М.А.Конаровский, Чрезвычайный и Полномочный Посол, кандидат исторических наук, 20 июня этого года отметил юбилей - 80 лет.

Всю свою жизнь Михаил Алексеевич посвятил служению Отечеству. Как дипломат, глубоко знающий Восток, он защищал интересы нашей страны на Среднем Востоке, в США, Европе и Южной Азии, работал на «полях» многосторонней дипломатии в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Шанхайской организации сотрудничества.

Для нашего журнала - он востребованный автор, которого читатели знают прежде всего как специалиста по Афганистану, стране, работе в которой он отдал без малого два десятка лет.

В последние годы М.А.Конаровский успешно продолжает научную и консультативную деятельность в качестве ведущего научного сотрудника Института международных исследований МГИМО, консультанта ИМЭМО, а также члена Российского совета по международным делам. Помимо многих статей, опубликованных в отечественных и зарубежных изданиях, его авторству принадлежат три монографии по истории, культуре и двусторонним отношениям России с Афганистаном. В настоящее время готовится к переизданию его историко-культорологическая книга «Дорога в семь тысяч дней», а также продолжается работа над большой монографией, посвященной дипломатической деятельности одного из знаковых советских дипломатов «первой волны» Л.Н.Старка.

Мы искренне, от всей души поздравляем Михаила Алексеевича с днем рождения! Желаем здоровья, много радостных, солнечных дней и творческих открытий!

Редакция журнала «Международная жизнь»

 

После неожиданного отъезда на родину весной 1923 года Ларисы Рейснер, гражданской жены советского полпреда Федора Раскольникова, в патриархальном Кабуле еще долго сохранялась память об этой яркой и вальяжной большевичке. Сочетая в себе, казалось бы, несочетаемое - жесткую экзотику революции и нежный аромат русской поэтической культуры Серебряного века, она производила огромное впечатление на небольшой дипломатический корпус Кабула. Своей харизмой и обаянием Лариса Михайловна очаровала и ближайшее окружение афганского правителя, стремившегося вырваться из средневековой спячки своей страны.

Посещавшие Кабул иностранцы не могли взять в толк, откуда и почему в этом захолустном уголке Востока появилась вальяжная, прекрасно образованная и сверхэмансипированная большевичка. Сходились на том, что это явно была своего рода политическая ссылка как полпреда, так и его подруги1. По существу, так оно и было. Советское руководство не могло простить Раскольникову просчетов на посту командующего Балтийским флотом, которые в марте 1921 года привели к антибольшевистскому выступлению кронштадтских моряков. Спасибо старому товарищу Л.Б.Троцкому, который и отправил их с глаз долой в далекий Афганистан.

Экстравагантность Ларисы Михайловны нередко вызывала пересуды в скудном на события иностранном землячестве Кабула, удручающую скуку которого не могли разбавлять даже периодически организовывавшиеся дипкорпусом костюмированные вечеринки. А однажды возбужденно обсуждалось и неординарное мероприятие на женской половине дворца эмира, на которой Лариса в присутствии эмира исполнила танец библейской Саломеи2. Подругу полпреда вряд ли смущало то, что она все-таки выступает, хотя и перед модернизирующейся, но все же еще весьма консервативной мусульманской аудиторией. Зато она хорошо знала, что тогда подобные танцы получили популярность в Европе и США, а среди исполнявших их модернистских танцовщиц была и хорошо известная А.Дункан.

Л.М.Рейснер (третья слева) и Ф.Ф.Раскольников (первый справа) на одном из общественных мероприятий в Кабуле. Фото 1922 (?)

Популярность Л.Н.Рейснер при дворе эмира давала ей хорошие возможности установить контакты на его женской половине, прежде всего с супругой монарха Сурейей, а также с его влиятельной матерью Сераджголь, больше известной как Олийя хазрат (Ее Величество), а иногда через них даже выполняла и некоторые деликатные поручения мужа. Хотя эта миссия была непростой, поскольку Ларисе Михайловне приходилось постоянно лавировать в поисках общего языка с обеими королевами. Старшая недолюбливала невестку и в свое время даже решительно выступала против ее брака с Амануллой. Теперь же она вела постоянную подспудную борьбу не только с ней, но и с ее отцом - известным политиком и просветителем М.Тарзи - за преимущественное влияние на монарха. Молодая же королева невольно стала серьезным дополнительным препятствием на этом пути. Нельзя исключать, что развеяться Ларисе Михайловне после посещений женской половины дворца помогали бесстрашные, на удивление дехкан из окрестных деревень, верховые прогулки «галопом» по окрестностям Кабула.

