Слава Богу, не сбылось обращенное к Америке обещание советского лидера Н.С.Хрущева: «Мы вас похороним!» Эта прекрасная страна между тем живет и процветает. Благами американской цивилизации имеет возможность пользоваться его сын Сергей Никитович, прочно там обосновавшийся. Недавно вышла в свет его «Трилогия об отце». Гигантское сочинение:

Хрущев С.Н. Трилогия об отце. Москва: Время, 2010.

Книга I. «Никита Хрущев. Реформатор». 1080 с.

Книга II. «Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы». 576 с.

Книга III. «Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения». 320 с.

Из авторского компьютера вышло обширное повествование о непростом периоде в жизни нашего Отечества, которым тогда был могучий СССР. О важности рачительной мудрости вождей и прочности гражданского общества, о том, куда заводит неразумность на вершине власти. Исторический опыт должен учить всех.

Итак, ровно полвека назад Председатель Совета Министров СССР Н.С.Хрущев отважно отправился на довольно скромном корабле «Балтика» через Атлантический океан в Нью-Йорк на знаменитую XV сессию Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 1960 года.

Никита Сергеевич плыл с супругой - замечательной женщиной Ниной Петровной. Сына Сергея оставили дома. По этой причине в обозреваемой книге повествование о XV сессии и событиях с ней связанных идет не от первого лица, не от имени автора, а с использованием впечатлений других непосредственных участников событий. В материале поэтому придется в ряде случаев как-то поправлять, вносить коррективы в рассуждения автора монографии. Не в существенных, однако, делах.

Сам Сергей Никитович, как бы без сожаления, пишет о том, что он не попал в число пассажиров «Балтики». Что, дескать, хорошего там было мало. Из-за длительного шторма многие пассажиры ходили с «зелеными физиономиями».

Верно, шторм был несколько дней. Но был и бар особого характера. Был замечательный бармен Соломон Абрамович, который знал, что нужно пассажирам, когда на море сильная качка. Причем, все наливалось и обслуживалось совершенно бесплатно.

«Коммунизм в отдельно взятом баре».

Так в условиях этого «коммунизма», отнюдь не печалясь по поводу накатывавших океанских валов, доплыли до статуи Свободы в Нью-Йорке.

На американских берегах Н.С.Хрущев встретил то, что он и ожидал увидеть. 1960-е годы были предельно драматическим временем становления новой мировой системы государств. На международную арену после долгой освободительной борьбы вышли и надежно укрепились еще недавние колонии и зависимые от Запада страны, ставшие третьим миром. Для советской внешней политики и дипломатии обнаружились шансы извлечь вполне реальный профицит из складывающейся мировой обстановки.

Обещающим было тогдашнее своеобразие советско-американских отношений. Н.С.Хрущев годом раньше триумфально проехал с визитом Соединенные Штаты от побережья до побережья. Президент Эйзенхауэр называл его «my friend» - «мой друг». Советский лидер обращался к нему с тем же. Тогда же, в 1959 году, Никита Сергеевич удачно выступил на XIV сессии Генеральной Ассамблеи ООН с программой всеобщего и полного разоружения. В марте 1960 года обсуждение этой программы началось в Женеве в Комитете 10 государств по разоружению: 5 западных и 5 социалистических государств. Мне выпал удачный номер - в составе советской делегации участвовать в Комитете 10 в качестве эксперта. Провели пристрелку, но до деловой дискуссии дело не дошло. 1 мая 1960 года американцы запустили в советское небо злополучный самолет-разведчик У-2, который был сбит советской ракетой вблизи Свердловска. Самолет не рухнул наземь, а более-менее плавно спланировал, так что пилот Г.Пауэрс остался жив. Но рухнули планы на продолжение диалога с Америкой.

Н.Хрущев, как говорится, оседлал ситуацию. Он устроил тотальный прессинг на Эйзенхауэра, требуя чтобы тот перед всем миром повинился за акт агрессии против СССР. Президент США изо всех сил упрямился. Первой жертвой пал оказавшийся недолговечным Комитет 10 по разоружению, где мне, молодому, но амбициозному дипломату, выпала честь участвовать в качестве эксперта нашей делегации во главе с заместителем министра иностранных дел СССР В.Зориным. Было дано указание паковать чемоданы и возвращаться в Москву.

