ENGLISH1 августа исполняется ровно полвека Заключительному акту Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Появление этого документа на свет в далеком 1975 году стало результатом многолетних переговоров выдающихся советских, европейских и американских дипломатов и по праву может считаться кульминацией периода разрядки в отношениях Запада и Востока. Наряду с легендарным полетом «Союз - Аполлон», так называемый дух Хельсинки воплотил чаяния миллионов жителей Евро-Атлантики на мирное сосуществование двух систем, с поэтапным устранением имеющихся противоречий. Лидеры ключевых мировых держав - в первую очередь СССР и США, ставя подписи под этим документом, демонстрировали ответственное отношение к вопросам международного сотрудничества в противовес токсичной атмосфере холодной войны. Однако, как мы знаем, развитие истории после этого пошло в ином направлении. По всей видимости, западное политическое сообщество в принципе воспринимало разрядку как передышку накануне нового этапа борьбы с Москвой.
Вскоре после подписания Заключительного акта Вашингтон и его партнеры воспользовались одной из так называемых «хельсинкских корзин» - гуманитарной для активизации гибридного давления на Москву и подрывной работы в Советском Союзе. При этом сами американские администрации (включая даже на словах приверженную «борьбе за права человека» администрацию Картера) продолжали поддерживать по всему миру силы и режимы - от красных кхмеров до афганских моджахедов, по сравнению с которыми советская политика тех лет была торжеством гуманизма.
Искусственно вычленив европейскую ситуацию из общемировых тенденций, США лицемерно организовывали информационные кампании против нашей страны, в основе которых была не забота о судьбе диссидентов, а стремление нанести СССР стратегическое поражение. Неудивительно, что уже к началу 1980-х годов идеи, стоявшие у истоков создания СБСЕ, начали превращаться в абстракцию. Объективно говоря, в дальнейшем роль Совещания в процессе завершения холодной войны и возобновления диалога в сфере контроля над вооружениями оказалась крайне несущественной.
В то же время с распадом Союза и установлением, как заявлял Дж.Буш-ст., «нового мирового порядка» возникли казавшиеся реалистичными надежды на обретение СБСЕ, превратившегося в полноценную Организацию второго дыхания. В условиях, когда смысл существования НАТО (как признавали и объективные западные наблюдатели) был утрачен, вполне логичной выглядела перспектива трансформации ОБСЕ в ключевую площадку по урегулированию противоречий в Европейском (по факту - Евразийском, так как в ней были представлены и страны Центральной Азии) регионе. Впрочем, подобные ожидания разбились о суровую реальность.
Взяв курс на расширение НАТО и военные интервенции на Балканах, США явно продемонстрировали неготовность и неспособность отказываться от претензий на глобальное лидерство и гегемонию. ОБСЕ в этой обстановке не рассматривалась Вашингтоном как заслуживающая внимания площадка - принцип консенсуса и равенства сторон, лежащий в основе ее функционирования, противоречил американским установкам на ограничение любой содержательной дискуссии о принципах решения европейских проблем1.
Навязанные сербам Дейтонские соглашения, оказавшиеся (в долгосрочной перспективе) примером максимально неэффективного подхода к урегулированию сложнейшего кризиса, стали показательным плодом напористой американской дипломатии времен «однополярного момента». Агрессия НАТО против Югославии в 1999 году окончательно поставила точку в дискуссиях о том, какие форматы США считают подходящими для обеспечения своего глобального лидерства.
При этом ключевым европейским и евразийским конфликтам ОБСЕ уделяла крайне мало внимания, что легко объяснимо отсутствием интереса Вашингтона к их урегулированию. Существование горячих точек и замороженных кризисов на постсоветском пространстве постепенно начало рассматриваться руководством США как инструмент сдерживания российских амбиций. В связи с этим Организация, вопреки громким декларациям, так и не смогла помешать деструктивно настроенным силам в Европе сорвать процесс приднестровского урегулирования и не сумела предотвратить войну в Южной Осетии.
