История отечественной протокольной службы берет свое начало со времен императора Петра I. Именно первый российский император ввел нормы дипломатического протокола, приближенные к практике западных стран, а также учредил чин обер-церемониймейстера в Табели о рангах от 4 февраля 1722 года.
Впервые в истории Российской империи патент на чин обер-церемониймейстера двора ее императорского величества в соответствии с именным указом императрицы Екатерины I графу Францу Матвеевичу Санти был выдан 10 апреля 1726 года (30 марта 1726 г. по старому стилю). Эту дату можно считать отправной точкой прообраза российской протокольной службы, поскольку именно вокруг данной исторической фигуры сформировался в дальнейшем Церемониальный департамент Коллегии иностранных дел.
В помощь Ф.М.Санти сначала был назначен церемониймейстер, затем - секретарь, впоследствии - переводчик и изготовитель копий. В 1743-1745 годах появились формальные атрибуты, присущие официальным структурам: графу Ф.М.Санти передается особое помещение и выдается печать с надписью: «Печать церемониальных дел». В царствование дочери Петра I, императрицы Елизаветы Петровны, был опубликован «Церемониал для чужестранных послов при императорском всероссийском дворе» (1747 г.). Позднее, в 1827 году, он был существенно переработан по приказу императора Николая I, что привело к появлению нового документа - «Высочайше утвержденных этикетов при императорском российском дворе».
В указе императрицы Екатерины II от 8 февраля 1779 года «О штатах Коллегии иностранных дел» Церемониальный департамент фигурирует уже в качестве отдельного структурного подразделения по вопросам протокола. В дальнейшем название этого учреждения неоднократно менялось (Экспедиция на русском языке, Экспедиция церемониальных дел), но ее цели и задачи оставались неизменными. На экспедицию возлагалась ответственность за соблюдение этикета при встречах дипломатических лиц, она ведала составлением списков прибывавших к российскому императорскому двору иностранных представителей1.
Специфика деятельности Церемониального департамента определила его особое место в структуре Коллегии иностранных дел, а с XIX века - Министерства иностранных дел.
В 1858 году при императоре Александре II Экспедиция церемониальных дел и вовсе выделилась из состава внешнеполитического ведомства, перейдя в подчинение Министерству императорского двора (МИДв). Разнообразные обязанности, связанные с пребыванием иностранных дипломатических представителей в России, распределились при этом между сотрудниками обоих ведомств - МИДв и МИД.
В 1856 году министром иностранных дел стал князь Александр Михайлович Горчаков, сменив на этом посту «долгожителя» среди российских министров - канцлера Карла Васильевича Нессельроде (управляющий МИД в 1816-1856 гг.). Князь Горчаков бросил свои главные силы на решение проблем, вызванных поражением Российской империи в Крымской войне. В то же время большое внимание стало уделяться построению и развитию контактов со странами Востока. Если в первой половине XIX века Россия была вовлечена в отношения главным образом со странами Ближневосточного региона, а именно с Персией и Османской империей, то во второй половине столетия ситуация начала заметным образом меняться. Особый интерес для России стали представлять регионы Средней Азии, а затем и Дальнего Востока. На период правления Александра II пришлись первые официальные контакты с Японией, возобновились отношения с Китаем.
Перед служащими Экспедиции церемониальных дел МИДв и Азиатского департамента МИД встала непростая задача организации приема японских и китайских миссий, разработки новых церемониалов. Возник вопрос о том, какими правилами следует руководствоваться при встрече представителей экзотических на тот момент для России стран, где почерпнуть необходимые знания. Имевшийся опыт взаимодействия с восточными посольствами отражал богатую историю отношений с Турцией и Персией - держав, весьма далеких по своей культурной специфике от стран Дальнего Востока.
Необходимо отметить, что в Экспедиции церемониальных дел велась исследовательская работа по изучению истории российских и зарубежных церемониалов, о чем свидетельствуют хранившиеся там папки с их подробным описанием2. Имелись, к примеру, данные о церемониях восшествия на престол турецких султанов и персидских шахов3. Среди этих документов была и папка с заголовком «Церемониал воцарения императоров китайских», относящаяся к 1848 году4. На первой же странице указывалось, что сведения получены из французской книги «Сérémonies du Sacre de tous les Souverains de l «Univers»5. В документе содержится не только описание самого церемониала, но и важные пояснения к нему. Среди таких пояснений, например, информация о порядке передачи престола в Цинской империи («Престол наследственный, но принять императорский титул преемник может только по многократному приглашению верховного мандарина»6) или комментарии, раскрывающие роль астрологии в китайской культуре («Новый император дает повеление Правлению вероисповеданий о счастливейшем дне для совершения обряда»7).
