В ЗАПОЛНИВШИХ всю мировую прессу рассуждениях о причинах глобального финансово-экономического кризиса, неожиданно (для многих) разразившегося в конце 2008 года, доминирует точка зрения, объясняющая все беды недостатками современной финансовой системы. В большинстве случаев отмечают недостатки, заметные "изнутри" самой финансовой системы: объем финансовых операций, не соответствующий реальным возможностям и вынуждающий к массовому запуску в обращение производных ценных бумаг (деривативов и т.д.); применение слишком низких критериев платежеспособности заемщиков при выдаче займов; недостаточный контроль (точнее, практическое отсутствие контроля) со стороны кредиторов за использованием заемных средств и финансовым состоянием заемщика в период погашения займа; безответственное распоряжение страховыми фондами во многих страховых компаниях и тому подобное.
Можно указать ряд причин, из-за которых столь охотно прибегают именно к такому подходу при анализе возникших проблем. Во-первых, "спусковой крючок" кризиса, несомненно, находился внутри финансовой системы, и многие увлеченно занялись детективным расследованием: кто, где, когда, у кого, зачем и сколько занял денег и вовремя не возвратил долг, сдвинув тем самым лавину неплатежей и банкротств. Во-вторых, очень естественно поставить вопрос: как много таких "спусковых крючков" в финансовой системе? Легко убедившись, что они встречаются на каждом шагу, остается только заняться разработкой мер по их устранению, то есть проектами возведения барьеров, которые были бы непреодолимыми для того, кто там-то, тогда-то, у того-то, зачем-то занял столько-то денег. В-третьих, в краткосрочном аспекте необходимы меры именно такого рода, поскольку их относительно легко реализовать (хотя выбор из множества подобных предложений сделать нелегко, так как здесь открывается очень широкое поле для изобретательности). Однако подобные меры не устраняют глубинных причин, обусловивших неустойчивость финансовой системы.
Вместе с тем ряд аналитиков остро критикуют финансовую систему за недостатки, которые лучше видны, если смотреть "извне" системы. Прежде всего за колоссальный оборот "виртуальных денег", за которыми стоят не товары и услуги, а по преимуществу очередь вторичных ("третичных", "четвертичных" и т.д.) финансовых документов. На первый раз пришлось написать "виртуальных денег" в кавычках, потому что, с одной стороны, это деньги и, в принципе, на них (точнее, за них) можно купить реальные товары или оплатить ими нефинансовую услугу (например, лечение или турпоездку). Вместе с тем, с другой стороны, акт купли-продажи вторичной ценной бумаги совсем не обязательно влечет необходимость что-то производить, перевозить и тому подобное. Поскольку он не влечет никаких непосредственных материальных последствий, постольку подобный акт происходит скорее в виртуальном, нежели реальном мире, - в этом последнем он не столько совершается, сколько обозначается. Далее, сделки на рынке вторичных ценных бумаг имеют, как правило, спекулятивный характер, иначе и быть не может с виртуальными деньгами. Соответствующие акты купли-продажи не только происходят в огромном количестве, но и производятся с невероятной быстротой, а в случае пользования Интернетом не требуется никаких непосредственных контактов продавца с покупателем (или между их представителями). Все это подчеркивает виртуальный характер торговли. Она напоминает уже не столько товарный рынок, сколько компьютерную игру (или деловую игру без компьютера).
Это обстоятельство дало повод одному из участников совещания левых социалистов, проведенного в конце марта этого года (в преддверии "Большой двадцатки"), сказать, что "мировую экономику превратили в игорный дом". То же самое имеет в виду и Г.А.Зюганов, когда говорит, что глобальный кризис - следствие забвения формулы К.Маркса "товар - деньги - товар", которую заменяют формулой "деньги - деньги". После столь радикальных диагнозов обычно прописывают столь же радикальный рецепт: уничтожить мировую капиталистическую систему. Неясно только, существует ли лекарство, обозначенное в этом рецепте. Если же лекари пытаются не впадать в экстремизм, то поиски конструктивных средств приводят их к очень скромным результатам: построению все тех же барьеров перед недобросовестными заемщиками и аналогичных барьеров перед финансистами, слишком увлекшимися игрой на рынке виртуальных денег.
