ENGLISHВАЖНЕЙШИЕ внешнеполитические документы Российской Федерации последнего времени - Концепция внешней политики 2008 года и Стратегия национальной безопасности 2009 года ставят во главу угла проведение открытой и предсказуемой политики в международных отношениях, отвечающей национальным интересам страны. Переход от блокового противостояния к принципам, характеризуемым масштабностью геополитических и исторических задач многовекторной дипломатии, ресурсный потенциал России и прагматичная политика его использования расширяют возможности по укреплению влияния страны на мировой арене. Все более заметную, определяющую роль начинает играть консенсусная, сетевая дипломатия, опирающаяся на гибкие формы участия в многосторонних структурах в целях коллективного поиска решений общих задач. Речь идет при этом о своего рода культуре мира - переводе на практические рельсы дипломатии всего того, что было наработано странами и народами на протяжении многовековой истории.
Меняющийся лик дипломатии
ДИПЛОМАТИЯ XXI ВЕКА, естественно, существенно отличается от дипломатии времен Талейрана и Бисмарка. В современных условиях особенно важно соизмерять политические цели и дипломатические усилия с критериями демократии, общечеловеческими ценностями. Между тем еще бывший министр иностранных дел и Президент Чехословакии Э.Бенеш (1884-1948 гг.), теоретические труды которого мало известны российскому читателю, уделял большое внимание различным аспектам соотношения внешней политики, дипломатии и демократии. Он ратовал, в частности, за открытые дискуссии в прессе и парламенте по международным вопросам, за упразднение "бюрократической практики" урегулирования спорных вопросов с помощью секретных соглашений. Сравнивая дипломатию с искусством, Бенеш требовал уважения и "чрезвычайного политеса" к дипломатам, предполагая, что и они будут соответствующим образом действовать в отношении страны своего пребывания. А зрелость дипломатии напрямую увязывалась при этом с ее откровенностью. Дипломатическая служба демократического государства, провозглашал политик, должна рассматривать в качестве своих основных постулатов честность, реализм, строгую легитимность и последовательно придерживаться их в практической деятельности.
Несмотря на критику "дипломатии телевидения и громкоговорителей", раздающуюся подчас из уст приверженцев "политического реализма", практические чиновники внешнеполитических ведомств многих стран стремятся в своей работе опираться на общественное мнение или, по крайней мере, учитывать его, особенно при работе над документами, рассчитанными на последующее опубликование, готовы порой признать за дипломатией определенную пропагандистскую функцию. Делается вывод, что традиционные методы дипломатии потеряли эффективность в условиях новой международной обстановки и ее настоящей чертой становится оказание влияния везде, где это представляется целесообразным. Разделяя даже сомнения относительно целесообразности ведения переговоров под "прожектором публичности", некоторые авторы утверждают, что быстрое развитие науки и техники, а также средств связи радикально изменили характер дипломатии и что было бы чрезвычайным упрощенчеством возлагать вину за обесценение дипломатического общения на "пороки" открытой дипломатии.
Вместе с тем открытость в дипломатии, разумеется, не означает разглашения информации, имеющей доверительный, конфиденциальный характер, или отказа от остающихся до времени втуне тех или иных планируемых акций. Однако открытость предполагает, думается, принципиальный отказ от "тайных пружин" сговоров одних государств против других, блокового противостояния, практики заключения разного рода подчас влияющих на судьбы мира "секретных протоколов". Огромное число встреч, бесед государственных деятелей и дипломатов по традиции ограничивается для печати стереотипным упоминанием о вопросах, "представляющих взаимный интерес". Существуют защищенные каналы связи, ведется закрытая переписка, средства массовой информации держатся на "голодном пайке" - и все ради того, чтобы уберечь намечающееся взаимопонимание от постороннего некомпетентного, а нередко недоброжелательного или корыстного вмешательства, не ставить под угрозу срыва подчас многолетние титанические усилия дипломатов, шаг за шагом вынашивавших путь к соглашению.
Дипломатия, как и политика, - искусство возможного, основанное на уступках, компромиссах, сближении точек зрения, своего рода синтезе идей и традиций, присущих сообществам, находящимся нередко на различных, а то и противоположных цивилизационных стадиях. На практике "новая дипломатия" предполагает рациональное сочетание закрытых переговоров с обнародованием их принципиальных промежуточных итогов и, само собой разумеется, конечного результата. В любом случае, при достижении соглашения и при провале усилий добиться его у общественности соответствующих стран, у членов парламентов, которым приходится ратифицировать международно-правовые документы, должна быть возможность составить объективное мнение о ходе переговоров, реальных позициях участников, об их заинтересованности или, напротив, незаинтересованности в достижении положительных результатов.