В июне 1960 года предстояло совещание глав четырех великих держав в Париже. Договорились об этом саммите еще раньше, до У-2. Парижский саммит, увы, не состоялся. План боевых действий Никиты Сергеевича предусматривал главную схватку на предстоящей в сентябре юбилейной, XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН.

Теперь о знаменитом ботинке. Хрущев-младший явно озабочен этой историей.

Он приводит несколько версий истории с ботинком (конечно, это была сандалия, ботинки в ту пору уже не носили). Одна - очень занятная. Женщина, обслуживавшая в тот день зал заседаний, рассказала ему следующее: «Когда Хрущев шел к своему месту после выступления, кто-то из ретивых журналистов наступил ему на пятку, башмак слетел. Я быстро подобрала башмак, завернула в салфетку и, когда Хрущев сел на свое место, незаметно подала ему сверток под стол. Хрущев не мог одеть ботинок, мешал живот. Когда его возмутило выступление другого делегата, он стал колотить предметом, который случайно оказался у него в руках. Это и был ботинок». Получилось так опереточно, что эта дама, передавая башмак премьеру, по законам жанра, должна была сделать книксен. Не так ли? Приводятся версии и других «очевидцев».

Не проще было бы, для верности, автору «Трилогии» как-нибудь вечерком, за чаем, обратиться к отцу: «Папа, да расскажи ты, ради бога, как же все-таки было с этим злополучным ботинком, стучал ты им или все это выдумки?» И отец поведал бы сыну всю правду. И не было тогда нужды-необходимости маяться, теряться в догадках.

Впрочем, не сомневаюсь, так оно и было. Семейный разговор наверняка состоялся. Но, видимо, реальная версия больно уж одиозная, о ней лучше умолчать. Помогу ему как очевидец. В своей книге «Одолев Атлантику, Хрущев принялся за Нью-Йорк» я пишу о следующем событии 12 октября 1960 года во время выступления делегата Филиппин. «Мы с Е.Литошко (корр. «Правды») сидели на гостевой трибуне прямо за столом советской делегации. Выступал представитель Филиппин. Я на что-то отвлекся, Евгений толкнул меня в бок: «Смотри, что это с Никитой Сергеевичем?»

Я посмотрел, премьера нашего видно не было. За столом вместо него гляделась только больших размеров спина. Голова, плечи, руки ушли под крышку стола. Через несколько секунд Никита Сергеевич появился на воле, держа в руке правый ботинок. Видно было, что легко ему это не далось. Он с трудом дышал, разминал плечи. Встал с ботинком в руках и начал грозить им филиппинцу через весь зал. Для верности несколько раз ударил ботинком по крышке стола. Дополнил это ударами кулаков. К нему присоединились некоторые из делегации. Ботинок на время барабанного боя оставался лежать на столе. Затем Никита Сергеевич вполне удовлетворенно взял ботинок, нырнул под стол, пробыл там положенное время, завязывая шнурки. Торжествующе снова предстал перед публикой».

Н.С.Хрущев показал себя джентльменом. Взяв слово «по порядку ведения», вышел на трибуну и стал говорить, что господин, представляющий Филиппины, все-таки не безнадежный человек, он, видимо, находится в процессе созревания. «Есть надежда, что созреет и правильно будет понимать вопросы».

Зал консенсусно ответил аплодисментами. После перерыва страсти не улеглись. Никита Сергеевич второй раз снимал свой ботинок и приводил его в действие. Сам я именно этого момента не видел, в зале меня не было. Поэтому сошлюсь на «New York Times» (13 октября 1960 г.):

«Позднее, в ходе дебатов по колониализму, в ходе которых страсти разгорелись среди нескольких делегаций, господин Хрущев время от времени что-то выкрикивал, размахивал правой рукой, грозил пальцем и снял ботинок во второй раз. Второй раз инцидент с ботинком произошел во время выступления Ф.Уилкокса, помощника госсекретаря США».