Есть и другие претензии к финансовой системе, предъявляемые "внешними" критиками. Ее обвиняют, например, в том, что увлеченные виртуальным рынком банки все меньше внимания уделяют инвестиционному кредитованию. Конечно, наблюдаемое в течение трех десятилетий снижение инвестиционной активности объясняется не только этим, но, видимо, и данный фактор вносит свою лепту.
Направление критики, основанное на констатации чрезмерности виртуального сектора финансовых рынков, дополняется недовольством в адрес американского доллара, все еще выполняющего функцию единой мировой валюты, хотя его значение в этом качестве понемногу снижается. Дальнейшее ослабление доллара как единого знаменателя валютного рынка может быть только следствием сужения долларовой зоны, усиления конкурентных валют. Появление одной или нескольких валют, способных на равных конкурировать с долларом на мировом рынке, и будет означать переход от доминирования к паритету. Однако очевидно, что никакими договоренностями этот переход осуществить нельзя - его может обеспечить только реальное изменение соотношения валют по их роли в международном обмене.
Открытым остается вопрос о том, потребуется ли со временем единая наднациональная валюта. Аргументы в пользу этого решения достаточно очевидны. Однако, во-первых, такая валюта, а именно золото, уже была, и недостатки основанной на ней валютно-финансовой системы, осознанные в результате Великой депрессии 1929-1934 годов, как раз и вызвали к жизни Бреттон-Вудские соглашения. Во-вторых, появление новой универсальной символической (в отличие от материального золота) валюты, скорее всего, станет фактором, способствующим дальнейшей виртуализации финансово-валютного рынка, в то время как - и это вряд ли вызывает сомнения - необходимо двигаться в противоположном направлении.
Если для анализа кризиса занять позицию не просто вне валютно-финансовой системы, но на максимальном удалении от нее, мы попадем в стан философов, социологов, культурологов и экологов. Здесь говорят, что для понимания природы кризиса и его причин такое удаление необходимо; подчеркивают, что кризис имеет системный, общецивилизационный характер и для его преодоления лечить надо не только экономику и тем более не одну лишь валютно-финансовую систему, но цивилизацию в целом. Перечислению и анализу болезней современной цивилизации посвящены тысячи одних только книг (не говоря о публикациях в периодике), однако в них практически не содержится заслуживающих внимания предложений, пусть даже - для начала - c некоторой долей утопизма, но все же позволяющих надеяться, что дальнейшая работа над ними может привести к конструктиву.
Хлеба и зрелищ
ОДНАКО не пропущен ли на этом маршруте, проходящем от анализа глобального кризиса "изнутри" финансовой системы к философским и культурологическим обобщениям, один этап - проблематика структуры мировой экономики, включая ее реальный (производственный) сектор? Похоже, что абсолютизация финансовой сферы в изысканиях экономистов-теоретиков зашла так далеко, что даже те, кто категорически возражает против этой абсолютизации, не связывают причины кризиса с изменениями, произошедшими в структуре мировой экономики в последние десятилетия. Между тем масштаб этих изменений настолько велик, что они не могли не повлиять на финансовую систему самым радикальным образом. Чтобы убедиться в этом, надо соответствующим образом выбрать ракурс анализа этой структуры.
Общепризнанным после работ Д.Белла1 стало выделение трех этапов экономического развития и, соответственно, трех типов хозяйства: первичного (его также называют аграрным, так как исторически он начинался с доминирования сельского хозяйства, и слово "земля" вплоть до конца XIX века выступало как синоним термина "природные ресурсы"), ориентированного на слабообработанный природный материал, индустриального типа хозяйства, где доминируют процессы обработки этого материала, и постиндустриального (этот этап называют также информационным или экономикой услуг). Эта упрощенная схема верно схватывает тенденцию, однако сегодня в каждой реальной национальной экономике присутствуют элементы всех трех типов, образуя три комплекса - первичной экономики, индустриальной экономики и экономики услуг. Соотношения между этими комплексами в разных странах, разумеется, далеко не одинаковы. К сожалению, далеко не всегда национальные системы статистики содержат необходимые данные для определения таких соотношений. В частности, как правило, горнодобывающую промышленность, которая относится к первичной экономике, включают в индустриальную; нередко и лесную промышленность помещают в индустриальную экономику (в соответствии с названием "промышленность"), хотя она, как и горное производство, входит в первичную экономику (вместе с сельским хозяйством и рыбной промышленностью). Неоднозначны критерии отнесения результатов деятельности к услугам, а соответствующих хозяйственных единиц - к сфере услуг. Кроме того, сфера услуг крайне неоднородна по сложности труда и технической вооруженности.
