ENGLISHАрмен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь», советник министра иностранных дел России: Новое тысячелетие, к сожалению, не принесло человечеству мира. На глобальной повестке дня, наряду с вызовами современности, по-прежнему стоит проблема безопасности, урегулирование военных конфликтов, предотвращение новых войн. Осознавая значимость темы, редакция журнала «Международная жизнь» и Институт международных исследований МГИМО (У) МИД России предложили собраться экспертам и аналитикам, с тем чтобы обсудить, какие военные концепции разрабатываются сегодня в мире, какое оружие может быть использовано в будущих военных конфликтах.
Несмотря на вовлеченность политиков, военных, экспертных кругов в работу над данной проблематикой, создается впечатление, что тема военных концепций и военных вызовов и угроз в современном мире еще до конца нами не осмыслена. Как будет влиять развитие технологий на характер военных доктрин и концепций?
Думаю, вы согласитесь, что мы стоим уже буквально на середине потока, до конца не осознавая очень существенных качественных изменений в типах вооружений, в их применении. Недавно российские и американские военные сошлись во мнении, что одним из важнейших событий года была кибератака на иранский ядерный объект. Многие говорят, что современные войны будут вестись в основном в космосе и Интернете. Эти факты мы не можем недооценивать.
Научно-технический прогресс и гонка вооружений: новое качество в XXI веке - такова тема первого выступления.
Григорий Поволоцкий, шеф-редактор журнала «Международная жизнь»: В 2010 году, согласно данным Стокгольмского международного института исследований проблем мира, военные расходы в мире увечились на 1,3% по сравнению с 2009 годом, что составило сумму в 1,6 трлн. долларов. В то же время ряд специалистов склоняются к мысли, что финансовый кризис притормозил развитие новых видов вооружений, апеллируя к уменьшению общего объема средств, вложенных в военные научно-исследовательские работы (НИР) и научно-исследовательские опытно-конструкторские работы (НИОКР) в США, и сокращению в Соединенных Штатах ряда исследовательских военных программ.
Сегодня по военным расходам на первом месте по-прежнему находятся США (43% от мировых расходов), затем следуют Китай, Великобритания, Франция, Россия (ее долю в военных расходах прошлого года оценили в 3,6%), Япония, далее - Саудовская Аравия, Германия, Индия и Италия. Экономический фактор если и лимитирует, то очень недостаточно военно-техническое развитие (ВТР).
Каковы же отличительные черты современных военных НИР и НИОКР? Это новое качество ВТР связано с двумя направлениями совершенствования системы вооружения: во-первых, с существенным расширением оперативно-тактических возможностей существующих образцов вооружения и военной техники, приданием им новых боевых свойств; во-вторых, с созданием принципиально новых, в том числе нетрадиционных, видов военной техники.
Появление высокоточного оружия дальнего радиуса действия, сверхчувствительных датчиков и автоматизированных систем управления позволяет резко повысить поражающую способность обычных вооружений, так что по уровню воздействия они становятся сопоставимыми с оружием массового поражения.
Большую опасность представляет вовлечение в военные исследования гражданской науки и производство продукции двойного назначения. Это означает вовлечение всего материального производства тем или иным образом для военных нужд. И именно здесь проходит главная полоса обороны против милитаризации человечества. Если технические изобретения, научные открытия, промышленные перевороты хороши уже тем, что они расширяют, а не сужают пространство выбора цивилизации, то безудержный военный научно-технический прогресс таит в себе угрозы не для каких-то потенциальных противников, а для всего человечества.
Необходимо ли ограничивать военные НИР и НИОКР? Пока никто, видимо, не готов так поставить вопрос.
Первооткрывателями нового вида войн (на что и рассчитаны современные военно-научные разработки) считаются два американца - Дэвид Ронфельдт и Джон Аркуилла, два сотрудника «RAND Corporation», опубликовавшие в 2000 году книгу «Принцип стаи и будущее конфликта». Именно тогда вошли в оборот военные слова - «сетевые войны», «сетецентричные операции», «сетецентричный ударно-разведывательный купол», «боевые платформы» и «боевые кластеры». Именно эти идеи порождают использование беспилотных ударных и разведывательных самолетов и вертолетов, боевых роботов поля боя, рельсотронов - орудий, с помощью электричества могущих стрелять на расстояние более 600 км, гиперзвуковых ракет, летящих со скоростью до 10 m, новейших военно-технических компьютерно-информационных технологий, боевых и разведывательных космических аппаратов и многое, многое другое, включая оружие воздействия на мысли и поведение людей.
Соединенные Штаты Америки по своим научным разработкам в военной области уже обогнали весь мир на «один виток» в гонке вооружений. Но, наращивая глубину научных исследований в военной области, США хотят обойти все человечество на «два полных витка», так чтобы остаться на долгое время недостижимой военной сверхдержавой. Возможно, этим они стремятся компенсировать распределение военной мощи без американского доминирования - экономического, политического, финансового и т.д.
Количество военно-исследовательских центров в США не сокращается. Сократилось лишь количество предприятий, производящих серийную продукцию для Вооруженных сил Америки, - в результате их слияния появились мощные промышленные кластеры. А военно-техническими исследованиями как занимались, так и занимаются почти все технологические университеты США. Более того, используя опыт СССР, в США в последние годы созданы государственные военные исследовательские институты, да и образованная ВВС США всемирно известная аналитическая «RAND Corporation» занимается не только написанием научных докладов. Кроме того, в США существуют и совсем закрытые научно-исследовательские группы, такие как «Общество Джейсона» и «Маджестик-12», которые уже много десятилетий заняты разработкой самых секретных проектов создания американских вооружений.
