Потери были столь велики, что в 1938 году на протяжении 127 (!) суток руководство страны не получало от внешней разведки никакой информации - ни хорошей, ни плохой!
q
Еще со времен Веймарской республики советская внешняя разведка располагала в Германии мощной сетью нелегалов и ценных агентов. В середине 1930-х годов оформилась сильная антифашистская организация, возглавляемая писателем и драматургом Адамом Кукховым («Старик») и крупным экономистом, ответственным сотрудником Имперского министерства экономики и советника Имперского банка Арвидом Харнаком («Балтиец», «Корсиканец»). Позднее к ним примкнула группа оберлейтенанта Харро Шульце-Бойзена, («Старшина») - сотрудника разведки Люфтваффе, личного протеже рейхсминистра и «наци №2» Германа Геринга.
В разные годы общая численность организации превышала 100 с лишним человек, различных социальных слоев, политических и религиозных воззрений. В нее входили интеллектуалы, аристократы, даже графская супружеская пара, скульптор - лауреат Государственной премии Пруссии, популярная исполнительница экзотических танцев, промышленники, журналисты, даже одна профессиональная гадалка и прорицательница.
Впоследствии, уже в 1942 году, гестапо вышло на след этой организации и присвоило ей кодовое название «Красная капелла». Оно прижилось, и теперь уже без всяких ссылок на мрачный первоисточник так в литературе называют советскую разведывательную сеть.
Особняком стоял особо ценный агент (с 1929 года), вначале сотрудник политического отдела Берлинской полиции, а затем гестапо (!) - криминальинспектор и оберштурмфюрер СС Вилли Леман псевдонимы «А-201» и «Брайтенбах».
Вплоть до 1938 года эти и другие агенты доставляли ценную информацию о восстановлении вермахта численностью в 0,5 млн. штыков, восстановлении и развитии огромного военно-промышленного комплекса, воссоздании знаменитого Генерального штаба, создании новых наступательных образцов военной техники, то есть всего того, что было категорически запрещено статьями Версальского договора.
Не осталось секретом для Москвы, что все это происходило не только при негласном попустительстве западных держав-победительниц в прошедшей войне, но и при прямом участии иностранного капитала, в том числе из-за океана...
После жестоких репрессий на Лубянке связи с указанными организациями, «Брайтенбахом» и другими агентами были утеряны. С рядом источников - навсегда. А это самое худшее, что только может произойти с Центром любой разведки, особенно в судьбоносную пору.
Так, за год до войны в берлинской резидентуре НКВД было всего... два сотрудника, из которых только один владел немецким языком. Второго в недавно созданной Школе особого назначения (ШОН) готовили к работе в Италии и потому обучили только итальянскому языку.
Только в 1940 году усилиями специально направленного в Берлин сотрудника внешней разведки Александра Короткова (впоследствии генерала) эти связи были восстановлены.
Теперь информация на Лубянку стала поступать воистину лавинообразно. Все более убедительно она свидетельствовала о том, что в обозримом будущем вся мощь нового вермахта, а подготовка личного состава в Германии по высочайшему профессиональному уровню не имела себе равных в мире, обрушится на Советский Союз.
Приведем только некоторые сообщения из Берлина от групп «Корсиканца» и «Старшины».
26 сентября 1940 года
«Офицер из Верховного командования вермахта рассказал... что в начале следующего года Германия начнет войну против Советского Союза. Предварительным шагом является военная оккупация Румынии, намеченная на ближайшее время. Целью войны является отторжение от Советского Союза его западноевропейской территории по линии Ленинград - Черное море и создание на этой территории государства, целиком и полностью зависящего от Германии. Что касается остальной части Советского Союза, то там должно быть создано дружественное Германии правительство».
В апреле 1941 года на приеме в полпредстве к другу Короткова, первому секретарю Валентину Бережкову, подошел сильно загорелый майор Люфтваффе, только что прибывший из Северной Африки. Понизив голос, сказал: «Я прибыл сюда вовсе не в отпуск, эскадрилья, которой я командую, получила приказ передислоцироваться на аэродром под Лодзью. Мне доподлинно известно, что к вашим границам перебрасываются и другие части. Мне бы не хотелось, чтобы между нашими странами произошло непоправимое... Надеюсь, вы понимаете...»