В первичной экономике труд направлен на извлечение природного вещества из природных или природно-антропогенных систем. Индустриальная экономика занимается обработкой этого вещества. Экономика услуг использует продукт, произведенный индустриальной экономикой, уже не в качестве предмета труда (так обстоит дело в самой индустриальной экономике), а как его средство (ножницы, фен, краска парикмахера, набор приборов и инструментов специалиста по ремонту бытовой техники, фотоаппарат фотографа, компьютер банкира). Конечно, картина огрублена, например, кинопроизводство связано не только с использованием кинокамеры, труда актеров, режиссеров, сценаристов, но и с пошивом костюмов, сооружением декораций, а эта деятельность в определенных чертах напоминает как работу в сфере услуг, так и индустриальное производство. Однако подобные неоднозначности (можно указать и другие их проявления) не вносят принципиальных изменений в тот образ экономики, который здесь предлагается с целью проанализировать роль ее структуры для объяснения феномена кризиса.
По официальной статистике, в США на первичную экономику приходится около 6% ВВП. Не следует думать, что эти 6% представляют собой нечто малозначимое в физическом выражении. Достаточно сказать, что в них входит примерно 1% ВВП, который дает сельское хозяйство, а оно не только кормит всю страну с населением более 300 млн. человек (третье место в мире), но и обеспечивает порядка 40% мирового экспорта продовольствия. Также было бы ошибкой преувеличивать зависимость США от импортируемого сырья (то есть продукции первичной экономики других стран): такой импорт составляет около 4% ВВП, что, конечно, существенно. Однако в стране имеются не только огромные запасы, например, цветных металлов, но и весьма значительные резервные мощности в собственной первичной экономике.
Относительно малая доля в ВВП США первичной экономики объясняется отнюдь не слабостью этого комплекса, а гипертрофией сферы услуг*. Более того, в самой этой сфере доминируют финансовые операции и индустрия развлечений (которой принадлежит самая большая доля в экспорте США), а вовсе не традиционные направления, развитие которых довольно жестко детерминируется социально-экономическими факторами и сферой материального производства. Объемы производства специфических услуг, направленных на удовлетворение материальных потребностей населения (розничная торговля, общественное питание, водоснабжение, теплоснабжение, общественный транспорт, бытовое обслуживание и т.д.), на поддержание его здоровья и на его общее и профессиональное образование, сбалансированы с численностью населения, уровнем благосостояния и спросом на труд, а обслуживание сферы первичного и индустриального секторов, соответственно, - с объемами их основных фондов и выпуска продукции. В традиционные направления входит и производство деловой информации - научной, технической, проектной и регулятивно-управленческой.
Услуги, связанные с материальной стороной жизни человека, здравоохранением, образованием, функционированием отраслей материального производства, и производство деловой информации будем относить к материальному сегменту сферы услуг. Кроме этого сегмента в сфере услуг остаются еще два - финансовый и индустрия досуга. Последний сегмент будем называть развлекательным, он представлен всеми видами деятельности, направленными на удовлетворение обусловленных досугом потребностей человека, то есть индустрию развлечений в широком понимании, включая не только кино, телевидение, радио, аудио- и видеозаписи, развлекательную печатную продукцию, концертную деятельность, но и весь коммерческий спорт, всевозможные диснейленды, туризм и т.д. Если бы такие услуги, пусть не целиком, но хотя бы в преобладающей своей части соответствовали минимальным требованиям качества, в том числе приличного вкуса, содействовали бы развитию человека, обеспечивали реальные вложения в человеческий капитал (в дополнение к системам образования, здравоохранения и т.д.), то можно было бы говорить об услугах, направленных на удовлетворение духовных потребностей. Реальность же такова, что, используя модное сорное слово в его точном значении, приходится говорить о "как бы" удовлетворении духовных потребностей и удовлетворении "как бы" духовных потребностей.