Мыслители разных эпох осуждали войну, страстно мечтали о вечном мире и разрабатывали различные проекты всеобщего мира. Все они сходились в одном: война - это зло, которое человечество обязано победить, иного пути для выживания у человечества нет.
Григорий Тищенко, начальник отдела Российского института стратегических исследований: До середины 1960-х годов значительное количество технологий перетекало из военного сектора в гражданский. Сейчас, наоборот, гражданские технологии являются двигателем прогресса в военной сфере. В США, например, есть распоряжение, согласно которому НИОКР в военных системах не могут проводиться, если они имеют место в гражданских.
Следует отметить, что сегодня исследовательские работы в гражданском секторе опережают примерно на пять-семь лет разработки в военном секторе. Процесс работы над новыми крупными системами за рубежом и у нас составляет порядка 12-15 лет. За этот срок она успевает уже морально устареть.
В США вооруженные системы используются не один десяток лет. К примеру, самолет B-52 будет летать, по официальным данным, до 2040 года. Американцы модернизируют В-52 и другие самолеты, тем самым сохраняя деньги. Сейчас состав вооружения определяется не теми задачами, которые стоят, прежде всего, перед вооруженными силами, а теми средствами, которые отпускаются вооруженным силам. В проекте бюджета США на 2012-2016 годы заложена идея экономии денег, а не развитие вооруженных сил, не создание новых вооружений.
А.Оганесян: В России следует делать ставку на развитие военных технологий военными или гражданскими специалистами?
Г.Тищенко: Если реально смотреть на поставленную задачу и на то, как ее с наименьшими затратами реализовать, то прежде всего, мне кажется, надо обратиться к гражданскому сектору. Министерству обороны надо наладить перетекание технологий гражданского сектора в военный.
Виктор Мизин, заместитель директора Института международных исследований (ИМИ) МГИМО (У) МИД России: Небольшой комментарий по поводу технологий двойного назначения. Совершенно конкретный случай: операционная система INTEGRITY управляет как американским военным самолетом F-22, так и гражданским А-380. Это означает, что если какой-то элемент используется только в боевой системе, то контроль за его распространением существенно жестче, чем за элементами двойного назначения. В свою очередь, если система доступна гражданским лицам, соответственно, технология достаточно легко может утечь в руки, скажем, террористических организаций, которые могут совершить довольно быстрый и качественный скачок в развитии высокотехнологического средства вооружения. Таким образом, проблема контроля пока не решена.
Разработка подобной операционной системы, которая управляет самолетом, - это очень сложный процесс, занимающий 15-20 лет. Не вижу перспектив появления на российском рынке коммерческих компаний, которые могли бы взять на себя такую разработку. Не секрет, что ведущие КБ в России до сих пор пользуются зарубежным программным обеспечением и не прилагают никаких усилий для того, чтобы развивать и разрабатывать отечественное. Или эти разработки остаются внутри этих КБ как исключительно проприетарные.
А.Оганесян: Хотел бы вернуться к вопросу, заданному мной в начале дискуссии, о влиянии новых вооружений на военные концепции, и наоборот.
Константин Сивков, первый вице-президент Академии геополитических проблем: Здесь можно говорить о взаимном влиянии. С одной стороны, появление новых систем вооружения придает новый импульс развитию способов и видов ведения вооруженной борьбы. Так, поражению этих новых систем, в частности, способствует появление информационных систем, которые резко повышают возможность сбора информации, темпы принятия решений, доведение информации до войск и сил. Все это создало и качественно новую сферу информационной борьбы. Она стала играть решающую роль в современной войне. Но, в свою очередь, появились и новые возможности по ведению борьбы.
С другой стороны, появление новых способов ведения вооруженной борьбы предъявляет новые требования к системам вооружения. Эти новые требования воплощаются в новых разработках, которые могут занимать от 10 до 15 лет. И точный прогноз характера вооруженной борьбы на такую перспективу становится ключевым. Поэтому вопрос научной деятельности, научного прогноза является при разработке систем вооружения очень важным.
Часто вооруженные силы вступают в войну с оружием, которое не соответствует характеру войны. Примером тому является американский истребитель F-14: прекрасная машина, но она оказалась совершенно непригодной к тем задачам, которые стояли перед военно-морскими силами США в локальных войнах. Этот самолет был создан для решения конкретной задачи: отражение морской ракетоносной авиации Советского Союза. А при решении задач, которые стояли в иракском и других конфликтах, он оказался менее эффективным, чем F-18.
А.Оганесян: Вопрос заключается в том, какие приоритетные требования следует предъявлять к военным реформаторам? Я бы выделил три основных. Бесспорно - мобильность. Например, реформа бундесвера прежде всего нацелена на это.
Второе: экономия живой силы. Существенные потери собственной живой силы при непосредственном соприкосновении всегда имеют политический эффект бумеранга.
И третье: экономия средств.
В продолжение темы хотел бы также поговорить о концепции сетецентричных войн, которую некоторые государства стали слепо копировать, не примеряя ее на свои реалии, после того, как США первые ее декларировали. Как вы полагаете, следует ли России двигаться тем же путем или это вообще не применимо для России?
К.Сивков: Конечно же, применимо. Вопрос упирается в то, как используются эти сетецентричные войны.
Они весьма уязвимы информационными средствами воздействия. Приведу пример с Ливией. США достаточно эффективно обеспечивали поражение зенитных ракетных комплексов, обладающих системами излучения. Но у них возникла проблема с поражением войсковой ПВО, которая вообще не имеет средств радиолокационного наведения.
