«Идея Европы» глазами советских дипломатов периода Великой Отечественной войны

С началом Второй мировой войны развитие «идеи Европы», имеющей давние исторические корни и основанной на представлениях о возможности установления «вечного мира» на европейском континенте посредством его политического и иного объединения, получило новый импульс. В первой половине 1940-х годов мысли о необходимости создания в этой самой «взрывоопасной» части земного шара различных региональных федераций и международных институтов стали звучать не только из уст многих известных интеллектуалов того времени на Западе, но и ряда крупных государственных деятелей из стран антигитлеровской коалиции. Причем в отличие от европеизма Версальской эпохи, носившего ярко выраженную антисоветскую направленность, в большинстве европейских проектов периода Второй мировой войны СССР как один из безусловных лидеров борьбы с фашистской агрессией в Старом Свете уже рассматривался их авторами в качестве равноправного партнера остальных европейцев в составе будущих «Соединенных Штатов Европы» и наряду с другими державами так называемой «большой тройки» - США и Великобританией - признавался ведущим актором международной политики.

С учетом вышесказанного немаловажный интерес представляет изучение советской позиции в связи с подобного рода панъевропейскими инициативами, особенно в контексте разработки и обсуждения участниками антигитлеровской коалиции конкретных планов создания новой глобальной организации безопасности, по отношению к которой любое внутриконтинентальное объединение государств Европы неизбежно приобрело бы характер регионального блока. Существенный вклад в формирование этой позиции внесли многие видные представители отечественной дипломатии, принимавшие тогда непосредственное участие в разработке концептуальных основ послевоенного мира. Анализу их восприятия «идеи Европы» как с теоретической, так и прикладной точек зрения и будет посвящена настоящая статья.

Впервые тема планирования новых федеративных структур на европейском континенте была озвучена в советском внешнеполитическом дискурсе еще на начальном этапе Великой Отечественной войны. В декабре 1941 года представители Страны Советов в ходе своих переговоров с британским министром иностранных дел А.Иденом, прибывшим в Москву для обсуждения условий заключения между двумя государствами союзного пакта в рамках их общей борьбы с нацистской агрессией, предложили англичанам подписать секретный Дополнительный протокол к Договору об установлении взаимного согласия между СССР и Великобританией при решении послевоенных вопросов и об их совместных действиях по обеспечению безопасности в Европе после окончания войны с Германией.

Этот документ, сохранившийся в личном архиве В.М.Молотова, помимо прочего, содержал, в частности, положение о том, что «при решении всех возможных планов организации европейских государств и в первую очередь в восточной части Европы будет учтена роль СССР как державы, ведущей великую освободительную войну в интересах всех европейских государств, подвергшихся агрессии и оккупированных ныне войсками гитлеровской Германии, и являющейся крупнейшим фактором в деле обеспечения прочного мира в Европе и недопущения новых актов агрессии со стороны Германии»¹. И в то же время в нем признавалось «необходимым» создание некоего «Европейского Совета как международной организации, в распоряжении которой в качестве орудия сохранения мира в Европе должно находиться определенное количество войск»².

Однако из-за упорного нежелания британской стороны признавать окончательный характер западных границ СССР, сложившихся к моменту его вступления в мировой конфликт, советский проект Дополнительного протокола фактически был отвергнут А.Иденом. А сами переговоры по юридическому оформлению военного союза с Великобританией и заключению двустороннего договора о послевоенном сотрудничестве были перенесены на 1942 год.

Впрочем, в разгар битвы за Москву разработка планов послевоенного устройства мира, включая создание каких-либо федеративных объединений в новой, освобожденной от нацизма Европе, вряд ли могла входить в число приоритетных направлений советской внешней политики. В условиях, когда именно СССР пришлось принять на себя главный удар европейских государств-агрессоров во главе с Германией, внимание отечественных дипломатов было сфокусировано прежде всего на решении конкретных задач, связанных с улучшением общего положения дел на советско-германском фронте. В то время как определение идейно-политических основ будущего международного порядка представлялось им в тот момент не столь актуальным вопросом по сравнению с необходимостью скорейшего юридического оформления антигитлеровской коалиции и оказанием союзниками эффективной военной помощи Стране Советов.