Полезная для церемониального ведомства информация поступала не только из книг. Отечественные ученые-востоковеды, находившиеся на дипломатической службе, оказывали неоценимую помощь в деле приема высоких гостей из стран Дальнего Востока.
Когда в конце июля 1862 года первая японская миссия, возглавляемая Чрезвычайным Посланником и Полномочным Министром Такэноути Ясунори, прибыла в Санкт-Петербург, гости из Страны восходящего солнца были удивлены оказанным им необычайным приемом. Миссия посещала Россию в контексте своей поездки по Европе с целью ратификации договоров, ранее подписанных с западными державами. Прежде России посольство успело побывать в Великобритании, Франции, Нидерландах и Пруссии. Впервые оказавшиеся за рубежом японцы везли с собой сотни мешков риса и другие привычные для них продукты питания из расчета на год, переносные фонарики и обогревательные приборы8.
Немало усилий было приложено отечественными дипломатами в Европе по сбору информации о пребывании там японского посольства для наилучшей подготовки к встрече редких гостей в Петербурге9. В европейских столицах делегацию приняли на достойном уровне, однако в Петербурге японцев поселили в особенно комфортной обстановке. В апартаментах, устроенных в японском стиле, дипломатам (посольство составляло 38 человек вместе с прислугой10) предложили знакомые блюда, разместили предметы японского быта.
Члены посольства не могли не догадаться, что к подготовке встречи был причастен их соотечественник. Действительно, в списке чиновников МИД, которые должны были постоянно состоять при делегации в Петербурге, числилась фамилия единственного японца на российской дипломатической службе - губернского секретаря Яматова11. Несмотря на обязанность сопровождения миссии, этот человек даже не был представлен японской делегации. Очевидно, сказались опасения за жизнь Яматова из-за нарушения им запрета на самовольный отъезд с территории своей страны.
История путешествия Яматова в Россию началась в годы экспедиции Евфимия Васильевича Путятина на Дальний Восток, в ходе которой было подписано первое соглашение между Японией и Россией о дружбе и торговле - Симодский трактат (1855 г.). Среди команды в качестве секретаря Е.В.Путятина находился И.А.Гончаров, который затем детально описал события путешествия в своем художественном произведении «Фрегат «Паллада».
В экспедиции с Путятиным принимал участие Иосиф Антонович Гошкевич (1814-1875 гг.), крупный специалист по китайскому, а затем и японскому языку и культуре. Во время пребывания в Японии вместе с Путятиным Гошкевич знакомился с укладом жизни японцев и законами страны, изучал ее политическое и административное устройство12. Впоследствии, в 1858 году, Гошкевич был назначен первым официальным дипломатическим представителем Российской империи в Японии - консулом в городе Хакодате. На обратном пути в Россию к команде Путятина при не вполне выясненных обстоятельствах присоединился японец Тотибана (Масуда) Косай, оказывавший Гошкевичу помощь в изучении японского языка.
В России Тотибана Косай принял православие с именем Владимира Иосифовича Яматова. Несколько лет он служил в Азиатском департаменте МИД, работал преподавателем японского языка в Санкт-Петербургском университете, а в 1874 году, когда законы о запрете выезжать из Японии смягчились, смог вернуться на родину.
Именно Яматов скрывался за блистательно подготовленным приемом миссии Такэноути. Программа приема гостей разрабатывалась на основе написанной им служебной записки «Прием иностранного посла в Японии»13. В записке указывалось, каким образом необходимо обустроить жилое пространство для гостей. По всей видимости, на основе записки Яматова был составлен «Список вещей, нужных для японского посольства», распространяемый среди служащих МИДв. Среди таких вещей были перечислены деревянные изголовья, подушечки в виде валиков, полотенца, мешочки с отрубями для умывания, фарфоровые чашки, котлы, жестянки, пепельницы, подносы, табак, канцелярские принадлежности. Здесь же указывалось, какие продукты японцы предпочитают употреблять в пищу14. Азиатский департамент позаботился и об особом подарке для членов миссии: в комнатах японских дипломатов ожидали экземпляры нового, составленного Гошкевичем с помощью Яматова, русско-японского словаря.