Противоречивость восприятия «мятежной русалкой» страны своего политического изгнания наглядно проявлялась и в публицистике Л.М.Рейснер, которая стала первым корреспондентом «Правды» в Кабуле3. Ее взгляд, пытливый, острый и критичный, многое подмечал в жизни того Афганистана, который она застала в начале 1920-х годов. Поначалу внешне привлекательная лубочная картинка Востока все больше раскрывалась своим реальным бытием, выражавшимся в полусонном однообразии и отсутствии проблеска так любимого ею творческого начала на фоне зашкаливающей (но освященной всепроникающими исламом и местным правом - адат) жесткости местных нравов.

Все это отражалось в очерках революционной профессорской дочери. Ее статьи и эссе аккуратно переправлялись дипломатической почтой в Москву, появлялись в периодических изданиях, вызывая несомненный читательский интерес. Позднее они были оформлены в сборник «Афганистан», став значительной вехой в создании в Советской России образа Афганистана начала 20-х годов прошлого столетия. Именно Л.Рейснер, отмечали некоторые исследователи, стала одной из первых советских писательниц, приложивших к Востоку «мерку Русской революции»4.

В подчеркнуто революционном пафосе сочинений «Валькирии революции» не обходилось и без влияния современных русских поэтов с их увлечением модными тогда средневековыми персидскими мистическими мотивами. Многие авторы, с которыми была дружна Лариса Михайловна, и особенно ее давняя пассия - Николай Гумилев, создавали свои вирши, в том числе и в этом стиле. Пылкая Лариса называла его Хафезом, сравнивая со знаменитым средневековым поэтом-суфием, а он ее - своей Пери, то есть волшебной поэтической феей.

Окунувшись в Кабуле в совершенно новый и чуждый мир, она поначалу сохраняла энтузиазм и в части скорой революционно-политической эмансипации Востока. Но вскоре в «афганском периоде» творчества Л.Рейснер подспудно начинало отражаться глубокое противоречие между уверенностью в правоте выдаваемого ею желаемого за действительное - с одной стороны, и пропастью между практикой большевизма и реалиями современного Афганистана - с другой.

Напористо-наивные поиски Л.Рейснер зачатков пролетарского сознания среди местных чернорабочих, происходившие на фоне романтизированных описаний античной истории этой земли, сегодня кажутся и эмоционально, и лексически перенасыщенными. При этом явный перебор разного рода эпитетов и метафор уже тогда вызывал на родине критику некоторых современников. Однако именно такой тип литературной публицистики тех лет отражал то, насколько упрощенно и далеко от реалий виделись как Афганистан, так и Восток в целом в политических и общественных кругах Советской России не только в 1920-1930-х годах, но и в течение многих последующих лет. На жизнь и «афганский период» творчества Л.Рейснер не могли не сказываться также и внутренние противоречия между ее положением эмансипированной жены советского полпреда в стране с крайне консервативным статусом женщин и ее натурой революционной бунтарки с верой в абсолютное гендерное равенство5.

Все это вкупе начинало еще больше раздражать «революционную бунтарку». «Устала я от юга, от всегда почти безоблачного неба, от природы, к которой Восток не считает нужным ничего прибавить от себя… Берет тоска, особенно по вечерам, когда в сумерках муллы во всех ближних деревнях с визгливой самоуверенностью начинают призывать Господа Бога», - в отчаянии взывала Л.М.Рейснер к Л.Б.Троцкому6. Что-то стало расклеиваться и в отношениях с мужем, особенно после того, как Лариса потеряла  так и не родившегося ребенка. Масла в огонь подлило известие о расстреле Н.Гумилева, который, судя по всему, и после их давнего расставания продолжал оставаться для Ларисы не только поэтом номер один. Была наивная уверенность, что будь она дома, то непременно предотвратила бы трагедию, задействовав все свои связи «наверху».