В своей книге С.Хрущев винит в этой истории с башмаком журналистов: «Так что во всем виноваты журналисты. И если бы они не успокоились слишком рано, не разбежались по буфетам, то смогли бы во всех подробностях зафиксировать эпизод, ставший по воле судеб сенсацией века».

Да нет же, уважаемый Сергей Никитович. Журналистов в это время ничем не заманить было в бары. Они сидели на своих местах, как прикованные, схватывая каждое слово и каждое движение советского лидера.

Начало 1960-х годов, вплоть до ухода на пенсию Никиты Сергеевича в 1964 году, было полно событий, оптимистических и тревожных. Прежде всего - Юрий Гагарин. Автор рассказывает о запуске первого советского космонавта Юрия Гагарина 12 апреля 1961 года. Н.С.Хрущев работал с пресс-группой над докладом к предстоящему съезду КПСС. «Отец то и дело поглядывал на телефон. Когда тот наконец снова зазвонил, отец стремительно схватил трубку и, узнав голос Королева, закричал:

- Скажи одно, он жив?»

Выслушав ответ, с облегчением оттянулся на спинку легкого плетенного из лозы кресла и начал расспрашивать Сергея Павловича о самочувствии пилота, тогда слово «космонавт» еще не придумали.

Кульминацией гагариновских торжеств был митинг на Красной площади. «В моей памяти, - пишет автор, - подобного не случалось. КГБ еще со сталинских времен панически боялся скопления людей. Демонстрации - другое дело, там колонны идут по отведенным им коридорам, разделенным плотными цепями всевидящих профессионалов. От них не скроется ни малейшее подозрительное движение. А тут неорганизованная толпа!..»

Н.Хрущев и слышать не хотел возражений. С митинга на Красной площади торжество перемещалось в Георгиевский зал Кремля на грандиозный прием в честь безымянных в те годы людей, воплотивших мечты фантастов в действительность.

5 мая, сравнительно скоро после полета Гагарина, в космос взлетел американский астронавт Алан Шепард, поднявшийся на высоту 115 миль и пролетевший 300 миль. Полет этот не поразил никого. «Отец, - пишет С.Хрущев, - с ехидцей поздравил Президента Джона Кеннеди с успехом американской технологии». Возможно, именно тогда молодой Президент США окончательно решил взять реванш, задумав высадить человека на Луну.

Торжества вскоре сменились тревогой. Рано утром 17 апреля 1961 года, в день рождения Н.С.Хрущева, ему исполнялось 66 лет, началась высадка десанта наемников в заливе Кочинос на Кубе. Вот такой подарок получил он от нового Президента США Джона Кеннеди. Хрущев-младший пишет: «Отец полагал, что раз Президент Кеннеди решился на такую акцию, он не остановится на половине пути, пустит в действие американские войска. Но американцы сохранили нейтралитет. Во время прогулки отец с облегчением произнес: «Не понимаю Кеннеди. Что, ему решительности не хватает?» Продолжать он не стал».

На третий день, 20 апреля, пришла радостная весть. Радио в 3.15 утра сообщило, что наемники разгромлены, народ победил! Бои продолжались 72 часа. Отец просто расцвел, пишет Хрущев-младший, послал сердечные поздравления своему другу Фиделю Кастро. Куба выстояла, вернее, считал отец, получила передышку. «С точки зрения геополитики Куба в 1961 году стала для СССР тем, чем был Западный Берлин для США: бесполезный кусок земли, глубоко вклинившийся во враждебную территорию, но если его не защитить, то потеряешь лицо, а вслед за лицом можно растерять и союзников, и все остальное. Вот почему ради Берлина американские президенты шли на риск ядерной войны. Теперь Н.С.Хрущев по воле Кастро оказывался в таком же положении».