Бережков пересказал этот разговор Короткову, и тот включил его в очередную шифровку. Эта информация поступила не от агента, а просто, по-видимому, от порядочного человека, искренне не желавшего Большой войны с Советским Союзом и понимавшего, во что это обойдется обеим странам.
А вот шифровки, составленные на основании информации, полученной от источников.
Январь 1941 года
«В штабе авиации Геринга дано распоряжение начать в широком масштабе разведывательные полеты над советской территорией с целью фотосъемки всей пограничной полосы. В сферу разведывательных полетов включается также и Ленинград».
«Военно-хозяйственный отдел Имперского статистического управления получил от Верховного командования Вооруженных сил (ОКВ) распоряжение о составлении карт промышленности СССР».
26 февраля 1941 года
«1. В высших инстанциях правительства и военных организаций Германии в глубокой тайне прорабатывается вопрос о военных операциях против СССР. Упор делается на изучение выгод от оккупации советских территорий, ресурсы которых будут использоваться в интересах рейха, в частности для смягчения продовольственной проблемы, все более обостряющейся».
Вот и проговорились! На самом деле собираются воевать не для свержения коммунистическо-большевистской заразы, а для тривиального грабежа ресурсов советских территорий!
«2. Гальдер, начальник штаба Сухопутных войск Германии, выражает уверенность в успехе молниеносной войны против СССР, захвате Украины и Баку. При внезапном ударе Красная армия не успеет прийти в себя от шока и не сможет ликвидировать запасы, остающиеся на оккупированной территории.
Геринг, второе лицо в государстве, на заседании комитета по четырехлетнему плану заявил: что то, что не дадут добровольно, будет взято силой оружия».
Некоторые сведения были неожиданными:
Коротков - Центру:
«Старшине» доподлинно известно, что американский военно-воздушный атташе в Москве является германским агентом. Он передает разведывательные сведения немцам, получаемые им, в свою очередь, от своих связей в СССР, и в первую очередь от американских граждан, работающих в советской промышленности».
Контрразведка НКВД, получив это уведомление, сумела деликатно обезвредить американского дипломата, так чтобы не засветить берлинский источник информации.
Март 1941 года
«Реальность антисоветских планов серьезно обсуждается в руководящих немецких инстанциях. Подтверждением является концентрация германских войск на восточной границе».
«Операции германской авиации по аэросъемкам советской территории производятся полным ходом. Немецкие самолеты действуют с аэродромов в Бухаресте, Кенигсберге и из Северной Норвегии - Киркинес. Съемки производятся с высоты 6000 метров. В частности, немцами заснят Кронштадт.
Решен вопрос о военном выступлении против СССР весной этого года с расчетом на то, что русские не смогут поджечь при отступлении еще зеленый хлеб, и немцы воспользуются этим урожаем».
В начале мая Коротков передал в Москву весьма примечательную шифровку:
«29 апреля Гитлер в речи, произнесенной в Спортпаласе перед молодыми офицерами-выпускниками, содержание которой в прессе опубликовано не было, заявил: «В ближайшее время произойдут события, которые многим покажутся непонятными. Однако мероприятия, которые мы намечаем, являются государственной необходимостью, так как красная чернь поднимает голову над Европой».
Завершил шифровку в Москву Коротков такими словами:
«Поскольку, как видно из донесений агентуры, атмосфера накаляется, считаем, что все наши мероприятия по созданию нелегальной резидентуры и «хозяйства» должны быть ускорены.
Исходя из этого принципа, считаем необходимым группу «Корсиканца» - «Старшины» снабдить немедленно шифром для станции и денежной суммой примерно 50-60 тысяч германских марок. Это необходимо группе для работы в случае обрыва связи с нами.
Поэтому прошу немедленно выслать рацию и шифры».
