Начавшаяся в январе этого года в Тунисе протестная волна плотно накрыла значительную часть Ближнего Востока и Северной Африки. В большей или меньшей степени под ней оказалось порядка десяти государств, причем (на момент написания статьи) в двух странах правящие режимы уже рухнули, а в трех - находятся в исключительно сложном положении, чреватом коллапсом. Когда человечество не так давно весело праздновало приход нового, 2011 года, о близкой перспективе масштабного катаклизма  в арабском мире никто даже не задумывался. Поэтому вполне закономерен вопрос: что же затем произошло, и как следует квалифицировать нынешние процессы в этом взрывоопасном регионе мира?

Самым простым и как бы лежащим на поверхности объяснением явились рассуждения о локальном стихийном бунте с участием главным образом молодежи, который сначала проглядели, а потом недооценили правоохранительные органы, переросшем в дальнейшем в массовые выступления. Когда власти, в частности в Тунисе, где все началось, всполошились и постарались урезонить бунтовщиков, то было уже поздно. Каток поехал, посыпались знаковые фигуры арабского мира - сначала Бен Али, потом Мубарак, заработал принцип «домино». Воронка кризиса, становясь каждый раз шире, начала засасывать все новые страны. Как будто все логично, но эти объяснения явно недостаточны.

Не проходят и всевозможные «конспирологические» версии, в основе которых находятся попытки обосновать нынешние события заговорами как западной, так и исламистской закулисы. Без нее (закулисы), конечно, дело не обошлось, но реальное ее участие в организации смуты не следовало бы переоценивать. Думается, ее масштабы оказались неожиданными и для тех, и для других. Таким образом, трактовать причины кризиса на Ближнем Востоке и в Северной Африке упрощенно и легковесно было бы серьезной ошибкой. Они - не поверхностные, а фундаментальные, затрагивающие и базис, и надстройку общества, а сами массовые выступления, свидетелями которых мы являемся, по всем признакам можно отнести к революциям - первым по-настоящему крупным революциям XXI века, имеющим как схожие черты с революциями прошлого, так и свои самобытные проявления и особенности.

Во многих странах Ближнего Востока и Северной Африки, как мы теперь хорошо понимаем, на протяжении довольно длительного времени происходили сложные социально-экономические процессы, которые развивались где-то в глубине, а на поверхности «политического моря» в это время царил относительный штиль, который на деле оказался «мертвой зыбью». Все так или иначе алармистские сценарии были связаны с нарастанием влияния в арабском мире радикальных исламистов, но никак не с перспективой массовых революционных выступлений с вовлечением в них самых различных слоев общества. Безусловно, сказалось и доминирующее внимание во всем мире к ближневосточному конфликту, на фоне которого внутренние противоречия в странах региона казались делом второстепенным и в принципе не столь уж значительным.

Произошло же то, что в классических теориях революций называется обострением, выше обычного уровня, нужды и бедствий обездоленных и обделенных слоев общества, причем в рамки этой категории попала не просто бóльшая, а, вполне вероятно, подавляющая часть населения. Современный капитализм весьма активно генерирует социальное неравенство. Этот процесс имеет универсальный характер, касается всех стран. В развитых государствах он менее очевиден, хотя и здесь он налицо, что стало особенно заметно на фоне мирового финансово-экономического кризиса, который то ли уже завершился, то ли еще продолжается (мнения ведущих мировых экспертов на этот счет расходятся). В периферийных странах, к которым относятся государства Ближнего Востока и Северной Африки, социальное неравенство достигло драматического уровня, хотя некоторые из этих стран в силу наличия в их недрах неисчерпаемых запасов углеводородов по сравнению со своими соседями выглядят даже сравнительно благополучными.

Разрыв между самыми богатыми и самыми бедными достиг размеров бездны, процент среднего класса, который теоретически должен постоянно расти в процветающем или даже более или менее стабильном государстве, постоянно снижается за счет роста процента беднейших слоев, нарастают диспропорции в экономике, усиливается безработица, растут цены, в том числе на предметы первой необходимости, от которых зависит выживание простого человека. Все эти процессы ведут к большому снижению качества жизни значительной части общества - прежде всего бедных и ниже среднего класса слоев населения. Падает (в лучшем случае остается на прежнем уровне) средний образовательный уровень, значительная часть населения не имеет доступа к современному здравоохранению, что приводит к высокой смертности, не растет, а постоянно снижается уровень повседневной жизни - миллионы людей вынуждены ютиться  в невысокого качества или просто примитивном жилье, они скудно питаются, не имеют нормального досуга, лишены всякой возможности к саморазвитию. Особенно страдает молодежь, не находящая себе места в современной жизни, перспективы на достойное будущее которой становятся в этих условиях все более иллюзорными и съеживаются подобно «шагреневой коже». А это самая динамичная часть общества, которая может использовать свои силы и энергию как на цели созидания, так и для разрушения.