Начало 1923 года советской полпред с женой, как и весь небольшой кабульский дипкорпус, провели в теплом цветущем Джелалабаде, куда традиционно на зиму выезжал и весь двор эмира. В его окрестностях они в последний раз любовались уникальными греко-буддийскими реликвиями начала первого тысячелетия нашей эры, а уже весной, вернувшись в Кабул, полпред снарядил Ларису домой, в бурлящую большевистскую Россию. Вместе добрались до старого Кандагара, а дальше до советской границы жену полпреда сопровождали советский консул в Герате, дипкурьер полпредства и четыре выделенных кабульскими властями вооруженных охранника. Короткая телеграмма в Кабул - «Рribila moskvu 30 maja raskolnikova» - поставила окончательную точку под печальной одиссеей на Восток этой «мятежной русалки» большевистской революции.

 

Неожиданный отъезд, а по существу, бегство Ларисы Рейснер из Кабула озадачил обожавший ее скромный кабульский дипломатический корпус. Особенно сокрушались итальянцы, которые сразу по возвращении полпреда из Кандагара чуть ли не всей миссией нагрянули к нему с расспросами о деталях отъезда супруги, состоянии ее здоровья и пр.7

Однако об этом вряд ли сожалела жена британского посланника сэра Ф.Хемфриса Гертруда Мэри Дин. Скорее наоборот. Ведь блестящая «валькирия революции» составляла ей серьезную конкуренцию при дворе эмира, прежде всего на его женской половине. В дипкорпусе старшая дочь сэра Гарольда Дина - первого главного комиссара недавно созданной Северо-Западной пограничной провинции Британской Индии - вела себя как «гранд дама» и контактов с советскими vis-à-vis, как и ее супруг, старалась избегать. Ее (как и советскую пару Раскольников - Рейснер, а позднее и чету Старков) связывали с Ф.Хемфрисом не только узы брака, но и общие интересы. Родившись в «Жемчужине британской короны», Герти - так ее звали в домашнем кругу - была воплощением типичной аристократки британской периферии, призванной всем своим существом высоко держать марку колониального могущества империи.

По прибытии в Кабул леди Герти незамедлительно принялась за дело и в том числе начала, как могла, «феминизировать» британскую миссию, в которой поначалу полностью доминировали мужчины8. Выражалось это не только в демонстративном вождении ею служебного «Роллс-Ройса», но и в активном налаживании тесных контактов в ближнем окружении эмира Амануллы. Естественно, это прежде всего касалось матери и жены монарха, с которой Гертруде Мэри удалось установить особо доверительные отношения. Ведь не просто так англичанка стала даже повивальной бабкой при рождении одного из детей королевы (правда, основную работу выполняла вызванная из Индии британская медсестра). «Королева молода, привлекательна пышущим здоровьем и формами, с вьющимися темными волосами, большими карими глазами… сильно нарумянена и напудрена… [но] неловка в движениях, возможно из-за стесненной одежды и высоких каблуков» - так описывала англичанка жену афганского монарха в инициированном ею женском «Дневнике Кабульской миссии» британцев.

После ее встреч на женской половине монаршего дворца - Арк составлялись подробные отчеты, с которыми не без удовольствия знакомились не только сэр Хемфрис, но и лондонский Форин Офис. Позднее, пользуясь открывавшимися возможностями в связи с постепенным завершением строительства комплекса зданий британской миссии, леди Герти взялась за организацию для представительниц близких к королевской чете семейств местной аристократии разного рода «посиделок» и развлекательных мероприятий. (Таких широких возможностей было практически лишено советское полпредство из-за плачевного состояния предоставленной в его распоряжение усадьбы, хотя афганские власти постоянно лукаво убеждали Москву, что она считалась одной из самых крупных и престижных в городе.)

Особым же успехом британцев в налаживании и закреплении «социальных сетей» в Кабуле считалось предоставление на базе госпиталя миссии медицинского обслуживания членам местных правящих кланов. Для этого из Индии специально командировался средний медперсонал, обсуждался и вопрос о введении должности женского доктора, а также дантиста. Ажиотаж был настолько велик, что кабульским властям пришлось ограничить список местных пациентов британского госпиталя. А сэру Ф.Хемфрису стоило больших трудов уговорить министра иностранных дел М.Тарзи не распространять этот запрет хотя бы на мужчин.

