ENGLISHДорогие друзья, если до вас донесся слух, что Атлантический океан вышел из берегов, или что статую Свободы перенесли в штат Техас, или что жители Нью-Йорка в панике покидают город, – не пугайтесь. Просто мы с Володюшкой были в Америке, но всего лишь месяц!
НАША ИСТОРИЯ началась с полета. Как это обычно бывает: мы идем, провожающие машут вслед, потом подходим к нужному выходу и ждем еще час начало посадки. Являются служащие, отбирают воду, еще раз проверяют… И наконец запускают в самолет.
– Володь, ты не боишься лететь?
– Да нет… А что бояться? Я посмотрел, вроде пилоты нормальные, им можно доверять!
Началось все действительно как обычно, а поездка нам предстояла весьма необычная…
Скромный портрет героя
ВОЛОДЯ, он же Володюшка, а дальше и Vladimir Ivanov – это 14-летний веселый и бойкий мальчик. Он – сирота.
Сразу по Володе и не заметно, но у него врожденный порок сердца, и в Америку он летит на операцию.
Получилось это так: в США есть благотворительная организация «Русский дар жизни», созданная американцами русского происхождения для помощи российским детям с врожденным пороком сердца. Эта организация сотрудничает с несколькими российскими городами, и в первую очередь с Москвой, Научно-исследовательским центром сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева, в котором наблюдался Володя. Володю как сироту выбрали из бакулевского списка детей на операцию в США.
Благотворительно делается не только операция – «Дар жизни» оплачивает и перелет, и житье-бытье в дальних краях самого Володи и сопровождающего лица.
Из ближайших родственников у Володюшки только младшая сестренка Анюта и бабушка. Поэтому в Америку он летит со мной, а я ему вроде приемной сестры.
Володя не раз уверял меня, что уже совсем взрослый и может везде расписываться за себя сам: дело стало только за паспортом, который он не успел получить, потому что 14-летие пришлось на самый канун отъезда. Но у меня есть бумага, свидетельствующая о моей ответственности за жизнь и здоровье Владимира Иванова и что я могу принимать решения, касающиеся его персоны.
Встреча
ПЕРЕЛЕТ НА САМОЛЕТЕ – дело небезопасное, но в нашем случае все прошло благополучно. В аэропорту волонтеры «Дара жизни» Петр и Фаина встретили нас у паспортного контроля. Так приятно попасть сразу в заботливые руки, мне даже не пришлось трудиться с разъяснениями, кто мы и зачем прилетели. Тем более я по-английски не очень объясняюсь…
Лишь одно обстоятельство не то что бы расстроило, но повергло в некоторое замешательство: в Москве в багаж мы сдавали две сумки, а в Нью-Йорк прилетела только одна. Причем именно с Володиными вещами. Зато я впервые почувствовала себя совершенно свободным человеком, без груза прошлого.
Сначала я подумала, что Петр и Фаина родственники (я уж буду на американский манер, запросто, без чинов, по именам). Подумала так, глядя на слаженность их действий и взаимное доверие, но их объединило родство другого рода – общая работа в «Даре жизни». Они, например, всегда встречают приезжающих детей в аэропорту. Не самое интересное занятие: нашему самолету, например, целый час не могли найти свободный выход для высадки пассажиров, а потом мы еще час тщетно искали мою сумку.
И вот наконец мы на улице, мы в Америке. Влажный воздух носит над городом аромат океана…
Когда мы подъехали к гостинице, на скамеечке нас встретил с распростертыми объятиями старый, добрый, несколько бледноватый, но неизменно рыжий… клоун Макдональд. Признаюсь, неожиданная встреча. Оказывается, гостиница, в которой мы будем жить, называется «Дом Рональда Макдональда», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот его и охраняет пластмассовый клоун. Этот дом предназначен специально для детей и родителей, приехавших на обследование в медицинский центр Лонг-Айленда. Сама больница буквально в двух шагах от «Дома».
Именно здесь мы с Володей проведем наш американский месяц.
В Макдональд-хаусе (так будем называть наше пристанище) уже ждала Нина, тоже волонтер «Дара жизни».
– Мне 73 года, – с улыбкой говорит она нам, – и ничего, многое успеваю и постоянно в движении! И, между прочим, вхожу в совет директоров «Русского дара жизни»!