Устранение идеологического барьера, порождавшего во многом недоверие и враждебность, появление на месте прежней конфронтации новых вызовов и угроз стабильности, энергетическая и продовольственная безопасность, экологический кризис, международный терроризм и оргпреступность, региональные конфликты, сохраняющиеся проблемы сверхвооруженности и нераспространения вплотную подводят человечество к драматическому выбору между поисками объединенными усилиями путей устойчивого развития и самоуничтожением. Излишне доказывать, как резко возрастают в таких обстоятельствах роль и значение дипломатии, призванной привести в действие все свои рычаги и возможности, накопленный веками опыт, чтобы найти единственно разумный выход из критической ситуации, решить насущную задачу выживания в условиях глобализации.
Действовать при этом приходится крайне осторожно, по проверенному жизнью принципу "не навреди", вырабатывать стратегический курс и тактику предельно взвешенно, стараться "не хлопать дверью". И, конечно, отсекать крайности: от элементарного простодушия до безудержного лицемерия и коварства. Сказанное не исключает опоры в случае необходимости и, разумеется, в рамках международного права на экономические, а если потребуется, и военные рычаги. В этом смысле не стоит и сегодня полностью забывать о "железном кулаке силы под лайковой перчаткой". Словом, решение сложных, кажущихся порой непреодолимых задач в дипломатии - это всегда стремление к какому-то высшему, к сожалению, нередко ускользающему уровню совершенства (как по А.Ахматовой: "Никому, никому неизвестное, но от века желанное нам".). Инструментарий? Объективная, собранная по максимуму информация, ее тщательный, без спешки, анализ, выверенные выводы и рекомендации и их предельно четкая реализация. Ну и, конечно, "время и случай", стечение благоприятных факторов и возможностей, которые ни в коем случае не должны быть упущены.
Разумеется, условия для осуществления дипломатического сотрудничества постоянно меняются, что связано с развитием мировой инфраструктуры, транспорта и связи, бурным научно-техническим прогрессом, информационной проницаемостью государственных границ и другими обстоятельствами. Многие новые формы и методы работы активно берутся на вооружение. Однако стратегия и тактика переговорного процесса, психология и этика как необходимые инструменты дипломата не претерпевают существенных изменений, поскольку человеческая природа остается во многом неизменной, а взаимное уважение и доверие, "слово джентльмена", всегда будут необходимыми и надежными атрибутами достижения договоренностей, решения спорных вопросов, урегулирования конфликтов.
Можно подвергать сомнению известную максиму Р.Киплинга насчет "невозможности сойтись" Западу и Востоку или соглашаться с "певцом британского колониализма". Однако, как современный западный рационализм, так и традиционная восточная этика (по крайней мере, ее конфуцианская ветвь), предписывают, в сущности, одно и то же - избегать прямой конфронтации, не доводить дело до того, чтобы побежденный "потерял лицо", предстал униженным и оскорбленным. Готовность к компромиссу, стремление свести до минимума прямое соперничество - качества, которые должны быть вознаграждены, и при этом главной добродетелью обладает не тот, кто упорно стоит на своем (даже, возможно, будучи правым), а тот, кто проявляет гибкость и готовность к уступкам ради общего согласия. Отказ от войны как некогда вполне легитимного средства решения спорных вопросов, общая нацеленность на поиск развязок спорных проблем мирными способами постепенно делают сутью любой конкуренции поиск ответа не на вопрос "кому достанется пирог", а "как его разумно поделить".
Современная действительность вынуждает вместе с тем подчас по-новому взглянуть на подходы, тесно привязанные к имени Н.Макиавелли. Макиавеллизм с его "целью, оправдывающей средства", не только, думается, расхожий бранный штамп, синоним беспринципности и цинизма, но и знак профессионализма, креативности, признания конкретности истины, в том числе готовности вступить на путь зла, коль скоро речь шла о столь близкой сердцу великого флорентийца возрождающейся Италии. Во взглядах Макиавелли наиболее яркое выражение получила идеологическая парадигма, в основе которой лежал государственный интерес как высшее мерило внешней политики и дипломатии.
Есть и еще одна сторона проблемы, которую должен "держать в уме" дипломат, стоящий на страже "государевой чести". Ее в свое время образно выразил хорватский мыслитель Ю.Крижанич, творивший примерно в то же время, что и Н.Макиавелли: "С одной стороны, мы должны быть во всем просты, как голуби, - писал он, - то есть всему верить, на все надеяться, все допускать, все переносить, считать всех людей вернейшими братьями и т.п. С другой стороны, мы должны быть мудрыми, как змеи, не верить ни одному чужеземцу, не надеяться на них, не допускать к себе ни одного из них и не считать, что кто-нибудь из них может стать нам верным братом или быть нам полезным… Если же будут у нас дела с народами умнее нашего, тогда против их мудрости и хитрости, и силы мы должны выставить нашу великую осторожность и всяческую заботу и должны всегда считаться со временем: не дать перехитрить себя, а уметь пользоваться удобным временем". Не трудно видеть, что рецепты из эпохи Возрождения вполне могут быть востребованы и в наши дни.