Итак, в сфере собственно услуг выделены три сегмента: материальный, финансовый и развлекательный. Показатели деятельности консультативного бизнеса, адвокатской практики, гостиничного бизнеса, даже пассажирского (авиационного и железнодорожного преимущественно) транспорта и тому подобного хотелось бы разделить между тремя сегментами соответственно тому, как распределяются услуги этих видов между клиентами данных сегментов. Разумеется, все разграничения такого типа в экономике (и общественных науках вообще) имеют в значительной мере условный характер. На вопрос о том, кого оставлять за чертой бедности - тех, кто имеет доход на человека в день 1 доллар, 2 доллара или 1,9 доллара, - можно ответить директивой или соглашением, но не показаниями измерительного прибора. Равным образом можно бесконечно дискутировать вопрос о том, в какую из определенных выше структурных ячеек поместить патент на усовершенствование технологии изготовления автомобильных CD-плееров. Однако, как уже отмечалось, качественные результаты анализа не зависят от решения подобных частных вопросов.
Именно финансовый и развлекательный сегменты сферы услуг оказались самыми быстрорастущими в экономике США с конца 1960-х годов. Другие развитые страны, заметно отставая от лидера западного мира, были втянуты в соревнование на скорость роста этих сегментов. Как представляется, финансовый и развлекательный сегменты неслучайно оказались рядом. Кроме самого быстрого роста в сравнении с другими структурными подразделениями экономики развитых стран (да и во многих случаях развивающихся), им присущи и иные особенности.
Прежде всего, эти сегменты сравнительно недавно вышли на значимые экономические позиции: в частности, во время Великой депрессии им не принадлежала сколько-нибудь существенная доля в ВВП (хотя и тогда нашлись охотники поискать первого неплательщика, из-за которого якобы произошел обвал на Нью-Йоркской бирже). Аналитики, разрабатывая кейнсианские рецепты регулирования экономики, эти молодые сегменты в расчет не принимали. Конечно, в подобных рецептах были активно использованы финансовые инструменты. Более того, реализация кейнсианских программ весьма способствовала их развитию в качестве средств государственного регулирования. Все же объектом применения финансовых инструментов была не финансовая система, а первичная экономика, индустриальная экономика и материальный сегмент сферы услуг. Настаивая на необходимости государственного стимулирования внутреннего спроса, ученый-экономист Дж.М.Кейнс заведомо не имел в виду спрос на вторичные ценные бумаги.
Кейнсианские программы имели несомненный успех. Проблема существенного уменьшения амплитуды циклических колебаний экономики была решена практически на период в 70 с лишним лет. Даже глобальный энергетический кризис 1973-1974 годов не расшатал мировую экономику, но содействовал структурной перестройке хозяйства развитых стран (в направлении повышения энергоэффективности и снижения экологоемкости). И хотя после него цены на нефть взлетали до не предвиденных прогнозистами высот и падали до не предсказанного ими дна, колебания вовсе не приводили к глобальным финансовым кризисам. Поскольку кейнсианские программы базировались на отнюдь не либеральных принципах, о них почти перестали говорить в либеральном мире, как только спала (благодаря реализации именно кейнсианских программ) острота проблемы. Затем их стали активно критиковать представители различных монетаристских школ. Критику активно использовали в пропагандистских целях, хотя государственные банки, федеральные резервные системы и прочие регулирующие органы всех крупных стран без особой огласки продолжали применять, по сути, кейнсианские методы даже во времена М.Тэтчер и Р.Рейгана.
Что же случилось осенью 2008 года? Почему не сработали проверенные кейнсианские методы регулирования экономического цикла? Потому что мировая экономика стала существенно иной, радикально изменилась ее структура из-за чрезмерного роста финансового и развлекательного сегментов сферы услуг, благодаря чему характер кризиса оказался совсем иным, нежели у кризисов перепроизводства, на подавление которых ориентированы кейнсианские методы. В мировой экономике с новой структурой созрел не кризис перепроизводства, а кризис функциональной избыточности. Дело не в том, что в какой-то момент каких-то продуктов произвели больше, чем соответствовало общественной потребности (или экономическому равновесию, или оптимуму функции всеобщего благосостояния и т.д. - термин определяется теоретической концепцией). Дело в том, что новые сегменты сферы услуг (финансовый и развлекательный) расширились в мировом хозяйстве до таких масштабов (в денежном измерении), при которых они становятся для глобальной экономической системы постоянно действующим дестабилизирующим фактором. Какие причины обусловили данный феномен и способствовали столь бурному "расцвету"?