Преследование русскоязычного населения в прибалтийских странах, разумеется, также либо замалчивалось, либо обсуждалось в размытых формулировках. Чрезвычайно неэффективной оказалась и Минская группа по Карабаху: после десятилетий бесплодных переговоров конфликт был завершен силой. При этом ведущие европейские государства потратили большую часть отведенного на его разрешение времени не на поиск вариантов урегулирования, а на «обработку» армянских и азербайджанских элит в русле антироссийского дискурса - плоды этой ситуации мы пожинаем сегодня.
Венский документ 1999 года2, прямо говоривший о недопустимости укрепления безопасности одних стран за счет безопасности других, также демонстративно игнорировался Западом после начала проведения линии на интеграцию в НАТО Украины и Грузии. У ОБСЕ не оказалось полномочий по предотвращению (позднее пересмотренного администрацией Обамы) развертывания американской секторальной ПРО в Европе, как и по возвращению к жизни ДОВСЕ, что сыграло крайне негативную роль в развале всей системы стратегической стабильности.
В течение 2000-х годов, особенно после признания большинством западных стран независимости Косова, США и их европейские партнеры прямо разрушали принципы и ценности, на которых базировался дух Хельсинки. Причем косовская история сопровождалась лицемерными заявлениями о том, что данный конфликт имеет некий уникальный характер и сепаратное провозглашение отделения края ни в коем случае не может рассматриваться как прецедент. Эта позиция отражала объективный факт: хельсинкские принципы в западном видении уступили место новой концепции «порядка, основанного на правилах». Неудивительно, что предложенный Президентом Д.А.Медведевым проект Договора о европейской безопасности 2009 года3 был попросту проигнорирован Западом.
Наконец, абсолютно провальной оказалась миссия ОБСЕ на Украине. Минские соглашения дали Организации шанс восстановить свою репутацию, но ее работа свелась к банальному наблюдению за последовательным разрушением Киевом усилий по воплощению в жизнь переговорного процесса - с молчаливого одобрения Парижа и Берлина. ОБСЕ не предотвратила ремилитаризацию Украины и начала подготовки к силовому захвату неподконтрольных областей по «хорватскому сценарию» 1995 года (кстати, еще один знаковый провал в истории Организации). Обсуждение российских предложений по европейской безопасности в январе 2022 года в рамках экстренного заседания в Вене, которое могло предотвратить переход конфликта в более активную стадию, не было воспринято нашими оппонентами серьезно. С началом активной фазы военных действий представители ОБСЕ самоустранились от попыток принудить украинскую сторону к дипломатическому решению проблемы.
К этому моменту, в результате целенаправленных усилий Запада, Секретариат Организации оказался в подвешенном состоянии, попытки Москвы согласовать утверждение на ключевые должности нейтральных кандидатов блокировались, а государства Прибалтики, Восточной Европы и Скандинавии делали все возможное, чтобы создать для российских дипломатов невыносимые условия работы. Парламентская ассамблея ОБСЕ превратилась в аналог ПАСЕ - форум по разработке антироссийских документов, на площадке которого начали публично звучать прямые оскорбления и даже площадная брань в адрес Москвы.
Примечательно, что главой американской делегации в ассамблее уже много лет является один из наиболее антироссийски настроенных американских сенаторов Роджер Уикер. В свою очередь, администрация Байдена делегировала на должность постпреда США при ОБСЕ Майкла Карпентера, пользующегося славой одного из главных русофобов в окружении 46-го президента. Карпентер публично признавался, что рассматривает Организацию, из которой, в отличие от Совета Европы, Россию нельзя попытаться исключить как площадку для коллективного шельмования Москвы.
Мы ни в коем случае не утверждаем, что Россия должна прекратить свою работу в ОБСЕ. Москва стояла у истоков ее создания, заложив фундамент самой концепции Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Мы не можем позволить оппонентам захватить уникальную структуру, которая наряду с ООН обеспечивает немногочисленные возможности для диалога противоборствующих сторон, пусть сейчас эти возможности и не используются. Но и факт безрадостного полувекового юбилея Заключительного акта свидетельствует о том, что сама идея существования некоей системы европейской безопасности оказалась в глубоком кризисе. Как справедливо заметил министр иностранных дел С.В.Лавров, «евроатлантическая модель безопасности сегодня дискредитировала себя, поддерживается искусственно и в современных условиях выглядит как анахронизм»4.