Добиваясь скорейшего заключения союзного пакта с англичанами, высокопоставленные сотрудники НКИД даже допускали некоторое смягчение официальной позиции СССР в отношении признания ведущими западными державами его новых границ, а также временный отказ от дальнейшей разработки и обсуждения каких-либо планов по будущему территориально-политическому переустройству в Европе.

В развернутом письме-директиве В.М.Молотова, составленном 26 апреля 1942 года и адресованном советскому послу в Великобритании И.М.Майскому, в этой связи говорилось следующее: «Нам представляется нецелесообразным в настоящем договоре развивать вопрос о региональных соглашениях и конфедерациях, так как это неизбежно повело бы к длительному обсуждению весьма сложного и затрагивающего интересы многих государств вопроса, а также к затяжке подписания данного договора. Советское правительство поэтому предлагает исключить из текста договора упоминание о региональных соглашениях и федерациях»³. Хотя несколько недель спустя, уже лично прибыв с визитом в Лондон, В.М.Молотов в ходе одной из бесед с А.Иденом аргументировал новую позицию собственного руководства настораживающими «попытками» западных государств «направить некоторые федерации против СССР»⁴.

В итоге 26 мая 1942 года тогдашний нарком иностранных дел от имени своего правительства подписал британский проект союзного договора, в котором не только отсутствовало какое-либо упоминание о внешних границах Советского государства, но и не содержалось никаких конкретных планов организации будущего миропорядка, в том числе и на европейском континенте. И это важное обстоятельство свидетельствовало о том, что из-за тяжелого положения на фронте в СССР были готовы на время отложить какие-либо дискуссии по вопросам послевоенного урегулирования.

О взятой тогда отечественными дипломатами длительной паузе в процессе послевоенного планирования можно судить и по фактической приостановке деятельности созданной в начале 1942 года по решению Политбюро Комиссии по послевоенным проектам государственного устройства стран Европы, Азии и других частей мира. Этому органу (во главе с самим В.М.Молотовым), в состав которого вошли многие высокопоставленные сотрудники советского внешнеполитического ведомства - С.А.Лозовский, А.Я. Вышинский, В.Г.Деканозов, Я.З.Суриц, А.АСоболев, а также академик Е.С.Варга, - поручалась подготовка дипломатических материалов по спорным территориальным проблемам, сферам влияния, международной организации и другим «затрагивающим СССР» вопросам.

Однако вследствие затяжного характера боевых действий на советско-германском фронте работа комиссии была фактически прекращена. И лишь осенью 1943 года, после наступления окончательного перелома в ВОВ, интерес отечественных дипломатов к этой проблематике заметно усилился. Ибо, как справедливо замечает известный российский историк В.О.Печатнов, «превращение СССР из международной парии в ведущую военную державу мира, признанного лидера победоносной антигитлеровской коалиции, новые отношения сотрудничества с ведущими демократиями Запада - все это открывало широкие стратегические горизонты, сулило возможность коренной перестройки прежнего миропорядка в интересах СССР»⁵.

4 сентября 1943 года по решению правительства СССР в рамках НКИД была образована специальная комиссия по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства мира во главе с одним из наиболее авторитетных представителей советской дипломатии М.М.Литвиновым. В задачи вышеназванного подразделения входило составление подробных рекомендаций и прогнозов по различным аспектам создания нового миропорядка, включая учреждение всеобщей организации безопасности и территориально-политическое переустройство в Европе.