В Генеральном штабе до 2007 года рассматривался вопрос о том, чтобы переходить на так называемые локальные автономные системы, которые полноценно себя обеспечивают в информационном отношении. И уничтожить такие многочисленные системы будет проблематично. Когда же существует иерархическая система сетецентричной войны с единым информационным полем, обеспечить поражение этих систем можно. Вывести из строя такие системы возможно даже силами отдельно взятых хакеров, не говоря уже о целевом воздействии. Поэтому если обсуждать, в какой мере и какой форме эта концепция может быть реализована в России, необходимо определить какими способами мы будем решать задачи обеспечения обороноспособности нашей страны от возможных военных угроз в перспективе до 2030, а еще лучше до 2040 года.
В.Мизин: Совершенно очевидно появляется еще одна тенденция - это доминирование в информационном пространстве.
К.Сивков: Да, это ключевой вопрос сегодня. Но что понимать под словами «доминирование в информационном пространстве»? На каком уровне?
Если, скажем, имеется доминирование на стратегическом уровне, то это не значит, что оно есть на тактическом. Потому что параметры на тактическом уровне совершенно иные. И мы можем обеспечить себе доминирование на тактическом уровне, отдав его на стратегическом уровне. И это не факт, что мы проиграем: все зависит от того характера войн, которые мы ведем.
Николай Димлевич, советник по медиапроектам Регионального учебно-научного центра «Безопасность» МГТУ им. Н.Э.Баумана: США объявили киберпространство зоной боевых действий, наряду с воздушной, морской и наземной. Для того чтобы осознать, какие наступательные или оборонительные операции Россия может вести в киберпространстве, необходимо иметь правовое обеспечение и координирующий и управляющий орган, которые отсутствуют в настоящее время в Российской Федерации. Например, в США есть Министерство кибербезопасности. Подобные органы давно созданы во Франции, Германии, Китае. Поэтому в список приоритетных требований к военным концепциям я бы добавил то, что американцы называют «непрерывностью проведения информационных операций». Если мы посмотрим с 2000 года - Афганистан, Ирак, Большой Ближний Восток. Сейчас мы видим, как по сценарию развивается ситуация в Сирии и других государствах Северной Африки. Вспомним кибератаку на Бушер (в Иране). После этого была проведена блестящая боевая операция по использованию киберпространства американцами, французами и особенно немцами во время выборов иранского президента. По мнению американцев, непрерывность в информационных войнах дает конкретный конечный результат.
Г.Тищенко: Небольшое замечание относительно того, какие будут вооруженные силы и военные концепции в обозримом будущем. На данный момент военная наука не только у нас, но и в мире находится в некоем кризисе. Если посмотреть на прошедшие годы, много говорилось о так называемой новой революции в военном деле. Но революции в военном деле не произошло. Что такое революция в военном деле? Это прежде всего революция в организационных формах ведения войны. Если посмотреть на сетецентричные войны и воздушно-космические операции - это не есть нечто новое, это, в принципе, те старые концепции, которые реализовывались на том уровне техники. Попросту приклеили новый ярлык тем военным операциям, которые были известны ранее, но которые расширились, получили новые возможности, и теперь их называют «сетецентричные войны».
Если говорить о революции в военном деле, то ожидали каких-то прорывных НИОКР, прорывных результатов в двигателях, в датчиках. Но коэффициент улучшения технических характеристик сегодня составляет 10-12%. Так что говорить о прорывном движении в области военной науки не приходится.
Николай Уваров, заместитель директора Департамента Счетной палаты России, генерал-лейтенант: Все крутится вокруг киберпространства. В сетецентричных войнах основным и преобладающим принципом является тот, который американцы называют «тотальная осведомленность». Этот принцип пронизывает, по существу, все программы военного строительства США, в том числе и бюджет на 2012 год. И в армии, и в ВВС, на флоте и в морской пехоте - везде проходят испытания прежде всего беспилотных летательных аппаратов «Global Hawk» и «Predator» в больших количествах на всех уровнях - от тактического звена (то есть от ротного и батальонного) до стратегического.
Здесь говорилось о необходимости создания министерства по кибербезопасности. В Вооруженных силах РФ уже действует Киберкомандование, или Командование ведения боевых действий в киберпространстве под эгидой Объединенного стратегического командования. Оно занимается наступательными операциями, а не только защитой самих себя. Это стратегическое командование.
Все понимают, что «киберштучки» уязвимы. Неслучайно на днях представитель НАТО сказал, что мы пришли к ситуации, когда необходимо создавать резервные системы, которые бы работали в том случае, если вся электроника выйдет из строя. А что делать дальше? Придется возвращаться к традиционным, обычным способам управления войсками.
И несколько замечаний по основному выступлению. Финансовый кризис реально повлиял на военно-технический прогресс. Недавно глава Пентагона Роберт Гейтс в своем с программном выступлении заявил, что кончилось время, когда США могли платить по 20 млн. долларов за гаубицу, по 2 миллиарда за бомбардировщик, по 6 миллиардов за эсминец УРО (с управляемым ракетным оружием). Надо экономить деньги.
Это не значит, что США отказались от гонки вооружений. Но они перешли в совершенно другую плоскость. Научные работы продолжаются, но они не реализуются в серию, а откладываются «на полку». В этом нет ничего нового. Военные помнят, когда при Дж.Форде разработали В-1 (бомбардировщик для преодоления нашей системы ПВО), пришла другая администрация - Дж.Картера. И два типа самолета, хотя не были завершены испытания, положили «на полку». Пришла новая администрация - Р.Рейгана, самолеты вернули в производство, и бомбардировщики успешно функционировали. НИР откладываются в долгосрочный резерв, это обычная практика.