Особо следует остановиться на изложении автором истории знаменитого кубинского ракетного кризиса 1962 года. За многие годы причастности к внешнеполитическим делам мне приходилось слышать от других, писать самому, участвовать в дискуссиях на тему кубинских событий. Но такого обстоятельного рассказа, как у С.Н.Хрущева в «Рождении сверхдержавы», прежде не встречал.

9 июля 1960 года Н.С.Хрущев на весь мир заявил, что Советский Союз в ответ на объявление Эйзенхауэром экономической блокады Кубы подает ей руку помощи. Еще год назад советское руководство, замечает автор, не могло и предположить, что судьба свяжет Москву и Гавану. О Латинской Америке не только отец, но и «специалисты» в ЦК знали мало. А интересовались еще меньше. Советское посольство на Кубе было закрыто еще в 1952 году за ненадобностью. Поэтому вступление в Гавану 1 января 1959 года партизан Фиделя Кастро, бегство Батисты не привлекли особого внимания.

Когда Н.С.Хрущев попросил подготовить ему справку о Кубе, то оказалось, что дать ему просто нечего. Ни Международный отдел ЦК, ни разведка КГБ, ни военная разведка не имели понятия, кто такой Фидель, за что он борется, какие ставит перед собой цели. Обратились за разъяснением к кубинским коммунистам, те заявили: Кастро - представитель крупной буржуазии, к тому же - агент ЦРУ, особой разницы между ним и Батистой нет. Так и доложили Н.Хрущеву. Автор упоминает, как на одной из встреч на даче А.Аджубей, ссылаясь на американскую прессу, убеждал присутствующих, что Кастро - американский агент, верить ему нельзя, плясать станет под дудку Белого дома. «Отец и верил, и не верил. Вернее, не хотел верить».

Летом 1962 года Н.С.Хрущев поехал в отпуск в Болгарию. «Ездил я по Болгарии, - вспоминает он, - а неотвязно сверлила мой мозг мысль - что будет с Кубой? Кубу мы потеряем?»

Именно с этой, кубинской темы начал Н.Хрущев диктовать свои воспоминания четыре года спустя после описываемых событий.

«Все это решить не так просто. Очень важно найти вот это что-то, что может противостоять Америке, чтобы не вползти в войну. Ума-то особого не требуется, чтобы начать войну. Дураки легко начинают войну, а потом и умные не знают что делать». Н.Хрущев отчетливо понимал: выигрывает тот, кто лучше спрячет, обманет.

«Угрызения совести после происшествия с У-2 и лжи Президента США у отца не возникало. Президент Эйзенхауэр преподал ему в этом плане наглядный урок. Долг платежом красен. К тому же обман совершается во благо, с целью защиты слабого от сильного, жертвы от агрессора». Что ж, резон в этой логике есть.

Н.Хрущев просчитался в другом. Он не раз повторял, что американцы окружили нас своими военными базами, угрожают из-за всех границ и мы имеем право на ответные действия. Но мы-то привыкли к этому окружению, как итальянцы привыкли жить на склоне Везувия и Этны, а жители островов Атлантического и Тихого океанов - к регулярным набегам ураганов, тайфунов.

У американцев же ракеты под боком не могли не вызвать шока, крушения иллюзий абсолютной безопасности, замешенной на имперских традициях права вершить свой суд в прилегающих регионах.

Н.Хрущев поделился своими мыслями с А.А.Громыко. Андрей Андреевич выслушал сообщение, как обычно, молча, пожевал губами и только после всех этих действий, свидетельствующих о глубоком раздумье, поддержал.

В понедельник, 21 мая, на официальном заседании Президиума ЦК в Кремле было принято принципиальное решение о возможной отправке ракет с ядерными боеголовками на Кубу, и договорились сделать это тайком. «Это будет наступательная политика, - подчеркнул Н.С.Хрущев и после некоторого размышления добавил: - Ракеты сохранить под нашим командованием».