При этом уже 22 сентября 1943 года один из участников комиссии Литвинова - видный советский дипломат и ученый Б.Е.Штейн - подготовил отдельную аналитическую записку, посвященную «вопросам международных союзов и блоков в Европе». Этот многостраничный документ начинался с критической оценки его автором некоторых наиболее известных общеевропейских проектов более раннего времени («Пан-Европа» Р.Н.Куденхове-Калерги и бриановская «Пан-Европа»), а также озвученных в годы войны на Западе новых планов объединения европейцев.

Негативная позиция Б.Е.Штейна к различного рода панъевропейским федерациям основывалась прежде всего на известном ленинском тезисе о том, что с точки зрения экономических условий империализма Соединенные Штаты Европы при капитализме были либо вообще невозможны, либо реакционны. Однако, согласно его точке зрения, на коренное противоречие подобных проектов национальным интересам СССР указывал и целый ряд других важных факторов. В частности, Б.Е.Штейн полагал маловероятным соблюдение в рамках так называемой «объединенной Европы» принципа «баланса сил» между ее наиболее влиятельными участниками.

«Как показал опыт проектов Куденхове-Калерги и Бриана о европейской федерации, - писал он в данной связи, - последняя будет неизбежно являться попыткой укрепления и организационного оформления гегемонии какой-либо руководящей державы. Организуя европейскую федерацию, эта держава захочет использовать в своих целях конгломерат из двадцати семи европейских государств, из которых ни одно не сможет противиться государству-гегемону. То обстоятельство, что отдельные европейские государства будут объединяться в группы и союзы/конфедерации, в существенном не изменит соотношения сил между государством-гегемоном и всеми остальными членами европейской федерации, ибо ни один из проектируемых союзов внутри европейской федерации, например польско-чешская конфедерация, балканская и др., не будут достаточно сильны для того, чтобы противостоять государству-гегемону»⁶.

Далее Б.Е.Штейн обращал внимание на то, что в большинстве проектов создания европейской федерации, выдвинутых уже в ходе Второй мировой войны, содержалась мысль о ключевой роли СССР и Великобритании в решении всех важнейших вопросов в жизни новой Европы, так как два других их главных союзника по антигитлеровской коалиции - США и Китай, - исходя из регионального принципа, не могли принимать непосредственное участие в делах этого континента. Однако надежда на успешное осуществление планов по советско-британскому сотрудничеству в общеевропейском контексте представлялась ему весьма призрачной. А сама идея о руководящей роли двух этих держав воспринималась Б.Е.Штейном исключительно «в качестве теоретической концепции», поскольку «политические и экономические устремления Великобритании и СССР по отношению к странам европейского континента вряд ли будут совпадать»⁷.

Более того, по его мнению, в отсутствие сильной Франции в послевоенной Западной Европе этот регион был обречен стать исключительной сферой британского влияния, вследствие чего «проектируемая теперь европейская федерация» (в отличие от бриановской «Пан-Европы») «объективно» могла быть «лишь орудием английской гегемонии на континенте»⁸. Вместе с тем Б.Е.Штейн указывал на очевидную социально-политическую враждебность подавляющего большинства членов будущего всеевропейского объединения по отношению к СССР, которая «в известной мере» ослабла во время войны (в силу активного участия советской державы в совместной борьбе против фашизма), но могла вновь усилиться в послевоенное время. Таким образом, как следовало далее из рассуждений этого автора, европейская федерация, по примеру бриановской «Пан-Европы», «неизбежно» должна была сделаться «орудием антисоветской политики»⁹.

Наконец, еще одним серьезным недостатком будущей «единой Европы» Б.Е.Штейн называл возможность ее использования государством-гегемоном «для целей своей мировой политики», в частности для противопоставления европейской федерации другим неевропейским региональным объединениям, например Америке и Азии. «Такая тенденция, - полагал он, - может отнюдь не отвечать свободе маневрирования Советского Союза и связывать эту свободу»¹⁰, особенно принимая во внимание тесные отношения Великобритании с США в послевоенный период.