Внутри Макдональд-хаус оказался очень благоустроенным, с удобными номерами, игровыми комнатами, светлой, просторной столовой-кухней. Нина рассказала нам, что убирать свою комнату, стирать и готовить мы будем сами, все для этого приспособлено. По вечерам для всех постояльцев готовится только ужин.
Получив все необходимые инструкции, мы с Володюшкой остаемся одни в нашем номере и отходим на покой после длинного 32-часового дня.
На следующий же день после приезда был назначен первый осмотр Володи в больнице, на который в качестве представителя «Дара жизни» и переводчика с нами пошла Нина. Оформили все бумаги, сделали необходимые анализы, выяснилось, что операция будет проходить на открытом сердце. И был примерно назначен день самой операции.
А вечером из аэропорта мне доставили застрявшую в пути сумку с вещами. Все было в целости и сохранности. Эх, рухнули мои надежды полностью обзавестись новым гардеробом…
Воскресный день, праздник преподобного Серафима Саровского
ВОЛОНТЕРЫ «Дара жизни», конечно, опекали нас с Володей в течение всего месяца: то одни, то другие ходили с нами в больницу или возили нас куда-нибудь. В воскресенье Ирина повезла нас в храм Казанской иконы Божией Матери, принадлежащий Американской православной церкви. Приход этой церкви сотрудничает с «Русским даром жизни» и во многом устроил и материально обеспечил наш с Володей приезд на операцию.
Этот храм находится в пригороде Нью-Йорка, в местечке под названием Си-Клиф – старинном пристанище русской эмиграции. Среди зелени, на тихой улице проглядывает голубой куполок – вот мы и на месте!
До службы еще час, мы с Володей идем поздороваться с настоятелем, отцом Леонидом. Батюшка, к сожалению, не служит в этот день из-за боли в ноге, но встречает нас очень ласково, спрашивает, как доехали, как устроились в гостинице.
– Мы все очень молимся и переживаем за тебя, Володя! – говорит отец Леонид. – Так получилось, что наш приход собрал деньги на твой приезд. У нас на приходе есть такая традиция, жертвовать деньги «Дару жизни» в честь какого-либо события. В этом году в моей семье мы отметили три радостных события: 40-летие нашей с матушкой супружеской жизни, 40-летие моей хиротонии* (*Хиротония (греч. - χειροτονία) – возложение рук на возводимого в священный сан правильно избранного ставленника (рукоположение), возведение в одну из трех степеней священства: в дьяконы, священники или епископы.) в дьяконы и в священники и крещение младшего внука. Я заранее объявил, что мы с матушкой не хотим подарков, а хотим собрать деньги на лечение мальчика из России.
Так была собрана необходимая для нашего с Володей приезда сумма.
И таких примеров сбора денег очень много, хотя есть и большие пожертвования от организаций и частных лиц.
Международная благотворительная организация «Дар жизни» существует уже давно. В 1989 году по программе этой организации приехали два русских ребенка. В поисках переводчика обратились в Казанский храм Американской православной церкви и Покровский храм РПЦЗ. Многие прихожане с радостью помогли приехавшим русским деткам, а потом решили создать отдельный сектор – «Русский дар жизни», который теперь превратился в большую организацию.
Заходим в храм: в полумраке зажигают свечи, собираются прихожане, раскланиваются, прикладываются к иконам. Володюшка просится алтарничать*(*Алтарь – восточная возвышенная часть христианского храма, в православной церкви отделенная от общего помещения иконостасом. Алтарничать – помогать священнослужителям при совершении богослужения в алтаре.), как он это делает дома, в России. Отец Джон, второй священник, разрешает, радостный Володя бежит одевать стихарь* (*Стихарь – длинная, с широкими рукавами одежда для богослужения у дьяконов и дьячков (алтарников), а также нижнее облачение у священников, архиереев (С.И.Ожегов и Н.Ю.Шведова. Толковый словарь русского языка. М.: Азъ, 1992).).
Своим чередом совершается служба* (*Служба – богослужение в православном храме. В данном случае – Божественная литургия. Божественная литургия (греч. – всенародное дело) – главное христианское богослужение, во время которого совершается таинство причащения; сопровождается песнопениями, чтением молитв и священных книг.): половина – на русском, половина – на английском языках.
В конце, после проповеди, отец Джон представляет Володю прихожанам и говорит, что совсем скоро операция, просит всеобщих молитв.