Иосиф Гошкевич, покровитель Владимира Яматова, сыграл большую роль во встрече миссии 1862 года. Именно из донесений консула Гошкевича в МИД стало известно о готовящейся поездке посольства по странам Европы. Он же снабдил Министерство иностранных дел сведениями о составе посольства и подарках, которые будут поднесены российскому императору и членам Государственного Совета: это были сабли, седло, картины, книжный шкаф, письменный прибор, парчовые занавески, куски парчи и атласа15.
Обмен дипломатическими, или посольскими дарами всегда был неотъемлемой частью церемонии приема зарубежных гостей как из стран Востока, так и Запада. По традиции в качестве посольского дара, пересылаемого от одного правителя другому, заготовлялись самые ценные, изысканные и редкие предметы. Они отсылали к истории страны-дарителя, символизируя наивысшие достижения ее культуры и искусства. В 1862 году заготовке ответных подарков японской стороне уделили большое внимание. Дары для сёгуна, высокопоставленных особ японского военного правительства и членов посольства готовили в Санкт-Петербурге и Москве заблаговременно. За образец был взят список вещей, преподнесенных японцам в 1858 году Е.В.Путятиным в ходе его миссии по заключению нового торгового договора в городе Эдо16.
В день приезда японцев в Петербург 28 июля 1862 года на улицах центра города, и особенно у Запасного дворца, где остановилось посольство, толпился народ, несмотря на выдавшуюся дождливую погоду17. 2 августа «в 1 час пополудни» в соответствии с заранее разработанным церемониалом состоялась высочайшая аудиенция у императора Александра II в Зимнем дворце18. Во дворце, на хорах парадных залов, за ходом встречи наблюдали придворные - кавалеры, которым надлежало явиться в парадной форме, и дамы в русских платьях19. Интерес к японским гостям в столице был столь велик, что в сени парадной Иорданской лестницы было разрешено допустить «народ обоего пола, в приличном одеянии»20. Для документирования аудиенции пригласили художника Василия Федоровича Тимма21. Его иллюстрации были опубликованы в периодическом издании «Русский художественный листок» вместе с описанием церемонии в Зимнем дворце и сведениями о пребывании японской делегации в Петербурге22.
Перед визитом к государю императору 31 июля 1862 года японская делегация посетила Министерство иностранных дел Российской империи, которое располагалось напротив Зимнего дворца в восточном крыле здания Главного штаба. Прием миссии Такэноути проходил в рабочем кабинете министра князя А.М.Горчакова.
Важным аспектом встречи дипломатов в 1862 году был показ достопримечательностей столицы. В связи с этим министр Горчаков указывал на удобство размещения японской миссии в Запасном дворце на Дворцовой набережной, в самом центре города23. Гости из Японии могли наблюдать Неву и Петропавловскую крепость, а прямо перед окнами Запасного дворца были пришвартованы два судна с японским флагом. Такой вид был запечатлен на акварели, созданной одним из членов посольства по просьбе императрицы Марии Александровны, чей день рождения совпал с приездом японских гостей24.
Еще один рисунок был сделан в Красном Селе, где японцы наблюдали за военными маневрами. Там же, по всей видимости, один из представителей миссии исполнил портрет Александра II в полный рост в технике живописи на шелке. Среди мест, посещенных гостями за месяц в Петербурге и окрестностях, были Эрмитаж и Зимний дворец, музеи Горного корпуса и Корпуса путей сообщения, Петропавловская крепость, Монетный двор, Адмиралтейство, Публичная библиотека, Ботанический сад, Екатерингоф, Елагин остров, Лесной институт, Пулковская обсерватория, Колпино, Павловск25 и Царское Село, где 2 сентября для них была устроена прощальная аудиенция26.
В Российском государственном историческом архиве хранится интересный документ, отражающий работу по сохранению опыта проведения высочайших аудиенций для посольств из стран Востока. Документ представляет собой сравнение церемониалов персидского (1829 г.), турецкого (1830 г.) и японского (1862 г.) посольств27. Составлен он был обер-гофмаршалом графом Андреем Петровичем Шуваловым по просьбе министра двора графа Владимира Федоровича Адлерберга 18 декабря 1862 года, то есть почти через четыре месяца после отъезда японцев из Петербурга28. Судя по всему, записку планировалось использовать в качестве руководства при подготовке к будущим визитам зарубежных дипломатических представителей. В сравнительной записке проводится сопоставление высочайших аудиенций для японского и персидского посольств, разбитое на пункты по двум столбцам. Отмечалось, что прием турецкого посольства «был совершенно одинаков с персидским»29, поэтому для него отдельного столбца заведено не было.