Советские разведчики из Болгарии, Турции, Швеции, Англии, и даже из Китая и Японии, сообщали о готовящейся войне на основе информации (в том числе документальной), полученной от надежных источников.
Так, в частности, предупреждал из Хельсинки Елисей Синицин (тоже будущий генерал), что Финляндия, в нарушение мирного договора после скоротечный войны, восстанавливает свои вооруженные силы, скрытно пропускает воинские части вермахта из Германии на свою территорию, что подписано соглашение между Финляндией и Германией о совместном участии в войне против СССР.
Глеб Рогатнев из Рима также сигнализировал, что ближайший союзник Германии Италия тоже примет участие в грядущих боевых действиях.
Тревожная информация поступала из оккупированной Польши.
После сентября 1939 года в Варшаву был направлен на административно-хозяйственную должность «хранителя советского имущества» разведчик Петр Гудимович («Иван») со своей фиктивной женой, а впоследствии настоящей, Еленой Модржинской («Марья»).
В начале 1939 года супруги сообщали на Лубянку: через Варшаву на восток непрерывно следуют из Германии воинские эшелоны с живой силой, орудиями, танками, замечена переброска к разделительной полосе передвижных полевых госпиталей, в городе реквизированы частные автомобили. И далее - германские саперы срочно укрепляют все старые деревянные мосты через реки и речушки, чтобы они стали способны выдерживать тяжесть танков и орудий больших калибров.
q
Психологи и психиатры знают закон: установка сильнее фактов. Это означает, что, если человек укрепился в своей вере во что-то, переубедить его никакими фактами невозможно. Противоречащие установке самые достоверные и убедительные факты просто отскакивают от его сознания, словно горох от стенки. Потому бессмысленно спорить с фанатиками, неважно - религиозными или приверженцами фантастической научной гипотезы. Потому, кстати, не иссякает поток создателей «вечных двигателей» или предсказателей близкого «конца света».
Так, Сталин до конца, то есть до 22 июня 1941 года, был несокрушимо убежден: немцы нападут на Советский Союз, в этом он как раз не сомневался, но, если нападут, никак не раньше 1942 года, и мы, конечно, успеем...
В мае 1938 года, инструктируя отбывающего в Берлин нового полпреда Алексея Мерекалова, Сталин поставил перед ним задачу: «До серьезной войны нам бы продержаться года четыре-пять». То есть, до 1942-1943 года.
21 апреля 1939 года И.Сталин вызвал А.Мерекалова в Москву. Спросил в присутствии В.Молотова, Л.Кагановича, К.Ворошилова, А.Микояна и Л.Берии: «Скажите, пойдут на нас немцы или нет?»
А.Мерекалов честно ответил: «Через два-три года». То есть, возможно, уже и в 1941 году!
Одним из тяжелейших последствий «1937 года» было то, что у людей, номинально наделенных даже значительной властью, намертво было отбито желание принимать самостоятельные решения, без директивы или хотя бы подсказки «сверху». И уж никому, понятно, в голову не могла прийти крамольная мысль возразить вождю, высказать собственное мнение. Это признает в своих мемуарах даже Маршал Советского Союза Г.К.Жуков, о котором сложена легенда как о единственном военачальнике, способном возражать Верховному.
Следует учесть, что внешняя разведка НКВД не имела своего аналитического подразделения - последнее появилось лишь в ходе войны. И вовсе не из-за непонимания важности высококвалифицированного анализа информации, поступающей в Москву из множества «точек» в различных странах Европы, Азии, Америки... Таково было указание самого Сталина: уверившись в собственной гениальности (автор вовсе не отвергает выдающихся в целом способностей этого неординарного человека), вождь требовал от разведки только голых фактов. Делать из них выводы, а затем на их основании принимать решения, в том числе судьбоносные, мог только он, лично. В любой сфере.
Тем не менее даже истерзанная внешняя разведка, как и военная, все же поставляла в Москву информацию, убедительно доказывающую, что гитлеровская военная машина четко нацелена на Восток. И Польша, разделяющая Германию и Советский Союз, не станет для фюрера серьезным препятствием. Одним из важнейших факторов для захвата Речи Посполитой был для Гитлера выход на плацдарм для последующего нападения на СССР!