Было время, когда военные технологии определяли развитие гражданских технологий. Этот период заканчивается.
Характеризуя сетецентризм, можно привести следующий пример: в 1970-х годах верховному командующему США для того, чтобы связаться с командиром батальона в передовой зоне требовалось 15 минут при всех мощнейших системах связи. Во время войны в Персидском заливе в 1990-1991 годах это время было сокращено до трех минут. Сейчас президент Обама может связаться с любым командиром взвода в течение секунд за счет IP-телефонии.
Иван Тимофеев, директор Центра аналитического мониторинга ИМИ МГИМО (У) МИД России: Тема моего выступления - современные военные конфликты и кризисы и какие войны ведут развитые государства сегодня.
Основной тезис, с которого хотелось бы начать дискуссию, сводится к тому, что концепции развития вооруженных сил, технологических изменений, технологической политики определяются в том числе типами вооруженных конфликтов, на которые ориентированы эти технологии. Современная война, современный вооруженный конфликт сегодня намного сложнее по сравнению с теми конфликтами, которые были ранее. Соответственно, технологии, которые могли быть успешно применимы в тех военных действиях, которые планировались в период холодной войны, являются неработающими в современных локальных конфликтах, где действуют совершенно другие закономерности. Поэтому я бы хотел осветить три вида (типа) современных конфликтов (понятно, что любая типология условна) и рассмотреть влияние каждого вида на характер технологической политики как крупных держав, так и непосредственных участников этих конфликтов.
К первой группе, видимо, следует отнести то, что сегодня у всех на слуху, - локальные конфликты, вызванные кризисом государственности. Соответственно, как правило, здесь конфликт начинается с гражданской войны. Речь в основном идет о государствах «третьего мира». Конфликты эти возникают в результате обострения социально-экономических проблем, столкновения этнических и религиозных сегментов этого государства. Они получают международное измерение, когда в эти конфликты вмешиваются те или иные внешние силы. Это вмешательство, в свою очередь, можно разделить на два типа.
Первый тип - ситуация, когда вмешательство происходит в какие-то гражданские или внутренние дела для наращивания своего влияния в этой стране или подрыва влияния конкурента. Здесь ярким примером может служить ситуация в Грузии в 2008 году, когда конфликт возник из-за территориальных, этнических проблем, которые Грузия имела еще с момента возобновления своей государственности. Постепенно конфликтогенная ситуация и внутренний потенциал подогревались извне. Закончилось все скоротечным, но достаточно серьезным конфликтом, который повысил градус отношений между великими державами. Напомню, что едва ли не впервые с окончания холодной войны корабли НАТО и российские корабли находились на расстоянии применения своего вооружения. Степень предсказуемости дальнейшего развития ситуации была, мягко говоря, невысокой.
Второй тип вмешательства можно охарактеризовать как попытку взять под контроль так называемые «серые зоны» мировой политики. Речь идет о случаях, когда появляются территории, не подконтрольные ни одной национальной силе, с которой можно было бы договориться. Эти территории становятся прибежищем для террористических и международных преступных сетей и т.д. Здесь ярким примером выступает Афганистан. Мы не знаем, чем закончится эта попытка взять под контроль «серые зоны» в Афганистане. Американцы пышут оптимизмом, наши эксперты источают пессимизм. Неудачная попытка взять такую зону под контроль - это Сомали. В чистом виде «серая зона» и попытки взять ее под контроль оставлены достаточно давно. Непонятно, куда приведет подобная ситуация в Ливии. То есть что будет там дальше. Превращение Ливии в «серую зону» было бы весьма и весьма негативным последствием.
Несколько слов о технологической стороне. В подобных конфликтах в силу их асимметричности происходит прежде всего апробация тех или иных технологий. Это более или менее относительно тепличные условия, в которых можно испытать новые виды современного боя, образцы вооружения и современной военной техники. В случае Афганистана масса примеров, начиная с использования беспилотной авиации не только в разведывательных целях, но в том числе и для нанесения ударов. Недавно американцы стали запускать реостаты - дирижабли, с помощью которых ведется наблюдение за территорией. Это своего рода полигон.
Но здесь есть обратная сторона, о которой мало говорят. Ведь в подобных конфликтах апробируются технологии не только тех стран, которые вмешиваются в них, но и новые технологии тех сил, которые стоят по другую сторону баррикад. Термин «асимметричный конфликт» и отражает двойственность технологических изменений. Да, появляются новые технологии, они используются в развитых государствах. Но и те силы, которые действуют в «серых зонах», приспосабливаются к этому. Это иные средства организации сопротивления, работы с местным населением, террор в отношении местных властей и т.д. и т.п. Мы ведем в систематическом режиме мониторинг ситуации в Афганистане, используя открытые источники. Тенденция за прошлый год, которую мы обнаружили с момента объявления новой политики Б.Обамы, - существенная интенсификация усилий по борьбе с силами сопротивления. Но наращивание усилий коалиционными войсками никак не влияет на количество и частоту операций талибов, никак не сказывается на потерях коалиционных сил. Есть некие колебания в статистике пленных талибов: больше людей стало сдаваться и переходить на сторону правительства. Непонятно, что будет дальше с ними и куда они потом пойдут.