Высочайшая аудиенция для персидского посольства проходила 10 августа 1829 года, во времена царствования Николая I. Отдельный интерес представляет описание прохода церемонии по парадным залам Зимнего дворца, поскольку главная императорская резиденция выглядела тогда во многом иначе: в декабре 1837 года произошел пожар, уничтоживший его прежние интерьеры. В Георгиевском тронном зале присутствовал управляющий МИД, вице-канцлер граф К.В.Нессельроде. Император передал ему врученную послом «шахову грамоту», а Нессельроде отвечал послу от имени царя. Ответ затем переводился на персидский язык30.
Прием японского посольства состоялся 33 года спустя в обновленном дворце, гости были приглашены на аудиенцию к сыну Николая I, Александру II. В том же Тронном зале на приеме делегации, помимо других министров и высоких чиновников, находился следующий вице-канцлер - министр иностранных дел князь А.М.Горчаков. В записке указано, что Горчаков принял кредитивные грамоты от японского императора, причем они были прочитаны японским переводчиком на голландском языке и затем зачитаны чиновником Министерства иностранных дел на русском. Ответ Александра II был прочитан на русском языке, потом переведен на голландский, а с него - на японский31.
Разным был и статус посланников из стран Востока. Члены японского посольства 1862 года были представителями бакуфу - правительства эпохи сёгуната Токугава. Прием же персидского посольства был встречей на более высоком уровне: его возглавлял «принц крови» - наследный принц Хосров-Мирза. Это обстоятельство не могло не отразиться на характере приема гостей. Одна из основных особенностей заключалась в том, что Хосров-Мирза как «принц крови» не совершал, по всей видимости, предварительного визита к министру иностранных дел для «сообщения ему кредитивных грамот и испрошения аудиенции представления», что было принято по общеустановленному этикету для всех послов32. Визит принца состоялся с целью урегулирования отношений между державами после разгрома российского посольства в Тегеране в 1829 году, в котором были убиты все его сотрудники, в том числе глава посольства, дипломат и драматург Александр Сергеевич Грибоедов. (Впрочем, в сравнительной записке контекст встречи не получил отражения.)
Организация приема второго японского посольства в 1867 году проходила с учетом опыта первого. Продуктивным был визит миссии Ивакура (1873 г.), которая представляла новое японское правительство Мэйдзи33. Японские гости остановились тогда в «Hotel de France», расположенном рядом со зданием МИД34. Вскоре была учреждена дипломатическая миссия Японии в России, а первым Чрезвычайным и Полномочным Послом стал Эномото Такэаки35. На Большой Морской улице, неподалеку от Исаакиевского собора, было арендовано здание для пребывания миссии. В дальнейшем визиты японских дипломатических лиц, военных и даже принцев в столицу Российского государства проходили достаточно часто. Установилась церемония ежегодных поздравлений с днем рождения японского императора: поздравления от лица российского императора передавались церемониймейстером через японского посланника36.
Дипломатические отношения с империей Цин, будучи установленными еще в правление Петра I, обрели регулярный характер только в середине XIX века. По словам военного министра времен Александра II Д.А.Милютина, традиционная политика России в отношении Китая заключалась в поддержании «дружественных отношений с этим сильным и долговечным соседом»37. В 1850-1860-х годах в российско-китайских отношениях произошли важные и продуктивные изменения: в результате нескольких дипломатических акций было проведено территориальное размежевание между двумя империями, наладились торговые связи (Айгунский договор 1858 г., Тяньцзинский трактат 1858 г., Пекинский договор 1860 г.)38.
Первый визит китайской делегации в Россию состоялся летом 1866 года. Возглавлял прибывшую миссию Бинь Чунь - чиновник 3-го класса, служащий Управления императорских морских таможень и начальник Департамента императорских стад в Министерстве двора39. Поскольку визит Бинь Чуня носил неофициальный и ознакомительный характер, чиновник не был принят императором. О готовящемся визите российскому правительству стало известно от Чрезвычайного Посланника и Полномочного Министра Российской империи в Китае Александра Георгиевича Влангали (1823-1908 гг.). Он сообщал эту информацию в донесении на имя министра А.М.Горчакова и в письме к директору Азиатского департамента П.Н.Стремоухову 1 марта 1866 года40. После поездки по странам Европы миссия Бинь Чуня пробыла в России всего пять дней.