В заключение Б.Е.Штейн делал общий вывод о том, что создание какого-либо общеконтинентального блока было не в интересах официальной Москвы и что при выборе между двумя концепциями - европейской федерацией или отдельными союзами - советской стороне следовало отдать предпочтение именно второй. Однако он все же не исключал возможности образования некоего политического объединения в среде европейцев даже вопреки негативной позиции СССР, поскольку в сознании последних лозунг «Соединенные Штаты Европы» приобрел в военный период наиболее актуальное звучание.

На этот случай Б.Е.Штейн предлагал заранее разработать комплекс мер, включая «всяческое ослабление организационных связей общеевропейской федерации и создание максимума гарантий, обеспечивающих как интересы СССР, так и свободу его действий»¹¹, а также утверждение в уставных документах «единой Европы» пункта о том, что «ни одно решение Совета европейской федерации не может быть принято без согласия или вопреки мнению Советского Союза»¹². В то время как вопросы, связанные с созданием международного суда и международной армии, согласно его плану, вообще следовало исключить из сферы компетенции регионального объединения, решив их в глобальном, а не европейском масштабе.

Иначе говоря, Б.Е.Штейн полагал более полезным для советской стороны сосредоточиться на обсуждении с союзниками идеи о создании новой всемирной организации безопасности, привилегированное членство в которой обеспечило бы СССР значительно большее влияние на европейские дела, чем простое участие в очередной версии «Пан-Европы».

Думается, что аргументы, сформулированные этим дипломатом против поддержки каких-либо федералистских проектов на европейском континенте, в целом совпадали с собственными взглядами И.В.Сталина и других высших руководителей Страны Советов. Ибо всего месяц спустя после появления на свет упомянутой ранее записки Б.Е.Штейна, в ходе Московской конференции министров иностранных дел держав «большой тройки», Кремль, по меткому выражению В.О.Печатнова, «прочно заблокировал расплывчатые английские предложения о наднациональных объединениях в Европе»¹³.

В частности, в ответ на настойчивые попытки представителей Великобритании добиться от союзников признания права других европейских государств на создание таких объединений В.М.Молотов тогда заявил: «Советское правительство полагает, что малым странам потребуется некоторое, не поддающееся еще точному учету время… чтобы они могли в полной мере разобраться в новой, созданной в результате войны обстановке… Преждевременное и возможно искусственное прикрепление этих стран к теоретически запланированным группировкам было бы чревато опасностями как для самих малых стран, так и для будущего общего мирного развития Европы»¹⁴.

В то же время глава НКИД упомянул о давних опасениях собственного правительства, сформировавшихся еще в межвоенную эпоху и связанных с возможностью использования каких-либо общеевропейских структур для создания своего рода «санитарного кордона» вокруг СССР, что, разумеется, не могло не отразиться на общей позиции советских представителей в отношении подобных объединений.

Принимая во внимание все вышесказанное, можно предположить, что уже к концу 1943 года отечественные дипломаты стремились не допустить самоустранения США от участия в послевоенном территориально-политическом переустройстве Европы, полагая важным превратить этот регион в зону совместной ответственности держав «большой тройки». Тем более что с наступлением коренного перелома в ходе войны именно «советско-американский «тандем» превращался в решающую силу антигитлеровской коалиции, тогда как удельный вес в ней Великобритании неуклонно падал»¹⁵.

В обоснование своей позиции представители НКИД нередко приводили пример печально известной Лиги Наций, которая в 1920-1930-х годах являлась главной опорой Версальско-Вашингтонского международного порядка, но в конечном итоге оказалась неспособной предотвратить начало новой мировой войны. Так, в начале 1944 года Б.Е.Штейн в одной из своих работ писал об исторической предшественнице ООН: «Лига Наций, по замыслам и согласно декларациям ее творцов, должна была стать всемирной организацией, призванной регулировать международные конфликты и охранять мир. Этот принцип был нарушен с первых дней ее создания отсутствием в ее составе ряда государств. Отсутствие в ее составе величайших держав - СССР (за исключением короткого периода 1934-1939 гг.) и Соединенных Штатов Америки (на протяжении всей истории Лиги) - предопределило ее бессилие в разрешении проблем международной политики, даже если бы не существовало других глубочайших причин слабости Лиги Наций в условиях все растущих противоречий послевоенных лет»¹⁶.