Дипломат: грани профессии и личности
ПРОФЕССИЯ ДИПЛОМАТА, как известно, является одной из древнейших. И хотя в качестве относительно самостоятельного направления деятельности она напрямую связана с рождением национальных государств и развитием общения между ними, надобность в людях, выполнявших специальные поручения по налаживанию отношений, решению вопросов войны и мира, соблюдению ритуала при приеме иноземных гостей, существовала с незапамятных времен. Накоплен и многовековый опыт применения главного качества дипломата - умения убеждать. Именно оно (в отличие от навязывания воли силой оружия) является мастерством, искусством, способными подвести партнера к тому, чтобы он нашел понимание своей позиции и совместные усилия были направлены именно на поиск взаимоприемлемого решения.
Естественно, успешный исход переговоров в значительной мере обусловлен личностью дипломата, его опытом, интеллектом, компетентностью. Политическое чутье, умение анализировать текущие события, повседневная и кропотливая работа по обобщению информации о стране пребывания - все это входит в "набор" непременных свойств дипломата. Канцлер А.М.Горчаков, представляя в Государственный совет России в 1860 году проект преобразования Министерства иностранных дел, особо отмечал необходимость направлять в него "людей образованных, умственно развитых и способных". А академик Е.В.Тарле в опоре на обширный исторический опыт так определял качества "настоящего дипломата": "Он с величайшим достоинством представляет интересы своего государства в сношениях с иностранными державами; с непререкаемым авторитетом и безупречным знанием дела ведет с ними переговоры и заключает нужные его стране соглашения. При этом он умеет сохранять непоколебимое самообладание в наиболее острые моменты и строго блюсти государственную тайну".
Далеко не последнюю роль в оценке общественностью места и значения дипломатии играет образ самого носителя этого вида деятельности, восприятие его другими людьми. Оно весьма многогранно и складывается из того, как дипломат смотрит и действует, говорит и одевается, каковы его нравственные качества, какие окружение и компанию он предпочитает ("скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты") и т.п. Конечно, можно преобразить внешность, поведение и манеры, особенно с помощью современных опытных имиджмейкеров, но, если кто-то попытается полностью изменить свою личность, начнет говорить и делать вещи, которые для него явно неприемлемы и противоестественны, "белые нитки" из этого наспех сшитого кафтана очень скоро полезут наружу и имитатор потерпит фиаско. Ибо при всех внешних проявлениях граней имиджа он является в конечном счете отражением природы человека, его внутреннего "я".
Дипломатическая этика веками оправдывала практически все, что вело к реализации поставленных целей, к успеху, неважно какой ценой. И лишь XXI век, думается, по-настоящему открывает перед человечеством заманчивую перспективу попытаться соединить цель и средства идеей приоритета и превосходства нравственных критериев перед узкоэгоистическими соображениями выгоды, показать бесперспективность и аморальность применения силы, особенно в одностороннем порядке и без одобрения международного сообщества.
Для характеристики личности дипломата, естественно, немалое значение имеют такие общепризнанные категории, как "добро и зло", "справедливость", "долг", "ответственность", "достоинство и честь". Они в значительной степени приложимы к его практической деятельности, органически включаются в совокупность правил поведения и во многом предопределяют основу понятия дипломатической ("корпоративной") этики. В руководствах специалистов по переговорному процессу далеко не редкость употребление применительно к его участникам таких терминов, как "методы борьбы", "разжигание конфликта", "раздробление сил и средств противника" и др. Подобные рекомендации не могут восприниматься однозначно. Конечно, дипломатические контакты не всегда проходят в "белых одеждах", однако, и находясь подчас в процессе общения на "грани фола", надо делать все возможное, чтобы не преступить ее, не скатиться до уровня неприемлемых действий, которые могут в конечном счете "поставить крест" на деловой репутации, а значит, и профессиональной карьере. Подобные концепции, априори рассматривающие переговоры как конфликт противоборствующих сторон и исходящие из того, что в нем "все средства хороши", должны быть, на наш взгляд, решительно отвергнуты в современных условиях как не дающие возможности всерьез говорить ни об этике, ни, по сути дела, о здравом смысле.
Увы, иногда, в условиях нравственного конфликта, приходится идти по пути выбора, когда соблюдение одних этических норм (совесть, справедливость) приходит в столкновение с другими (долг, ответственность). И предпочтение, по понятным причинам, - защита национальных интересов, выполнение государственных обязательств - отдается последним. Однако и в подобных непростых ситуациях, думается, надо делать все необходимое, чтобы, по возможности, с честью выйти из них, "сохранить лицо". Далеко не последнюю роль при этом играют разного рода дипломатические тонкости, вполне допустимая система недомолвок и "вторых смыслов", позволяющие даже непримиримым оппонентам находить общие подходы. Разумеется, речь идет о серьезной, зрелой дипломатии, выступающей важнейшим звеном государственного механизма, исповедующей подлинные ценности и политическую культуру. Такая дипломатия напрочь исключает "игры" разного рода карьеристов и выскочек, интересы которых не простираются дальше очередных назначений, наград и "скольжения по паркету" в начальственных кабинетах и на дипломатических раутах.