Историки, оправдывающие странную заторможенность советского руководства, обычно ссылаются на два обстоятельства.
Первое - немцы подбрасывали нам - и успешно - дезинформацию - «дезу». Дескать, войска перебрасываются к границе с СССР, чтобы ввести в заблуждение англичан. Чтобы тем самым скрыть готовящееся якобы вторжение в Англию, на «Остров».
То был явный миф. И в Москве это быстро поняли. В действительности же у Гитлера просто-напросто не имелось достаточного количества десантных судов и кораблей прикрытия, чтобы за несколько часов переправить через Ла-Манш многотысячную армию вторжения. Вспомним, какой огромной по масштабам стала аналогичная операция союзников в 1944 году.
Имея некое первоначальное преимущество перед англичанами в воздухе, немцы абсолютно проигрывали им в количестве и качестве, а также подготовке личного состава кораблей военно-морского флота. Правда, немцы смогли к 1939 году построить множество субмарин. Но самая большая подлодка при благоприятных условиях могла бы высадить на английский берег диверсионную группу в составе двух-четырех человек! Только!
Мощный английский военно-морской флот с легкостью перетопил бы немногочисленные десантные суда кригсмарине, как только те вышли бы из портов...
Второе - советские разведчики называли разные сроки нападения: и апрель, и май, и, наконец, начало июня. Это правда. Но приведенные аргументы не выдерживают серьезной критики.
Резидентом в Берлине был молодой красавец Амаяк Кобулов («Захар») - младший брат соратника наркома Лаврентия Берия Богдана Кобулова.
В ближайшем окружении недоучившегося семинариста Иосифа Сталина только Вячеслав Молотов и Георгий Маленков имели незаконченное высшее образование. Климент Ворошилов, Лазарь Каганович и Анастас Микоян не имели никакого. Непонятное образование имел Никита Хрущев - рабфак и так называемую Комакадемию. Потому их вполне удовлетворял Амаяк Кобулов, закончивший пять классов и курсы счетоводов. Потому его в 32 года назначили с чистой совестью и.о. наркома внутренних дел Украины, а затем резидентом в Берлин.
Немецкие спецслужбы быстро вычислили, кто такой Амаяк Кобулов. Правильно выявили его амбициозность и полную неграмотность в разведывательных делах. А потому сделали ему «подставу» в лице некоего 27-летнего Ореста Берлинкса, бывшего корреспондента латышской газеты «Бриве земе» («Свободная страна») - органа правящей партии Президента Карлиса Ульманиса, канувшей в небытие после вхождения Латвии в состав СССР. Материалы для Берлинкса готовил оберфюрер СС Рудольф Ликус (однокашник министра Иоахима фон Риббентропа по гимназии). В МИД Германии Ликус ведал небольшой группой для проведения специальных мероприятий по отношению к иностранцам, аккредитованным в Берлине.
Обрадованный такой удачей - лично заагентурить ценного источника - Кобулов присвоил ему псевдоним «Лицеист» и стал выплачивать ему по 500 марок ежемесячно.
На Лубянке быстро разобрались в ценности информации «Лицеиста». Как ни странно, ознакомившись с работой Берлинкса, особенно с получаемой им информацией из Москвы, взорвался Гитлер. На докладной начертал одно только слово: «Лгун?» На этом и завершилась карьера дезинформатора. Послевоенная его судьба неизвестна.
«Деза» поступала на Лубянку и в Кремль и из других мест. Но по своему качеству, убедительности, достоверности, надежности и осведомленности источника она не могла ни в малейшей степени перевесить аргументированные сведения о приближающейся войне.
Далее. Советские разведчики действительно в разное время называли разные сроки. От поздней весны до начала лета 1941 года. Потому как сам Гитлер, твердо решив начать войну с СССР, по разным причинам переносил дату нападения несколько раз.