Эта же мысль была озвучена Б.Е.Штейном и в другом его научном труде, опубликованном в конце 1944 года и посвященном истории той системы международных отношений, которая существовала в Европе в период между двумя мировыми войнами. В своей монографии «Уроки Версаля» автор прямо указывал на то, что судьба всего послевоенного мира, а также жизнеспособность зарождавшейся в тот период ООН напрямую зависели от будущего характера взаимоотношений между ведущими участниками антигитлеровской коалиции. «Можно ли рассчитывать на то, что действия этой международной организации будут достаточно эффективными?» - задавался он в конце этой публикации вопросом и сам же давал на него ответ: «Они будут эффективными, если великие державы, вынесшие на своих плечах главную тяжесть войны против гитлеровской Германии, будут действовать и впредь в духе единодушия и согласия. Они не будут эффективными, если будет нарушено это необходимое условие»¹⁷.

По всей видимости, сформулированный представителями НКИД тезис о коллективной ответственности СССР, США и Великобритании за дальнейшую судьбу Европы в целом был созвучен тогдашним планам И.В.Сталина, связанным с формированием будущего миропорядка на континенте. На проходившей в конце ноября - начале декабря 1943 года Тегеранской конференции лидеров держав «большой тройки» глава советского правительства с большим интересом отнесся к новым предложениям Президента Ф.Д.Рузвельта по созданию послевоенной архитектуры глобальной безопасности, которые отчасти перекликались с его более ранней идеей об образовании института «мировых полицейских».

Правда, сам И.В.Сталин поначалу склонялся к созданию не одной международной организации безопасности на основе тесного союза четырех ведущих акторов антигитлеровской коалиции - СССР, США, Великобритании и Китая, - а сразу двух подобных структур. Согласно его замыслу, первое из этих учреждений в составе только СССР, США, Великобритании и, возможно, еще какого-нибудь европейского государства должно было заниматься исключительно поддержанием мира в Европе. В то время как обеспечение безопасности в остальных регионах земного шара, в частности на Дальнем Востоке, находилось бы в ведении другой комиссии, получившей бы впоследствии название дальневосточной или, может быть, мировой¹⁸. Однако в связи с тем, что американский президент практически сразу же отклонил его предложение о членстве США в европейской региональной организации, И.В.Сталин в итоге остановился на мнении, что «лучше создать одну мировую организацию»¹⁹.

К сожалению, участники Тегеранской конференции «большой тройки» не приняли специального решения о создании всеобщей организации безопасности, указав на то, что определение ее непосредственных контуров должно было стать предметом последующего рассмотрения. Но сформулированная ими идея о необходимости тесного сотрудничества СССР, США и Великобритании в деле формирования основ будущего мира, включая Европейский регион, все же нашла отражение в Декларации трех держав, подписанной И.В.Сталиным, Ф.Рузвельтом и У.Черчиллем 1 декабря 1943 года. «Мы уверены, - говорилось в ней, - что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир. Мы полностью признаем высокую ответственность, лежащую на нас и на всех Объединенных Нациях, за осуществление такого мира, который получит одобрение подавляющей массы народов земного шара и который устранит бедствия и ужасы войны на многие поколения»²⁰.

Принимая во внимание изложенную выше точку зрения политического руководства своей страны, члены комиссии Литвинова, занимавшиеся подготовкой конкретных предложений и рекомендаций по вопросам разработки советского проекта новой международной организации безопасности, в официальном дискурсе фактически избегали упоминания о каких-либо панъевропейских объединениях, само создание которых могло в дальнейшем привести к размыванию идеи коллективной ответственности трех великих держав за судьбу послевоенной Европы.