В «Путевых записках» Бинь Чуня нашли отражение события визита в Петербург, такие как прием 7 июля у «Господина Го» (князя Горчакова) в Министерстве иностранных дел. Российским чиновником, которому доверили сопровождение миссии Бинь Чуня, был Константин Андрианович Скачков (1821-1883 гг.) - служащий Азиатского департамента, дипломат, ученый и выдающийся синолог. Он выполнял обязанности переводчика делегации и показывал достопримечательности столицы. Первая китайская делегация посетила Эрмитаж, Зимний дворец, Петергоф и Красное Село.
По результатам визита Скачков составил обстоятельный отчет для Министерства иностранных дел, из которого можно узнать любопытные подробности визита к министру иностранных дел и культурной программы для восточных гостей. На приеме у князя Горчакова глава китайской делегации отвечал на любые вопросы министра заранее подготовленными фразами, чем осложнял работу переводчиков. Желая произвести хорошее впечатление, китайский чиновник все время подчеркивал длительность более чем 100-летней истории добрососедских отношений между двумя державами41.
То же повторилось во время посещения Красного Села, где гости наблюдали за военными маневрами42. В своем отчете Скачков приводит описание: «До окончания маневров его высочество великий князь Николай Николаевич <…> спросил Бинь Чуня, хорошо ли наше войско, а Бинь Чунь ответил, что Китайское государство более 100 с лишком лет в дружбе с Россией. Затем его императорское высочество государь-наследник, подъезжая верхом к великому князю, приказал Скачкову, чтоб и к нему подошли китайцы. Бинь Чунь, услышав от Скачкова, сколь высокое лицо желает его видеть, вполне растерялся и стал приближаться к государю-наследнику крайне тихо, необыкновенно робко переступая с ноги на ногу. Перед его высочеством он предстал бледный, как полотно, его ответы были едва слышны…»43.
Основу своих знаний китайского языка К.А.Скачков заложил в годы пребывания в составе Русской духовной миссии в Пекине, куда его пригласили в 1849 году для организации работы магнитно-метеорологической обсерватории. Русская духовная миссия в Пекине представляла собой настоящую кузницу кадров для отечественного востоковедения: именно из ее среды вышли первые русские ученые-китаеведы, знатоки китайского, маньчжурского, тибетского и других восточных языков. С православной духовной миссией была связана деятельность таких выдающихся российских синологов, как архимандриты Иакинф (Н.Я.Бичурин), Палладий (П.И.Кафаров), Петр (П.И.Каменский) и другие. Основанная еще при Петре I, духовная миссия выполняла миссионерскую и вместе с этим дипломатическую функции, а также функцию торгового и военного представительства, служила уникальным научным центром44. Начальник 12-й миссии архимандрит Поликарп (П.А.Тугаринов) в письме приставу миссии Н.И.Любимову называл служащих не иначе как мудрецами: «Когда изберутся члены новой Миссии, напишите, пожалуйста, мне их с ног до головы: кто они, что они, откуда взяты и до какой степени мудрецы. Что будут мудрецы, это бесспорно»45.
Духовная миссия отправлялась в Китай в среднем каждые десять лет и состояла из порядка десяти человек, в ее состав входили духовные лица и ученые, чиновники, художники. Светская часть миссии (четыре-шесть человек) занималась изучением китайского, маньчжурского, тибетского и монгольского языков, а по возвращении причислялась к составу Азиатского департамента в качестве переводчиков-драгоманов. Духовная миссия утратила функцию дипломатического представительства и вышла из подчинения Азиатского департамента МИД в 1864 году, поскольку к этому времени уже начала свою работу постоянная дипломатическая миссия Российской империи в Пекине.
В 1870 году в столицу Российской империи направилась официальная китайская делегация, получившая в историографии название «миссия Берлингейма». Ее задачей было смягчение условий неравноправных договоров, заключенных со странами Европы в период «опиумных войн». Примечательно, что во главе миссии находился американец Ансон Берлингейм, служивший дипломатическим представителем США в Китае. Два чрезвычайных посланника и полномочных министра были подданными Цинской империи46. Еще одна необычная черта миссии Берлингейма заключалась в том, что гости по собственной просьбе были представлены многим великим князьям, ближайшим родственникам императора.