В начале 1929 года в связи с критическим положением дел в Кабуле, которому грозил захват повстанцами, британцы приняли решение об эвакуации в Пешавар сотрудников своей миссии, а также представителей Франции и Италии9. Немало хлопот досталось и леди Герти, которая по ее успешным итогам получила статус командора рыцарского Ордена Британской империи за благотворительную деятельность. В Кабул же ни сэр Ф.Хемфрис, ни его Гертруда больше не вернулись, переместившись теперь в Ирак - другой стратегически важный для интересов короны регион на Ближнем Востоке.

 

Летом 1924 года вахта советского полпреда в Афганистане Ф.Ф.Раскольникова перешла к его старому товарищу по революционным баталиям и тоже бывшему моряку - балтийцу Л.Н.Старку. На новое место из Ревеля Леонида Николаевича сопровождала жена, Астхык Никитишна Манучарьянц, или просто Ася. С собой они привезли и родившуюся в августе 1920 года младшую дочь полпреда Шушаник.

Экзотический шлейф, оставленный «мятежной русалкой» как при кабульском монаршем дворе, так и в столичном дипломатическом корпусе, мог еще долго сохранять в тени супругу нового полпреда. Одна из первых советских журналисток послереволюционного «Октябрьского призыва» явно не дотягивала до уровня Ларисы Рейснер ни профессиональной харизмой, ни революционными связями. Хотя формально обеих и могло объединять общее журналистское прошлое, не говоря уже о статусе жен двух видных «близнецов от революции» Ф.Ф.Раскольникова и Л.Н.Старка. Стремясь «не ударить в грязь лицом» перед памятью о своей предшественнице, Ася Никитишна упорно работала в качестве первого в этой стране корреспондента ТАСС (до 1925 г. - РОСТА). За счет этого же стремилась компенсировать также недостаток вальяжности и «светскости» в сравнении со своей предшественницей.

В Кабуле Ася, как и новый полпред, начала изучать персидский язык «и довольно успешно», как констатировал Л.Н.Старк в одном из личных писем домой. И как-то в шутку добавил, что «когда Ася приедет в Ленинград, лет эдак через пятнадцать», то «на сон грядущий» будет читать какую-нибудь редкую книгу на фарси из фондов Национальной ассоциации востоковедения»10. Однако свои знания фарси она практически применила много раньше, сопровождая королеву Сурею во время поездки афганского монарха в СССР весной 1928 года. Побывала не только на мероприятиях в Москве и Ленинграде, но и в Крыму, а также в Турции и Персии, которые Аманулла Хан и его сопровождавшие посетили уже после Советского Союза.

Если Лариса Рейснер была активным политическим пропагандистом советской власти, то Астхык Манучарьянц оставалась лишь ее рядовым трудолюбивым функционером от пера. Но и в этом качестве в Кабуле для нее имелись достаточно широкие возможности - Москва проявляла повышенный интерес к работе корпункта ТАСС в Афганистане и всемерно поощряла его деятельность. Передававшиеся из этой страны сообщения, в том числе и о событиях в Британской Индии, нередко появлялись в советских центральных изданиях, в том числе в главном печатном органе - газете «Правда». В этом Ася Никитишна как бы вступала в заочную связь с бывшей корреспонденткой главного советского политико-пропагандистского органа в Кабуле. Однако написанием своих собственных литературно-политических эссе, чем отличалась Лариса Михайловна, Астхык Никитишна, судя по всему, не увлекалась.

Ее предшественница в Кабуле не только не нуждалась в содействии мужа в своем профессиональном творчестве, но и в известной степени могла на этом направлении давать фору и ему. Работа же Аси Никитишны всегда опекалась супругом - полпред Л.Н.Старк лично уделял самое пристальное внимание деятельности кабульского корпункта ТАСС. Вызвано это было не только оперативной необходимостью, но и явно личным интересом Леонида Николаевича как бывшего журналиста - одного из создателей самого ТАСС и его бывшего руководителя.

После памятного визита короля Амануллы в СССР весной 1928 года особый интерес для иностранного подразделения ТАСС представляла подробная информация о состоявшейся в Кабуле в том же сентябре Лойя Джирге (Великое собрание). Она должна была подтвердить курс эмира на дальнейшее осуществление в стране радикальных реформ, однако, наоборот, сыграла роковую роль во всей дальнейшей политической судьбе афганского монарха-реформатора. Асю Никитишну просили подробнее сообщать об этом мероприятии.