Но это не меняет сути дела. Зная о неизбежности нападения в ближайшее, измеряемое неделями время, политическое и военное руководство страны вполне могло успеть, чтобы подготовиться к отражению агрессора. Притом - сокрушительному! В духе названной выше песни!
Примечательно, что с началом Великой Отечественной войны повсеместно яростно сопротивлялись превосходящим силам врага малочисленные, располагающие лишь стрелковым оружием советские пограничные заставы! Потому что пограничники никогда не ждали какого-либо дополнительного приказа на открытие огня по любому нарушителю границы.
Пограничники обладали собственной агентурой на сопредельной стороне, да и в обычный командирский шестикратный бинокль наблюдали многое, что там происходило. И приучены были сообщать наверх то, что имело место в действительности, а не то, что желательно было знать начальству.
16 января 1941 года Управление погранвойск НКВД Украины в разведывательной сводке №2 зафиксировало:
«9 декабря г. Санок посетил главнокомандующий сухопутной армией генерал-фельдмаршал фон Браухич...
12 декабря 1940 года из г. Влодава через г. Холм в направлении ст. Замостье проследовало 7 эшелонов немецких войск...
Во второй половине декабря 1940 года во всех населенных пунктах погранполосы генерал-губернаторства*, расположенных вблизи границы и на глубину 12 км, немцы взяли на учет квартиры и сараи для размещения немецких подразделений...»
А вот весьма характерная цифра: в 1940 году и первом квартале 1941-го в западных приграничных областях страны было разоблачено 1596 немецких агентов различного калибра! В мирное время такого не бывает...
Заместитель начальника контрразведки НКВД Леонид Райхман рассказывал автору: «Весной 1941 года мы арестовали 15 немецких агентов. Очень любопытных. Это не были шпионы в традиционном смысле слова. Ничего не вынюхивали, вообще ничем себя не проявляли. Однако у каждого было очень конкретное задание и необходимые средства для его выполнения. Кто-то в первые же часы войны должен был вывести из строя телеграфную и телефонную линии на определенном участке, кто-то взорвать именно такой-то и никакой другой мост, кто-то поджечь военный склад или электростанцию... То есть это были не шпионы, а диверсанты военного времени. Мы с П.Федотовым [начальником контрразведки] пошли к наркому Меркулову. Всеволод Николаевич нашу докладную по этому поводу прочитал и... спрятал в сейф. Потом сказал: «Там, наверху, такую информацию не любят. А вы возвращайтесь к себе и действуйте так, как и следует действовать... Поняли?»
Контрразведчики в Москве успешно расшифровывали переписку, которую министерства иностранных дел стран - союзниц Германии вели со своими послами в Москве. В частности, там излагались инструкции, как дипломатам следует поступать в случае войны Германии с СССР.
Капитан госбезопасности, это соответствовало званию подполковника в Красной армии, Василий Рясной (впоследствии генерал-лейтенант, заместитель министра госбезопасности СССР) рассказывал автору, как во дворе германского посольства в Леонтьевском переулке жгли на костре документы, как спешно уезжали «в отпуск», дружно, словно сговорившись, семьи немецких дипломатов в начале июня. Причем с основательным багажом, словно и не собирались вернуться...
q
14 июня в центральных газетах было опубликовано до сих пор не понятое, вернее - неправильно понятое заявление ТАСС. Его, как правило, трактуют как проявление слепоты Сталина по отношению к Гитлеру. На самом деле заявление было проявлением не слепоты вождя, а, наоборот, проявлением запоздалого прозрения.
Это было пробным шаром, зондом. Если бы Гитлер действительно не намеревался напасть на СССР, как утверждалось в заявлении, он бы должен был непременно откликнуться, подтвердить недвусмысленно миролюбие Германии. Этого сделано не было. Официальный МИД Германии ответил на заявление ТАСС полным молчанием. Время для этого было: на самом деле заявление без огласки было передано немцам не 14 июня, а неделей раньше.