В сентябре 1923 года в связи с Лозаннской конференцией по проблемам Черного моря Г.В.Чичерин ясно изложил свой подход к дипломатии: "Дипломатия должна заключаться не в том, чтобы любезно отвечать на любезные авансы, спускать с лестницы при отсутствии любезных авансов и неподвижно сидеть на стуле, если другая сторона неподвижна. Дипломатия должна пускать в ход миллионы всяких средств, но идти вперед, а не топтаться на месте, действовать активно, а не только реагировать на то, что делает другая сторона. Дипломатия не должна исходить из того, что все будут бросаться в наши объятия. Дипломатия должна активно подготовлять стремление других сближаться с нами". Не трудно видеть, сколь актуальны эти слова в наши дни.
Азбука дипломатии - это не сумма истин, на которых основываются формы общения между государствами, не кубики с готовыми формулами, из которых складывается сложная мозаика дипломатических документов. Одаренность дипломата проявляется в выдвижении перед Министерством иностранных дел, правительством соображений и предложений, содействующих упрочению международных позиций государства, вскрытию в этих целях еще не использовавшихся резервов… Наконец, личные качества ума и характера, а также стиль общения дополняют положительные деловые качества дипломата или, напротив, ослабляют их. Можно, думается, утверждать, что хороший дипломат в нравственном отношении эквивалентен порядочному человеку.
Нередко этические вопросы тесно соседствуют, буквально переплетаются с нормами этикета. Вежливость, к примеру, априори предполагает необходимые организационно-протокольные условия поддержания контактов, проведения встреч, бесед и переговоров. В то же время вежливость, по А.Шопенгауэру - "это благоразумие… задача трудная в том отношении, что приходится выказывать величайшее почтение ко всем людям, из коих большинство этого не заслуживает… Как воск, твердый и ломкий по природе, становится в тепле столь мягким, что способен принять любую форму, так и самых угрюмых, сердитых людей можно посредством вежливости и любезности сделать сговорчивыми и веселыми".
Один из мэтров международного права А.Фердросс рассматривал мораль и право как "звенья нравственного мирового порядка". При этом, отмечал ученый, мораль охватывает те нормы, которые обязывают людей как "нравственных личностей", в то время как право регулирует поведение людей как "существ социальных". Понятно, что дипломат, как, впрочем, и любое другое лицо, находящееся на государственной службе, выступает в двух упомянутых ипостасях. И если дипломатическая сфера (выполнение функциональных обязанностей, привилегии и иммунитеты и т.п.) достаточно четко урегулирована современным международным правом, то поведение дипломата как "нравственной личности" предопределяется доминирующей в обществе моралью, а также его личными качествами, нравственным стрежнем, который обнаруживается далеко не всегда и не у всех.
Важнейшим условием успешной деятельности российских дипломатов является, на наш взгляд, следование нормам нравственности, коренящимся в глубинных основах религиозных устоев народов страны. В одном из своих интервью Патриарх Московский и всея Руси Кирилл (на тот момент Местоблюститель Патриаршего престола) приводит слова апостола Павла, как нельзя лучше характеризующие миротворческое служение Церкви, и которые, надо полагать, можно рассматривать как одну из составляющих христианских основ дипломатии: "…пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми". Многовековые традиции Святой Руси, православия призваны оказывать исключительно благотворное влияние на российскую дипломатию, углубляя и развивая в ней приверженность миру, твердое следование идеалам справедливости и добра, помощь терпящим бедствие странам и народам, заботу о живущих за границей соотечественниках.
Особого внимания заслуживает упоминание о миссии посла как высшего полномочного представителя государства за рубежом. Еще по законам Ману (первое тысячелетие до н.э.), ориентировавшимся на постулат древнеиндийской философии о совершенном человеке-мудреце, дипломатическое искусство заключалось в умении предотвращать войну и укреплять мир. "Мир и его противоположность (война) зависят от послов, ибо только они создают и ссорят союзников, - гласило одно из положений этого учения. - В их власти находятся те дела, из-за которых происходят между царями мир или война" .
Послам многое дано, но и спрос повышенный, что осознавалось во все времена. "Человеку, который не блещет умом, лучше работать в своей стране, где его ошибки могут быть нейтрализованы, в то время как промахи, допущенные за границей, часто неисправимы", - не без оснований утверждал Ф.Кальер. И приводил такой пример: герцог Тосканский однажды поделился своим негодованием с венецианским послом, едущим через Флоренцию в Рим, в связи с тем что Венеция прислала к нему в качестве своего представителя человека дурного поведения и безрассудного. "Я сему не удивляюсь, - сказал посол, - потому что у нас дураков в Венеции много". - "И у нас есть во Флоренции дураки, - отвечал герцог, - но мы их не посылаем в чужие государства для отправления там наших дел".