Подобная позиция отечественной дипломатии отчетливо прослеживалась, например, в аналитической записке Б.Е.Штейна «Основные принципы статута международной организации по охране безопасности и мира» от 16 декабря 1943 года, содержавшей первые предварительные предложения советских экспертов по различным аспектам функционирования будущей ООН. Сформулированные в этом документе идеи в общем и целом совпадали с принятой в Тегеране концепцией совместного участия союзников в решении всех ключевых проблем послевоенного мира. Причем какое-либо отдельное упоминание о Европейском регионе в контексте формирования новой системы международной безопасности в нем вообще отсутствовало.

В частности, обращая внимание на неудачный опыт Лиги Наций в деле сохранения мира, Б.Е.Штейн настаивал на необходимости ограничения числа членов главного руководящего органа формирующейся ООН (Совета) только теми государствами, которые подписали декларацию Московской конференции министров иностранных дел «большой тройки» от 30 октября 1943 года (США, СССР, Великобритания и Китай)²¹. А вместе с тем он предлагал закрепить в статуте новой глобальной структуры положение о том, что к компетенции Совета должны были относиться все вопросы, «подлежащие разрешению международной организацией», заявляя также о важности предоставления его участникам «исключительного права вынесения решений по вопросу о санкциях» (на основе принципа единогласия его членов), находившегося прежде в ведении Общего Собрания (Ассамблеи) Лиги²².

Тем не менее весной 1944 года в условиях крайне благоприятного для СССР развития ситуации на фронте европейская проблематика вновь стала объектом пристального внимания советской дипломатии. В это время части Красной армии уже вели освободительные бои в непосредственной близости от западных рубежей Страны Советов, что предвещало скорое превращение практически всей Восточной Европы в их зону действия. Союзники же, со своей стороны, готовились к высадке в Нормандии, планируя затем взять под собственный контроль большую часть Западно- и Центрально-Европейского регионов. В сложившейся ситуации многим высокопоставленным сотрудникам НКИД, принимавшим участие в разработке концептуальной базы будущей ООН, пришлось вплотную заняться изучением различных вариантов частичного разделения послевоенной ответственности между великими державами на основе регионального принципа.

«Встает вопрос, - говорилось, например, по этому поводу в докладной записке М.М.Литвинова от 25 апреля 1944 года, - будут ли руководящие державы коллективно отвечать за безопасность всего мира или же каждая из них будет иметь особую зону, которая наиболее непосредственно интересует данное государство с точки зрения его безопасности и которая географически ему ближе. Можно себе представить известное разделение ответственности между четырьмя державами в таком порядке, скажем, что США в первую очередь отвечают за безопасность стран американского континента и определенной части Тихого и Атлантического океанов, Великобритания, СССР и Китай имеют свои зоны безопасности, за которые они в одних случаях индивидуально, в других совместно отвечают и которые заранее, по общему соглашению, фиксируются. Не исключена, конечно, и помощь, оказываемая великими державами друг другу, опять-таки в заранее уговоренных пределах»²³.

Вместе с тем М.М.Литвинов пытался найти решение и другой важной проблемы, которая касалась характера будущего взаимодействия великих держав в сфере поддержания мира. «Нам представляется, - отмечал он, - что в таком серьезном вопросе обязательства, связанные лишь с членством в какой-либо обширной международной организации, недостаточны. Психологически и политически обязательства, вытекающие из какого-либо общего международного или многостороннего пакта, не имеют такой силы, как обязательства между двумя или несколькими государствами…

Мы полагаем поэтому, что наряду со вступлением в новую международную организацию и занятием подобающего им места в ее директивном органе великие державы должны заключить между собой частные договора, в которых конкретно уточнялись бы границы и размеры их военных обязательств и средства выполнения их. Такие договора, несомненно, будут содействовать необходимой для сотрудничества в международной организации гармонии между великими державами, в особенности если одновременно между ними будут улажены имеющиеся между ними конфликты…

Такие договора будут также оправдывать ограничение состава Совета четырьмя членами и те большие права, которые будут представлены им в директивном органе. Необязательно заключение договоров каждой из четырех держав со всеми остальными тремя державами. Например, для действия в Европе достаточно будет соглашения между СССР, США и Великобританией»²⁴.