Министр Горчаков указывал, что «китайцев следует принять по церемониалу, который был установлен для последних Японского, Кокандского и Бухарского Посольств»47. В Экспедиции церемониальных дел был составлен проект приемной аудиенции по примеру приема последней на тот момент японской миссии, причем при его разработке служащие экспедиции консультировались со служащими Азиатского департамента48. Разместили китайских посланников в Гостинице Клее (позже - «Европейская») на Михайловской улице. В Петербурге с Ансоном Берлингеймом постоянно контактировал хорошо знавший его Александр Георгиевич Влангали49. Переводчиком от МИД был назначен молодой драгоман Александр Эпиктетович Оларовский50, в будущем - первый посол Российской империи в Королевстве Сиам.
4 февраля 1870 года «в час пополудни» состоялась высочайшая аудиенция в Зимнем дворце51, на которой по сложившейся традиции присутствовали служащие обоих ведомств, отвечавших за прием зарубежных гостей в столице, - МИД и МИДв. На прощальной аудиенции 4 апреля уже не суждено было присутствовать предводителю посольства Берлингейму, скоропостижно скончавшемуся 10 февраля от горячки52.
С конца 1870-х годов китайские дипломатические представители постоянно находились в Петербурге. Архивные документы свидетельствуют о том, что регулярными стали высочайшие аудиенции в императорских дворцах с церемонией вручения кредитивных грамот для вновь назначенных дипломатов из Китая и отзывных грамот для покидающих столицу чиновников53. Китайских дипломатов сопровождали служащие МИДв54, а в подготовке приемов делегаций по-прежнему принимали участие ученые-китаеведы. К примеру, в деле обустройства миссии 1881 года и показа достопримечательностей столицы были задействованы профессор Санкт-Петербургского университета и драгоман Азиатского департамента Дмитрий Алексеевич Пещуров, академик Василий Павлович Васильев и Константин Андрианович Скачков55.
Информация о приеме первых дипломатических миссий из Китая и Японии позволяет раскрыть специфику работы Экспедиции церемониальных дел МИДв Российской империи. В вопросах, касающихся встреч с представителями малознакомых восточных культур, служащие экспедиции тесно взаимодействовали с коллегами из Азиатского департамента МИД. Резюмируя приведенные примеры этой совместной работы, скажем, что знания и опыт отечественных дипломатов-востоковедов находили свое непосредственное применение в разработке проектов встреч, приемов дипломатических миссий, их размещения в столице и проведения культурных программ. Служащие Экспедиции церемониальных дел, консультируясь со специалистами Азиатского департамента в области восточных языков и культур, вели свою исследовательскую работу, связанную с сохранением опыта и анализом церемониалов. Все эти действия вносили серьезный вклад в укрепление отношений между Россией и ее дальневосточными соседями, упрочение экономических и культурных связей, положительно сказываясь на частоте официальных контактов.
В 1830-1917 годах Министерство иностранных дел Российской империи располагалось в восточном крыле здания Главного штаба на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Сегодня этот памятник архитектуры является одним из экспозиционных комплексов Государственного Эрмитажа. Гости музея могут посетить рабочие помещения Министерства иностранных дел и парадные залы служебной квартиры министра, сохранившие свое декоративное убранство первой половины XIX века.
1История Госпротокола // https://dgp.mid.ru/stateprotocol/history.php
2Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 473. Оп. 1. Д. 258, 260.
3РГИА. Ф. 473. Оп. 1. Д. 260. Л. 43.
4Там же. Л. 38-42.
5Там же. Л. 39.
6Там же.
7Там же. Л. 40 (об).
8Климов В.Ю. Прием и размещение японского посольства 1862 г. в Санкт-Петербурге // Японоведческие исследования - 2010. Материалы Международной научной конференции (8-9 октября 2010 г., Санкт-Петербург). Ч. 1. 2010. С. 49.
9Климов В.Ю. Первое японское посольство в России (1862 г.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 13. Востоковедение и африканистика. 2010. Вып. 1. С. 5.
10Русский художественный листок. 1 сентября 1862. №25. С. 95.
11Климов В.Ю. Церемониалы приема японского посольства 1862 г. и их проекты // Ежегодник Япония. 2013. Т. 42. С. 225.
12Прокофьева Е.В., Нечепуренко В.В. Политика России на Дальнем Востоке во второй половине XIX в. // Вестник Таганрогского института им. А.П.Чехова. 2021. №1. С. 276.