24 мая собрался Совет обороны с участием всех членов Президиума ЦК. К нему военные сделали первые прикидки, подсчитали, во что обойдется установка наших ракет на Кубе. Пошла энергичная работа по реализации планов размещения советских ракет на острове. Н.С.Хрущев расспрашивал Генеральный штаб о возможности скрытого размещения техники. Главное, как укрыть ракеты. «Генштаб мялся, по сути дела, эту часть задания он не выполнил», доложив, что, дескать, по мнению специалистов, «ракеты удачно маскируются под кокосовые пальмы». Такой же прямой ствол, на боеголовку придется нагромоздить шапку из листьев.

С.Хрущев пишет, что до сих пор он так и не понял, как отец поверил такому примитивному объяснению. Работа разворачивалась стремительно. Н.С.Хрущев дал указания сломать весь сверстанный заранее годовой план перевозок и все сконцентрировать на кубинском направлении. Сами ракеты хорошо размещались на сухогрузах типа «Полтава». Обширные люки позволяли загружать ракеты в трюмы, где они закреплялись на случай качки. На палубе для маскировки решили разместить сельскохозяйственную технику, сеялки, культиваторы, комбайны. У американцев, облетающих наши корабли в открытом океане, не должно возникать сомнений в характере перевозимых грузов. В начале июля в Москву прилетел Рауль Кастро, начались переговоры с советскими руководителями. Заключительная встреча Рауля Кастро с Н.С.Хрущевым состоялась 8 июля. Секретности проводимой операции Н.С.Хрущев придавал особое значение. Принимались мыслимые и немыслимые меры секретности информации. Дело доходило до того, что многие материалы писались от руки. Все в единственном экземпляре.

Тем временем в самом сердце Министерства обороны - Главном разведывательном управлении Генерального штаба обосновался один из самых значительных за хрущевские годы шпион - полковник Олег Пеньковский. Он сыграл заметную роль в Карибском кризисе. Знал достаточно много. В течение всего срока своей службы в чине полковника британской армии с окладом 2 тыс. фунтов стерлингов в месяц плюс специальные премии за особо важные сообщения он в первую очередь нацелился на сборы информации о ракетах и космосе. Будучи высокопоставленным сотрудником в советской военной разведке, он в чине полковника работал в Главном разведывательном управлении (ГРУ) Генерального штаба и одновременно в Государственном комитете при Совете Министров СССР по координации научно-исследовательских работ. Нет сомнения в том, что Пеньковский регулярно информировал ЦРУ о советском ракетном потенциале. Автор замечает в связи с этим, что «отец напрасно рассчитывал, что его рассуждения о невероятной советской мощи продолжают вводить Белый дом в заблуждение. Американцы точно знали, что мы только приступили к установке Р-16 на дежурство».

Информация, полученная как от Пеньковского, так и из других источников, позволила ЦРУ подсчитать соотношение ракетных ядерных сил на 1962 год - 18/1 в пользу США.

Квинтэссенцией сведений, полученных от Пеньковского, было то, что советская ракетная программа развивалась совсем не так успешно, как предполагалось на Западе. Что Советский Союз не имеет достаточного количества межконтинентальных ракет, а пока располагает в основном ракетами средней дальности. Пеньковский передал американцам их технические характеристики и даже инструкции по эксплуатации. Вооруженный этой информацией Президент Д.Кеннеди смог противостоять советскому давлению, когда американцы обнаружили сооружаемые стартовые позиции ракет средней дальности на Кубе.

Дело в том, что в течение длительного времени контрразведка знала, что из Генерального штаба на Запад уплывает совершенно секретная информация. В частности, из США «вернулась» запись одного совершенно секретного совещания в штабе Группы советских войск в Германии. Проверили списки участников, как и полагается в детективе, в круг подозреваемых попало значительное число лиц, но по мере «просеивания» их становилось все меньше и меньше и, наконец предстало сделать выбор всего из нескольких человек. Один из них - Пеньковский. За каждым из офицеров установили наблюдение. Сначала у Пеньковского появились подозрительные связи, потом подозрения перешли в уверенность, но для этого понадобилось время.