Тут сказывается и соотношение технологий, где зависимость явно не линейная, то есть коалиция вкладывает огромные силы в развитие новых технологий, совершенствование бронетехники, в целый ряд технических новшеств - начиная от укрепления брони и заканчивая отсоединением боекомплектов в случае пожара и т.д. Вкладываются огромные деньги. Чем на это отвечают талибы? Фугасом - шестидюймовым зарядом, заложенным у дороги и приводимым в действие дистанционно. Или еще проще, приблизительно такой же вес взрывчатки на теле смертника, который проникает на территорию базы (что большая редкость) или взрывается вблизи объекта или колонны. Затраты на шестидюймовый заряд и взрывчатку несопоставимы с затратами на танки, новые сплавы, материалы, средства наблюдения, а эффект такой же. Упоминался очень важный момент о потерях, которые несет в результате дистанционных атак мирное население в Афганистане. Мы подсчитали эти потери по открытым источникам. Потерь мирного населения от действий талибов в девять раз больше, чем потерь от ошибочных ударов коалиции. Резонанс, реакция местного населения на потери от ударов коалиции в разы больше, чем при потерях от взрывов смертников.
Второй вид конфликта наблюдается между государствами на региональном уровне, где технологическая сторона сводится к тому, что эти страны не могут позволить себе разработку широкого спектра вооружений. Они вынуждены закупать его в той или иной степени за рубежом. Здесь тоже крупные технологические державы получают возможность обкатки новых технологий, если не в открытых конфликтах, то, по крайней мере, в практике учебного применения этих вооружений.
Третий вид - это конфликт, между мировыми центрами силы. Вероятность подобного конфликта достаточно мала прежде всего в связи с угрозой и наличием ядерного оружия у этих государств. Мы еще это здесь не обсуждали, но новые технологии могли бы снизить, нивелировать влияние ядерного фактора. Ведь если удастся получить эти технологии, баланс сил и вообще военное планирование и прогнозирование военного строительства будет существенно затруднено. Могут ли в ближайшее время быть созданы такие технологии и каковы перспективы ПРО в этом отношении?
К.Сивков: В структурном отношении войны и военные конфликты XXI века не изменились. А в морфологическом отношении изменения произошли существенные.
Резко возрос период заблаговременной подготовки. Если раньше (начало, середина и конец XX века) на этот период отводились, как правило, месяцы и годы, то сейчас уже речь идет о нескольких годах, для того чтобы подготовить ту или иную войну в морально-психологическом отношении. Резко возросли факторы морально-психологической, идейно-политической и информационной войны. Без них война не имеет никакого успеха. Последние войны - афганская, продолжающаяся иракская, грузинский конфликт 2008 года, ливийская война - показали непреходящее значение морального состояния войск. Более того, войска, обладающие меньшим вооружением, но более высоким моральным духом, имели успех, несмотря на то что противник превосходил в военно-техническом отношении.
Существенно, по сравнению с предыдущими войнами, возросла роль спецопераций. Во многих случаях действия спецопераций были единственными формами вооруженной борьбы, когда речь шла о конфликтах низкой интенсивности. Похоронены идеи бесконтактных войн, роботизации войн.
Александр Орлов, директор ИМИ МГИМО (У) МИД России: Хотел бы высказаться по поводу подготовки войн. Вы говорили, что раньше войны готовились за месяцы, а сейчас за годы. Но в последнее время войны, скорее, были как раз спонтанными. Вы упомянули Афганистан. После 11 сентября первые бомбежки афганской территории начались уже в конце того же месяца, то есть фактически через пару недель после трагических событий в Нью-Йорке. Западники действительно системно, заблаговременно готовили войну в Ираке: они провели масштабную пропагандистскую кампанию, всех ввели в заблуждение с демонстрацией каких-то пробирок с непонятным веществом внутри, а также фотографий курсировавших по иракским дорогам трейлеров, в которых якобы размещались секретные лаборатории. Все это призвано было убедить мировую общественность в том, что у иракского режима есть оружие массового уничтожения (ОМУ) и что он не прекращает его совершенствование ни на минуту. Госсекретарь США в Совете Безопасности ООН убежденно доказывал (со ссылкой на никогда не ошибающиеся американские компетентные органы), что в Ираке реально есть ОМУ. А потом сильно сожалел об этом. Это - уже история, но замысловатая фабула «иракского обмана» стала некой классикой жанра. Война же 2008 года на Кавказе, как помнится, тоже возникла достаточно спонтанно и неожиданно, хотя эскалация напряженности в этом регионе действительно присутствовала. Во всяком случае, у России для подготовки к этому конфликту не было не то что года, а даже недели. Решение о формах реагирования на блицкриг в исполнении грузинских «ястребов», поставивших на грань физического уничтожения сотни, если не тысячи мирных граждан спавшего Цхинвала и других югоосетинских городов и сел, Москве пришлось принимать за часы, если не за минуты. Хотя Тбилиси, наверное, действительно готовился к войне на протяжении целого ряда лет, внимательно проштудировав под чутким руководством и присмотром своих заокеанских опекунов прецеденты и сценарии подобных акций.
К.Сивков: Я говорю о тенденции. Тенденция предполагает наличие разброса параметров, это первый момент.
Второй момент - всегда есть агрессор, который готовит войну длительное время, и есть жертва, которая вынуждена отвечать достаточно быстро.
Что касается войны в Афганистане, то давайте вспомним весь предшествующий период, в течение которого велась длительная морально-психологическая подготовка, говорилось о необходимости создания нового мирового порядка. Шла экономическая подготовка, создавались группировки войск.
Относительно Ливии - это пример провокации на всем Ближнем Востоке. Меня могут опровергать, но не бывает так, что все это произошло случайно, одновременно, по единому сценарию.
Андрей Манойло, старший научный сотрудник ДА МИД России, доктор политических наук, кандидат физико-математических наук: Сегодня, наблюдая конфликт в Сирии между правящим политическим режимом и действующими от имени основной массы сирийского народа хорошо организованными мятежными группами боевиков, многие задаются вопросом: будет ли ситуация в Сирии развиваться по ливийскому сценарию, погрузив регион в хаос гражданской войны и военной интервенции? Эти опасения не случайны.