Посол в своей работе опирается на указания центра, однако он далеко не технический исполнитель. Инициатива, изобретательность, умение "протоптать тропинку" к руководству страны пребывания, установить с ним доверительные отношения - вот далеко не полный перечень набора элементов неформального, по-настоящему творческого подхода к делу. Дипломатическая история Советского Союза и современной России богата яркими примерами подобного рода. Выдающийся советский дипломат А.Ф.Добрынин (посол в Вашингтоне в 1962-1986 гг., при шести президентах США), например, повествует в своей книге, как он обеспечивал конфиденциальный канал связи между Белым домом и Кремлем. При этом всегда видел свою задачу в правильном и объективном "переводе" непростого диалога между руководством двух стран, в поддержании позитивных сторон советско-американских отношений, стараясь не сбиваться на эмоции из-за тех или иных негативных событий, которых в те годы было немало. И конечно же, исключалось использование этого канала для дезинформации, хотя "дипломатическая игра" и присутствовала.
Нередко послы грешат тем, что Г.Никольсон называл "моральной неточностью". Она может проявляться в воздержании от прогнозов развития событий (с целью избежать риска), утрате чувства меры в естественном стремлении поддерживать хорошие, подчас дружеские отношения с властями страны пребывания, в соблазне представить сообщения своего правительства в сильно смягченном виде, а собственную информацию, в угоду тщеславию, напротив, заметно приукрасить. В последних случаях речь, очевидно, должна идти не столько о моральной нечистоплотности, сколько о прямом нарушении лояльности. История знает немало случаев "лестничной мудрости" дипломата, когда, спускаясь по лестнице здания, где состоялась беседа, он мысленно взвешивает основные свои достижения и фиксирует в памяти выгодные для него моменты. Однако смягчение сути передаваемых сведений, придание им розовых тонов в угоду начальству могут быть весьма опасны для межгосударственных отношений, судьбы проектов соглашений.
Точность, своевременность и полнота информации, поступающей из зарубежных представительств, - это, по сути дела, кровеносная система, обеспечивающая нормальное функционирование, да и саму жизнедеятельность всего внешнеполитического механизма. Любые препоны на пути этого животворного тока - прямая угроза рациональности принимаемых решений, в результате чего мотор выработки политики начинает давать сбои и грозит выйти из строя. Весьма образно писал в свое время о рассматриваемой ситуации Ж.Камбон: "Посол следует инструкциям правительства, но в то же время информирует, дает разъяснения, предостерегает, а иногда должен сдерживать его. Независимость суждений не должна, конечно, доходить у него до нарушения дисциплины, но министр, которому такая независимость портит настроение, обнаруживает не больше здравого смысла, чем человек, выкалывающий себе глаза перед тем, как пуститься в путь. С другой стороны, посол, который не осмеливается быть чем-то иным, кроме как почтовым ящиком, представляет опасность для своего правительства".
Итак, лгать или не лгать? Этот почти "гамлетовский вопрос" нередко возникает перед участниками дипломатического общения. Известные исторические образы воспринимаются подчас далеко неоднозначно. В самом деле, как можно с нынешних позиций оценить такую сентенцию, по сути дела, кредо работы посла, сформулированное французским политическим философом XVII века Ж.Лабрюйером: "Все его замыслы, нравственные правила (выделено нами. - Э.К.), политические хитрости служат одной задаче - не даться в обман самому и обмануть других". А выдающегося для своего времени дипломата Талейрана называли вместе с тем не просто лжецом, но "отцом лжи". "Грязь в шелковых чулках", "воплощенная ложь, живое клятвопреступление, нераскаянный Иуда" - такими эпитетами и метафорами наделили этот столп мировой дипломатии современники.
Разумеется, обман, сознательное искажение фактов безнравственны и несовместимы со статусом современного дипломата, а с позиций результативности представляют немалую опасность для судьбы любых переговоров, так как будучи обнаруженными подрывают доверие ко всему, что говорилось. Естественные в таких случаях дискуссия, полемика ни в коем случае не должны превращаться в своего рода "бои без правил". А участники переговорного процесса обязаны уважать честь и достоинство своих оппонентов, учитывать (если, разумеется, переговоры не носят сугубо закрытого характера) реакцию общественного мнения.