Собственно об этом и говорил Президент В.В.Путин в своем знаковом прошлогоднем выступлении5, предложив выработать контуры архитектуры евразийской системы безопасности. События минувшего года показали, что актуальность этой идеи лишь возрастает. Кризис на Ближнем Востоке, затронувший и Европу (лидеры, которой, впрочем, выглядели беспомощно на фоне ирано-израильской эскалации), подтвердил: в Евразии остро назрела необходимость формирования такой системы координат, при которой урегулирование региональных кризисов будет осуществляться именно силами региональных игроков. Будучи реалистами, мы понимаем, что американский фактор никуда не денется из евразийской повестки, но, как показывает практика, в самих США назрела усталость от бесплодных внешнеполитических авантюр, среди простых американцев растет запрос на более эффективное решение внутренних проблем.
Сегодня у сообщества ведущих государств Евразии, в которой собственно Европейский союз и Великобритания выглядят далеко не самыми мощными игроками, появился шанс выступить с концептуальными предложениями о путях формирования новой архитектуры безопасности. К сожалению, в условиях крайне динамичной повестки международной политики дискуссия по этим вопросам в полной мере не началась. Однако принципы, исходя из которых может выстраиваться обозначенная президентом система, крайне важны, и будет нелишне обрисовать их подробно.
В первую очередь следует заметить, что, при всем имеющемся оптимизме, процесс создания единой и неделимой архитектуры безопасности в Евразии едва ли будет быстрым и беспроблемным. Скорее, наоборот, он растянется на десятилетия, и доводить его до логического финала будут уже следующие поколения. Именно от нашей коллективной способности к вдумчивому, поэтапному подходу к решению этой масштабнейшей задачи зависят перспективы ее воплощения в жизнь. В данном контексте нельзя не вспомнить, что, например, подготовка к заключению Хельсинкских соглашений была по историческим меркам недолгой - но в результате продиктованной духом разрядки спешки фундаментальный документ 1975 года оказался насыщен неучтенными или намеренно проигнорированными минами замедленного действия, которые в полной мере сдетонировали уже после окончания холодной войны. В нынешней обстановке логичнее отталкиваться от банальной, но вечно актуальной китайской мудрости, что «дорога в тысячу ли начинается с первого шага». Этот важнейший шаг мы как раз делаем сейчас, запустив широкое обсуждение необходимости переформатирования подходов к безопасности на евразийском материке.
Поэтому представляется, что принципиально важным аспектом ведущейся работы на ключевом первом этапе должно стать сотрудничество экспертов как малых стран региона, так и ведущих держав. Система безопасности в Евразии должна базироваться не на навязанном узкой группой государств видении, как в случае с западным «порядком, основанным на правилах», а на обобщенном, не вызывающем расхождений взгляде различных народов и цивилизаций на перспективы своего сосуществования. Евразии необходимы новые значимые дискуссионные площадки, в рамках которых будет организован честный разговор о вариантах преодоления разногласий и выработке консенсусного взгляда на региональные и глобальные проблемы.
В условиях, когда та же Мюнхенская конференция по безопасности дискредитировала себя и выродилась в евроатлантический пропагандистский форум, запуск альтернативных проектов, рассчитанных именно на евразийское сообщество наций, будет не только резонансным, но и эффективным. Для этих целей может быть использована и инициатива наших белорусских друзей по организации в Минске международной конференции по евразийской безопасности, но важнее всего, конечно, не место проведения (с учетом грандиозного географического охвата их может быть и несколько), а создание условий, при которых будет обеспечен честный обмен мнениями экспертов всех заинтересованных стран - как между собой, так и с ведущими представителями государственных органов евразийских стран. Безусловно, российское научное сообщество также должно быть готово приступить к реализации соответствующих проектов на основе имеющихся наработок. Движение в этом направлении уже началось, но оно, конечно, нуждается в активизации и поэтапном институциональном обрамлении.