Война в Ливии уже показала, насколько быстро в современных условиях отдельные робкие выступления слабых и разрозненных групп недовольных правящим режимом могут перерасти сначала в вооруженные столкновения, а затем и в гражданскую войну, быстро превратившуюся благодаря прямому военному вмешательству западных государств в крупный международный конфликт.
Между тем сегодня ситуация в мире настолько накалена, что любой международный конфликт может стать поводом для новой мировой войны. Цель любой мировой войны - передел политической карты мира, исторически сложившихся государственных и национальных границ. И не важно, о каких именно границах идет речь - о «морально устаревших» границах бывших европейских колоний или новых геополитических рубежах и «демаркационных линиях» между «мировыми цивилизациями», очерчивающими их «природное жизненное пространство», - одно с легкостью может перетечь в другое.
С другой стороны, именно к такому переделу мира стремятся сегодня Соединенные Штаты, сознательно демонтирующие ялтинскую модель мироустройства и ведущие риторику о необходимости пересмотра «искусственных и нежизнеспособных» границ бывших европейских колоний и осколков Османской империи, показавших, по мнению Вашингтона, свою несостоятельность в роли самостоятельных субъектов мировой политики. В этом процессе Ливия и Каддафи - всего лишь повод для нового передела мира, а военная интервенция - окончательный аргумент для тех, чье мнение игнорируется, в том числе для коренного населения бывших колониальных стран.
Волна «финиковых революций», сметя тесно связанные с Вашингтоном режимы Туниса и Египта, явно забуксовала в Сирии: так всегда происходит с «цветными революциями», если лидеры страны способны проявить твердость и жесткость в сложившейся ситуации. Так было во время «цветной революции» в Узбекистане, когда действующая власть объявила выступление боевых групп «оппозиционеров» в Андижане вооруженным мятежом и жестоко подавила его с помощью верных режиму воинских частей. Такая же ситуация складывается сейчас и вокруг «цветной революции» в Ливии. И в том и в другом случае момент для западных спецслужб уже упущен: залп «цветными революциями» уже состоялся, но мгновенного результата (в отличие от других стран) он не дал. В этом случае силы специальных операций всегда уходят в тень и маскируют свое участие в политических событиях (поскольку с каждым днем промедления значительно возрастает риск раскрытия любой тайной операции), уступая место силам, предназначенным для прямой вооруженной агрессии, которые вводятся в регион для вооруженной поддержки боевых групп мятежников под прикрытием легенды о силовом умиротворении. Вот почему развитие ситуации в Сирии по ливийскому сценарию представляется не только весьма вероятным, но и неизбежным. При условии, конечно, что Вашингтон не готов отказаться от некоторых своих планов по «переформатированию» Ближнего Востока, касающихся этого государства.
Между тем падение сирийского режима имело бы огромные последствия: наряду с Египтом Сирия является одним из двух полюсов Арабского Востока, с падением режима Асада вся система альянсов в Леванте рухнет. Это совпадает с одной из основных целей США, которые рассчитывают из управляемого хаоса, в который с помощью технологий «финиковых революций» погрузился Ближний Восток и Северная Африка, сформировать ту конфигурацию международных отношений, которая наиболее отвечает их собственным интересам и в которой, возможно, уже не будет места для Ирана и Китая, а влияние России будет жестко ограничено.
Г.Тищенко: Хотел бы вернуться к беспилотным летательным аппаратам (БПЛА) как новейшему направлению в развитии техники. Но могу сказать, что здесь возникают сложности. Во-первых, очень дорогая подготовка экипажей управления БПЛА. И во-вторых, встает вопрос, как обрабатывать информацию от БПЛА с точки зрения стоимости и эффективности. Легче послать наземную диверсионную разведывательную группу, которая эту задачу решит, но за меньшие деньги.
Второй вопрос, по которому хотелось бы высказаться, - концептуальные основы, на которых должны строиться отношения между ведущими военными державами, в частности Россией и США. Если проанализировать все последние документы в области военного строительства, национальной безопасности, которые приняты Соединенными Штатами в начале этого года, то намечается очень опасная тенденция. Делается упор на использование высокоточного, а не ядерного оружия при первом ударе. Это меняет принципиально все в наших отношениях. К сожалению, у нас этот тренд в стратегической концепции еще не разработан, не исследуется, а американцы в дискуссиях избегают эту тему.
В.Мизин: Ядерное оружие уже становится оружием бедных, а высокоточные вооружения могут делать, наверное, только две-три страны в мире. В данном случае Россия не в лучшем положении.
Илья Крамник, политический обозреватель газеты «Военно-промышленный курьер»: Тема моего выступления - как и каким оружием будут воевать в будущем.
В ближайшие 30-40, а может быть и 50 лет, не стоит ждать прорывных чудес именно в тактике и технических характеристиках вооружений, которые применяются на поле боя. Можно сказать, что тактико-технические характеристики (ТТХ) - не главное в качестве оружия. Пик ТТХ вооружений - это 1960-1970-е годы, когда была гонка за скоростью, дальностью, глубоким погружением. Тогда создавались самые скоростные самолеты, самые дальние ракеты и т.д. Вместе с тем сейчас наблюдается определенная мифологизация нового оружия, особенно того, которое еще не существует, о котором зачастую идет речь в СМИ. Это прежде всего касается таких тем, как метеорологическое оружие, климатическое, тектоническое и даже психотропное. Таких видов оружия еще нет, но они являются оружием запугивания. Даже разговоры способны подготовить почву для проведения операций на информационном поле, где доминирует информационное оружие. В ближайших войнах оно будет играть определяющую роль.