Вместе с тем сокрытие мыслей, а то и откровенный обман, хотим мы или нет, являются неотъемлемой частью жизни. Они нужны подчас и во благо, с целью избежать или смягчить конфликтную ситуацию, наконец, просто как проявление вежливости, этикета. Обман может быть средством защиты и реализации интересов, выполнения служебного долга, причем амплитуда применяемых в этих целях методов весьма широка - от элементарной хитрости и лицемерия до утонченных приемов лести и светской обходительности. "Доброжелательный" обман нередко совместим с совестью и справедливостью, то есть вполне укладывается в традиционные представления о нравственности. Напротив, отказ от такой линии поведения при определенных обстоятельствах может оцениваться как проявление бестактности, невоспитанности. Словом, как у А.С.Пушкина, "тьмы низких истин нам дороже все возвышающий обман".
Характерно, что и Церковь, в принципе, не исключает обмана, порой облегчающего общение между людьми и снимающего возможные трения. Известный богослов, профессор Московской духовной академии А.Кураев, например, исходит из того, что в отдельных случаях (прежде всего с целью избежать конфликта) ложь будет исполнением Христовой заповеди "Блаженные миротворцы". В целом, считает он, человеку в любой ситуации должны быть присущи внутренние такт и культура для понимания того, когда по совести можно отойти от ясного и общеизвестного этического канона.
К Хартии дипломатической этики?
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО регламентирует многие аспекты деятельности дипломатических и консульских представительств, специальных миссий, уделяя особое внимание их целям и задачам, основным функциям и правам, привилегиям и иммунитетам. Складываясь веками в качестве обычая, соответствующие положения нашли во второй половине XX века четкое договорно-правовое оформление (Венские конвенции 1961, 1963 и 1969 гг.) и представляют собой сегодня, пожалуй, наиболее обстоятельно кодифицированную отрасль международного права - право внешних сношений. В виде обыкновений, многократно подтверждаемых международной практикой, действуют формы дипломатического протокола и этикета. Не столь уж необычной представляется в этой связи и постановка вопроса о международно-правовом закреплении в той или иной форме этических норм поведения дипломатических работников. Возможно ли, да и нужно ли это?
С одной стороны, нравственные нормы тем и отличаются от правовых, что не требуют официального закрепления, а их соблюдение обеспечивается силой авторитета, традициями, привычками, общественной реакцией на возможные нарушения. С другой же стороны, известно немало примеров из мировой практики, когда предпринимались попытки упорядочить, привести в определенную систему совокупность суждений о нормах поведения представителей тех или иных профессий, разработать своего рода хартии или кодексы корпоративной этики. В такого рода документах содержатся подчас нормы, нарушение которых граничит, по сути дела, с должностными преступлениями и при определенных обстоятельствах могут стать основанием для привлечения допустившего такие нарушения лица к уголовной или административной ответственности. Но в то же время они определяют и рамки поведения, выход за которые не связан с юридической ответственностью, но заведомо предполагает реакцию неприятия со стороны большей части общества и, соответственно, утраты его доверия.
В силу воздействия, оказываемого СМИ на жизнь любого общества, в этой сфере уделяется немалое внимание закреплению этических норм как на национальном, так и на международном уровнях. Определенный интерес, в частности, представляет Декларация принципов поведения журналистов, утвержденная Международной федерацией журналистов еще в 1954 году. Требования декларации реализуются за счет профессиональной этики, своего рода консенсуса "пишущей братии" в отношении того, что допустимо, а что - нет. В нашей стране в 1994 году был принят кодекс профессиональной этики российского журналиста, вбирающий в себя основные нравственные постулаты. Общественная палата предлагает создать Хартию журналистов - некий свод морально-этических норм, призванный помочь решать спорные вопросы между журналистами и властью, урегулировать конфликты внутри самого медийного сообщества.
Большое значение институту "репутации в профессии" придается в сообществе правоведов, деятельность которого напрямую связана с судьбами людей. В разного рода зарубежных наставлениях по профессиональной (юридической) и судебной, в частности, этике, наряду с регулированием общепринятых во всем цивилизованном мире антикоррупционных мер (гонорары, подарки и т.п.) содержатся и не вполне привычные. Это и запрет использования своего влияния и престижа в политических целях, и такие предъявляемые к кандидату на занимаемую должность требования, как усердие, настойчивость в достижении цели, объективность, вежливость и цивилизованность. В кодексе профессиональной этики адвоката, принятом первым Всероссийским съездом адвокатов 31 января 2003 года, особо подчеркивается необходимость при всех обстоятельствах сохранять честь и достоинство, присущие профессии; разумно, доброжелательно, квалифицированно, принципиально и своевременно исполнять свои обязанности; не допускать фамильярных отношений с доверителем; не употреблять выражений, умаляющих достоинство или деловую репутацию коллег по профессии.
Особое внимание во всем мире уделяется нравственным началам в работе государственных учреждений. Соответствующие вопросы постоянно находятся в поле зрения Конгресса США, где традиционным является (правда, нередко на словах) принцип - "хороший законодатель нравственно эквивалентен порядочному человеку". В качестве основных целей провозглашаются осмотрительность, независимость и объективность в принятии решений, справедливость в отношениях к своим коллегам, запрет на использование непарламентских выражений, в целом условия "честной игры" при отправлении властных функций. В утвержденном Конгрессом Кодексе этики правительственной службы особо подчеркиваются требования преданности высшим моральным принципам - работать весь трудовой день за дневную оплату, стараться находить и применять наиболее эффективные и экономичные способы решения поставленных задач и др.