Все рады Володиному приезду, ободряют нас, ведут обедать. Сам Володя, конечно, волнуется, но старается не подавать виду и держится самостоятельно.
По соседству с Казанским храмом в Си-Клифе есть храм преподобного Серафима Саровского РПЦЗ, в котором сегодня престольный праздник* (*Престольный праздник – церковный праздник или день памяти святого, имя которого присвоено церкви в день освящения.). В нем совершается особенно торжественная служба: приехал митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Иларион, первоиерарх Русской зарубежной православной церкви. И привезена Курская Коренная икона Божией Матери*.(*Коренно-Курская икона Знамения Божией Матери. Обретена (найдена) 8 сентября 1295 г. недалеко от города Курска лежащей на корне дерева. Отсюда название – Курская Коренная. По написанию – это икона «Знамение», иконографический тип – «Оранта»: Богородица с молитвенно поднятыми руками и изображением Божественного младенца на груди.)
Я много слышала об этой иконе – «Одигитрии русского рассеяния». Икона была обретена в XIII веке недалеко от города Курска. Ее нашел в лесу один охотник лежащей на корне дерева, отсюда и пошло название: Курская Коренная икона Знамения Божией Матери. На месте обретения иконы был устроен монастырь – Коренная пустынь, сохранившийся до наших дней. От иконы Курской Коренной совершалось множество чудес, этой иконой не раз благословляли русское войско.
В 1919 году икону вывезли за границу, чтобы спасти от поругания. Сейчас она находится в Знаменском соборе Нью-Йорка. Точнее, там икона находится очень редко: почти всегда в пути по своей обширной зарубежной епархии. Два раза уже привозили и в родную Коренную пустынь, в Россию.
Мне, конечно, очень захотелось, чтобы мы с Володей приложились к чудотворной иконе. Матушка отца Леонида соглашается нас подвезти до храма. И вот мы стоим перед образом.
Я рассказываю Володюшке, что икона Знамения Коренно-Курская имеет особую связь с преподобным Серафимом Саровским. Когда преподобный Серафим был маленьким мальчиком и звался еще Прохором Мошниным, он жил как раз в Курске. Однажды он сильно заболел. Ночью ему явилась во сне Богородица, которая обещала посетить и исцелить отрока. На следующий день совершался крестный ход с Курской Коренной иконой Божией Матери. Его путь был мимо дома Мошниных, а из-за сильного дождя и грязи на дороге икону пронесли через двор Мошниных. Мама Прохора, Агафья, вынесла сына и приложила к чудотворному образу. Вскоре Прохор поправился.
– Володюшка, подойди, помолись – это чудотворная икона! – прошу я Володю. – Попроси исцеления, как оно было даровано Серафиму Саровскому!
Все-таки предстоит сложная операция на сердце. Я волнуюсь. Да и Володя тоже волнуется.
Нам дают маленькие иконочки-копии. Обязательно надо будет взять одну в больницу.
В это время из алтаря вышел митрополит Иларион и стал благословлять молящихся. Мы с Володей тоже успели подойти под благословение, даже сказали несколько слов о предстоящей операции и попросили молитв.
Такое счастливое стечение обстоятельств в этот праздничный день очень ободрило нас с Володей. Что вроде бы мы на правильном пути, и операцию действительно нужно делать, и, Бог даст, все пройдет благополучно…
Операция
НЕЗАМЕТНО пролетело несколько дней. И вот наступило это ответственное утро, на которое была назначена операция.
В шесть часов мы уже были втроем с Ниной в приемной больницы. Ожидание, плачущие маленькие дети, сосредоточенные взрослые. Через час – раздевалка перед операционной. Володе выдали два халата-распашонки, чтобы один одеть спереди, другой – сзади, и носки.
Я дрожащими руками убираю его одежду в пакет. Нательный крестик и иконочку Божией Матери Курской Коренной складываем в маленький пакетик, который он берет в руки. И снова ожидание.
К нам подходит какой-то человек и начинает разговаривать с Ниной. «Кто это? Зачем? Что?» – проносится в моей голове. А это оказывается отец Александр, священник Русской зарубежной православной церкви. Он услышал, что мы говорим по-русски, и подошел спросить, откуда мы и что за операция. Батюшка ласково обращается к Володе:
– Ну что, Владимир, не боишься?