Одновременно с этим сравнительно немногочисленная благополучная часть общества - каста современных патрициев - пользуется абсолютно запредельными благами, по сути, ничего не давая взамен остальной части населения и никак не оправдывая в его глазах космические стандарты своего существования. Подобная абсолютно разбалансированная социально-политическая система порождает безудержную коррупцию и моральную деградацию безответственной части правящего класса.

Социально-экономические факторы в арабских странах наложились на все возраставшее и, видимо, недооцененное властями недовольство общества дефицитом реальной демократии, когда руководители оставались во главе государств в течение десятилетий, готовясь, по всем признакам, передать власть в последующем своим детям-наследникам и создавая тем самым некое подобие новых эмиратов и султанатов при сохранении в отдельных случаях внешних атрибутов демократии в виде контролируемых выборов. Возник характерный для многих революций кризис «верхов», когда они, продолжая считать себя всесильными, на деле таковыми уже не являлись.

Опора на лидера как гаранта стабильности режима в условиях социального взрыва  привела к тому, что он, подобно политическому громоотводу, сконцентрировал на себе всю накапливавшуюся годами протестную энергию значительной части общества, став абсолютным антигероем. Произошла некая персонификация всей широкой гаммы и объективных, и субъективных факторов, приведших к революциям. Идея низвержения политических сфинксов стала мощной силой, объединившей под одним знаменем зачастую весьма неоднородную массу протестующих и на первом этапе придавшей восстанию определенную осмысленность.

Тем не менее по какому пути пойдет развитие событий на втором этапе революции, когда будет решена задача отстранения от власти прежнего лидера-кумира, - неизвестно. Достижения каких целей будут добиваться восставшие и есть ли они у них вообще, понимают ли они глубинные причины своих трудностей и лишений или принимают за них ложную мишень, насколько они самостоятельны в своих действиях или их ожидает перспектива стать разменной монетой в большой игре профессиональных кукловодов - эти вопросы все больше выходят на первый план.

Здесь мы подходим к главной специфической особенности нынешних революций в арабском мире, их коренному отличию от большинства революций ХХ века, в том числе произошедших в том же самом регионе в 1950-1970-х годах.

Современный политический шторм намного более стихиен и намного менее управляем, чем подобные события в прошлом. Нынешние революции не имеют видимого передового отряда, авангарда в виде партии или ярких лидеров, ведущих массы на покорение политических вершин. Их не возглавляют интеллектуалы, пришедшие в революционные движения осознанно, по велению разума и сердца, во имя достижения высоких, кажущихся в наш суперпрагматичный век идеалистическими целей. Современные революционеры не являются носителями новой идеологии, воплощающей в себе их сокровенные мечты о свободном и справедливом мире.

Большинство прежних знаковых революционных переворотов на Ближнем Востоке и в Северной Африке имели национально-освободительную с сильным социалистическим привкусом направленность. Сейчас этого нет. Хотя социально-экономические причины, вне всякого сомнения, являются главным движителем нынешней революционной волны, они не выходят на передний план, оставаясь в тени требований о проведении в первую очередь политических реформ. Неужели и вправду, как предрек известный американский философ и политэкономист Фрэнсис Фукуяма в своей работе «Конец истории?», происходит универсализация западной либеральной демократии как окончательной формы правления? Вот и арабский мир как будто восстал ради обретения такой демократии? Вполне допускаю, что за океаном, в США, были бы рады трактовать нынешние события на Ближнем Востоке и в Северной Африке именно в этом ключе.