Дискуссия о параметрах архитектуры безопасности в Евразии может затронуть комплекс самых разных вопросов, но должна начинаться, что называется, с базовых вещей. Например, уже сейчас можно задаться вопросом: должна ли быть у соответствующей системы единая ценностная база? При том что мы говорим о необходимости вовлечения в нее государств как Европы, так и Азии, с крайне разными политическими системами и историческими путями развития, все же нельзя не предположить: участникам данных процессов следует констатировать приверженность неким общим принципам, которые, в отличие от «корзин» Хельсинкских соглашений, не станут предметом риторических манипуляций в будущем. Это особенно важно, если мы планируем пригласить к сотрудничеству государства, входящие в ЕС и НАТО. С.В.Лавров недавно подтвердил нашу позицию: мы «в своей работе не «захлопываем дверь» и для диалога со странами материковой Европы - они тоже могут участвовать в создании новой архитектуры при условии отказа от конфронтационной, эгоистичной политики»6.
В связи с этим фундаментальные вопросы, такие как уважение принципа невмешательства во внутренние дела друг друга, приверженность ненасильственному разрешению споров, уважение к традиционным ценностям как центральному элементу общественной стабильности, могут после тщательной экспертной проработки быть вынесены на обсуждение уже на дипломатическом уровне, а затем - и на государственно-политическом. Сейчас может показаться, что в свете срочности многих других задач эта проблематика второстепенна. Однако, как показывает история того же Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, опыт которого мы не хотели бы повторить, из несогласованности взглядов как раз на такие основополагающие аспекты жизнедеятельности государств с годами и рождаются трещины, способные похоронить самые впечатляющие начинания.
Разумеется, с первых дней работы над формированием системы евразийской безопасности необходимо отдавать себе отчет в том, что наши оппоненты будут стремиться создать максимум препятствий для воплощения в жизнь этой идеи. К примеру, уже сегодня мы наблюдаем, как ведется активная деятельность по наращиванию западного влияния на Центральную Азию, которая остается важнейшим субрегионом для всего обсуждаемого нами проекта. Некоторые американские «мозговые центры», такие как близкий к республиканцам Гудзоновский институт7 и генерирующая идеи для Пентагона корпорация РЭНД8, в своих аналитических докладах прямо заявляли, что украинский кризис открыл для США «окно возможностей» по, как минимум, частичному выдавливанию Москвы из центральноазиатских стран. Для этого используется весь диапазон опробованных в других частях планеты методов и инструментов, с помощью которых Запад пытается обеспечить лояльность нового поколения местных элит. Надо отметить, что соответствующая работа приносит свои плоды. Например, согласно прошлогоднему опросу института Гэллапа9, если в Африке российское лидерство воспринимается в основном позитивно, а в некоторых странах Москва существенно опережает по популярности своих западных конкурентов (и даже Китай), то, скажем, в Казахстане превалирует негативное отношение к внешней политике нашей страны, начинает колебаться ситуация и в других республиках.
Данная динамика накладывается на уже достигнутые Западом - и очевидные по последним событиям - результаты по снижению российской популярности в соседнем Закавказье. Представители политических элит нередко конъюнктурно реагируют на такого рода изменения общественных настроений - нельзя не вспомнить, как в свое время министр иностранных дел Армении демонстративно проигнорировал заседание Совета глав МИД стран ОДКБ как раз по вопросу о выстраивании евразийской безопасности, решив вместо этого посетить мероприятие по линии НАТО. Попытки разрушить единство в нашем ближнем зарубежье, как и, скажем, вокруг КНР, будут предприниматься и дальше, и мы, вместе с теми же китайскими партнерами, должны научиться на них реагировать с использованием современного и эффективного инструментария по линии той же «мягкой силы».
Другой точкой приложения деструктивных усилий наших оппонентов станет ставка на создание своего рода «черных дыр» - зон хронической нестабильности, препятствующих структурированию отношений евразийских стран в области безопасности. США и их союзники давно осознали, что у них часто недостает ресурсов - имиджевых, дипломатических, экономических - для удержания государств Евразии в орбите своего влияния, да и сами проекты по экспорту демократии и внедрению западноцентричных ценностей приживаются далеко не везде, часто наталкиваясь на сопротивление. В результате Вашингтон при предыдущих администрациях (который, хоть и поставлен на паузу, но вполне может быть возобновлен и Трампом, и его преемниками) активно вел курс на разрушение государственности не устраивающих его стран, зачастую вовсе не предлагая какой-либо конструктивной повестки.