– Да так, немножко…
– Ты держись! А что, крестик сказали снять?
– Да.
– Ну да, операция на сердце… А так мы их приучаем не снимать кресты. Давай, я тебе крестик ручкой на груди нарисую. Нельзя быть без креста.
Отец Александр просит у медсестер шариковую ручку и рисует Володе крест. Мне сразу легче на душе:
– Батюшка, благословите нас! И просим молитв!
– Конечно! Господь благословит!
Подходит медсестра и говорит, что пора и мне одеваться, если я хочу пройти с Володей дальше, в предоперационную, побыть с ним, пока не уснет под наркозом. Я влезаю в белый комбинезон, одеваю шапочку на голову и маску на лицо. Володе тоже одевают шапочку и… перед нами открываются двери.
В предоперационной Володюшку кладут на каталку, пакетик с крестиком бережно убирают под подушечку, мне показывают место слева и предлагают взять Володю за руку. Да, точно, именно так все и делают! Что же я так теряюсь?
– Ма-а-ш! – жалобно зовет меня Володя.
– Что, Володюшка? – наклоняюсь я к нему.
– Что-то мне худо!
– Что болит, где??? Тошнит???
– Нет, просто страшно.
– Не бойся. Я посмотрела на врачей, им можно доверять!
Слабо улыбается.
Подготовка идет своим чередом: ставят капельницы в обе руки, вводят лекарство. Я вдруг понимаю, что где-то рядом со мной звучит тихая, трогательно-грустная мелодия… Это поет занятый своей работой, стоящий у изголовья анестезиолог.
Дают наркоз. Володя засыпает.
– Kiss! – показывает мне на Володю медсестра.
Я в совершенном ступоре, чуть не плачу и не могу сразу понять, что сделать, да еще и маска. Стягиваю ее с лица и целую Володюшку в щеку: какая она теплая и живая… Дай Бог, такую же поцеловать после операции.
Через четыре часа мы с Михаилом, который сменил Нину, слышим долгожданные слова:
– Операция прошла благополучно! Вы можете подойти к Володе.
Уже несколько дней подряд я представляла, как зайду к Володе после операции, сяду на краешек кровати и, как это показывают в фильмах, скажу ему: «Привет!» – он мне улыбнется в ответ и тоже скажет: «Привет!» И еще я переживала, узнает ли меня Володя, то есть как у него будет с памятью после операции, хотя все уверяли меня, что ничего не может случится и я зря беспокоюсь. В реальности все вышло довольно складно: только я подошла к кровати, Володя как раз проснулся на секундочку.
– А-а, это ты! Привет! – и сразу погрузился опять в сон.
Немного попозже я еще выяснила, помнит ли он, где право и лево. Помнил. Теперь я была спокойна. Когда подходили врачи, Володя их громко и четко приветствовал:
– Доброе утро!
– Что он говорит? – с испугом обращались они к нам с Мишей.
– Good morning! – переводили мы.
– A-a! Good morning!
И так Володюшка их приветствовал до вечера.
А я сидела рядом с кроватью своего названого братца, поила его иногда водой и чувствовала себя очень счастливой.
Мальчик, который любит только кашу
В БОЛЬНИЦЕ Володю держали недолго, несмотря на довольно трудную операцию: всего четыре дня. Сначала в реанимационной палате, где у каждого пациента своя сестра. Потом два дня Володя лежал в палате на четыре пациента, тоже под постоянным наблюдением сестер. А на четвертый день перевели на этаж, где расположено много маленьких палат на двоих, а дежурный сестринский пункт находится в коридоре. И конечно, много раз в день обходы врачей, осмотры, рентген и непрестанное лечение.
Володя с первого дня опять-таки проявил великодушие и героизм: всегда отпускал меня ночевать в гостиницу. Дни я проводила с ним: не давала ему смотреть телек. «Спи, – говорю, – потом насмотришься мультиков, а сейчас надо выздоравливать!», само собой, в ногах каждого больного был экранчик, а пульт с переключением программ и вызовом медсестры всегда находился у изголовья. И Володя спал, и старался выздоравливать.