Если говорить о войнах между крупными государствами, то они - тем более с применением оружия массового уничтожения - сегодня стали практически невозможными. Есть хорошая английская поговорка «Не стоит кидаться камнями, живя в стеклянном доме». В стеклянном доме живут сегодня практически все страны мира.
Война между Россией и США, между Россией и Китаем, между Россией и европейскими странами НАТО станет самоубийством, отбрасывающим на сотни лет назад цивилизацию. Крупные государства будут продолжать соперничать друг с другом, но не напрямую, а участвуя в локальных конфликтах в третьих странах, как это делали СССР и США во время холодной войны.
Вооружение в техническом отношении становится все сложнее.
В авиации, к примеру, каждое следующее поколение разрабатывается в два-три раза дольше предыдущего, самолеты стóят на порядок дороже. Сейчас за F-22 американцы платят около 200 млн. долларов, а F-15 в начале его серийного производства, в конце 1970-х годов, обходился в 20 с небольшим миллионов. На несколько порядков возросла стоимость военных разработок. Опять за примером обратимся к США. Сейчас разработкой боевой авиационной техники в США занимаются три концерна - «Боинг», «Локхид Мартин» и «Нортроп-Грумман», которые поглотили десятки других конструкторских бюро. Этот же процесс идет и в России. Мы сейчас наблюдаем резкое уменьшение количества КБ, которые занимаются теми или иными исследованиями.
Как произойдут какие-то фундаментальные прорывы, никто не знает. Но до того, как это произойдет, мы будем вынуждены пользоваться существующей ныне авиатехникой, корни которой уходят в 1960-1970-е годы. Можно быть уверенным, что в случае возможных конфликтов мы увидим бомбовые удары самолетов F-18, F-15 .
А.Оганесян: Другая тема - будущие военные конфликты.
К.Сивков: Возникновения военных конфликтов масштаба локальных войн можно ожидать в районе Ближнего Востока, в том числе с участием стран Запада.
В возможные вооруженные конфликты в Центрально-Азиатском регионе может быть втянута Россия в связи с необходимостью поддерживать своих союзников. Зона нестабильности - в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в частности Камбоджа и Таиланд.
Все эти конфликты будут в значительной степени связаны с глобальными противоречиями, которые предполагают построение нового мирового порядка, и этот порядок утверждается, как правило, с помощью войны. Примерами тому могут служить Первая и Вторая мировые войны. Сейчас назревает новый мировой порядок - возможна эскалация локальных конфликтов регионального масштаба, которые сольются в крупномасштабные конфликты. Существует возможность и возникновения внутренних конфликтов с серьезной дестабилизацией России в ближайшее время.
Анатолий Цыганок, руководитель Центра военного прогнозирования Института политического и военного анализа: Если говорить о причинах военных конфликтов, то необходимо иметь в виду, что в ближайшие три-пять лет возможен конфликт из-за воды. Россия неизбежно будет в него втянута, поскольку ситуация коснется Средней Азии. Другой конфликт вполне возможен на Кавказе, в Нагорном Карабахе. Если Азербайджан и Армения будут решать эту проблему военным путем, то Россия окажется в довольно серьезном положении. У нас хорошие отношения и нет никаких конфликтов с Азербайджаном. В Армении располагаются российские войска. Как Россия поведет себя в этой ситуации? И третий возможный конфликт - на Ближнем Востоке. Я не думаю, что Иран атакует Пакистан, Европу или Америку. Возможно, боевые действия будут направлены на Саудовскую Аравию.
Александр Падерин, старший научный сотрудник Научно-исследовательского института военной истории Военной академии Генерального штаба ВС РФ, полковник в отставке: 5 февраля 2010 года вышла в свет новая Военная доктрина России. В этот раз она выглядит более предметной, не перегружена общими словами. Просматривается твердость занимаемой позиции и в значительной степени предупредительная тональность.
Во-первых, чувствуется ясное понимание характера современных и возможных в перспективе конфликтов: обосновывается необходимость совершенствования системы противовоздушной и противокосмической обороны, отмечаются опасность недооценки информационной войны, ограниченная география конфликтов и их затяжной характер.
Во-вторых, присутствует также четкое осознание того, что должно быть сделано в области российского военного строительства: оптимизация численности Вооруженных сил, повышение качества их боевой готовности (мобильности) и военной подготовки, достойное социальное обеспечение и перевооружение армии, борьба с коррупцией в армии.
Обобщая вышесказанное, правомерно сделать вывод о том, что новая Военная доктрина РФ свидетельствует о настойчивом стремлении России создать современную и хорошо подготовленную армию, отвечающую вызовам XXI века.
При этом важно адекватно учитывать динамично меняющийся характер современных локальных войн и вооруженных конфликтов. Уровень угроз и факторов неопределенности оказывает существенное влияние на развитие военно-политической и военно-стратегической обстановки в мире, на создание очагов напряженности и зон конфликтов, на характер войн и вооруженных конфликтов. Следует отметить, что войны и вооруженные столкновения будущего станут порождаться не одним каким-либо даже очень весомым фактором, а сложным переплетением различных социально-политических, экономических, национальных и религиозных противоречий и причин, которые следует учитывать при раскрытии стратегического содержания вооруженной борьбы будущего.