Таким образом, реализация концепции «зон ответственности» по отношению
к Европе представлялась М.М.Литвинову более выгодным для СССР сценарием по сравнению с осуществлением западных, преимущественно британских планов объединения европейских государств на основе федеративного начала. Поэтому он предлагал вернуться к обсуждению идеи, бегло сформулированной И.В.Сталиным еще в ходе Тегеранской встречи «большой тройки» и касавшейся создания вместо одной международной организации безопасности сразу нескольких региональных структур или отдельных континентальных секций в рамках будущей ООН.

 С точки зрения М.М.Литвинова, необходимость такого шага во многом объяснялась негативным опытом Лиги Наций, в составе которой, особенно в 1930-х годах, наблюдалось «засилье» латиноамериканских государств. Эти государства образовали внутри Женевской организации «компактную массу», выступавшую «совершенно солидарно» даже по вопросам, не затрагивавшим интересы Западного полушария. Более того, они «фактически задавали тон» на общих собраниях и в отдельных комиссиях, к тому же многие из них «находились под влиянием Англии и их представители в Лиге, соответственно, использовались Англией»²⁵.

В то время как в новой международной организации безопасности государствам Латинской Америки предстояло попасть в зависимость от политической воли США. Поэтому М.М.Литвинов полагал важным для СССР добиться отстранения латиноамериканских представителей от участия в делах Европы именно путем формирования внутри создававшегося взамен Лиги Наций глобального органа либо региональных организаций, либо отдельных континентальных секций, каждая из которых «будет заниматься вопросами безопасности, затрагивающими интересы стран этой секции»²⁶.

«Такое разделение, - писал он в июле 1944 года, - отстраняющее влияние неамериканских стран на американские дела, будет отвечать и доктрине Монро и полностью удовлетворит США. Сами собой напрашиваются европейская, американская и азиатская секции. К ним можно добавить и африканскую секцию»²⁷. Но при этом четыре великие державы, включенные в Совет новой международной организации безопасности, с учетом их особой роли в деле поддержания мира должны были участвовать в работе всех перечисленных выше секций.

Правда, предвидя возможную критику этой инициативы со стороны западных держав, М.М.Литвинов все же допускал, что требование о делении будущей ООН на региональные секции должно было выдвигаться советской стороной скорее в рекомендательной, а не в ультимативной форме. В составленном им 10 июля 1944 года проекте директив делегации СССР на предстоящих переговорах в Думбартон-Оксе в этой связи содержались следующие инструкции: «Не возражать против создания единой организации безопасности без деления на секции или против создания двух или больше организаций. В случае деления организации на секции в соответствии с нашим предложением не возражать против той или иной формулировки, которая позволяла бы Америке участвовать в европейских делах»²⁸.

А в окончательном варианте этих директив, также разработанном при непосредственном участии М.М.Литвинова и утвержденном правительством СССР 9 августа 1944 года, членам советской делегации на переговорах в Думбартон-Оксе предписывалось в порядке зондажа прояснить позицию союзников в вопросе о региональных объединениях, но в то же время иметь в виду «наше отрицательное отношение к предложениям о создании региональных организаций с широкими правами в системе международной безопасности»²⁹. Любые предложения о формировании такого рода структур должны были встречать серьезное сопротивление со стороны представителей официальной Москвы.