Хлеба, не зрелищ!
ФИНАНСОВАЯ СИСТЕМА и индустрия досуга сходны между собой и отличаются от других структурных подразделений экономики тем, что деньги здесь "делаются" очень быстро и относительно легко (естественно, о высоком искусстве речь не идет), зачастую почти без усилий. При этом высока степень риска: в финансовой системе - больших потерь на сделках, в индустрии развлечений - утраты источника дохода (мода переменчива). Между рискованными деньгами и легкими деньгами корреляция очень высока. Наоборот, предприниматели, зарабатывающие трудные деньги в традиционных секторах, редко склонны к риску и предпочитают оставаться в своей сфере деятельности (расширяя, изменяя ее, но не переходя в далекие от нее сферы). Для рынка финансовых "виртуальностей" очень важно участие в них легких денег, а на ранних стадиях его развития оно необходимо, и, несомненно, существенным их источником для этого рынка была индустрия досуга.
Финансовые средства, образовавшись в каком-либо секторе экономики, лишь частично остаются в нем, распространяясь по всей социально-экономической системе. При этом избыточные финансовые средства, не востребованные для удовлетворения "нормальных" потребностей обладающих этими средствами индивидов, стягиваются именно туда, где можно получить - пусть даже и с большим риском - легкие деньги. Избыточные финансовые средства тратятся и в сегменте индустрии досуга (в этом аспекте конкурентом последней выступает демонстрационное потребление в материальной сфере, которое, кстати, тоже надлежало бы учитывать как проявление избыточности в экономике, хотя методологически задача очень трудна).
Избыточность потребления как феномен, характерный для верхушки правящих классов, проявлялась во все времена. Этот феномен всегда был существен для развития экономики, выступал как один из стимулов научно-технического прогресса, прямо и косвенно влиял на многие социальные процессы, на выработку политики и тому подобное. Однако никогда ранее избыточное потребление не становилось и не могло стать фактором, значимым для созревания глобального финансового кризиса. Для исполнения такой роли избыточное потребление - и, более общо, избыточность в экономике - должно было стать массовым явлением. Начало процессу было положено в Великобритании еще в конце XIX века. Тогда впервые был осознан оптимальный размер зарплаты рабочего: с точки зрения капиталиста, оптимален вовсе не минимальный ее размер (обеспечивающий воспроизводство рабочей силы), а тот, при котором достигается максимум отдачи от зарплаты. Так, если дополнительный фунт стерлингов, выплачиваемый работнику, повышает производительность его труда настолько, что доход предпринимателя возрастает более чем на фунт стерлингов, то зарплату выгодно увеличить. Американский бизнес быстро усвоил английский урок, который весьма способствовал небывалому экономическому росту в США в первой четверти XX века.
К Великой депрессии экономика США лидировала в мире, она быстрее других оправилась от кризиса и резко увеличила отрыв от Западной Европы во время Второй мировой войны. Послевоенный биполярный мир представал как арена для глобальной американской экспансии. Курс на экспансию сохранился по сей день и даже усилился с распадом СССР. Как и всякая грамотно построенная экспансионистская политика, она активно использует идеологическое давление. В пропаганде 1950-1970-х годов слоган "американский образ жизни" встречался, пожалуй, чаще, чем слова "свобода" и "демократия". Этот "образ жизни" предполагал благоденствие в условиях общества потребления, базирующегося на рыночной экономике. Обеспечив большинству населения высокий уровень благосостояния, развитая рыночная экономика ничего не сделала для возвышения человека. Наоборот, оказалась выгодной "промывка мозгов" посредством рекламы и иных PR-технологий, с тем чтобы упростить духовные потребности, низвести культуру до субкультуры. Стотысячный стадион приносит несопоставимо больший доход, чем филармонический зал (большинство симфонических оркестров и вовсе не окупаются, существуют только благодаря спонсорской поддержке). Вестернизация оказалась по преимуществу американизацией, ее главный социокультурный результат - разрушение национальных культурных традиций, а экономический - создание колоссальной индустрии досуга.