Ближайший соратник Иосифа Сталина Вячеслав Молотов рассказывал спустя несколько десятилетий: «За неделю-две до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным... Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. Не всякая попытка дает хорошие результаты: но сама попытка ничего плохого не предвидела... И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам. Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения... Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство». Более недели Сталин ожидал немецкого ответа, надеялся на лучшее… Испытывал, естественно, невероятное напряжение.
И тут неожиданно, вопреки его ожиданиям 17 июня к нему поступает совершенно секретное послание от наркома госбезопасности В.Меркулова, в котором, в частности, сообщается со ссылкой на источник, работающий в штабе германской авиации (то есть от «Старшины»):
«1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время...»
И далее - в том же ключе.
Взбешенный вождь на докладной записке начертал поразительную резолюцию: «Товарищу Меркулову. Можете послать свой «источник» из военно-воздушных сил Германии к е...й матери! Это не источник, а дезинформация. И. Ст.».
Затем в Кремль поехал начальник разведки Павел Фитин. Вернулся обескураженный, сообщил наркому: «Хозяину доложил. Он ознакомился с нашей запиской [уже более обстоятельной] и швырнул мне обратно. Сказал: «Это блеф. Не поднимайте панику, не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь...»
До 22 июня оставалось четыре дня... О степени информированности советской разведки в предшествующие войне годы можно судить и по тем заданиям, которые Центр давал (через сотрудников «в поле») особенно ценным агентам. «Ценный» - это не оценка работы источника, а своего рода ранг в иерархии агентов, все зависит от важности их сообщений.
Сегодня за рубежом и в определенных кругах российского общества принято обвинять Советский Союз в сговоре с нацистской Германией по захвату Польши и вообще в развязывании Второй мировой войны. Как обстояло дело в действительности?
Весной 1939 года резко обострились отношения между Германией и Польшей. В марте Гитлер впервые заявил, что «польская проблема» (она и вправду существовала) может быть разрешена военным путем. Генералам было поручено разработать план военных действий против Польши. Он получил кодовое наименование «Белый план» (операция «Вейс»).
Это, естественно, было замечено на Лубянке и сильно озаботило руководство страны. Не следует забывать, что вплоть до конца лета Красная армия вела ожесточенные бои с японцами в районе реки Халхин-Гол и война на западных рубежах была бы Советскому Союзу реальной угрозой.
Было ясно - дни Польши сочтены. В случае победы, а в ней никто кроме самонадеянных слепцов в Варшаве не сомневался, Германия непосредственно выйдет к границам с Советским Союзом.
Нелегальный резидент в Германии Василий Зарубин («Бетти»), тогдашний куратор Вилли Лемана, еще ранее получил указание: «Поручите «Брайтенбаху» обязательно проследить за польским делом. Надо узнать об этом в подробностях...»
И в следующем письме с заданием Леману: «Систематически информируйте нас о подготовке Германии к нападению на Польшу и других агрессивных мероприятиях Германии, в первую очередь на востоке».
И без досконального знания школьного курса географии общеизвестно, что к востоку от Польши находится именно Советский Союз!
И приписка чернилами на московском экземпляре директивы: «Об этом 19 апреля доложено «тов. Павлу». «Павел» - это служебный псевдоним (только для внешней разведки) наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии.
Весной 1939 года Гитлер денонсировал пакт о ненападении с Польшей, заключенный в январе 1934 года, - событие более чем многозначительное.
До пакта о ненападении между СССР и Германией 23 августа 1939 года - четыре месяца. О каком же сговоре с немцами относительно Польши могла идти речь, если в Москве прекрасно понимали, что захват Гитлером этой сопредельной страны - явная угроза для СССР.
В этих условиях пакт означал для нас возможность избежать в ближайшие годы войны на два фронта (помните о Халхин-Голе!), а ввод войск в Западную Украину и Западную Белоруссию 17 сентября позволял отодвинуть западную границу уже с Германией на несколько сот километров. Кстати, новая граница проходила почти точно по так называемой «линии Керзона», предложенной в декабре 1919 года министром иностранных дел Великобритании Джорджем Керзоном, а вовсе не Кремлем.