Хорошо известно, что состоявшееся в Думбартон-Оксе обсуждение вопроса о региональных организациях так и не привело к достижению между державами «большой тройки» какого-либо конкретного соглашения по указанной проблеме. Все последующие попытки СССР на заключительном этапе Великой Отечественной войны определить будущее европейцев в соответствии с концепцией «зон ответственности» завершились принятием союзниками в начале 1945 года на конференции в Ялте принципиально иной формулы Европы, основанной на более привычной для них и проверенной временем идее раздела этого региона на сферы влияния. И, как свидетельствует история, «ялтинская» модель политической организации европейского континента, несмотря на собственное несовершенство, в конечном итоге оказалась гораздо более устойчивой и жизнеспособной по сравнению со своей «версальской» предшественницей.

¹Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. Документы, комментарии. 1941-1945. М.: Наука, 2004. С. 50.

²Там же. С. 51.

³Липкин М.А. Советский Союз и интеграционные процессы в Европе: середина 1940-х - конец 1960-х годов. М.: Ун-т Дмитрия Пожарского, 2016. С. 59.

⁴Ржешевский О.А. Указ. соч. С. 112.

⁵Печатнов В.О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг.: Документальные очерки. М.: Терра, 2006. С. 241.

⁶Архив внешней политики РФ (далее - АВП РФ). Ф. 0512. Оп. 4. П. 31. Д. 307. Л. 9-10.

⁷Там же. Л. 10.

⁸Там же.

⁹Там же. Л. 11.

¹⁰Там же.

¹¹Там же. Л. 13.

¹²Там же.

¹³Печатнов В.О. Указ. соч. С. 226-227.

¹⁴Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. Т. I. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19-30 октября 1943 г.): Сб. док. / М-во иностр. дел СССР. М.: Политиздат, 1984. С. 179.

¹⁵Великая Победа: историческая память и исторические уроки. М.: МГИМО-Университет, 2021. С. 22.

¹⁶Штейн Б.Е. Из истории подготовки Устава Лиги Наций // Исторический журнал. 1944. №2-3 (126-127). С. 63.

¹⁷Штейн Б.Е. Уроки Версаля. М.: ОГИЗ Госполитиздат, 1944. С. 39.

¹⁸Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. Т. II. Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (28 ноября - 1 декабря 1943 г.): Сб. док. / М-во иностр. дел СССР. М.: Политиздат, 1978. С. 116.

¹⁹Там же. С. 169.

²⁰Там же. С. 175.

²¹АВП РФ. Ф. 0512. Оп. 4. П. 31. Д. 298. Л. 5.

²²Там же. Л. 6.

²³Там же. Д. 299. Л. 7.

²⁴Там же. Л. 9.

²⁵Там же. Л. 23.

²⁶Там же.

²⁷Там же.

²⁸Там же. Л. 42.

²⁹Липкин М.А. Указ. соч. С. 67.

Источники и литература

1. Великая Победа: историческая память и исторические уроки. М.: МГИМО-Университет, 2021. 426 с.
2. Липкин М.А. Советский Союз и интеграционные процессы в Европе: середина 1940-х - конец 1960-х годов. М.: Ун-т Дмитрия Пожарского, 2016. 560 с.
3. Печатнов В.О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг.: Документальные очерки. М.: Терра-Книжный клуб, 2006. 752 с.
4. Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. Документы, комментарии. 1941-1945. М.: Наука, 2004. 564 с.
5. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. Т. I. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19-30 октября 1943 г.): Сб. док. / М-во иностр. дел СССР. М.: Политиздат, 1984. 384 с.
6. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. Т. II. Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (28 ноября - 1 декабря 1943 г.): Сб. док. / М-во иностр. дел СССР. М.: Политиздат, 1978. 198 с.
7. Штейн Б.Е. Из истории подготовки Устава Лиги Наций // Исторический журнал. 1944. №2-3 (126-127). С. 63-73.
8. Штейн Б.Е. Уроки Версаля. М.: ОГИЗ Госполитиздат, 1944. 40 с.