Если говорить о Евразийском регионе, это произошло в Сирии и Йемене после «арабской весны», затем была ввергнута в хаос Мьянма, сегодня, руками Израиля, создан вакуум безопасности в Секторе Газа, в критическом положении перманентного кризиса находятся Ливан и Ирак. Разумеется, при всей важности упомянутого принципа невмешательства в дела суверенных государств, формирование архитектуры безопасности будет невозможно без продумывания механизмов купирования подобных кризисов, дестабилизирующих целые регионы. Последние, увы, так или иначе будут возникать, как мы видим по ситуации не только на Ближнем Востоке, но и на Балканах, в Закавказье, в той же Центральной Азии, где стратегия «управляемого» (а на деле - управляемого далеко не всегда) хаоса активно претворяется западными странами в жизнь.
И наконец, необходимо четко констатировать, что работа на евразийском направлении не подразумевает самоизоляции стран региона от проблем, выходящих за пределы региона. Да она и невозможна. Можем ли мы представить себе обеспеченной евразийскую безопасность при нерешенности проблем Африки - не только Северной, непосредственно примыкающей к Евразии географически, но и южнее Сахары, где с каждым годом расширяется ареал присутствия радикальных террористических группировок? Разумеется, нет. Но именно через призму евразийских подходов к безопасности в идеале можно будет говорить об урегулировании кризисов, подобных сахельскому, ливийскому и суданскому, ставших, опять же, следствием западного интервенционизма.
Едва ли в свете прорабатываемых Вашингтоном сценариев конфликта с КНР можно, условно говоря, вычленить Евразию из более широкого Азиатско-Тихоокеанского региона - система альянсов «мелкой геометрии», создаваемая США, распространяется и на Океанию, геополитическое соперничество в которой нельзя рассматривать вне взаимосвязи с евразийской проблематикой. Даже расположенная поодаль Латинская Америка представляет существенную важность - хотя бы вследствие упрочения позиций наркокартелей, экспортирующих свои смертоносные грузы через Африку как раз в Евразию - и с этим вызовом, вполне возможно, евразийские державы справятся лучше утративших контроль над ситуацией в своем «подбрюшье» США.
Есть немало других вопросов глобального характера, ответы на которые странам, стоящим у истоков системы евразийской безопасности, придется искать. В их числе и угрозы, исходящие из киберпространства, и последствия изменения климата, и продовольственная безопасность, а также многие другие аспекты, географически не ограниченные рамками евразийского материка. Говоря об архитектуре безопасности в Евразии, мы в первую очередь отказываемся от взгляда на парадигму глобального развития через призму архаичной евроатлантической модели, но делаем это не нигилистически, а предлагая достойную и продуманную альтернативу, которая найдет отклик далеко за пределами непосредственно Европы и Азии. Однако предшествовать ее формулированию должна содержательная и взаимоуважительная дискуссия, начало которой может быть положено уже сейчас.
1Подробнее о западной политике по маргинализации ОБСЕ см.: Hill W. No Place for Russia. Columbia, 2019.
2Принят на 269-м пленарном заседании Форума ОБСЕ по сотрудничеству в области безопасности в Стамбуле 16 ноября 1999 г. (см.: FSC/JOUR/275).
3Проект Договора о европейской безопасности. 29 ноября 2009 г.
4Выступление министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова на Евразийских Международных общественно-политических слушаниях по вопросам формирования архитектуры равной и неделимой системы безопасности и сотрудничества на пространстве Евразии. Пермь. 29 мая 2025 г.
5Встреча с руководством МИД России. 14 июня 2024 г.
6Выступление министра иностранных дел РФ С.В.Лаврова…
7Coffey L., Lee K. America Needs a Diplomatic Offensive across Eurasia. Hudson, 2024.
8Stoll H. A Case for Greater U.S. Engagement in Central Asia. RAND. 2023.
9Russia’s Image Remains Tarnished in Its Own Backyard. Gallup. 2024.