Утром и вечером нас навещали волонтеры «Дара жизни», которым мы были рады как родным! Они приносили с улицы радость жизни, разгоняли наше, временами мрачноватое, больничное настроение. И несомненно, они помогали с переводом: сразу на день вперед мы решали все вопросы с врачами и медсестрами. А потом в течение дня было уже не так трудно: Володюшка при хорошем самочувствии показывал жестами, что все о`кей, а когда ему было нехорошо – и так все сразу понимали, без лишних слов.
На второй день действие наркоза стало проходить, и Володя попросил есть. Питание в больнице не носили по палатам. В коридор прикатывалась тележка с расставленными на ней лоточками. И никаких привычных для нас супов, каш. Меню примерно было таким: пюре, картошка-фри, куриные наггетсы, тушеная фасоль или тушеная капуста, сосиски, кукуруза, маленькие гамбургеры, салат… Я старалась выбирать Володе диетическое питание, без консервированных фруктов, без сладостей, варила по утрам кашку, как учили меня делать родители, чтобы не нагружать еще неокрепший Володин организм. Аппетит у Володюшки поначалу был не очень, он ел понемногу, и я не заставляла. Медсестры, видя, чем я кормлю мальчика, удивлялись и предлагали принести печенье, шоколад, персиковое желе, пачку сока… Но я категорически отказывалась и, чтобы не пускаться в разъяснения, просто говорила, что Володя любит только кашу и вареные овощи. На Володю смотрели, как на героя…
То ли ленч, то ли лечь
В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ пребывания в больнице Володя сам пошел за своим ленчем к продовольственной тележке и выбрал еду. Как обычно, я придвинула к его кровати столик, и он приступил к трапезе. В тот момент, когда Володюшка собирался откусить котлету, вошел санитар Делрой и начал что-то нам говорить. Я поняла только, что речь идет о еде, и показала на Володин поднос: вот же она, мы все взяли. Санитар отрицательно покачал головой, дескать, мы не поняли. И опять что-то говорит. И снова про еду. «Нет, – пытаюсь объяснить, – не надо, у нас все есть». Он опять о чем-то своем.
– Может, он пришел, как обычно, давление и температуру мне измерять? – предположил Володя.
– Не знаю, не похоже…
– Мне лечь? – спрашивает Володюшка санитара, как всегда, просто по-русски.
– Yes, yes! – оживился Делрой и повторяет: – Лечь, лечь.
– Ну сколько уже можно! – вздыхает Володя, откладывает котлету и ложится на кровать. – Поесть не дадут!
Увидев, что мальчик лег, санитар расхохотался и ушел.
Володя полежал еще с минутку для верности и стал доедать обед.
Когда пришел Михаил, мы попросили его выяснить у санитара, что же все-таки он хотел? Оказывается, я была права, Делрой предлагал взять добавки еды.
Посудите сами, какая вышла история: заходит санитар в палату к больному и говорит: «Привет, дружочек! Не хочешь ли ты взять еще немного добавочки ленча? Там осталось много вкусного!» На что мальчик откладывает надкушенную котлету, ложится на кровать на спину, руки по швам и смотрит в потолок.
Когда человек едва знает пару слов на языке, ему надо говорить все предельно короткими фразами, тогда есть вероятность понимания. Некоторые медсестры были вполне довольны моим английским, а на самом деле просто они умели все объяснить.
Подвиги Володюшки
НАДО СКАЗАТЬ, Володюшка у нас смелый мальчик. Я, например, на чужбине немного терялась, особенно когда надо было говорить по-английски. А с ним наоборот – терялись американцы.
Буквально на третий день после приезда в Америку мы захлопнули дверь номера, а ключ забыли внутри. И надо было просто-напросто пойти к дежурным и попросить запасной. Из памяти моей тут же стерлись все эти простенькие слова: «ключ», «забыла», «комната». Просто никакого намека. Единственное, что было в руках, – мобильный телефон. Понятное дело – звонок родителям… Позвонила, даже не задумываясь, сколько это будет стоить. Родители сразу мне все перевели, мы еще несколько минут поговорили о житье-бытье, как Володя уже вернулся с охранником, который открыл нам дверь. По словам Володи, объяснение прошло так:
Володя. Здравствуйте, я – русский!
Дежурная. ???
Володя. Я – РУССКИЙ!!!
Дежурная. A!Russia!
Володя. Да! Мне нужен ключ!
Дежурная. ???
Володя. КЛЮЧ!!! ДВЕРЬ ОТКРЫТЬ!!! (Жест открывающего ключа.)