Направляя отчеты о своей телеграфной информации, А.Н.Старк постоянно интересовалась оценкой ее качества и тем, насколько материалы удовлетворяют Москву. Давая «безусловно утвердительный ответ» на качество оперативных журналистских материалов о внутренней ситуации в Афганистане и Индии, а также о советско-афганских отношениях, внимание А.Н.Старк обращалось и на то, что в некоторых случаях ее информация страдает отрывочностью, отсутствием последующей преемственности и т. д. Наибольшие претензии касались качества почтовой информации корпункта. Отмечая его «слишком подробный, зачастую документально-точный материал» и в этой связи недостаточную пригодность для газетных сообщений, руководство ТАСС рекомендовало составлять сжатые и короткие материалы, «более приспособленные для немедленного использования в нашей печати». Одновременно напоминалось и о заинтересованности Москвы в статьях и очерках по отдельным аспектам афганской и индийской проблематики, актуальность которых особо возрастала, в частности перед большой поездкой эмира Амануллы в Европу и СССР в 1928 году11.

 

По горькому совпадению пребывание в Афганистане стало фатальным как для Ларисы, так и для Аси. Обеим было очень непросто в Кабуле, что стало явно влиять и на их семейные отношения. По возвращении в СССР Лариса продолжала метаться по уже затухающей от революционных потрясений Европе, а в 1930 году в возрасте немногим более 30 лет умерла в Москве от скоротечного тифа. Жизнь же Аси оборвалась немного раньше в Кабуле. По официальной версии, она скончалась утром 11 сентября 1928 года от разрыва сердца, о чем полпредство в тот же день официально информировало местный МИД и иностранные дипломатические представительства. Ранним утром следующего дня гроб с телом покойной в сопровождении некоторых членов правительства и почти всего дипкорпуса «на руках» был перенесен на аэродром. Во главе процессии несли советские знамена и многочисленные венки, на летном поле был выставлен почетный караул из пехотных и авиационных частей.

Была ли на прощании с Асей леди Герти, неизвестно. Да вряд ли это имело значение. Важным стало то, что память о ней и сегодня хранится в материалах ТАСС из турбулентного Афганистана почти столетней давности, а также в оригиналах нескольких революционных изданий. С экслибрисом «Из книг Аси Никитичны Старк» она когда-то привезла их с собой в Кабул и передала в служебную библиотеку полпредства СССР.

 

 

1Clark K. Eurasia without Borders. The dreams of a leftist literary commons 1919-1943 //  The Belknap Press of Harvard Univ. Press. Cambridge. 2021. Р. 128.

2Федор Раскольников о времени и о себе. Документы. Л.: Лениздат, 1989; Clark K. Op. cit. P. 149.

3Следующий корреспондент этой газеты на постоянной основе был направлен в Афганистан только в 1979 г.

4Крамов И. Лариса Рейснер // Рейснер Лариса. Избранное. М.: Художественная литература, 1980. С. 10; Рейснер Лариса. Афганистан. С. 150-153; Clark K. Op. cit. Р. 156.

5Там же.

6Письмо Л.Рейснер Л.Б.Троцкому от 26 июля 1922 г. // «Мятежная чета» в Кабуле. Письма Ф.Раскольникова и Л.Рейснер Л.Троцкому (1922 г.) // Отечественные архивы. 2003. №3.

7Письмо Ф.Ф.Раскольникова Л.М.Рейснер от 25 апреля 1923 г. // Партия мне безгранично доверяет (письма Ф.Ф.Раскольникова Ларисе Рейснер) // Советская культура. 30 апреля 1988 г.

8Drephal M. Afghanistan and Coloniality of Diplomacy. The British Legation in Kabul, 1922-1948. London: Palgrade Macmillan, 2019. Р. 101.

9Турки, персы и немцы обратились с аналогичной просьбой к СССР, и полпредство также осуществило частичную эвакуацию своего персонала и членов советской колонии.

10Личный архив Старка. Письмо И.И. 21 февраля 1925 г. // АВП РФ. Оп. 9. Пор. 6. П. 2.

11Письмо к А.Н.Старк ответственного руководителя ТАСС Я.Долецкого и и.о. заведующего иностранным отделом С.Закс-Гладнева. 24 марта 1928 г. // ТАСС. №439. (Л. 8-9).