Не первый год Государственная Дума Федерального Собрания РФ разрабатывает как Кодекс депутатской этики, так и Нормы поведения госслужащих, в основу которых положен Модельный этический кодекс госслужащего, подготовленный в Академии госслужбы при Президенте России. Помимо требований противодействовать коррупции, положения документа обязывают государственных и муниципальных служащих проявлять уважение к личности, руководствоваться в своей деятельности принципами законности, а также весьма широко понимаемой "лояльности". Придавая большую значимость вопросам нравственности в поведении госслужащих, Федеральная программа "Реформирование и развитие системы государственной службы Российской Федерации (2009-2013 гг.)" в качестве ожидаемых результатов особо указала на разработку норм служебной профессиональной этики и правил поведения государственных служащих, а также механизмов, обеспечивающих их соблюдение.
Иногда борьба за этику отношений принимает на практике наивные, вызывающие подчас улыбку формы. Два года назад в достаточно разумном документе - Регламенте заседаний Комитета постоянных представителей в Евросоюзе - появилось правило: "Господа постоянные представители в ходе заседаний могут спокойно спать. При условии, что храпеть они не будут, а их заместители в это время бодрствуют". Злые языки в Брюсселе этот шедевр сразу же назвали "десятой заповедью В.Шонфельдера - в честь тогдашнего представителя председательствовавшей в ЕС Германии.
В свете изложенного возникает вопрос: как обстоят дела с нравственно-этической стороной деятельности дипломатов, отличающейся немалой спецификой по сравнению с другими госслужащами? Разумеется, каждый дипломат в своей практической работе исходит из всем понятных, общечеловеческих принципов нравственности. Вместе с тем, надо полагать, вполне правомерно поставить вопрос и о ее специфических проявлениях применительно к этому виду деятельности - дипломатической деонтологии (от греческого deon: нужное, должное), то есть совокупности этических норм и принципов профессионального поведения (должного и запретного) сотрудников внешнеполитических ведомств, подобных тому, как существует более привычное понятие медицинской деонтологии, присущее представителям таких направлений, как педиатрия, урология, психиатрия и ряд других.
В царской России одной из первых обязанностей чиновника, поступившего на службу в МИД, было "клятвенное обещание" - присяга, принимавшаяся в министерской церкви, перед иконой благоверного князя Александра Невского. В МИД в 1913 году был учрежден суд чести, который, подобно аналогичным судам в армии, разбирал проступки чиновников, "несовместимые с понятием о чести, служебном достоинстве, нравственности и благородстве". Сам факт появления такого суда свидетельствовал о формировании новой этики дипломата, идущей на смену традиционным дворянским ценностям. Канцлер А.М.Горчаков, министры иностранных дел А.П.Извольский, С.Д.Сазонов, другие выдающиеся российские дипломаты многое сделали, чтобы внешняя политика России отвечала историческому предназначению страны, ее национальным интересам, была на гребне волны патриотического и профессионального подъема. И в первые годы советской власти Г.В.Чичерин, развивая традиции державности, придавал решающее значение проблемам ответственности в деятельности сотрудников МИД, требовал, в частности, исходить из того, что российский посол представляет великое государство и не должен выступать в роли жалкого просителя.
До каких пределов может простираться критика дипломатом тех или иных внешнеполитических шагов своей страны, идущих вразрез с его собственным мнением? В соответствии с действующим законом "О государственной гражданской службе РФ", служащий (в том числе, разумеется, и дипломат) не вправе допускать публичные высказывания, суждения и оценки в отношении деятельности госорганов и их руководителей, что вполне вписывается и в рамки "корпоративной" этики. Вместе с тем, как ни парадоксально, нет правового запрета на выступления общего плана, способные нанести ущерб престижу, достоинству России. В печати вносились предложения законодательно запретить госслужащим выражать дискредитирующие государство мнения, оставив при этом возможность для "конструктивной критики". Конечно, не вполне ясно, кто должен определять степень конструктивности критики и какова может быть кара за подобного рода высказывания, но рациональное зерно в предложении о формировании "некоего морального кодекса госслужащего", несомненно, имеется.