Стоит отметить, что, пишет автор, Н.Хрущев поделился своими мыслями с Громыко. Тот считал, что правительство США не пойдет на риск войны, повод для нее так же, как и в случае недавнего установления границы в Берлине, не достаточен. К сожалению, министр иностранных дел тоже не придал должного значения специфическому отношению американцев к окружающему их региону, «а уж Громыко обязан был это знать. Не один год он провел в США, казалось, прочувствовал все нюансы национального характера», - заключает автор, явно как бы перекладывая часть ответственности на министра иностранных дел.

Поначалу Н.С. решил было не форсировать события. «Давайте сейчас не решать. Я только что высказал вам свои соображения, и вы не подготовлены для их решения. Вы должны все обдумать, и я еще подумаю».

Но думать членам Политбюро не пришлось. Уже на следующий день, 21 мая, Президиум ЦК собирается на заседание в Кремле, где решение принято - об отправке ракет с ядерными боеголовками на Кубу. Причем провести эту операцию тайно. Автор замечает, что на фоне всеобщего благодушия выделялся Микоян. Он по любому вопросу имел свою точку зрения. «С отцом он всегда держался на равных». И сейчас Микоян поделился своими сомнениями. Но, впрочем, как бы по инерции.

 

В июле началась грандиозная операция по переброске на Кубу, по сути дела, нескольких советских дивизий. Весь месяц комплектовался личный состав: кто переодевался в гражданскую одежду, кто получал форму кубинских революционных вооруженных сил. На Кубе не должны были появляться советские военнослужащие. Основной поток пришелся на черноморские порты: Феодосию, Николаев, Поти. Солдаты и офицеры, спрессованные в трюмах отплывающих кораблей, до последней минуты оставались в неведении куда они плывут? По замыслу Верховного командования, правду было дано узнать только в океане. Капитанам вручались запечатанные сургучными печатями пакеты. Вскрыть их надлежало одним - в Северном море, другим - после того как минуют Гибралтар. Всего же в операции принимали участие 85 кораблей, совершивших за 2,5 месяца 243 рейса.

С.Хрущев образно описывает ситуацию. Шило, однако, в мешке не утаишь. Несмотря на сургучные печати, вся Одесса знала, что секретно снаряжаются корабли на Кубу. Об этом говорили на Привозе, судачили припортовые торговки. Не удержался секрет и среди сдержанных прибалтов. Там старались особенно не распространяться - если им надо на Кубу, то пусть идут на Кубу. В Датских проливах возникла толчея наших кораблей, такая же картина наблюдалась у проливов Босфора и Дарданеллы. Сначала феномен вызвал лишь недоумение, потом оно переросло в удивление, и, наконец, родилось предположение - корабли идут на Кубу. Первой в кубинский порт 26 июля пришла «Мария Ульянова».

Кубинцы, пишет автор, ощутили силу. На митинге Фидель Кастро выступил с многочасовой эмоциональной речью. В ней он пригрозил США, что любое нападение на Кубу будет означать начало новой мировой войны, сослался на поддержку, оказываемую социалистическими странами и особенно Советским Союзом. «Он [Ф.Кастро], - пишет автор, - проболтался, любой намек таил в себе опасность»*. (*Насчет «он проболтался» - автор трилогии явно погорячился. Сам же С.Хрущев пишет, что о погрузке ракет для Кубы судачили все торговки на одесском Привозе. Какие уж тут секреты… Фидель сказал лишь то, что кубинцы уже знали.)

 

У англичан есть меткая пословица: «Too good to be true» - «Слишком хорошо, чтобы быть правдой, сбыться». Слишком хорошо шла эта массированная операция, чтобы не случилось прокола.

Если попытаться дать «мягкий» вариант оценки решения Н.С.Хрущева по транспортировке такой массы ракет на Кубу, то, вероятно, будет - «непросчитанный шаг». Если «твердый» - «опасная авантюра». Верно, скорее всего, второе.

Бесследно эта опасная операция для Н.С.Хрущева не прошла. В круг мотиваций устранения Н.С. от власти двумя годами позже, в октябре 1964 года, руководители заговорщиков среди главных причин включили кубинскую авантюру 1962 года. И имели на то резон.