Решающее значение для обороняющихся будет иметь совершенная система разведки с единым центром управления и хорошо защищенными центрами (пунктами) сбора и обработки разведывательной информации всех видов вооруженных сил и спецслужб. Доведение обработанных разведывательных данных до всех заинтересованных инстанций в кратчайшие сроки, близкие к реальному масштабу времени. Наличие такой разведки даст возможность своевременно вскрыть подготовку противника к нападению и провести все неотложные упреждающие мероприятия.
Евгения Пядышева, ответственный секретарь журнала «Международная жизнь», кандидат исторических наук: Придерживаясь известной истины «Если хочешь мира, готовься к войне», хочется рассчитывать на то, что в этом выражении основное ударение делается на слове «мир», а не «война». И многолетние усилия по созданию системы всемирной всеобъемлющей безопасности не канут в Лету, а, наоборот, воплотятся не в военную доктрину будущего, а в мирную доктрину будущего. И Дарт Вейдер с компанией не станут нашей реальностью.
Видимо, имя действующего лица из «Звездных войн» не зря слетело с моих уст. Помнится, несколько десятков лет назад заявленная американская система противоракетной обороны (ПРО) и связанные с ней предполагаемые военные действия получили название «Звездные войны».
Американские военные концепции и их практическое воплощение заставляют нас вернуться в прошлое, оценить свой былой военный потенциал и начать создавать (модернизировать) системы, которые будут востребованы для противостояния ПРО, которое западниками развертывается и будет развернуто на европейском направлении.
Лиссабонские договоренности развеялись прахом, особенно после того, как недавно США и Румыния договорились по вопросу о месте базирования американских ракетных перехватчиков SM-3 в 2015 году.
Российская сторона сделала обоснованное заявление о том, что России и Западу необходимо подписать некие документы, которые бы имели обязательную юридическую силу гарантий и подтверждали, что системы противоракетной обороны США и НАТО не окажутся направленными против российских стратегических баллистических ракет. Позиция России проста: основой европейской ПРО должны быть равноправное участие и общая неразделимая безопасность для всех стран континента.
Последние американские администрации достаточно активно работают в направлении расширения своего ПРО, выстраивая по всему миру эшелонированную защиту. Поэтому наше требование обосновано и своевременно. Но вместе с этим появляется и понимание того, что любой подписанный договор требует обсуждения и ратификации.
Что касается американского Сената, то, вспоминая, как шло утверждение последнего Договора СНВ, мало кто сможет дать оптимистический прогноз в отношении ратификации даже гипотетического Договора по ПРО.
А пока, как считают наши военные, американская ПРО представят реальную угрозу силам ядерного сдерживания России после 2015 года, когда американские противоракеты будут существенно модифицированы, а корабельная группировка ПРО доведена до 40 судов приблизительно с 400 перехватчиками.
Это и есть наше ближайшее будущее, в котором нам жить.
И еще буквально несколько слов о явлении информационно-коммуникативного порядка, которое, возможно, в будущем можно будет назвать не только оружием массового предупреждения, но и поражения. Я имею в виду социальные сети.
События в странах Северной Африки и Ближнего Востока показали, насколько эффективно может работать связь, общение по Интернету, когда необходимо побудить огромные массы людей совершить нечто. Вчера и сегодня благодаря «Facebook» свергаются правительства, а завтра могут начаться межгосударственные или межблоковые столкновения.
Все дело в технологиях.
А.Оганесян: В завершение позвольте предоставить слово партнеру журнала «Международная жизнь» и соорганизатору нашей дискуссии Александру Арсеньевичу Орлову.
А.Орлов: Благодарю. Оружие будущего непосредственно связано с планами его возможного применения. В современном мире, особенно это характерно для западных армий, четко проявилась тенденция максимально возможного отдаления военнослужащего, выполняющего боевую задачу, от объекта поражения. Такой сюжет называется бесконтактной войной. Летчик или оператор-наводчик ракет, находящихся за сотни, а то и тысячи километров от цели, только совмещает метки на мониторе своего компьютера, а что следует за этим - кровь, убийство зачастую совершенно ни в чем не повинных мирных жителей, разрушения гражданских объектов, которые легко выдать за военные, - его не волнует.
Эти люди находятся далеко от трагедии, и все, что происходит на земле, для них, по сути дела, игра в войну, что-то вроде компьютерных стрелялок. Выполнив задание, они возвращаются к своей обыденной жизни, пьют горячий кофе или что-то покрепче и абсолютно не испытывают угрызений совести, а даже считают себя героями, уничтожившими неких злодеев. Еще больше их убеждают в этом послушные воле своих хозяев СМИ, с ловкостью привокзальных «наперсточников» подтасовывающие факты под заранее заданный алгоритм действий. При этом теряется то, что отличает человека от животного или киборга будущего, а именно - человечность. Это сложное морально-нравственное понятие, доступное пониманию каждого нормального homo sapiens - человека разумного, исчезает напрочь из поведения современного бесконтактного солдата, становящегося простым придатком умной машины.
Как можно прогнозировать, подобная схема «дистанционного убийства» будет только совершенствоваться по мере развития все более технически «навороченных» вооружений. Одним из наиболее тревожных симптомов серьезной болезни современного общества является его моральная деградация. В военной сфере эта моральная деградация особенно заметна, что наглядно демонстрируют современные бесконтактные войны в фирменном западном исполнении и их трагические последствия для целых стран и народов.
А.Оганесян: Наш семинар подошел к концу. Мы затронули широкий круг вопросов, связанных с ныне существующими и перспективными военными концепциями, вооружениями будущего. Высказывались разные точки зрения, порой диаметрально противоположные, но всех нас здесь, это стоит отметить, объединяли заинтересованность в обсуждаемой теме и глубокое, профессиональное знание проблемы. Благодарю всех за интересную дискуссию.