13Климов В.Ю. Первое японское посольство в России (1862 г.)… С. 8.
14РГИА. Ф. 469. Оп. 2. Д. 635. Л. 10-11.
15Климов В.Ю. Первое японское посольство в России (1862 г.)… С. 5.
16Климов В.Ю. Прием и размещение японского посольства 1862 г. в Санкт-Петербурге… С. 65.
17Из дневных записок В.А.Муханова // Русский архив. 1897. №1. С. 69.
18РГИА. Ф. 474. Оп. 6. Д. 1202. Л. 8.
19РГИА. Ф. 469. Оп. 2. Д. 1129. Л. 11.
20Там же. Л. 10.
21Там же. Л. 16.
22Русский художественный листок… С. 93-96.
23Климов В.Ю. Прием и размещение японского посольства 1862 г. в Санкт-Петербурге… С. 47.
24Дары Востока и Запада Императорскому двору за 300 лет: каталог выставки. СПб., 2014. С. 254; Меньшикова М.Л. Дальневосточные дары царскому двору // Дары Востока и Запада Императорскому двору за 300 лет: каталог выставки. СПб., 2014. С. 53.
25Русский художественный листок… С. 94-95; РГИА. Ф. 474. Оп. 6. Д. 1202. Л. 11.
26Климов В.Ю. Церемониалы приема японского посольства 1862 г. и их проекты… С. 234.
27РГИА. Ф. 469. Оп. 1. Д. 378. Л. 28-47.
28Там же. Л. 28-28 (об).
29Там же.
30Там же. Л. 42.
31Там же. Л. 42 (об).
32Там же. Л. 47.
33Ковальчук М.К. Миссия Такэноути в Санкт-Петербурге в 1862 г. // Проблемы Дальнего Востока. 2017. №3. С. 140.
34Japan rising: The Iwakura embassy to the USA and Europe. Cambridge, 2009. P. 329.
35Строева М.В. Россия и Япония: о визитах японских государственных деятелей в Россию в середине 70-х - конце 80-х годов XIX в. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 13. Востоковедение и африканистика. 2009. Вып. 1. C. 13.
36РГИА. Ф. 473 Оп. 2. Д. 1660.
37Воспоминания Д.А.Милютина. 1868 - начало 1873. М., 2006. С. 332.
38Прокофьева Е.В., Нечепуренко В.В. Политика России на Дальнем Востоке во второй половине XIX в… С. 275.
39Новгородская Н.Ю. Малоизвестный визит в Россию китайского дипломата // «И не распалась связь времен...»: К 100-летию со дня рождения П.Е.Скачкова: Сб. статей. М., 1993. С. 247-248.
40Там же. С. 248.
41Там же. С. 252.
42Там же. С. 252-253.
43Цит. по: Новгородская Н.Ю. Малоизвестный визит в Россию китайского дипломата… С. 253.
44Феклова Т.Ю. Под сенью Церкви: научная деятельность Русской духовной миссии в Китае в XIX в. // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской духовной академии. 2020. №2 (5). С. 141; Феклова Т.Ю., Чжан Цзючэнь. К истории изучения Китая в XIX веке: естественно-научный аспект сотрудничества Императорской Санкт-Петербургской академии наук и Российской православной миссии в Пекине // Учен. зап. Петрозавод. гос. ун-та. 2017. №1 (162). С. 29.
45Цит. по: Ипатова А.С. Пекинские письма П.Тугаринова к Н.И.Любимову (40-е годы XIX в. ) // «И не распалась связь времен...»: К 100-летию со дня рождения П.Е.Скачкова: Сб. статей. М., 1993. С. 176.
46РГИА. Ф. 473. Оп. 1. Д. 1349. Л. 2.
47Носков В.В. Китайские церемонии в Зимнем дворце (прием миссии Берлингейма в 1870 г.) // Петербургский исторический журнал. 2015. №3. С. 32.
48Там же.
49Там же.
50РГИА. Ф. 473. Оп. 1 Д. 1349. Л. 7 (об).
51Там же. Л. 15-16.
52Там же. Л. 36, 57.
53Там же Д. 2222. Л. 1-2.
54Там же. Л. 3-3(об).
55Воскресенский Д.Н. Запад глазами китайского дипломата // Восточная коллекция. 2003. №3 (14). С. 37.