Дежурная. A!Key?
Володя. Да!
Потом его подвели к доске с номерами комнат, он показал номер нашей комнаты, и все.
Или когда надо было спросить, как включить пылесос, не успела я словарь открыть, как Володя уже начал наступление на горничную:
– Где включается пылесос?
– Пылесос? Бери, бери! – подвинула горничная пылесос в сторону Володи.
– Нет, включить, включить! Вжжжжжжж…
– А! – и она показала кнопку.
Добывание различных предметов превратилось для Володюшки на весь месяц в захватывающую игру. Он уже просто не давал мне ничего спросить, все время рвался вперед. И когда он просил жидкое мыло, а давали твердое – это для него было поражением.
Кусочек Нью-Йорка
ДНЕЙ ЗА ПЯТЬ перед нашим возвращением домой совершилось самое главное: Володя стал хорошо себя чувствовать. Видимо, прошел какой-то первый этап адаптации организма к «новому» сердцу, поджили раны.
Начались наши выезды в свет.
Повидали Атлантический океан. Купаться Володе было нельзя, только любоваться голубыми волнами, белым песком, упитанными чайками… И еще Володюшка насобирал ракушек.
Погуляли по Манхэттену, зашли в кафедральный католический собор Святого Патрика, прокатились на пароме, помахали ручкой статуе Свободы…
Один день провели в Метрополитен-музее. Володя держался молодцом, все смотрел, про все спрашивал, сфотографировал все оружие и все средневековые доспехи.
Нью-Йорк оказался несколько другим, чем я представляла его по фильмам и фотографиям. Небоскребы вовсе не огромные, они гармонично смотрятся на улице. Какие-то они ручные… Словами и не передать, надо смотреть…
На Брайтон-Бич опять идут дожди…
В ПОСЛЕДНЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ нас снова взяли на службу в Казанский храм. Служба шла своим чередом, Володя помогал в алтаре. После службы отец Джон вышел на середину храма, к аналою* (* Аналой – высокий столик с покатым верхом, на который в церкви кладут иконы, книги, Крест (С.И.Ожегов и Н.Ю.Шведова. Толковый словарь русского языка. М.: Азъ, 1992).), и поздравил одну супружескую пару из прихожан с юбилеем совместной жизни. А потом он объявил, что мы с Володей уезжаем на этой неделе. Был отслужен молебен о путешествующих, Володю батюшка благословил иконой святого Германа Аляскинского*(*Герман Аляскинский (1757–1837 гг.) – монах, миссионер. Член духовной миссии в Русской Америке (1793 г.), способствовал распространению православия среди местных племен. Канонизирован Русской православной церковью (Энциклопедический словарь «История Отечества с древнейших времен до наших дней»).), покропил нас святой водой. Во время трапезы к нам подходили прихожане, желали благополучного возвращения домой, Володюшке – несомненно, здоровья, нам обоим – Божьей помощи во всех делах.
Мне были очень дороги все напутствия, хотелось расцеловать каждого, и я не знала, как выразить свою благодарность. Просто, не все говорили по-русски… Думаю, они и так все понимали. Да и люди, делающие добро, обычно не нуждаются в благодарности, не ждут ее.
Фаина решила показать нам на прощание Брайтон-Бич, известный русский квартал Нью-Йорка. День выдался пасмурный, дождик сначала моросил, а когда мы приехали и вышли из машины – полил как из ведра. Через две минуты, несмотря на зонтики, мы полностью промокли и побежали обратно в машину. И я поняла, что все идет по-старому: «На Брайтон-Бич опять идут дожди»…
За месяц, проведенный в Америке, мы с Володей многое узнали. Нет, не только в том смысле, что повидали другую страну, а в смысле, что узнали многое о себе самих: как мы вместе переживали какие-то трудности, часто были нетерпеливы, спорили, мирились… И еще мы узнали людей, которым действительно не жалко ни своего времени, ни денег, чтобы оказать помощь страдающим детям, людей, которые относились к нам с таким терпением и заботой.
Дорогие друзья, мы с Володюшкой снова дома! Перелет прошел благополучно, все живы и здоровы. Не волнуйтесь: в Америке мы не остались, а, наоборот, соскучились по дому, по России... По всем соскучились! Заходите на чашечку американского кофе без кофеина, расскажем, как все было…