Другое дело, что руководство СССР плохо использовало и двухлетнюю отсрочку германской агрессии, и отдаление линии соприкосновения Германии и Советского Союза. Но разведка в этом никак не повинна. Политические и военные решения принимал Кремль, а не Лубянка.
Сразу отметим: за долгие годы - примерно 13 лет - Леман («Брайтенбах») снабжал Москву исключительно важной и достоверной информацией.
Так, он передал сведения о 14 новых видах вооружения, огнеметных танках, крупнокалиберных орудиях, бронетранспортерах, цельнометаллических боевых самолетах, работах инженера Вернера фон Брауна, создававшего реактивное оружие Фау-1 и Фау-2, новых видах отравляющих веществ, секретном строительстве подводных лодок, запрещенном Версальским договором, и т.п.
Приведем только то, что он передавал касательно подготовки нападения Гитлера на СССР:
- о строительстве оборонных сооружений на границе с СССР в случае контрнаступления Красной армии;
- о том, что его непосредственный начальник просил Лемана рекомендовать для возвращения на службу в гестапо знакомых ветеранов-пенсионеров, чтобы временно заменить в Берлине молодых сотрудников, которым предстоит направиться в зону военных действий;
- о том, что в десятых числах июня все сотрудники гестапо переведены на казарменное положение. Домой отпускали лишь поочередно, на короткий срок, чтобы принять душ, сменить белье, рубашку и т.д.
Восстановив связь с «Брайтенбахом», Александр Коротков передал его под опеку молодому сотруднику резидентуры Борису Журавлеву («Николаю»). Вот что много лет назад рассказывал автору покойный ныне Борис Николаевич Журавлев: «В четверг, 19 июня [1941 г.], в моем кабинете раздался телефонный звонок. Точнее, условная комбинация нескольких звонков. Звонили из нескольких автоматов. Это означало срочный, незапланированный вызов на экстраординарную встречу.
Вызывал «Брайтенбах». Побежал доложить Короткову: «Мчись!»
Времени оставалось в обрез, на всевозможные проверки, смену маршрута, организацию контрнаблюдения его уже не было.
За считанные минуты добрался до ближайшей станции подземки «Унтер-ден-Линден». Встреча состоялась в маленьком скверике в конце Шарлоттенбургского шоссе. Вдали высилась «Костлявая дылда» - так берлинцы прозвали 150-метровую радиобашню.
«Брайтенбах» был в своем неизменном сером костюме, но, видимо, не снимал его несколько дней. Вид неважный: воспаленные глаза, мешки под глазами. У меня екнуло сердце, уже предвидел, что он скажет... Разговор был короткий, всего две-три минуты.
- Война, - выдохнул он. - Все решено и бесповоротно.
- Когда?
- В воскресенье, 22-го. С рассветом, в три утра. По всей границе с юга на север.
- Без объявления войны?
Леман раздраженно махнул рукой.
- Да будет объявление, формальное. Одновременно с первыми бомбами.
Он стиснул мне обе ладони по-медвежьи, до боли.
- Прощай, товарищ.
Сказал именно «товарищ», а не «дружище» как обычно. Резко повернулся и зашагал прочь.
Поверите, я был молод, но даже сейчас не могу вспомнить, каким маршрутом добрался до посольства...»
Этот рассказ ветерана разведки был зафиксирован на пленку его коллегами. Теперь рассказ рассекречен...
q
...И все же - как могла случиться трагедия на рассвете 22 июня 1941 года? Десятки, сотни обоснованных объяснений. И профессионалов-историков, и публицистов, и немногих еще оставшихся в живых участников первых боев войны.
Нет ответа, который устроил бы всех. Нет... И никогда не будет. Даже когда рассекретят, если рассекретят, что вызывает сомнение, последний из закрытых по сей день документов военной поры.
Для автора несомненно одно: советская разведка свой долг выполнила до конца. Она предупреждала...
Существует поговорка: «Предупрежден - значит вооружен». Видимо, она не всегда есть истина в последней инстанции... Увы.