Однако современная цивилизация не в состоянии обеспечить все население Земли не только хлебом и зрелищами, но даже одним лишь хлебом в достаточном количестве. Если же наступают тяжелые времена, то большинство, имевших как хлеб, так и зрелища, отказываются, естественно, от зрелищ. Отнюдь не случайно скандалы с выплатой бонусов менеджменту разорившихся банков происходили одновременно с сообщениями о трех- или четырехкратных снижениях гонораров поп-звезд и деятелей шоу-бизнеса. Поскольку индустрия досуга через десятки миллионов занятых в ней вросла в современную экономику и от ее доходов зависит спрос на товары любых секторов, ясно, что падение спроса на ее собственную продукцию вызывает экономический обвал, неплатежеспособность огромного количества заемщиков. Эта весьма повышенная чувствительность к колебаниям экономической конъюнктуры - еще одна общая черта индустрии досуга и финансового сегмента сферы услуг - особенность очень неприятная, поскольку усиливает неустойчивость и без того не слишком прочной мировой экономики.
Можно продолжить перечень негативных последствий для мировой экономики (и цивилизации в целом), происходящих вследствие гипертрофии финансового и развлекательного сегментов сферы услуг. Напрашивается аналогия с экстерналиями, или внешними эффектами, открытыми в экономике и описанными А.С.Пигу почти век назад2. Как широко известно, этот экономист называл экстерналиями феномены, которые возникают, когда экономическая деятельность одних экономических агентов (в экономике начала XX века - предприятий) приводит к побочным результатам, не регулируемым рынком, но существенным для других экономических агентов (физических лиц, предприятий, государственных и муниципальных структур, общества в целом). Экстерналии возникают по той причине, что производство прямо или косвенно использует факторы, вовсе не имеющие рыночной цены или оцениваемые рынком в недостаточной степени.
Классический пример экстерналии - загрязнение окружающей среды предприятием в условиях, при которых никакие платежи за загрязнение не предусмотрены. А.Пигу предлагал бороться с негативными экстерналиями с помощью интернализации, то есть введения неких механизмов (прежде всего корректирующего налога), которые заставят рынок адекватно оценить факторы, обусловливающие возникновение экстерналий. В приведенном примере корректирующий налог - это плата за загрязнение окружающей среды. Она создает стимул для снижения выбросов: если значение платы выбрано правильно, то предприятию выгоднее инвестировать в очистные сооружения, чем платить за загрязнение. Игнорируя важность охраны среды (поскольку рынок не понуждал к этому), предприятие-загрязнитель получало дополнительный доход, экономя на затратах для создания очистных сооружений. Корректирующий налог исправляет ситуацию, мобилизуя силы рынка.
Экстерналии, описанные Пигу, возникали из-за недооценки рынком каких-либо общественно значимых факторов. В рассматриваемом нами случае глобального кризиса имеет место противоположное: рынок оценивает результаты деятельности в сфере виртуальных финансов и индустрии досуга чрезмерно высоко, стимулируя неоправданное разрастание названных сегментов со всеми вытекающими отсюда негативными социальными и экономическими последствиями. Однако, как представляется, и в данном случае выполнены условия для эффективного применения идеи Пигу о корректирующем налоге. Высокий налог на доходы, получаемые в этих сегментах, приведет к повышению рисков для операций с виртуальными финансами, а в индустрии досуга - к повышению цен на ее услуги, следовательно, к падению спроса на них. Можно проследить и другие позитивные следствия введения корректирующего налога. В итоге объем деятельности в обоих сегментах снизится, а государство получит в свое распоряжение совсем не шуточные финансовые средства. Их следует направить не только в резервные фонды на случай будущих кризисов, но прежде всего на вложения в человеческий капитал, на реализацию продуманной культурной политики, на охрану окружающей среды, на техническую помощь развивающимся странам. Ибо философы, социологи, культурологи и экологи, конечно, правы, когда говорят, что для устранения опасности таких кризисов лечить надо цивилизацию в целом.