Конечно, в жизни посла могут возникать ситуации, когда он не согласен с политической линией правительства, получаемыми указаниями, а их ему надлежит исполнять неукоснительно. Это чаще всего бывает на крутых поворотах истории: в ходе революционных перемен (смена строя и т.д.) или при других ощутимых потрясениях в той или иной стране. Показательно, что при заведомо враждебном отношении к советской власти многие российские дипломаты своим поведением продемонстрировали, что патриотические ценности, исторические национальные интересы России для них выше сословных и идеологических пристрастий и антипатий. "Я принадлежу к числу тех соотечественников, - писал бывший посланник в Лондоне Е.В.Саблин, - которые полагают, что целость России выше всего и что, как бы ни было страшно за всех тех, которые там, во имя высших интересов государства Российского, на службе которого я находился по дипломатическому ведомству, следует предпочитать власть Сталина всяким другим экспериментам над нашим Отечеством. А с господами сепаратистами надо бороться".
Вплотную с похожей проблемой столкнулись советские дипломаты в августе 1991 года. Для многих из тех, кто четко, "один к одному", выполнил указания, это закончилось вынужденным уходом с дипслужбы после "смены караула", а, например, для Д.Панкина, отринувшего позицию центра, - скоропалительным взлетом от посла в Праге до министра иностранных дел. "Дипломат на то и дипломат, - совершенно справедливо считал, на наш взгляд, О.А.Трояновский, - чтобы защищать позицию своей страны, даже когда у него появляются сомнения в ее правильности". Во всем цивилизованном мире действует неписанная этическая норма: "se soumettre ou se demettre" ("подчиниться или подать в отставку"). У американцев есть нечто вроде афоризма: "Я за свою страну - права она или нет". А в дипломатической службе такой подход нашел и юридическое закрепление в соответствующей инструкции Госдепа, которая, в частности, гласит: "Выполняйте принятое центром решение, даже если с ним не согласны". Может быть, и нам стоило бы взять эту четкую формулировку на вооружение.
В настоящее время в МИД России действует утвержденный министром в 2007 году Служебный распорядок, которым очерчены рамки поведения дипломата, ориентирующие его, в частности, на неукоснительное соблюдение обычаев и законов страны пребывания, а также общепринятых норм поведения и морали. Ввиду большой специфики внешнеполитической деятельности, напрямую связанной с отстаиванием, подчас в упорной идейной и интеллектуальной борьбе, государственных интересов, можно было бы подумать, на наш взгляд, о принесении присяги или иной символической акции (своего рода "клятвы Гиппократа"), в которых вступающий на дипломатическое поприще человек заверял бы главу государства в верности служебному долгу, отстаивании интересов страны, защите ее чести и достоинства, своей приверженности Конституции и законам России. Такие акции могли бы проходить в торжественной обстановке, скажем, в День дипломатического работника, по завершении стажировки (испытательного срока) молодых сотрудников.
Заслуживает рассмотрения, как представляется, и вопрос о некоем международном акте необязывающего характера - декларации, хартии, манифесте и т.п., принятом под эгидой ООН в виде резолюции Генассамблеи. Положения документа фиксировали бы общие для дипломатов всех стран этические нормы, предусматривающие, в частности, обязательство быть преданным международному праву, высшим моральным ценностям, регламентацию вознаграждения (помимо государственного жалованья) и ставок авторских гонораров, запрет на недружественные и тем более оскорбительные выступления (устные и письменные) в адрес зарубежных коллег, других стран и их руководителей; строго целевое использование средств, выделяемых на "расходы по должности"; пользование "почтовой привилегией" и т.п. Такого рода моральные ограничители стали бы дополнительной гарантией неукоснительного и точного исполнения известных международных конвенций, регламентирующих дипломатические сношения.
Особое положение в нашем неспокойном мире имела бы выработка основанного на морально-этических ценностях единого подхода дипломатического сообщества к реализации таких общепризнанных принципов международного права, как поддержание мира и международной безопасности, уважение суверенитета и территориальной целостности государств, прав человека, самоопределения наций и народов, неприменение силы или угрозы силой, невмешательства во внутренние дела, бережного отношения к природе, свободы судоходства в открытом море и др. Действующие и сегодня как императивные нормы, нарушение которых влечет за собой международно-правовую ответственность, соответствующие положения дополнялись бы обязательствами морально-политического порядка, что придало бы им дополнительную силу.
"Сама неустойчивость международной архитектуры в данный момент создает уникальные возможности для нестандартной дипломатии, - отмечал Г.Киссинджер, - всем государствам придется пересмотреть свои приоритеты, и, если в результате сформируется система совместимых приоритетов, возникнет новый международный порядок. Если же компромисса между приоритетами найти не удастся, сообщество расколется". В таких условиях неизмеримо возрастает значение как строгого соблюдения норм международного права, так и этических и духовных начал взаимодействия государств и народов, на что обращал внимание еще И.Кант в трактате "К вечному миру". Причем, будучи уверенным, что мир не исчерпывается земным пространством, и считая разработанные им законы морали применимыми для всех разумных существ, он пытался связать "звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас". Как знать, быть может, в эпоху ракетно-космических технологий именно нравственному императиву великого философа суждено стать заветным ключом, открывающим человечеству путь к миру без оружия и войн, согласию, справедливости и подлинной свободе.