Сама по себе модель демократии, предполагающая свободные выборы, честную и открытую политическую борьбу, равные условия для конкурирующих сил в донесении до граждан своих политических  программ, невозможность задействования административного ресурса правящей партией или группировкой в своих интересах и в ущерб политическому противнику и т.д., не только не вызывает отторжения, но является непреложным условием любой зрелой политико-правовой системы. Однако в американском понимании обязательным дополнением к такой модели является американский образ жизни, общество безудержного потребления с совсем не свойственной Востоку трактовкой «моральных ценностей» и свобод как, по сути, абсолютной вседозволенности. Нужен арабскому миру американский образ жизни, готов этот мир к нему, отвечает ли он вековым традициям народов Востока? Ответ будет скорее отрицательным, чем положительным. Но нужна ли самим американцам модель либеральной демократии на Ближнем Востоке и в Северной Африке и если нужна, то в каком виде - это тоже большой вопрос.

Принято считать, что в США существует исключительно сильная аналитика, представленная различными «мозговыми трестами», питающими своей продукцией верховные власти страны. Но так ли это, и не дает ли периодически сбои этот аналитический механизм? Создается впечатление, что сегодня американцы запрограммированно работают исключительно на разрушение ряда ключевых режимов арабского мира, не особо задумываясь о последствиях своей политики. Невольно на ум приходит аналогия с Афганистаном, который, во многом благодаря усилиям США, будучи ослепленным в свое время желанием максимально возможно навредить Советскому Союзу и создавший в этих целях движение радикальных исламистов, превратился в «черную дыру» современного мироустройства, причем наводить порядок там приходится самим же американцам, однако, как показывает ход событий, не слишком успешно. В таких странах, как Ливия и Сирия, - это прежде всего, но список ими не исчерпывается - в случае падения режимов к власти, помимо желания США, но фактически с их помощью, могут прийти радикальные исламисты, для которых каноны представительной демократии не более чем фантики в детской игре. Понимают ли это американские мыслители, или у Вашингтона в кармане припасен свой вариант ближневосточного пасьянса? Во всяком случае, многие мосты США уже сожгли, а это - ответственное решение, которое, если оно не подкреплено конкретным планом действий, очень напоминает блеф или расчет на русское «авось».

Перспективы стабилизации на Ближнем Востоке и в Северной Африке остаются крайне неопределенными. Даже в тех странах (Тунисе и Египте), где революции произошли первыми и увенчались достижением видимых искомых целей - свержением ненавистных авторитарных лидеров, ситуации далеки от полной нормализации и всполохи народного недовольства спорадически прорываются вновь и вновь. В целом ряде государств массовые протестные движения продолжают набирать силу и далеки от своего завершения. Пассионарный потенциал арабского общества остается исключительно высоким, и временные затухания выступлений возможны лишь в силу усталости протестующих.

Ситуация осложняется тем, что у повстанцев и их лидеров (если они реально существуют) нет четкого представления о модели общественного устройства, которая их могла бы удовлетворить. И это обстоятельство усиливает в нынешних революционных выступлениях ту их составляющую, которая приближает их к стихийному бунту. То, что над ликующей толпой в Бенгази после убийства натовской авиацией младшего сына и трех внуков Муамара Каддафи реяли американские флаги, не должно вводить в заблуждение: никто из этих людей не стал любить США больше, просто в тот день им было нужно показать, что они благодарны натовцам за эту грязную работу. И к американской демократии они едва ли прониклись бóльшим пиететом: как-то не верится, что эти люди будут убежденными и примерными демократами, если в их руках окажется власть.

События на Ближнем Востоке и в Северной Африке выявили одну весьма важную закономерность: на данном историческом этапе плодами успеха революционных по своей сути выступлений, вызванных, помимо прочего, а может быть и прежде всего, социально-экономическими причинами, но лишенных ясных и четких ориентиров, могут быть главным образом трансформации надстроечного уровня, не затрагивающие базис общества. Первопричины социальной несправедливости - реального генератора протестных настроений, по всей видимости, останутся нетронутыми, а это означает, что от повторения народных выступлений никто не застрахован.

Но это уже размышления о будущем. Никто пока не знает, чем и когда закончится нынешняя революционная волна и к каким реальным изменениям в обществе она приведет. Элемент неопределенности существенно усиливает возрастающее вмешательство в происходящие процессы извне, которое осуществляется по разным направлениям - и военным путем, и политически, и экономически. Не добавляют ясности и возможные последствия убийства американским спецназом в Пакистане лидера «Аль-Каиды» У. бен Ладена, воспринятого во всем мире с заметным облегчением. Эта успешная операция может иметь прямо противоположные побочные результаты применительно к процессам в арабском мире - от затухания революционной волны и начала стабилизации до дальнейшей радикализации определенной части повстанцев и резкого усиления в регионе антиамериканских и в целом антизападных настроений.